И сквозь тысячи ночей мне не скрыться от твоего взгляда
Шесть лет
– Папа! Почему мне нельзя забрать этого кролика себе? Лань Сичэнь вздохнул, отложив кисть повернулся к влетевшему к нему в кабинет растрепанному мальчику. – Сын, о чем мы с тобой беседовали накануне? Мальчик насупился, прижав покрепче к груди пушистый комочек. – Что мне надо выучить все правила ордена. Но папа, дядя Ванцзи разрешил! Лань Сичэнь снова вздохнул. – Твой дядя действительно тебе разрешил? Он так и сказал? Мальчик смущенно потупился. – Ну дядя Ванцзи промолчал, когда я спросил разрешения. – Лань Цзинъи. – Это правда. – Я тебе верю. Но ты не можешь считать молчание за однозначное согласие. Поэтому верни кролика. Мальчик упрямо молчал, стиснув несчастного кролика в руках. Лань Сичэнь поднялся, собираясь спасать животное, но не успел сделать шага, как услышал шаги. – А-И, сожми руки покрепче и у вас будет отличный ужин. А лучше ослабь хватку и верни бедное животное обратно в семью своему отмороженному дяде. – Дядя Цзян! Лань Сичэнь, покачал головой, негромко произнес: – А-И, в Облачных Глубинах нельзя кричать. Но мальчик его не слышал, уже забравшись на руки к Цзян Чэну. Лань Сичэнь вздохнул, с мягкой улыбкой вышел навстречу. Будь он не главой клана, будь он кем-то другим, а не Ланем, то, вероятно, тоже бы не сдержался и уже обнимал этого мужчину. Но… – Глава Цзян, что-то стряслось? Вы без предупреждения. Тот чуть нахмурился, кивнул на внушительную стопку бумаг на столе. – Глава Лань, возможно мое письмо затерялось среди других. Тут в их разговор вклинился Лань Цзинъи, до этого одной рукой игравшийся с Цзыдянем, а второй прижимавший к груди кролика, но по совету Цзян Чэна объятия все же ослабивший. – Дядя Цзян, а А-Лин приехал? Лань Сичэнь укоризненно покачал головой. – А-И. Цзян Чэн усмехнулся, потрепал Лань Цзинъи по волосам, поправил сбившуюся лобную ленту. – Лань Цзинъи, оставайся таким же в будущем. Это определенно взбодрит Лань Цижэня, – Цзян Чэн опустил Лань Цзинъи на землю, – А-Лин остался в роще, дрессировать кроликов вместе с Лань Юанем. – Ты слишком мягок с ним. Цзян Чэн усмехнулся, приблизился к Лань Сичэню. – Это моя месть, за то, что возмутительно балуешь А-Лина, – Цзян Чэн склонил голову набок, – так и будешь держать главу великого ордена на пороге? Лань Сичэнь снова вздохнул, посмотрел вслед умчавшемуся сыну. И как тут его воспитывать, когда дыхание перехватывает от искорок тепла в глазах Цзян Чэна, когда тот смотрит на Лань Цзинъи. Он перевел взгляд на усмехающегося Цзян Чэна. Или когда тот смотрит так на него самого, что в груди щемит от переполняющей нежности. Лань Сичэнь кивнул в сторону стула. – Прошу. Цзян Чэн скользнул в кабинет, плавно опустился на низкий стул, рядом со рабочим столом глубоко вздохнул, на миг прикрывая глаза. Лань Сичэнь, плотно закрыл дверь и сел было снова за стол, но присутствие Цзян Чэна не дало и шанса сосредоточиться на работе. Лань Сичэнь поднял глаза, невольно залюбовавшись им: острые скулы, тонкие губы едва-едва изогнутые в улыбке, складка между бровями никогда не исчезающая полностью, теперь была едва видна. Как долго они шли к этому. Как долго учились оставлять маски за порогом, открываться друг другу наедине без притворства и лжи. Те первые годы Лань Сичэнь не думал, что сможет справиться. После смерти жены, на руках остался младенец и не у кого было просить о помощи. Брат не оправился от ран и душевного потрясения, а дядя... Лань Сичэнь не хотел никого обременять. Тогда-то к нему и пришел Цзян Чэн. Совет орденов в тот памятный год проходил в Облачных Глубинах. И Цзян Чэн явился туда вместе со своим племянником на руках. Многие роптали, и недоумевали как Цзинь Гуаншань позволил ему забрать своего внука. Но Лань Сичэнь вопреки правилам невольно слушал пересуды заклинателей. И то, как Цзян Чэн выгрыз себе право участвовать в воспитании племянника неожиданно придало ему сил. – Глава Лань, решил оставить своего сына и без отца? Лань Сичэнь никогда не забудет слов Цзян Чэна, хлестнувших по лицу не хуже пощечины. Вопрос который не задавал никто, пока он тонул в жалости к себе. Только этот мрачный человек с мертвыми глазами не щадил его. Тогда Лань Сичэнь был возмущен. Но он натянул улыбку – свою броню. – Не понимаю, о чем вы, глава Цзян. Тот оскалился, даже не пытаясь быть вежливым. – Вы себя в зеркало когда последний раз видели? Даже ходячий мертвец выглядит лучше. – Что вы себе позволяете? Они не были друзьями. Да что там, они и не общались никогда на личные темы. Цзян Чэн тогда тяжелым взглядом окинул Лань Сичэня, поудобней перехватил спящего у него на руках племянника, оскалился раненым зверем. – Многое. Теперь многое, глава Лань. Он смотрел вслед ушедшему Цзян Чэну и почему-то чувствовал на губах привкус пепла. И вместо того чтобы разозлиться ему вдруг захотелось узнать: каково это, когда у того в глазах не выжженная пустошь, а хоть какой-то проблеск жизни. Это странно неправильно, когда тебя отчитывает человек сам больше похожий на живого мертвеца. Так не должно быть. – О, чем задумался? Лань Сичэнь вынырнул из воспоминаний, наткнулся на внимательный взгляд таких родных, всполохами гроз переливающихся глаз. – О тебе. –Чт...? – Цзян Чэн поперхнулся, покрывшись лёгким румянцем, – Лань Хуань, с чего вдруг? Лань Сичэнь встал, подошел совсем близко. Мягко перехватил руку Цзян Чэна прикрывшего лицо, поднес к губам. – Я всегда думаю о тебе. Цзян Чэн хмыкнул. – Как бесстыдно, глава Лань. Ваши тысячи правил... – ...не значат ничего, если они запрещают мне быть с тобой. Лань Сичэнь мягко обхватил лицо Цзян Чэна, утягивая того в долгий, тягучий поцелуй. – Я скучал. Лань Сичэнь улыбается, когда Цзян Чэн вместо ответа прячет покрасневшее лицо у него на груди. И глухо, будто признается в чем-то постыдном произносит: – Здесь пахнет тобой... Мне нравится. Лань Сичэнь вновь целует его в висок, проводит руками по плечам, касается шеи, бережно разминая деревянные мышцы, слышит как едва различимый вздох срывается с губ Цзян Чэна. Ему хотелось бы проследить этот путь губами, чтобы только слышать еще и еще. Но Цзян Чэн дергает плечом, отстраняется. – Подожди. Ты писал, что А-И снова кричит по ночам, как было в прошлом году. Лан Сичэнь вздрагивает, мгновенно возвращаясь из сладких грез обратно в реальность. – Лекари не знают с чем это связано, говорят, что он совершенно здоров. Цзян Чэн хмурится, задумчиво накручивает концы лобной ленты Лань Сичэня на пальцы. – Редкие проклятия? У вас поблизости недавно отловили темного заклинателя. Лань Сичэнь покачал головой. – Проверили. – Вместе с письмом я отправил тебе заметки нашего лекаря, раз уж ты отказался от его личного присутствия. – Чем меньше людей знают, тем лучше. Цзян Чэн резко поднялся на ноги, вынуждая Лань Сичэня отступить. – Какая к гулям разница, что там думают и о чем треплются эти завистливые гаденыши. Если это может помочь, то... Лань Сичэнь сложил руки на груди. – Ваньинь, не заводись раньше времени. Цзян Чэн хмуро посмотрел на него, махнул рукой. – Сегодня я останусь здесь и сам понаблюдаю за его состоянием. Лань Сичэнь улыбнулся. – Постарайся воздержаться от оскорблений в адрес Ванцзи. Цзян Чэн фыркнул. – Ничего не обещаю. – Ваньинь.***
Цзян Чэн уехал спустя пару дней. Их совместные посиделки около спящего мальчика не дали никакой новой информации. Тот в этот раз только тихо стонал, ручонками цеплялся за смятое одеяло, за руки отца и дяди. Уже на исходе второго дня, когда Цзян Чэн собирался назад, в Пристань Лотоса, он какое-то время смотрел на играющего Лань Цзинъи, потом раздраженно, в никуда бросил. – Будто душу из него хотят вынуть. Пакость. Лань Сичэнь тогда переспросил, что он имел в виду, а Цзян Чэн пожал плечами. – Предчувствие гадостное. Теперь сидя у кровати спящего сына тоненько, надрывно плачущего, будто ножами его режут, слова Цзян Чэна огненными символами висели перед внутренним взором. Лань Сичэнь не знал, что его вело, когда он оказался на пороге цзинши Ванцзи, не знал что двигало им, когда он положил руку, заставляя замолчать гуцинь. – Ванзци, не надо. – Брат? Лань Сичэнь не хотел думать об этом, но обязан был проверить. – Ванцзи, прошу тебя не играй больше Расспрос. Не ищи больше Вэй Усяня. Лань Сичэнь видит, что делает больно, что своими словами вновь бередит открытые раны брата, но он должен проверить. Он не возражает, когда Лань Ванцзи идет за ним следом, не возражает, когда он остается в комнате теперь спокойно спящего Лань Цзинъи. А затем просит его сыграть Расспрос здесь, прямо рядом с сыном. А потом Лань Цзинъи кричит. Так страшно, как никогда до этого. И что-то в груди надламывается. Не может быть. Лань Ванцзи резко обрывает мелодию. Смотрит на затихшего ребенка совсем больным, разбитым взглядом. Молчит. Лань Сичэню впервые хочется спрятать сына. «Не смотри на него таким взглядом, брат». – Ванцзи. Тот не слышит. Подходит ломанной походкой к кровати, падает на колени прямо на пол, хрипит сдавленно, рукой тянется дотронуться до макушки Лань Цзинъи. – Вэй Ин. Лань Сичэнь садится рядом, перехватывает дрожащую руку брата, поворачивает его к себе. – Ванцзи, это не он. Больше не он. Это Лань Цзинъи. Мой сын. Твой племянник. Приходится тряхнуть того за плечи, чтобы взгляд вновь стал осмысленным. – Ванцзи! – Мой племянник. Да. – Никто не должен знать. Ты ведь понимаешь, чем это может обернуться? Лань Ванцзи кивает, обещает молчать, обещает защищать. Лань Сичэнь остается сидеть на полу, смотрит вслед ушедшему брату и не может отделаться от дурного предчувствия.Шестнадцать лет
Цзян Чэн тянется к Цзыдяню в который раз за последние полдня. Кто бы знал, что от Ланя может быть так много шума. Когда что-то взрывается снова, он не выдерживает. Стремительно вылетает из кабинета с твердым намерением сломать ноги обоим. – Цзинь Жулань! Лань Цзинъи! Я вас на ремни пущу, если вы опять притащили дохлого гуля в мой декоративный пруд! Хохот раздавшийся со стороны сада подтвердил его опасения. Цзян Чэн раздраженно выдохнул. Для кого-то он страшный Саньду Шэншоу, а для кого-то объект для развлечения двух мелких пакостников. Пока Лань Цзинъи пять лет назад не приехал в Пристань Лотоса на обучение, А-Лин вел себя куда тише. Тогда он не стал настаивать на объяснении, когда Лань Сичэнь просил его взять Лань Цзинъи на обучение. Тот снова прятался за своей вежливой, насквозь фальшивой улыбкой, говорил, что воздух Юньмэна больше подходит для детей и что у него будет больше поводов приезжать к ним. Цзян Чэн тряхнул головой, сейчас в первую очередь он найдет Лань Цзинъи и заставит весь пруд почистить вручную. Что-то булькнуло. Цзян Чэн виртуозно выругался, Цзыдянем окончательно упокоил вяло покачивающегося на волнах гуля, оплетенного цветами. – Лань Цзинъи, только попадись мне. – Дядя Цзян! Цзян Чэн! Сверху, с самой макушки старой сливы на голову ему летит белоснежный вихрь. Цзян Чэн отходит в сторону, и Лань Цзинъи плюхается на землю, смеется уворачиваясь от подзатыльника. – Дядя Цзян, тебе не понравился мой букет? Это мое признание в вечной любви тебе. Цзян Чэн вздыхает. – Лучше бы ты учился с таким же упорством. Ты точно сын Лань Сичэня? Лань Цзинъи радостно кивает, тянется оголить грудь. – Точно, у меня и родинка как у папы. Смотри. Цзян Чэн бьет Лань Цзинъи по рукам, запахивает ему обратно ворот. – Лань Цзинъи! Да что я там не видел! Я тебя с пеленок знаю. Лань Цзинъи качает головой непривычно серьезный, ловит Цзян Чэна за руки. – Я не шучу. Ты мне нравишься. Хоть сейчас я и не могу защищать и помогать тебе. Но подожди, через десять... нет, через пять лет. Я стану... Цзян Чэн замирает. – О чем ты, демон тебя подери говоришь? Я твой дядя. Лань Цзинъи намертво вцепляется в его руки. – Это не важно. Пожалуйста, обещай подумать. – Лань Цзинъи... – Цзян Чэн прочищает горло, сейчас этот ребенок невероятно напоминает ему другого. Он качает головой. Нет-нет. Ну что за глупости, – А-И, ты ошибаешься. – Нет! – А-И, у меня уже есть тот, кто... Лань Цзинъи закусывает губу, разжимает руки. – Не продолжай. Это отец, да? – Глава Цзян. Цзян Чэн поворачивает голову. На тропинке, у входа в сад стоит Лань Сичэнь. Губы помимо воли дергаются сложиться в неприлично нежную улыбку, но тут же порыв гаснет, не успев осуществиться. За его плечом Цзян Чэн видит Лань Ванцзи. Он выпрямляется, мысленно молясь богам, чтобы они не слышали их разговора, заодним тянет и Лань Цзинъи подняться с земли. Тот резко замолкает, поправляет одежду под пристальными взглядами, мгновенно превращаясь в примерного ученика. Тем временем Глава Лань вместе с братом подходят к ним ближе. Цзян Чэн сдержанно кивает. – Глава Лань. Ханьгуан-Цзюнь. Что привело вас в Пристань Лотоса? Лань Сичэнь улыбается, чуть виновато, напряженно. – Давно не виделись, Глава Цзян. А-И, ты ведь не доставляешь хлопот Главе? Цзян Чэн ловит на себе чуть испуганный взгляд Лань Цзинъи, но тот быстро отводит глаза, и Цзян Чэн со вздохом качает головой. – Не стоит волноваться, Глава Лань. Лань Цзинъи не доставляет проблем. Он очень умный и сообразительный юноша. Взгляд Лань Сичэня теплеет и Цзян Чэн на миг забывает, что они не одни и сжимает руку в кулак, чтобы не потянуться навстречу этому теплу. Лань Цзинъи нетерпеливо переминается под пристальным взглядом Лань Ванцзи, вклинивается в их молчаливый диалог. – Отец, могу я идти? Вдруг молчавший до этого Лань Ванцзи подает голос, раньше чем Лань Сичэнь успевает ответить. – А-И, тебе следует вернуться в Облачные Глубины. Лань Цзинъи выпрямляется под его взглядом, упрямо хмурится. – Дядя, я еще не закончил обучение. – В Гусу приемлемый уровень образования и дисциплины. Цзян Чэн недобро ухмыляется. – Ханьгуан-Цзюнь, если у вас есть что сказать говорите прямо. Не стоит прикрываться учеником. –Ванцзи. Лань Сичэнь поворачивается к Лань Ванцзи, но тот смотрит только в глаза Цзян Чэну, который небрежно прикрывает искрящийся Цзыдянь ладонью. – Нет, Лань Хуань, пусть выскажется. Он так долго молчал. – Дядя Цзян. Лань Цзинъи тянет Цзян Чэна за рукав, но тот не обращает внимания, отрывисто бросает. – Глава Лань, вы же прибыли, чтобы увидеться с сыном. Вам следует найти более подходящее место. А я пока выслушаю рекомендации Ханьгуан-Цзюня о методах обучения. Ну так? Но Лань Сичэнь не уходит, поворачивается к Лань Ванцзи, спиной закрывая Цзян Чэна. – Ванцзи, ты обещал мне. Чего ты желаешь добиться? – Брат. Ты совершил ошибку, когда отправил его сюда. Вэй Ин снова повторяет свой путь и закончит его так же как и в прошлой жизни. Пока не поздно... Знакомое имя горячей волной, адским пламенем обжигает нутро. Цзян Чэн сжимает кулаки до побелевших костяшек, глухо цедит сквозь стиснутые зубы. – Не. Смей. Произносить. Его. Имя. Но Лань Ванцзи с каменным лицо продолжает словами, словно острыми ножами сдирать с него кожу. – Глава Цзян не сможет позаботиться о нем. Лань Цзинъи озадаченно переводит взгляд с одного взрослого на другого. Про Вэй Усяня в Пристани Лотоса было не принято говорить вслух, но шепотом из уст в уста передавалось множество историй. И он растерянно переспрашивает, страшась любого ответа и не желая оставаться в неведении. – Я... Вэй Усянь? Лань Сичэнь поворачивается к нему, руки кладет на плечи, опережая других, отвечает голосом не терпящим возражений: – Ты - Лань Цзинъи. Остальное не имеет значения. Теперь найди целителя. Твоему дяде Ванцзи нехорошо. А Цзян Чэн ничего больше не слышит, кровь шумит в ушах, спазмом сдавливает горло. Он слепо опирается на ствол старой сливы, уцелевшей после нападения Вэней. Не обращает внимания на то, как уводят Лань Ванцзи, как вернувшийся Лань Цзинъи растерянно стоит неподалеку, не решаясь подойти ближе. И только теплые руки, да мягкий голос приводят его в чувство. – Ваньинь. Идем. Тебе надо присесть.***
Руки тряслись так, что не то что удержать, поднять не было сил чертову пиалу. Цзян Чэн вцепляется в полу верхней мантии обнимающего его Лань Сичэня. Не сдерживает нервный смех, склоняется к самому полу, чтобы скрыть злые растерянные слезы. – Значит жив...жив и не помнит, ни черта не помнит. – Ваньинь… – Лань Сичэнь! Почему это ты? Почему именно твой сын. Цзян Чэн чувствует успокаивающие поглаживания по спине. – Ваньинь, это уже произошло. Разве от этого он стал менее моим сыном, разве он перестал быть собой? Я все равно буду его любить и защищать. Надеюсь и ты тоже сможешь. Цзян Чэн усмехается (или всхлипывает?) – Он признался мне… Рука на спине замирает. – Признался в чем? Цзян Чэн молчит. Лань Сичэнь приподнимает его за плечи, заглядывает в покрасневшие глаза. – Ваньинь? Цзян Чэн криво улыбается, дергает щекой. – В том, что я ему нравлюсь. Как мужчина. Цзян Чэн смотрит твердо, не отводит глаз от растерянного Лань Сичэня, не изменяется в лице, даже когда пальцы Лань Сичэня больно впиваются в плечи. – Что ты...что ты ему ответил? Ты не можешь… Он мой сын. Он не Вэй Усянь. Он еще ребенок! Ваньинь. Каждое слово раскаленным клеймом впивается в тело. Прожигает до самых костей, распространяя зловоние обгоревшей кожи. Цзян Чэн вырывается из хватки Лань Сичэня, вскакивает на ноги, сжав руки в кулаки. – Лань Сичэнь, о чем ты гуль тебя дери говоришь?! Я знаю, что он твой сын. Я отказал ему. Естественно отказал. По пальцам текут струйки крови, на полу оставляя алые следы. Лань Сичэнь порывисто встает вслед за ним, обхватывает его сжатые в кулаки ладони. – Прости меня, Ваньинь. Мягко разжимает его руки, губами собирая капли крови с полукруглых ранок. Цзян Чэн и не заметил, когда расцарапал ладони. Он молча смотрит на склонившегося Лань Сичэня, пока тот бережно залечивает его раны. Как и много лет назад, когда его сердце так же кровоточило. – За что ты извиняешься?! Лань Хуань! Лань Цзинъи не... Вэй Усянь Голос все же, чуть заметно срывается, потому что… Потому что у Лань Цзинъи глаза Вэй Усяня, и яркая улыбка в сто тысяч солнц. Потому что не смирился с его смертью. И предъявлять за свою боль больше некому. Цзян Чэн делает шаг назад, отталкивает Лань Сичэня, всегда принимавшего его без лишних вопросов, руками скользнув по белоснежным рукавам, пачкает их в своей крови. – Как давно ты знал? Лань Сичэнь прикрывает глаза, молчит. Цзян Чэн упрямо сверлит его глазами, а мысленно просит: «Не отвечай. Лучше не отвечай, потому что...» – Давно. Цзян Чэн отходит еще дальше, опирается на стену. Давно значит. – Я хотел защитить его. Он мой сын. Цзян Чэну кажется, что внутри что-то ломается с тихим хрустом, идет трещинами по коже и сейчас он осыплется пеплом прямо здесь, под виноватым, но таким упрямым взглядом Лань Сичэня. – Ты хотел его защитить... От меня? Думал, что я что? Убью его? Буду пытать? – Цзян Чэн уворачивается от протянутых к нему рук, – Не доверяешь мне. – Ваньинь, это не так. Но никто не должен был знать. – Но Лань Ванцзи знает. – Он играл Расспрос, мне пришлось рассказать. Цзян Чэн выпрямляется, вскидывает голову мрачно цедит сквозь сжатые зубы: – Тогда убедись, что твой брат больше никому не расскажет о Лань Цзинъи. – Ваньинь, – Лань Сичэнь вздыхает, не решаясь подойти ближе, – он уйдет в уединение. Но А-И... – Он справится. Лучше всего ему вернуться с тобой. Нам всем нужно время. Цзян Чэн закрывает глаза и медленно сползает по стене, когда за Лань Сичэнем закрывается дверь. Он не знает сколько так сидит, пока дверь с грохотом не распахивается снова, а в кабинет вместе с ночной прохладой не врывается Лань Цзинъи. – Я не согласен! Я не уеду, пока не услышу от тебя, что ты меня не хочешь больше видеть! Цзян Чэн поднимает голову, натыкается на горящий взгляд Лань Цзинъи. – Не хочу. Азарт, горящий в глазах тут же гаснет. – Не хочешь потому что я тебе признался или потому что меня назвали Вэй Усянем? Цзян Чэн качает головой, устало улыбается. – Потому что ты слишком шумный. Теперь пусть Лань Цижэнь с тобой мучается, – Цзян Чэн медленно поднимается на ноги, недрогнувшим голосом продолжает, – Вэй Усянь мертв. Так давай больше не будем тревожить покой мертвых, А-И. Цзян Чэн вопросительно приподнимает брови, когда Лань Цзинъи продолжает упрямо буравить его взглядом. – Ну что? – Из-за меня вы поссорились. – Это не твоя забота. – Конечно моя. – А-И, – терпение Цзян Чэна тает на глазах. Лань Цзинъи хмурится, но спорить не решается. – Вы должны быть очень счастливы с отцом, чтобы у меня не было повода сожалеть. И Лань Цзинъи выбегает из кабинета раньше, чем Цзян Чэн успевает что-то ответить. Он долго смотрит на ладонь со следами от собственных ногтей, снова сжимает кулак, бередя поджившие раны. Затем срывается с места, доверяясь интуиции, идет наугад. Он находит Лань Сичэня в беседке, скрытой от посторонних глаз, в уединенной части сада, недалеко от собственных покоев. Лань Сичэню очень нравилось играть здесь на флейте, но сейчас тишина окутывает его. Цзян Чэн подходит ближе, молча встает напротив, совершенно не зная с чего начать. Но и здесь Лань Сичэнь приходит ему на помощь. – Ваньинь... Глава Цзян, мы немедленно покинем Пристань Лотоса, если вы того пожелаете. – И куда ты собрался ехать ночью? – Цзян Чэн нетерпеливо тянет его за рукав, притягивает ближе, ворчит куда-то в изгиб шеи, – Прости. А потом Цзян Чэн теряет способность связно мыслить, втянутый в жадный нетерпеливый поцелуй, отвечает с таким же пылом, прижатый к жесткому полу беседки притягивает Лань Сичэня еще ближе. Не зря он все же здесь регулярно обновляет талисманы.***
Цзян Чэн до хруста в пальцах сжал кулаки. – И ты мне говоришь об этом только сейчас?! Лань Сичэнь успокаивающе дотронулся до плеча Цзян Чэна, мягко улыбнулся. – Ваньинь, я и сам узнал случайно. И как ты знаешь, правилами запрещено... – Да плевать на правила! Почему Вэй... – Цзян Чэн тут же исправился, но мимолетная гримаса боли, скользнувшая по лицу Лань Сичэня, царапнула и его виной, – почему Цзинъи с А-Лином?! Их застукали обнимающимися в кустах! Почему же ты так спокоен? – Ваньинь... – Лань Сичэнь протянул к Цзян Чэну руки, будто молил бога или желал удержать ускользающую тень. – Я удивлен, но... почему же тебя это так взволновало? Спустя столько лет ты все еще не можешь его забыть? Цзян Чэн остановился, сглотнул. Смотря на Лань Сичэня, на всегда понимающего, принимающего его Лань Сичэня, он не знал как объяснить творящийся внутри хаос. – Дело не в этом. Они оба наследники своих орденов и это... – Нам это не помешало. – Мы это другое дело, – Цзян Чэн вновь нервно прошелся из угла в угол, – Они слишком молоды, слишком уязвимы. – Ваньинь, чего ты боишься? У них есть мы. Цзян Чэн дернул губой, горько усмехнулся. – Мы ничего не можем сделать против сплетен. – Мы можем отвлечь их на себя. Цзян Чэн подозрительно на него покосился. – Я не хочу знать, что ты задумал. Лань Сичэнь только рассмеялся, обхватил ладонь Цзян Чэна, оставил гореть на кончиках пальцев невесомый поцелуй. – Лишь объявить миру, чтобы прекратили посылать тебе невест.Двадцать лет
Цзинь Лин и Лань Цзинъи стояли напротив них, держась за руки. Цзян Чэн смотрел на них и страх за их будущее вперемешку с облегчением теснился в груди. Цзинь Лин смотрел на него мрачно, не отводя упрямого взгляда. А Лань Цзинъи улыбался так похоже на... Цзян Чэн не позволил оформиться своей мысли. – Вы уверены, что готовы к осуждению всего мира. Цзинь Лин фыркнул. – Кто бы говорил об осуждении. Лань Цзинъи качнулся с пятки на носок. – Дядя Цзян, отец, надеюсь вы поддержите нас. А остальной мир пусть катится в... Я – Лань Цзинъи не отступлюсь от своего слова. Лань Сичэнь улыбнулся, обнял Цзян Чэна за плечи. – Мы на вашей стороне. Цзян Чэн смотрел как ветер срывал с деревьев листья и не слышал шагов, пока его не окликнули. – Дядя Цзян...Цзян Чэн Цзян Чэн вздрогнул, повернулся. – Лань Цзинъи, ты не можешь меня так звать. Лань Цзинъи грустно улыбнулся, встав плечом к плечу с Цзян Чэном. – Я знаю. Но мне хотелось попробовать твое имя на вкус... в последний раз. – Лань Цзинъи... Тот развернулся, в упор посмотрев в глаза Цзян Чэна. – Ты видишь во мне его? Видишь во мне лишь сына Лань Сичэня? Или... Цзян Чэн отвел взгляд. – Мы уже обсуждали это. Ты – это ты. Я вижу в тебе того, кто в семь лет стащил мой меч вместе с моим племянником в надежде покататься, кто в десять лет спас младенца, отогнав собак. – Ты ведь любишь отца? Ты любил Вэй Усяня? Цзян Чэн нахмурился, встретив лихорадочно блестящий взгляд, кивнул. – Да. На оба вопроса. – А меня? – Ты - моя семья. Лань Цзинъи усмехнулся, пряча за усмешкой горечь. – Понятно. Провел по лицу ладонями, словно стирая прошлое и свои сожаления. – Тогда порадуйся за меня как член семьи, дядя Цзян. И за А-Лина тоже. – А-Лину я могу только посочувствовать. Такое непредсказуемое чудище ему досталось. – Эй! – Не делай ему больно. И себе тоже. Лань Цзинъи кивнул. – Никогда. Он слишком похож на тебя: такой же ранимый, такой же родной. Я не перестану любить его.***
Цзян Чэн долго стоял у кровати спящего юноши. Потом невесомо коснулся волос, погладил по макушке. – Вэй Ин, в этой жизни постарайся быть счастливым. И больше не смей умирать раньше меня.