Веснушчатое чудо

Фреду потребовалось немало времени, чтобы убедить Гермиону в том, что он обязательно разберется с намеками мамы. Грейнджер была жутко зла, но в конце концов отступилась, взяв с него обещание, что он заставит Молли перестать говорить намеками. И Фреду вообще-то стыдно и неловко. Черт, с приезда Гермионы жить стало ужасно сложно. Он постоянно ошибается, снова и снова принимает неверные решения, снова и снова говорит какие-то глупости, снова и снова все портит… — Джинни, можно я к вам заскочу? В любом случае, разговор с мамой может подождать. Фред и так долго откладывал этот самый момент, чтобы отложить его снова. Все нужно решать по порядку. И сейчас на очереди разговор с Поттерами. Джинни смотрит на него растерянно, оглядывает его так, как будто пытается найти подвох, а Фред невинно улыбается и пожимает плечами. Заговаривать сейчас, задавать волнующие его вопросы опасно, потому что они все еще дома у родителей, рядом с ними сейчас стоят Билл и Флер, которые тоже собираются уходить. Фред совсем не хочет, чтобы все то, о чем он хочет поговорить, стало известно всей его семье. Это совсем не та тема, о которой хочется заявить во всеуслышание. По крайней мере, пока он не узнает обо всем точнее. — Ладно, но давай через час, — сдается Джинни. — Нам еще Альбуса и Джеймса нужно уложить. Фред послушно кивает. Впрочем, приходит он все равно гораздо раньше. Гарри к тому времени успевает уже уложить в кровать Джеймса, но Джинни по-прежнему возится с Альбусом. Увидев Фреда на пороге своего дома, Гарри улыбается ему как-то напряженно, но приглашает его подождать в гостиной. Они сидят в полумраке, потому что Гарри не спешит включить свет полностью, просторную гостиную освещает только настенная лампа, на стены ложатся причудливые тени, мало напоминающие мебель, но Фреду вообще-то и не нужно полное освещение. Ему вообще-то решительно все равно на все. Он пришел получить ответы. Гарри напряжен. Он постоянно касается очков, как будто снова и снова забывает, надел ли их, нервно сжимает край светлой рубашки, смотрит перед собой и много ёрзает на своем месте. Заговорить с Фредом он не спешит. Как будто если не знает, то точно догадывается, зачем Фред пришел. Что ж, пусть догадывается. Это не важно. Уизли пришел сюда за ответами и без них уходить не собирается. И все-таки… И все-таки было бы неплохо попытаться заставить Гарри расслабиться и немного разговориться до того, как придет любимая сестричка Фреда и заставит его заткнуться. Возможно, Поттер успеет выдать что-нибудь важное, за что впоследствии можно будет цепляться. — Да уж, тяжело, наверно, с двумя детьми, — как ни в чем не бывало говорит Фред. — Вообще не представляю, как мама с нами всеми справлялась, нас-то было еще больше. — Ко всему привыкаешь, — тихо, неохотно отвечает Гарри. — К тому же, нас двое, мы помогает друг другу. — Да уж, — Фред пытается придать своему голосу восхищенную интонацию. — Вы прямо герои. Кто-то и с одним-то справиться не может, а у вас двое. Гарри хмыкает. — Герои. Мы-то вдвоем, а кто-то один детей воспитывает. Вот он. Удобный момент, чтобы заговорить о Гермионе и Розе. — Да, — согласно кивает Фред. — В одиночку, должно быть, совсем невыносимо. Хотя должен признать, иногда дети могут быть очень приятными. Вот Роза, например, не производит впечатление ребенка, с которым может быть сложно. Гермионе повезло. — Повезло, — невесело повторяет Гарри. — Да Гермиона больше нас всех вместе взятых натерпелась с Розой, особенно учитывая… Поттер резко замолкает и поджимает губы, видимо, осознав, что говорит, а Фред чертыхается про себя. Он ведь был так близко. Он только что практически выдал ему информацию. В голове слишком много вопросов. Что так и не договорил Поттер? Почему Гермиона «натерпелась» с Розой? Это из-за ее болезней? Но ведь многие дети болеют, так почему же… — Уснул, — слышит Фред шепот сестры и оборачивается. Джинни стоит в дверном проеме, сложив руки на груди. Лицо ее выражает усталость и некоторое нервное напряжение. Она прищуривается, разглядывая Фреда, а затем в два больших шага преодолевает расстояние до дивана и тяжело опускается на него. — О чем ты хотел поговорить? — спрашивает она. — Только быстрее, я чертовски устала. И Фред решает перестать осторожничать. Окинув Джинни и Гарри хмурым взглядом, он мысленно перебирает ту тонну вопросов, которые хотел бы задать, пытаясь выбрать самые важные. Слишком много подозрений, слишком много непонятных моментов накопилось за это время. — Как давно вы знаете про Розу? — наконец спрашивает он. Джинни и Гарри переглядываются как-то нехорошо, как-то подозрительно. Как будто ведут безмолвный диалог о том, стоит ли вышвырнуть Фреда из дома прямо сейчас или подождать немного. И Фред неосознанно сжимает рукой обивку дивана, как будто это помогло бы ему удержаться в случае чего. И успокоиться, потому что молчание слишком затягивается, и Фред начинает нервничать еще сильнее. — С тех самых пор, когда Гермиона узнала о беременности, — отвечает Джинни некоторое время спустя и больше не говорит ничего. — Когда это было? — задает следующий вопрос Фред. — В феврале, — коротко отвечает Гарри. Его тон похож на одну из тех интонаций, которые можно использовать в официальном отчете для министерства. Они с Джинни явно не слишком настроены на этот разговор. Но будь Фред проклят, если не узнает хоть что-нибудь еще. Черт, а ведь если Гермиона узнала в феврале, значит, к тому моменту, как они с Роном снова сошлись, она еще не была в курсе. Получается, она узнала это перед самым отъездом. Прежде чем Фред успевает спросить что-то еще, Джинни резко его перебивает. Она смотрит на него хмуро, даже враждебно, и Уизли становится неловко под этим тяжелым взглядом. Выглядит так, как будто сестра вот-вот схватит палочку и использует на нем свой Летучемышиный сглаз или еще что-нибудь. — Слушай, Фред, зачем тебе вся эта информация? — жестко интересуется она. — Мы с Гермионой были друзьями, — пытается оправдаться Фред, но Джинни это объяснение, кажется, не слишком устраивает. — Не так долго. Ты ее до самого выпуска даже не замечал особо, так что не нужно притворяться, что вы с ней были лучшими друзьями. Зачем ты пытаешься влезть? Фред даже задыхается от возмущения. Какая разница, когда именно они с Гермионой сдружились? Черт возьми, они были друзьями, они вместе работали над новыми изобретениями, и он имел право об этом знать! — Не лез бы ты к ним с Розой, — хмуро говорит Гарри, и Джинни быстро подхватывает его мысль. — Если бы Гермиона хотела, чтобы ты знал, она бы тебе обо всем рассказала сама. Почему ты думаешь, что мы будем с тобой делиться информацией? Фред с усилием нажимает на глаза, вдруг чувствуя, как на плечи сваливается крайняя степень усталости. Черт, как же он хочет, чтобы стало легче. Чтобы все прояснилось. Чтобы больше не было этих глупых тайн. — Джинни, я просто… Он пытается найти хоть какое-то объяснение, пытается что-то придумать, но в голову ничего не идет. А Джинни смотрит на него так напряженно, что Фред невольно задумывается — а вдруг она знает о той ночи? — Джинни, пожалуйста. Ответь еще на один вопрос, — тихо говорит он. — И я отстану. Джинни поднимает бровь и оборачивается к мужу. Они снова некоторое время безмолвно переглядываются, а затем Гарри едва заметно кивает. Джинни морщится, но снова поворачивается к брату. — Ладно. Ладно, давай. — Гермиона говорила тебе про отца Розы? Джинни отводит взгляд. Она явно что-то знает, но не слишком хочет делиться. Фред терпеливо ждет, пока она не заговорит снова. Но вместо нее говорит Гарри. — Говорила. Она не слишком любит об этом всем рассказывать, но по тому, что именно она говорила, все было весьма очевидно. — И кто он? Джинни смотрит на него, как на последнего идиота, но все равно говорит. — Рон, конечно. От этих слов что-то внутри Фреда падает. Он смотрит на сестру, затем на Гарри, пытаясь найти в их лицах хоть какие-то признаки лжи, но они, кажется, абсолютно серьезными. Что ж, стоило догадаться.

***

Рождество. Вообще-то этот праздник всегда был одним из любимых для Фреда. Было в нем что-то особенное, что-то приятное. Вся семья собиралась вместе, они дружно садились за стол, общались, шутили, раздавали подарки. И после пробуждения Фреда такие моменты стали только более ценными. Потому что вообще-то то Рождество могло быть уже вторым, которое семья праздновала бы без него. Если бы тогда он не очнулся, если бы стена обрушилась чуть менее удачно, то Фред Уизли больше никогда не смог бы отпраздновать Рождество со своей семьей. Хотя сейчас он был бы совсем не против такого расклада вообще-то. Как бы ужасно это ни звучало. Рон и Гермиона, слишком милые вместе, снова сидели за столом, держались за руки, а Фред едва удерживался от желания «случайно» опрокинуть что-нибудь на братца. Чтобы они наконец отлипли друг от друга и перестали мозолить глаза. Когда все дружно перебрались в гостиную, Фред уже чувствовал какой-то подвох. Рон никогда не брал инициативу в свои руки, но в этот раз именно он предложил всем дарить подарки в гостиной, а не в столовой, как обычно. Это обещало быть… интересным. Мама вызвалась дарить подарки первой. И в них вообще-то не было ничего неожиданного — она снова связала каждому по свитеру. Досталось и Гермионе с Гарри, и маленькому Тедди, и даже его бабушке, которую решили пригласить в тот год. А потом слово взял Рон. — Я, если честно, немного волнуюсь, — начал он, нервно вытерев пот со лба. — Но я очень хотел бы сделать этот подарок при всех. Гермиона, подойди ко мне, пожалуйста. Фред повернул голову, смотря на покрасневшую девушку. Та поднялась с кресла, растерянно переглянулась с Джинни и подошла к Рону, а тот нежно взял ее за руку. В это мгновение мама ахнула со смесью удивления и восторга, а Билл и Флер понимающе переглянулись. Это было плохо. — Гермиона, мы знаем друг друга очень давно, — продолжил Рон. Голос его звучал напряженно, прерывисто, слова явно давались ему с большим трудом, но он говорил и говорил и никак не хотел просто заткнуться. — Но я признаю, что не всегда был чутким другом или романтичным партнером. У нас были трудности, мы оба бывали эмоциональными, оба срывались друг на друга… Фред смотрел только на нее. Она, казалось, чувствовала себя не в своей тарелке, нервно переминалась с ноги на ногу, иногда оглядывалась на улыбавшуюся Джинни, но не перебивала Рона. А Фреду казалось, что все это было как-то неправильно. Что не так все должно было происходить. — Но я был бы не против пройти через все, даже через ссоры, заново, если бы это значило, что я смогу быть с тобой, — улыбнулся Рон. — И я хочу, чтобы мы сделали еще шаг к совместному будущему, поэтому я хочу задать тебе один вопрос… Когда Рон опустился на одно колено, Фред прикрыл глаза. Очень хотелось куда-нибудь уйти, каждое слово отзывалось каким-то неприятным чувством в груди. Но Фред продолжал сидеть, пока Рон окончательно рушил его надежды. — Ты выйдешь за меня? Фред открыл глаза. В комнате воцарилось молчание. Все следили за сменой эмоций на лице Гермионы с восторгом и радостью, все ждали от нее ответа… а она медлила. Гермиона смотрела на небольшую бархатную коробочку большими от шока глазами и даже не двигалась. На лице ее не было радости, только искренняя растерянность, и Рон, кажется, пытаясь скрыть неловкость, пошутил, немного оттянув ворот рубашки, как будто та мешала ему дышать: — Гермиона, обычно в этот момент отвечают. Фред замер, когда Грейнджер медленно повернула голову в его сторону и лишь мельком взглянула на него, а затем вернула все внимание Рону и улыбнулась. — Да. Да, Рон, выйду. Под громкие аплодисменты Фред покинул гостиную и сбежал на улицу, пока никто не видел. Ему нужно было подышать.