***
Камуи Сакурай, более известный под сценическим псевдонимом Дэви Гиромору, и в самом деле был очень похож на одного из отцов-основателей электро-арт-рока, великого гитариста, стоявшего у истоков цифровой электронной музыки. Подумать только – с тех пор минуло восемьсот или девятьсот лет, а то, что придумывали гении двадцатого века в своих убогих студиях звукозаписи, до сего дня считается прыжком в эволюции музыкальной техники. Что уж говорить о самих первооткрывателях… В последние годы в Эдо, как бывало раз или два за век, снова поднялась волна увлечений древностями, героями прошлых столетий, оставившими весомый вклад в науку или в искусство. Поэтому Камуи, довольно рано обнаруживший в себе яркий талант певца, решился на пару небольших вмешательств в свою внешность, чтобы ещё больше походить на кумира. Нынешняя пластическая хирургия творит чудеса: тут немного, там чуть-чуть, слегка исправили разрез глаз – и вот ты уже выглядишь едва ли не копией человека, умершего восемь веков назад. Ах, да, ещё голубые линзы для глаз – и можно сказать, что ты его реинкарнация. Только голос у тебя другой – кристально чистый, сильный, с весьма широким диапазоном. Голос, принёсший популярность среди тысяч дарований, голос, заставляющий рыдать в экстазе стадионы слушателей. Совсем не такой, какой был у него, гитариста из прошлого, гения, которого услышали восемь веков. Помимо самих песен, Камуи слушал редкие записи интервью (безумно дорогие копии с древних оптических дисков, но в их подлинности нельзя было сомневаться), - тот голос был хрипловатым, довольно низким, но при этом каким-то бархатным, обволакивающим. При очень большом желании можно было бы поставить себе имплант, имитирующий конкретно этот тембр и звук речи… но натуральным голосом можно было заработать куда больше, да и желания такого не возникало. Оторвавшись от созерцания собственного отражения, певец чуть подправил небрежно распущенные длинные волосы, дотянулся до минибокса с линзами, привычно надел их, поморгал, чтобы они ровнее легли на глазные яблоки. Натренированный слух отсекал доносящийся шум со стороны большого концертного зала – зрители уже собрались, ожидая появления звезды рок-сцены. Именно это направление определил для себя Камуи, выбирая дорогу в музыкальном шоубизнесе. Для классической оперы его голос был немного слабоват, зато в грохоте классического хард-рока он возносился к небесам, словно луч лазерного прожектора, разрезая ночную тьму. И это тоже было данью увлечения далёким двадцатым веком: именно тогда придумали брать в рок-группы оперных певиц и певцов. Готовясь к очередному концерту и входя в образ, Сакурай любил поразмышлять о жизни того, кого он привык считать своим далёким предком, хотя шансов на точное выяснение практически не было. Несмотря на то, что именно в двадцатом столетии произошёл важный прорыв в области сохранения и передачи информации, мало кто из знаменитостей стремился опубликовать все подробности своей личной жизни. Журналисты и фанаты объединяли усилия, чтобы добыть и сберечь хотя бы малую толику из разрозненной и порой противоречивой информации, но, в итоге, начало эры компьютеров не слишком-то помогло – без серьёзной проверки фактов истинные сведения терялись среди ложных, фантазии затмевали собой реальные события. Далёким потомкам оставалось лишь гадать, какая жизнь была в те смутные времена – вот певец и фантазировал, насколько позволяла его осведомлённость. Ему несколько раз повезло отыскать на чёрном рынке записи и фотографии тех лет, которых не было нигде в Сети, – конечно же, не оригиналы, а копии, сделанные со старинных и древних носителей, чудом уцелевших где-то в руинах нижних уровней. В своей виртуальной гостиной, обставленной по британской моде 19-20го веков, Камуи хранил эти слайды, придав им вид бумажных фотографий, вставленных в багетные рамки – видел такие в лаборатории своего друга, работающего археологом. А мелодии воспроизводил громоздкий ящик со сменными виниловыми пластинками – точная копия одного из хранящихся в Музее Информации Эдо. Туда Камуи часто приходил – не только на сетевой ресурс, но и в реальности, чтобы получше представлять себе, с каким оборудованием работал его кумир. А ещё певец мечтал когда-нибудь сфотографироваться, опершись на микшерский пульт, чтобы точь-в-точь воспроизвести одну из фото в своей коллекции – но экспонаты были отгорожены от посетителей прозрачным пластиком. От дверей послышался тихий стук, означавший, что пора начинать выступление, и Сакурай поднялся, чтобы накинуть джинсовую рубашку старинного покроя – такую он видел на любимом гитаристе на одном из слайдов. Гораздо чаще тот был одет в чёрную футболку и джинсы, особенно – на более поздних фото, но молодому певцу не было нужды скрывать свою изящную фигуру, так что рубашку эту он не застёгивал, оставляя открытым гармонично развитый торс. Последний взгляд в большое зеркало, короткая молитва духу предка, мягкая улыбка отражению – живи со мной на сцене, Дэвид Гилмор, храни мою судьбу, как боги хранили твою долгую жизнь…***
Когда открылась дверь, пропуская двух гостей, в маленькой прихожей киберполицейского сразу стало тесно. - Бентен, не притворяйся, что тебя нет, - прогудел бас Джайка. – День рождения ещё не повод, чтобы запираться от друзей и глушить дешёвый алкоголь в одиночестве. - Вот-вот, - добавил Конран, разуваясь. – Мы пришли составить тебе компанию, красуля! Будешь пить с нами. Хозяин квартиры показался в проёме двери. Он был хмур, потому что не выспался и ненавидел этот дурацкий праздник, каждый год напоминавший ему, что он был куклой… но увидев в руке русского приличных размеров бутылку коньяка, оживился и перестал изображать из себя бледную тень. Кивнул гостям, чтоб проходили в гостиную, сам отправился на кухню за бокалами – зная Саймена, предположил, что коньяк должен быть очень хорошим, раз бутылка всего одна. Через полчаса, когда за ленивым разговором была продегустирована половина этой самой бутылки, Гоку достал из кармана помятый конвертик, в каких обычно дарят деньги сотрудникам на работе их сослуживцы, и протянул Бентену. - С днюхой тебя, красавчик! Держи! - Что это? – блондин нахмурил тёмные брови, фокусируя отрешённый взгляд и не торопясь брать в руки конверт. - Подарок, что ж ещё, - нетерпеливо хмыкнул брюнет. – Бери, не пожалеешь… я зря старался, что ли? - Боги… только не говори, что ты сделал открытку своими руками, - хихикнул пьяный кибер, благосклонно принимая подношение. Деньги были нужны всегда. Но в конвертике оказались два пластиковых прямоугольника билетов на концерт Дэви Гиромору. Разобрав имя, Кането снова нахмурился. - Гоку, в следующий раз или дари деньгами, или узнавай точнее мои музыкальные пристрастия. Я, конечно, слушаю его иногда… мне нравятся его медляки, но я предпочитаю слушать их в комфортной обстановке, дома, и не собираюсь восторженно прыгать с толпой малолетних недоумков на концерте… под грохот и визги. - Браво, Бентен, - задумчиво отозвался Джайк, вертя в широкой ладони хрупкий пузатый бокал. – Это была твоя самая длинная и связная речь в подобной стадии опьянения. - Не привередничай, красуля, из всех твоих любимчиков никто не выступает в твой выходной в ближайшее время, я узнавал. Так что – приглашай своего блондинистого дружка – и гуляй завтра на концерт, как проспишься. Ну, что опять не так? Кането помрачнел ещё больше и отвернулся, завесив лицо волосами, не желая распространяться о своей очередной размолвке с Варантом. О бывших любовниках даже и думать не хотелось… Однако, через минуту в хмельную голову киберполицейского пришла мысль о том, чтобы достойно ответить на заботу коллеги, и он повернулся к озадаченному Конрану с лукавой улыбкой. - Знаешь, Гоку, у тебя ведь тоже завтра выходной, и я буду просто счастлив, если именно ты пойдёшь со мной на этот концерт … - Что? Я?! – взвился брюнет, но договорить ему не дали. - Конечно, ты. Идея была твоя, и я высоко ценю твои усилия… к тому же, я помню, что ты у нас любишь музыку потяжелее. Вот и будем развлекаться: я – под медляки, ты – под хард-рок. - Отлично сказано, выпьем же за разделение труда, - Саймен снова наполнил бокалы коллекционным коньяком, пресекая возможную ссору в корне – никто из его подчинённых не стал возражать, и вопрос о завтрашнем вечере был решён.***
В маленькой гримёрке горели две свечи, едва разгоняя темноту между трёх зеркал, расположенных под углом друг к другу, в которых отражалось бледное лицо певца, напряжённо наблюдавшего за едва заметным трепетом язычка пламени. Сосредоточиться не получалось, мысли то и дело разбегались в стороны. Концерты в Эдо всегда выходили наиболее эмоционально изматывающими, хотя публика была вежливой и благосклонной… но раскрутить её на полную отдачу было в несколько раз труднее, чем в периферийных городах Японской Империи. Словно бы вдали от Большой Тройки ИСБ влияние Императора было слабее, и люди, приходившие на лайвы, легко выпускали на волю свои эмоции, не опасаясь, что их осудят всевидящие безопасники. В Столице же слушатели гораздо больше привыкли контролировать свои эмоции постоянно, дома и на работе, и даже на рок-концерте никак не могли расстаться с привычной «бронёй». Менеджер предлагал перестроить плэй-лист концертов для Эдо, чтобы постепенно «включать» зрителей в шоу, но к единому мнению они прийти не смогли, поэтому певец снова пытался набрать достаточно душевных сил, чтобы достойно провести очередной лайв без дополнительных ухищрений. Нужно было только как следует сосредоточиться, взывая к духу предка… Несколько поколений семьи Сакурай жили в Саппоро, на морской его окраине, соблюдая синтоистские традиции, и о душах предков Камуи знал, наверное, всё… кроме их числа. Ещё в детстве он выучил наизусть свою родословную до шестнадцатого колена, знал очень много из тех сведений, что сохранились в семейных архивах, но так и не мог понять, кто же из предков станет куратором его судьбы. Многие часы медитаций и ритуальных танцев не давали ответа на этот вопрос, духи молчали. Только на первом курсе Высшей школы Камуи узнал от одного сокурсника – будущего археолога – о том, кто такой Дэвид Гилмор, увидел слайды и всей душой поверил в свою сопричастность к этому знаменитому человеку. В случайности будущий певец не верил, он прекрасно знал, что всё в этом мире закономерно и взаимосвязано. И чем больше узнавал о гитаристе, тем сильней была его уверенность в том, что именно дух Гилмора будет опекать своего двойника. Вспоминая свой первый успех на выпускном балу, когда все присутствовавшие в едином порыве рукоплескали стоя после его сольного выступления, Сакурай невольно улыбался. Пение всегда было для него отдушиной, возможностью выплеснуть эмоции после утомительных тренировок или лекций, помогало успокоиться и прийти к согласию с миром и со своей душой. Он порой уходил на дальний портовый мол или пустынную каменистую косу, пел там для волн и неба, для камней и чаек, для солнца и дождя, зная, что все они живые, как и он сам. И это знание укрепляло в нём желание жить и петь для других, чтобы и они позабыли на время свои страхи, проблемы и тяготы жизни в больших городах. После побед в нескольких крупных музыкальных конкурсах Камуи стал уже известен под псевдонимом Дэви Гиромору. Не желая опускать планку, он пригласил музыкантов для выступлений и начал путешествовать с ними по небольшим городам Японской Империи, исполняя классические роковые баллады и блюзы, перемежая их быстрыми танцевальными композициями в более современном ключе. Очень скоро слава о нём разлетелась по Сети, и на его концерты собирались целые стадионы, чтобы услышать голос, придающий изысканность и утончённость весьма тяжёлой музыке. Певец сам участвовал в создании личного сайта, обставив виртуальное пространство в рамках своих представлений об уюте старинных жилых помещений, заставленных громоздкой мебелью, странными на нынешний взгляд электрическими приборами и посудой в деревянных шкафах, картинами и фотографиями на стенах и с непременным настоящим камином. Нынче он был предметом роскоши, который могли себе позволить в реальности лишь немногие, способные оплачивать брикеты древесных отходов для сжигания и фильтры для дыма, а главное – те, у которых были свои отдельные, достаточно просторные дома. Советуясь с другом-археологом, Камуи подбирал предметы интерьера так, чтобы они не диссонировали между собой и были, хотя бы примерно, из одной эпохи. Потом настроил параметры доступа: обычные посетители могли всё посмотреть, не трогая, как в музее, и лишь гостевая книга в виде широкоформатного талмуда была им открыта для записей имён и отзывов. Только однажды этот приватный режим был нарушен, когда посетитель умудрился обойти запреты и оставить записи в виде приколотого к шкафу листа бумаги. Некто Джайк советовал артисту прорисовать более чётко провода от телевизора и ламп, чтобы они не уходили прямо в стену, а соединялись особым разъёмом с розеткой, а ещё написал, что обойти приватность сайта можно двумя способами, и даже любезно указал пути, чтобы хозяин гостиной смог их перекрыть в дальнейшем. Но естественное раздражение Камуи прошло совсем, когда он сходил по ссылкам, оставленным для него вежливым хакером: там были огромные архивы старинных слайдов и сканов с бумажных фотографий именно 20-21го веков, с которых лично для Сакурая был снят пароль. При воспоминании об этом открытии он до сих пор чувствовал глубокую благодарность к киберу Джайку, с которым изредка даже переписывался по вопросам старинной техники тех времён. Собственно, ещё один повод для душевного разлада у певца появился совсем недавно, месяц или два назад, когда он стал замечать странные, почти незаметные изменения в своей виртуальной гостиной. На сей раз неизвестный хакер то подправлял оттенок обоев на стенах, то чуть сдвигал кресло ближе к камину, то переставлял посуду на полках, но ничего не уничтожал и не ломал, только сильнее действуя на нервы хозяину сайта. Сперва Сакурай посчитал это признаком своей невнимательности от усталости после концертного тура: сам изменил и забыл. Но вчера у него появился весомый повод написать Джайку – кто-то сумел внести в список песен джукбокса совершенно неизвестные ему композиции… весьма интересные, явно очень старые, но всё же… Ответ пришёл очень быстро. Кибер уверял, что никаких следов внешнего вмешательства нет, но он постарается разобраться с этим, если владелец сайта разрешит ему полный доступ к структуре ресурса. Поколебавшись, певец дал своё согласие и пароли, оставшись в недоумении. Даже медитировать не мог, то и дело думая об этой загадке.***
Киберы едва не опоздали на концерт, потому что Бентен никак не мог выбрать, в чём же ему идти. С одной стороны, концерт роковый, на такие положено надевать всё чёрное, но тёмных вещей в гардеробе блондина было немного, да и Сенгоку уже был в чёрном. К тому же быть белой вороной среди одетых в чёрное – сомнительное удовольствие. Наконец, когда обозлённый Конран уже был готов вытащить напарника на улицу в том, в чём он был в этот момент, Кането соизволил остановить свой выбор на костюме кофейного цвета, украшенном чёрными заклёпками и накладками, надел белые высокие ботинки на платформе и натянул на руки тонкие белые перчатки – так хотело его настроение сегодня. Гоку, понимая, что малейшее его сомнение в уместности подобного наряда приведёт лишь к тому, что билеты пропадут, восторженно закатил глаза и едва ли не силой уволок именинника к машине, пока тот не передумал снова. Когда двое попали, наконец, в концертный комплекс и почти бегом добрались до зала, блондин недовольно нахмурился. - Почему ты не сказал, что места стоячие? - Ну, извини, на вип-ложу мне не хватило денег, - проворчал брюнет, выискивая глазами с высоты своего роста место поудобнее. – Пойдём к ограждению, там, вроде бы, какое-то возвышение… тебе будет лучше видно сцену. Не хотел признаваться, но он и правда не подумал о том, что из «толкучки» под сценой невысокому напарнику будет плохо видно. Пришлось отойти подальше, чтобы толпа фанатов не загораживала обзор, хорошо ещё, что на зрение киберы не жаловались. Кането не упустил случая подколоть Сенгоку, чувствуя некоторое волнение перед началом шоу. - Ладно, у меня есть ты, сяду к тебе на плечи, если что. И невинно задрал брови, ухмыляясь. Пока Гоку придумывал достойный ответ, кипя от возмущения, в зале погас свет, зазвучала музыка, знаменуя начало концерта. В отличие от выступлений других артистов, на которых побывал Бентен, эта группа напоминала больше классический оркестр в миниатюре – обширная ударная установка с гонгом, две гитары и скрипка были настоящими, как и играющие на них люди. По мере роста своей популярности Дэви Гиромору смог подобрать в команду настоящих профессионалов, знающих толк в живом звуке. Так делали исполнители традиционной старинной японской и другой фолковой музыки, но певец-рокер считал, что не с его голосом выступать под синтез-муз, оставив лишь малую толику спецэффектов для клавишной установки. Всё остальное исполняли – и весьма артистично – его музыканты, устраивая на сцене отличное шоу без дополнительных ухищрений в виде группы подтанцовки. Остатки скепсиса, ещё портившие настроение блондину, улетучились сразу – всё-таки живая музыка гораздо круче любой записи, тем более, что мелодия была знакомой и одной из любимых у этого исполнителя. Бентен заворожённо следил за тем, как слаженно гитаристы исполняют вступление… а потом в его сознание проник прекрасный голос… Он шёл словно бы отовсюду, обволакивая нежными нотами и бархатными обертонами, и слова были не важны. Потом из затемнённой глубины сцены появился сам певец в облегающем чёрном костюме, и его голос разросся, заполнив собой огромный зал до краёв, как океан заполняет собой берега во время прилива. Казалось, он сумел коснуться души каждого из присутствующих, напомнив о том, что жизнь не ограничивается известной реальностью, что есть ещё духовный мир, бескрайний в своём разнообразии и неподвластный законам цивилизации… Камуи с затаённой радостью видел, как светлеют улыбками постные лица столичных жителей, как из их глаз уходят печали и заботы, которые они контрабандой принесли на концерт. Конечно, фанаты, толпой стоящие возле сцены, и без того были счастливы, но для Сакурая было важно вдохновить и остальных. К концу вступительной песни он уже чувствовал, что безраздельно владеет вниманием своих слушателей, на время позабывших о реальном мире за стенами зала, завершил музыкальную фразу на высокой ноте… в полной тишине. И две секунды ещё мог слышать лишь один общий вздох, словно аудитория была единым целым организмом. Внезапно для всех в этой тишине прозвучал аккорд одного из гитаристов, имитирующий рокот большой волны, ударяющийся о камень скалы, – фанаты, знающие это вступление, дружно завизжали, вскидывая руки в приветственном жесте. Пока набирал обороты глухой ритм барабанов, певец исчез со сцены, чтобы сменить верхнюю часть костюма на белую шёлковую рубашку – он исполнял эту быструю песню, перемещаясь по сцене в пятне света среди затемнённой сцены, словно застигнутый бурей парусник… Шоу набирало обороты, артист и его музыканты работали с полной отдачей – и в этот раз Сакурай ощущал более полную эмоциональную поддержку от зрителей, многие с сидячих мест переместились на танцпол, участвовали в интерактивных постановках, подпевали и хлопали, сторицей возвращая положительные эмоции. И всё было замечательно… только взгляд Камуи порой задерживался на невысоком блондине, стоящем у самого края сцены, слева, где толпа фанатов была пореже. Этот зритель сильно выделялся из среды одетых в рваную одежду из кожзаменителя и внешне оставался совершенно безучастным, но голубые линзы не мешали певцу разглядеть на его красивом лице отголоски внутренней борьбы. Было видно, что этот человек привык побеждать обуревающие его чувства, прятаться под маской сдержанности, но его выдавали сцепленные в замок пальцы в белоснежных перчатках. Сакураю некогда было думать об этом, только профессиональная гордость, желание достучаться до каждого сердца и получить хоть малый отклик подтолкнули его к неординарному для него шагу. Во время одной из инструменталок, где солировала скрипка, артист велел заменить песню для выхода на бис и подготовить традиционное кимоно. Как истинный японец, Камуи не мог не исполнять песен на родном языке – и почти все медленные были на японском. Но изредка он пел на лайвах известное сочинение о Наследнике Хризантемового трона, посвящённое ныне правящему Микадо Минамору ещё в те времена, когда он только был объявлен преемником Божественного Сэйхицу. Пожалуй, Сакурай сейчас не смог бы ясно ответить, отчего вспомнил именно эту вещь, мельком вглядываясь в странного блондина, но интуиция никогда его не подводила. После заявленного окончания шоу, когда музыканты, попрощавшись, покинули сцену, а фанаты ещё бушевали, дружно скандируя всем залом: «Дэви! Дэви!», - певец появился из-за кулис в кимоно, расшитом волнами бушующего моря, с цветком белой хризантемы в руке и одним движением шёлкового рукава утихомирил толпу. В полнейшей тишине, не пользуясь музыкальным сопровождением, он исполнил это прекрасное и возвышенное сочинение, почти не сводя глаз с хрупкой фигуры замкнутого юноши, но не подходя к тому краю сцены, где он стоял. С самым серьёзным видом закончив петь известные слова пожелания долгих лет благоденствия Японии под правлением Императора, артист поблагодарил публику, поклонился и вдруг улыбнулся так тепло и искренне, что Бентену показалось, будто Дэви улыбнулся ему одному – и ответил на улыбку, устав бороться с собой. Весь концерт ему казалось, что душу вот-вот разорвёт от переполняющих её чувств – настолько сильным оказалось впечатление от живого выступления певца. Глядя на опустевшую сцену, Кането не замечал, как смотрели на него те из фанатов, кто отследил направление взгляда их кумира… но они вскоре разошлись, и только тогда его смог отыскать Сенгоку. - Вот ты где! Я на минуту отвлёкся – а его уже и след простыл! И на звонки не отвечает… хэй, красуля, ты спишь, что ли? – подойдя, он небрежно толкнул напарника в плечо, привлекая его внимание. – Эге, всё с тобой ясно: залип на этого смазливчика, да? Не, я не спорю, поёт он классно, я даже не ожидал, - уводя непривычно тихого блондина из зала, разглагольствовал Конран. – Но мне всё же думается, что он себе что-то вживил втихаря… или связки подправил, там… не знаю. А я тут с такой девчонкой познакомился! Зовут Арису, кажется, я не очень расслышал в этом грохоте… но в пятницу я с ней встречаюсь снова – там и уточню, ха-ха. Танцует отлично, и по росту мне подходит – конфетка, а не… - Гоку, заткнись, будь добр, - устало садясь на пассажирское сиденье, Бентен, наконец, разлепил плотно сжатые губы. – У Дэви Гиромору есть сертификат о невмешательстве Брюнет недовольно покосился на него, включая систему автопилота, фыркнул. - Нет бы спасибо сказать за то, что я тебе билет подарил, - откинувшись на спинку, потянулся, выдыхая. – А про сертификат надо бы у Джайка уточнить… мало ли, может, у тебя устаревшая информация. - Спасибо, Гоку. И помолчи, я тебя прошу, - тем же отсутствующим тоном добавил Кането, и в салоне повисла тишина, нарушаемая только тихим шорохом антигравов. Наверное, его состояние было близко к шоковому, во всяком случае, в памяти вспыхивали отдельные эпизоды концерта, не становясь единым целым, мысли не могли остановиться на чём-то одном, в ушах немного ещё шумело после усиленной динамиками музыки, и думать о реальности не хотелось вообще. Особенно же выводила кибера из равновесия внезапность и стремительность обрушившихся на него событий – о концерте он узнал лишь за сутки до, не успел почитать даже отзывов в Сети, чтобы подготовиться… Впрочем, сейчас он смутно сознавал, что подготовиться к такому просто невозможно. Вернувшись домой, Бентен действовал механически, приняв душ и ложась спать, продолжал думать о странных взглядах, которые почти весь концерт бросал на него певец. Зачем он это делал? Что за странная прихоть известного человека? Ведь это совершенно не означает, будто артист захочет встречаться. И неизвестно, какие у него предпочтения – блондин до сего дня даже не особо интересовался личностью популярного вокалиста, уделяя внимание только некоторым его песням. Пришлось прибегнуть к малой дозе седативного средства: проворочавшись почти час, Кането рисковал совсем не выспаться и злоупотреблять потом стимуляторами на работе, что могло вызвать нездоровый интерес его начальства. Впрочем, поспать нормально ему всё равно не удалось – рано утром комм выдал сигнал срочного вызова.