***
— Вань, ну чё ты такой медленный?! — смеясь, кричит Вова и убегает за угол дома. Власов бысто идёт за ним, пару раз спотыкаясь о собственные ноги и чуть не уронив небольшой рюкзак. — Подожди меня! Ваня догоняет его и расставив руки по сторонам от его головы, смеётся. — У меня стекло в рюкзаке, поэтому, стараюсь идти медленно. Он смотрит Вове в глаза, в которых отражалось многое. — Бля, как же ахуенно — с улыбкой говорит Мовец, притягивая его к себе и целуя. Чувственно, медленно, придерживая за тонкую талию. — Согласен — шепчет старший, разрывая поцелуй. Время близится к утру, скоро рассвет. Оба пьяные, весёлые и влюблены до безумия. 2016 и 2020 года свели их пути в одно целое, о чём не один, не второй не жалели. — Вов, а у меня есть ключи от чердака дома — смеётся Электромышь, доставая из кармана пару ключей. Они отблёскивают в тусклом свете одного из окон панельки, у которой они стояли. — От куда? — Да не важно. Погнали на крышу? — Пошли — выдыхая отвечает Вова, понимая, что спорить с ним бесполезно. Он же заебёт потом. До Ваниного дома идти минут пять всего. Тепло и даже жарко. Восходящее солнце, фонари, фары машин и окна освещали дорогу. Казалось, что сейчас расцветает вся жизнь. Зелёные деревья, кусты, небольшие цветочки, посаженные у домов, создают впечатление летней ночи Новосибрска, пробуждая старые воспоминания. Не так шумно, машин меньше, и это придавало всей обстановке некую интимность, скрытость. Город почти спит, но его жители спать не собирались. Парни смеются, расхаживая по Питерским улицам. Люди вокруг смотрели на них как-то странно, но Вова не замечал, потому что был пьяный, а Ване было абсолютно похуй на эти взгляды. Ему был интересен лишь один взгляд — взгляд небесно-голубых глаз, которые смотрели так живо, так ласково, что в них хотелось тонуть, не просив о помощи. А нужна ли она, эта помощь? В нескольких метрах виднелась обычная серая высотка, но сейчас, она подкрашивалась тёплым оранжевым светом, благодаря выходящему солнцу. В окнах панельки отражались жёлто-оранжевые лучи, отблёскивая и светясь. — Быстрее! — кричит Ваня, убегая к подъезду. Как ребёнок, ей богу. Вова догоняет, делать нечего. Они поднимаются по, казалось, не скончаемым лестницам обшарпанного дома Санкт-Петербурга, стены и потолки которого были расписаны глупыми рисунками и нехорошими словами и комментариями о распутной жизни девушки с третьего этажа. Идут тихо, чтобы соседям не мешать, но Ваня всё равно смеётся, что-то рассказывая Вове. От этого всего на душе становилось как-то светлее что ли? — Смотри, какая красота! — как ребёнок кричит Власов, подходя к краю крыши. — Осторожнее — с ноткой переживания отвечает Вова, садясь у края. И правда, очень красиво. Весь город был как на ладони, освещённый ярким солнцем, вся жизнь человека умещалась в одном пейзаже. Ваня садится рядом и сняв рюкзак, достаёт бутылку пива, купленную несколькими часами ранее. Он открывает её и пьёт из горла. — Можно? — Да, конечно. Мышь отдаёт бутылку и смотрит куда-то в даль. Завораживающе. Володя ставит её рядом и смотрит на этого взрослого ребенка. Рассвет окрашивает его лицо в оранжевый, в линзах очков отражается солнце и город, кудряшки светлеют, пропуская через себя яркие лучи. Хочется коснуться, дотронуться до, кажется, нереального Вани. И он касается выбивающихся кудряшек, гладит по голове. Тот поворачивается и улыбается. Эта улыбка разжигает огонь в глазах и в сердце. — Знаешь, Вов, — резко нарушает тишину и берёт его за руку и опускает взгляд — я сейчас почему-то стих вспомнил: Беру твою руку и долго смотрю на неё, Ты в сладкой истоме глаза поднимаешь несмело: Вот в этой руке — все твое бытие, Я всю тебя чувствую — душу и тело… Он хочет продолжить, но его перебивают, затыкают нежным поцелуем. — Блять, я теперь забыл. — с ноткой злости произносит Ваня, когда его отпускают. — Извини. Просто, не очень люблю стихи. Только те, которые ты писал и показывал — он улыбается и отпивает ещё немного пива. — Ладно, похуй. И спасибо. Он забирает бутылку и выпивает остатки, отставляя её к рюкзаку. Был слишком ахуенный момент, чтобы обижаться на такие пустяки…***
— Бля, ахуенное было время — нарушает тишину Мовец, выходя из воспоминаний. — Согласен. Надо будет повторить. — Однозначно повторим. Вова улыбается и в этой улыбке слишком много счастья. Он бы мог как-то пошутить, подъебать, съязвить или что-то в этом роде, но он этого не делает. Подходит и обнимает эту худую, высокую, кудрявую, вечно что-то недовольно бурчащую, но чертовски милую и добрую челябинскую красавицу и понимает, что не зря пригласил на медляк, что не зря утащил и выебал, что никакие парики рыжих длинноногих красоток ему не нужны. Мышка эта замечательна всегда.