Когда цветет ликорис — его листья опадают, и наоборот — цветы увядают, когда растут листья.
Ровно так вышло и с ними.
— Ты однозначно не в порядке, Вегас. Говорит он своему отражению в зеркале и вытирает кровь со рта тыльной стороной ладони: открывает кран и начинает смывать ее с рук. Опускает взгляд и ухмыляется. В серой бетонной раковине под потоком воды бьются лепестки, те — что пару минут назад он выблевал вместе со сгустками крови. Вегас ни черта не смыслит в цветах, но эти он определяет безошибочно. Ликорис — паучьи лилии. — О-очень иронично, — протягивает он. — Смертельно иронично, блядь. Вегас начал подозревать, что со здоровьем что-то не в порядке, ещё в начале июня. Сначала почувствовал дискомфорт в грудной клетке, но списал на две пачки сигарет, что последнее время выкуривал ежедневно. Следом появились тошнота и усталость. Когда же ко всем симптомам добавился кашель, стоило бы все бросить и обратиться к врачу. Но именно в этот момент он был слишком занят работой. Он разгребал всё, что свалилось на него после ранения отца. Из жестокого и властного ублюдка Кан в момент превратился в разбитого, больного старика. А на Вегаса легла вся забота о доме второй семьи. И только, когда очередной приступ кашля скрутил до кровавой рвоты вперемешку с длинными красными лепестками — он понял что "Is not ok" — это слабо сказано. Ханахаки была достаточно редкой болезнью, которая не поражала и одной сотой процента людей. Но при этом о ней знали все — ей посвящали книги, снимали фильмы, такая эстетично-поэтичная метафора односторонней любви. Люди вообще обожают романтизировать всякое дерьмо. А вот реальность была беспощадной. Эта дрянь его убивала. — До какого-то момента можно было остановить процесс, если бы объект безответной любви ответил взаимностью. — Но это не мой случай, Топ. — Ещё иногда используют оперативное вмешательство, но это на самых начальных стадиях и то, вероятность осложнений и даже летального исхода весьма велика. — И снова мимо? Я прав? — Да, прости, Вегас. Ты пришёл непоправимо поздно. — Ничего, я всё понимаю. — Вегас встаёт и направляется к двери кабинета. Потом останавливаться и в полуобороте произносит. — Врачебная тайна, и всё такое, да? — Вегас... но они... — Нет, — произносит жёстко. — Не стоит беспокоить главную семью. Но подарок на вашу свадьбу с Танкхуном я всё же пришлю. Не упущу возможность взбесить любимого брата , даже с того света, — заканчивает с улыбкой. Вегас выходит из больницы, перебегает на противоположную сторону дороги, где припаркован его байк, опирается на него и достаёт сигареты из заднего карманы узких черных джинсов. Затягивается и пытается хоть как то очистить голову. А мысли роят, раздражают, причиняют почти физическую боль. Ханахаки, ебаные лилии, безответная любовь... Пит...***
3 месяца назад.
— Я сдаюсь, Пит. Останься, пообещай что не покинешь меня... — практически проскулил Вегас. По его лицу струился пот смешиваясь со слезами, перед глазами плыло. Пит нежно провёл самыми кончиками пальцев по острой скуле, выдохнул чуть слышно в лицо: — Прости. Удар, резкая боль, темнота. Первое время после ухода Пита — Вегас не хотел верить, что это конечная. Он отчаянно ждал и искал встречи. И одна все же состоялась, благодаря Поршу. На задворках бара Йок, под приглушённую музыку доносившуюся из зала, он увидел его. Пит, зажав сигарету в зубах, похлопывал себя по карманам в поисках зажигалки. Вегас достал свою, щелкнул крышкой и поднёс к лицу, по которому так скучал. Увидев зажигалку, а потом и того, чья рука ее держала, Пит вскинул голову, выплюнул сигарету и, выудив пистолет, направил его на Вегаса. — Уебывай! Уебывай из моей жизни! — заорал Пит. — Прости, мне так жаль, Пит, — Вегас поднимает руки и делает шаг вперёд. — Прости? Такой человек, как ты умеет просить прощения? — Ты мне нужен, давай начнём всё сначала. Только ты и я. Пожалуйста. — Мне это не нужно! Ты. Мне. Не нужен. Не так. Не такой ценой. Уходи, Вегас, иначе я действительно пущу пулю тебе в лоб, — «И себе заодно» хочется добавить Питу, но он этого не говорит, только плотнее сжимает челюсть и старается крепче держать глок, потому что рука чертовски дрожит. Вегас не уходит, он наоборот делает еще один шаг вперёд. — Ты, блядь, что серьезно думаешь, что я не нажму на спуск?! Я считаю до трех, — сквозь зубы выплевывает Пит. — Один. — Пит.. пожалуйста... — протягивает Вегас. — Два. Вегас делает третий шаг на встречу. — Три. В эту секунду, скрипя, открывается задняя дверь бара, и выходит сотрудник с мешком мусора. Пит отвлекается лишь на одно мгновение, но в следующее — Вегаса рядом уже нет. Вегас потерял то, что толком и обрести не смог: он только нащупал, только осознал, что вот же оно... Вот он его Пит, он — его человек, нужно забрать, утащить, спрятать, вымолить прощения, зацеловать каждый шрам на теле, оставленный своей же рукой. Только слишком поздно. Пит его не выбрал. Не простил. Пит его не захотел. Горе потери нужно прожить. Пройти эти стадии горевания и жить дальше. Модель Кюблер-Росс насчитывает пять: Отрицание. Оно прошло достаточно быстро, ведь всё расставила по местам встреча у бара. Торг? Торговаться Тирапаньякун не любил — это не его стиль — ему всегда были ближе ультиматумы. Гнев. Он перманентно прибывал в Вегасе — или Вегас в нём — да они были, в общем то, единым целым. Депрессия. На этом пункте пришлось задержаться. Закурить, запить и затрахать едкую пустоту в груди получалось плохо, хоть он и отчаянно старался. В совсем плохие ночи, когда сон был больше наказанием, чем отдыхом — брал байк и разогнавшись мчал столько, на сколько хватало сил или горючего. Мысль что фура на встречной полосе не худший вариант — грела и охлаждала одновременно. Принятие. Оно пришло. Пришло вместе с первыми ростками паучьих лилий в теле. Последней пятой стадией должны были стать планы на будущее без Пита. Катастрофически короткое будущее, как выяснилось только что в кабинете доктора Топа. Вегас рассудил, что в его случае небесная канцелярия решила вопрос особенно изящно. Человеку всю жизнь нуждающемуся в любви. Не получившему ее от тех, кто должен был дать: от жестокого отца, от рано ушедшей матери, от партнеров, что выбирались для дела или рандомно. Он и сам не понимал, как это было нужно — испытать самому и принять от другого. И вот тебе дали этой любви — да, на — подавись. Она прямо в твоей груди, в твоем сердце, легких и глотке. Прорастает, расползается, пробивается, калечит, душит и в конечном итоге — убьёт. Как тебе? Вегасу было больно.***
Две трети лета пролетели безумно быстро. Слишком. Вегас пытался всеми силами выжать из этих дней максимум для того, чтобы оставить младшего брата в адекватном всей ситуации положении. Передать управление бизнесом, позаботиться о стольких аспектах будущей жизни Макао, который еще только учился. Он не оставлял Макао одного, нет. Рядом с ним был Джаспер. Из секретаря, помощника, правой руки Вегаса этот парень неожиданно стал еще и возлюбленным брата. В начале Вегас не очень то оценил такой поворот событий, и за дверьми его кабинета не раз происходили громкие скандалы. Но Джаспер успешно доказал, что он надежный не только сотрудник, но и партнер. Да и Макао уже был вовсе не тем ребенком, который все еще виделся в нем любящему брату. Поэтому Джаспер оставался тем, кто позаботиться о Макао, о больном Кане и всех людях второй семьи. В первых числах августа, когда основные юридические вопросы были решены, а состояние Вегаса ухудшилось — Макао и Джаспер поставили его перед выбором — либо Вегас сейчас же перестает работать, либо он отправится в больницу. В больницу Вегас однозначно не хотел, для себя он решил это давно, сил спорить не было на физическом уровне, и после череды препирательств он сдался. — Как ты хочешь провести остаток.... лета? — запнувшись, спросил Макао. — Хочешь поедем к морю? Или может в Чиангмай? Я все организую, мы можем... — Нет, — перебил его Вегас. — Скажи людям, пусть собирают вещи и позвони доктору Топу, чтобы подготовил медперсонал. Я поеду к дому у озера. Туда где все это и началось. — Когда я и Джаспер закончим здесь, мы тоже приедем. Это продлится всего несколько дней. — Конечно, — улыбнулся Вегас, — а теперь иди, твой парень заждался. Уже на следующий день в сопровождении нескольких телохранителей, медработников и прислуги Вегас прибыл в дом у озера. В «безопасное место» — ухмыльнулся про себя Вегас. Только все, чего можно было бы опасаться в его жизни уже произошло. Он расположился в спальне, окна которой выходили на воду. Та комната была закрыта по его распоряжению уже давно — в нее никто не заходил — и у него самого не было такого желания. Она хранила смесь из тяжелых, пропитанных виной, кровью и чувством сожаления моментов и счастливых, наполненных откровенными разговорами, улыбками, горячими стонами мгновений. Вещи были разложены, отданы все распоряжения людям, и Вегас приготовился если не хорошо, то хотя бы сносно провести оставшиеся ему дни. Спустя два дня после приезда, Вегас ждал брата. В последнее время приступы кашля, сопровождающегося удушьем и отхаркиванием лепестков, происходили все чаще и интенсивнее. И накануне ночь была особенно тяжелой — вымотала — отняла много сил. Он сидел в кресле, в беседке, потягивал вино и читал книгу. От сигарет пришлось естественно отказаться, стоило бы и от вина, но шло бы оно к черту. Сзади раздались шаги. — Кхун Вегас, к вам гость, — сказал Ноп. — Гость? Я ждал Макао и Джаспера, они взяли кого-то еще? Я не понимаю. — Это Пит. Телохранитель главной семьи, — медленно выговорил парень. — Блядь. Вегас несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы успокоить тело, которое резко забыло как дышать. — Пусти его. Ноп кивнул и удалился. Стук следующих шагов отдавался в голове словно набатом. — Привет. Вегас не повернулся. Продолжал сидеть лицом к воде, отложив книгу и крепче вцепившись в ножку бокала. — Какого черта ты здесь делаешь? — ответил на приветствие Вегас. — Как ты узнал... Топ не мог, он обещал мне! — Это сейчас так важно? — Ты прав, не важно. Просто уходи. — Вегас, я... Мне... — Ты не расслышал? Я могу попросить чтобы тебя проводили. Вегас встал, но так и не повернулся, просто прошел вперед — к озеру. Пит подошел и стал за его спиной. — Я хочу поговорить. Пожалуйста. — Говори. — Я... — Питу было сложно сейчас собраться и сказать что-то внятное. Хотя он готовил эту сраную речь все время, что добирался сюда. Откровенно — он готовил эту речь не несколько часов, а несколько последних месяцев. — Вегас. Я... я ненавижу тебя. Я пытался все эти пять месяцев убедить себя, что кроме ненависти ничего нет. Что мне показалось. Что я делал все, чтобы выжить, будучи твоим ебаным питомцем, чтобы ты устал и отпустил меня, — голос Пита дрожал, — я хотел верить, что есть только ненависть. Я пытался забыть, забыться. Но ты везде! Ты внутри — под кожей — вот здесь и здесь, — Пит ткнул пальцем себя сначала в голову, а потом в грудь, — сколько раз я ехал к твоему дому и разворачивался на самом подъезде. Сколько раз хотел, прийти и въебать тебе! Раздавить, уничтожить, растоптать. Сделать так больно, как больно было мне. — И что же не пришел? — в голосе Вегаса слышалась горькая усмешка — А я пришел. Пришел и застал там Макао, рыдающего на плече у твоего секретаря. Он мне и рассказал, что ты здесь. — Почему я здесь, тоже рассказал? — Да. — Так зачем ты все же пришел, Пит? Если въебать, то ни в чем себе не отказывай. — Вегас повернись, посмотри на меня, пожалуйста. Вегас даже не шевельнулся. А внутри все горело, разрывало, выкручивало. Неожиданно Вегаса обвили теплые руки, он вздрогнул, но не отпрянул. Не мог, невозможно было. Пит молча прижался еще сильнее: из-за рубашки не было заметно насколько Вегас похудел, но теперь — Пит это буквально почувствовал своим телом. — Можно я задам один вопрос, Пит? — Вегас повернулся в кольце рук и посмотрел в его лицо. — Чтобы ты сделал, когда досчитал до трех? — произнес Вегас и выжидающе изогнул бровь. Пит поднял взгляд из под челки, коротко вдохнул и поцеловал. Почти невесомо, на самом краю осязания, нежно коснулся губ и тут же отодвинулся. — Я люблю тебя, Вегас. Вегас открыл было рот, но сбился на полуслове и задохнулся в кашле: оперся на руку Пита, согнулся в сильном спазме. Через несколько минут, когда кашель отступил, они оба смотрели на белую рубашку Пита, на которой вместе с брызгами крови осталось несколько красных тонких лепестков. — Как видишь, я тебя тоже. В этот раз Пит остался. Было сказано много и выплакано столько же. Дни потекли один за другим. Только с той лишь разницей, что они наконец были вместе. В роли самых главных людей в жизни друг друга. Присутствие Пита и то, что он признал свою любовь и убедил в этих чувствах Вегаса, не повернуло болезнь вспять. Чудес не бывает. Но процесс роста новых цветов остановился, давая Вегасу такое драгоценное — как никогда — время. И это время он проводил в кругу близких. Джаспер, Макао и Пит заполняли его дни покоем и новым на вкус словом — счастье. Они вместе ели, смотрели дурацкие мультики, играли в Монополию, где Вегас в наглую мухлевал и этим выводил из себя Макао, который дико ненавидел проигрывать. Почти все остальное время Вегас и Пит проводили в объятиях друг друга. Чередовали легкую болтовню с нежной лаской и сном. Пит ничего не говорил о ханахаки, не говорил о том сколько времени им отмерено. Но Вегас чувствовал этот страх, в том, как крепко он обнимал, видел это в отработанной годами улыбке, видел что за ней стоит. Сейчас ничто и никто не смог бы заставить Пита отойти от Вегаса хоть на минуту. Даже ежедневные звонки господина Танкхуна, который кричал что Пит предатель, бросивший его без главной подружки невесты всего за пару месяцев до свадьбы. В конце концов Пит убедил его, что Порш тоже отлично справится с этой ответственной и почетной ролью, мысленно прося у лучшего друга прощения. Однажды утром Пит проснулся, но не обнаружил Вегаса рядом с собой в постели. В ванной его тоже не было. Пит оделся и пошел искать его в остальных комнатах. Вегас нашелся на кухне, больше там никого не было. Закатав рукава шелковой черной рубашки, он что-то сосредоточено готовил. — О, ты проснулся? — с улыбкой окликнул он Пита. — Что ты делаешь? — Садись, я кое-что тебе приготовил. Закрываю гештальт, так сказать. — Что? — Ничего, скорее садись и пробуй. — Это что, южное карри? — удивленно спросил Пит, подвигая к себе тарелку. Набрав карри в ложку, он отправил его в рот. Зажмурился довольно и воскликнул. — Это очень вкусно, Вегас. А ты? Почему не ешь? — Я, конечно, смертник, но не самоубийца. Этот карри одной каплей сделает дыру в этом столе. До сих пор не понимаю из чего сделан твой желудок. — Чем займемся? — спросил, закончив с едой, Пит. — Пойдем к озеру, хочу на воздух. Они расположились прямо на пирсе: Вегас лег, устроив свою голову на коленях у Пита. Тот легонько перебирал пряди черных, давно отросших волос. Первым тишину нарушает Пит. — Говорят, что когда кто-то прощается навеки, на их последнем месте встречи вырастает алая паучья лилия, — произносит так много дней и ночей вертевшуюся в голове фразу. — Навеки? Откуда столько драматизма, Пит, — фыркает Вегас. Но подняв голову и увидев на лице Пита скапливающуюся в уголках глаз влагу, замолкает. — Послушай, а помнишь как мы вместе молились? Когда ты изображал Бонда по-тайски? — О, да, я прекрасно помню как ты нагло облапал мой зад прямо в храме, — прыснул Пит. — Я тогда был совершенно серьезен. Я сделал это, чтобы мы встретились с тобой в следующей жизни, Пит. Слышишь? Пит сглатывает комок, образовавшийся в глотке, стараясь удержать подступающие слезы. — Я буду тебя ждать, — выдавливает из себя улыбку Пит. — Буду ждать.***
Вегас ушел в конце сентября. В самый разгар цветения лилии. В день осеннего равноденствия. В день, когда лето окончательно растворилось.Когда цветет ликорис — его листья опадают, и наоборот — цветы увядают, когда растут листья.
Ровно так вышло и с ними.