Перемены

1989 год. Шура чувствовал перемены. В последние годы обстановка в стране как будто накалялась. Люди устали от дефицита, устали от того, что икру к новогоднему столу, зарубежные пластинки или джинсы нужно не «покупать», а «доставать». Даже не так, скорее, сначала достать через связи, а потом купить втридорога. Кому-то, конечно даром дают, но не всем, далеко не всем. Люди устали стоять в очередях за квартирой или машиной, порой по двадцать лет. Устали временами получать зарплату ощутимо меньше обещанной. Люди устали от страны. Жители Ленинграда не были исключением. Невский почти физически ощущал настроение горожан, эту напряженность, готовность вспыхнуть в случае чего. И, похоже, этот случай наступит довольно скоро. Не завтра конечно, но через год-другой вполне. Самому Шуре, допустим, очереди на квартиры-машины мало интересны: Миша достанет. Квартира у него есть, новенький синий «запорожец» тоже, икру к новому году, который уже не за горами, лично у Петропавловска-Камчатского потребует. Подумает, наверное, на счет джинсов с пластинками, но Шура и не попросит. Незачем ему. Другое дело, что сам Московский в последнее время ведет себя странно. Нет, не бьет при каждом удобном случае, не угрожает даже и предателем не называет (и хвала богам!), но взгляд у него все чаще какой-то потерянный, движения суетливые, речь слишком быстрая и иногда не очень внятная. Вероятно, накал обстановки на него так действует. Его жители тоже в ожидании перемен, но Мише, как столице, передается еще и настроение правительства, которое, похоже, не знает, что делать. И Шура ждет в напряжении, чем это обернется. В последний раз такие «сдвиги» в Мишином поведении ни к чему хорошему не привели. Невский делает себе чай и идет на балкон. Ему нравится наблюдать за людьми, ощущать себя и город одним целым. Тем более сейчас настроение его и горожан едино до невозможности. На балкон рядом выходит сосед, и, закуривая, здоровается с Александром. Тот кивает. — Сигарету не хотите? — предлагает сосед через какое-то время. Шура думает. Вообще он не курит. Пробовал как-то в конце 60-х, ради интереса, закурить одну из Мишиных сигарет (он забыл пачку, уезжая к себе после выходных), да табак слишком крепкий оказался, поэтому Невский, закашлявшись, потушил ее после первой же затяжки, а пачку забросил куда подальше, благо Московский о ней даже не вспомнил. Но сейчас Шура не против. Настроение располагает. Поэтому он кивает соседу: — Спасибо, не откажусь. Вам, тогда, может чаю? — сам не знает, почему сказал. Само вылетело как-то. Сосед удивленно моргает. — Что ж, давайте ваш чай. И Шура выносит на балкон еще одну кружку и передает ему. — Прямо как в песне Цоя: «сигарета в руках, чай на столе» — говорит сосед, — только не на столе, а на балконе. Забавно. Невский усмехнулся. Эти сигареты оказались куда менее крепкими, поэтому курить их было не так противно. Наоборот, в какой-то мере это было даже приятно. Шура смотрел на облачка дыма и уходил куда-то в воспоминания, иногда отхлебывая уже остывший чай. Наконец кружка опустела, заставив Ленинград очнуться. — У вас тоже чай закончился? — спросил он у соседа. — Что? А-а, да, давненько уже, — ответил тот. Его тоже как будто выдернуло из своих мыслей. — Не хотите ещё? — Отчего ж нет. Вкусный он у вас, давайте. Сигарету не предлагаю, так как вы эту еще не закончили. — И не буду, пожалуй, — тушит тлеющую палочку Невский. — И правильно. Курить вредно, — по-доброму усмехается сосед. Шура по новой заваривает чай и опять передает одну из кружек на балкон рядом. — И все-таки, откуда у вас такой вкусный чай? — отхлебывая, спрашивает сосед. Хоть убейте, но я нигде такой у нас не встречал. — Друг из Москвы привозит, — пожимает плечами Невский, — а вот где он этот чай достает, я не знаю. Спасибо, что вообще достает. — Да, молодец ваш друг, вертеться умеет. Шура кивнул. — Согласен. Он точно выкрутится в случае чего. — Мне кажется, этот «случай» настанет в ближайшее время. — Да? Почему же? — Это чувствуется. Вроде бы все в порядке, но кажется, что весь Ленинград готов на уши встать. — А, вы про это. Да, ощущение такое, будто грядет что-то масштабное. — Именно. Заметили, да? Двадцатый век начался грандиозными событиями, а сейчас он кончается. Меньше чем через месяц 90-й год наступит. И закончится столетие, похоже, тоже весьма и весьма интересно. Шура соглашается. Ему тоже очень интересно, чем закончится эта эпопея под названием «ХХ век».