Солнце в зените

Глава 9 Замок Миддлхэм стоял высоко на крутом холме, нависающим над долиной Уэнслидейл, и, поднимаясь к нему в осенний вечер по ухабистой каменистой дороге, кобыла Бесс успела несколько раз споткнуться. «Лошадь изнемогла», - заметил Томас Говард. «Почему бы тебе не поехать на низенькой испанской кобылке, которую я купил для тебя на прошлой неделе?» Бесс положила ладонь на покрывшуюся капельками пота шею кобылы. «Я так ее люблю, но полагаю, что ты прав. Возраст дает о себе знать, да и усталость сказывается». Томас всегда был прав, - промелькнуло в мыслях у молодой женщины, - всегда благоразумен и всегда глух. Она оглянулась на Аннетту и наткнулась на встревоженный взгляд дочери. «Но я не так стара и утомлена, как моя бедная маленькая лошадка», - бросила Бесс через плечо и рассмеялась. Аннетта приблизила своего пони к лошади матери. «Поездка не оказалась для вас чересчур изнурительной?» «Нет, но я рада, что мы сюда добрались. В конце концов, Том сегодня не капризничает. И большую часть пути проспал». «Он капризничает единственно из-за своего упрямства», - разумно отметила Аннетта, - «а не потому что ему нехорошо. Никогда не видела более сильного мальчика». Томас повернул голову, чтобы взглянуть на двухлетнего сына, лежащего в руках у Алины, его смуглое лицо озарилось слабой, но гордой улыбкой. «Да, а ты наслаждаешься с ним ролью старшей сестры, правда, любовь моя?» Бесс думала, как же странно, насколько Томас и Аннетта привязались друг к другу. Трепетно обожавшая родного отца девочка с легкостью перенесла это чувство на другого. Вероятно, потому что ее довольно молчаливый отчим резко контрастировал с Хамфри, тем не менее, мать подобный поворот до сих пор удивлял. Вопреки сказанным дочери словам она утомилась, но была рада отдалению от Лондона и находящегося там двора. Молодая женщина без особой сложности родила Тома, но за ним последовало мертворожденное дитя, а затем, несколько месяцев тому назад, ей пришлось выдержать муки появления на свет малыша ножками вперед. Мальчик умер спустя недели и был унесен прочь в крошечном гробу. Очень долго после этого Бесс чувствовала себя больной и слабой. Томас отправился с королем во Францию в составе посольства. Они нацеливались на возвращение английских земель и на повторное зажжение несомого Генри Пятым факела, потухшего даже без малейшего порыва ветра, в результате чего Эдвард и французский монарх сошлись на вполне разумных условиях. Бесс считала это предприятие безумным, но была чересчур плоха, чтобы заботиться о происходящем. Единственно стоящим шагом представлялся ей выкуп за огромную сумму королевы Маргарет, что вывело Англию из серьезного финансового кризиса. Сейчас Бесс предвкушала долгожданную встречу с Ричардом и Анной. С болот долетал свежий и бодрящий ветерок, приносящий с собой аромат вереска, и она спонтанно обернулась к Тому, что обычно практиковала по отношению к нему редко. «Не удивительно, что герцог с герцогиней так любят здесь жить». «Сюда очень долгий путь из Лондона», - ответил Томас. «Но с тех пор, как герцог стал Повелителем Севера, я уверена, это очень ему подходит». Томас больше ничего не сказал, и во главе домашних и вооруженной охраны они поехали в горку по направлению к большим воротам во внешней стене. Ричард лично вышел на ступеньки замка, дабы поприветствовать гостей. Уже спустя несколько минут Анна утащила Бесс в свои личные покои. За ними ушли Элизия с Аннеттой и остальными детьми. Какое-то время все увлеченно разбирали вещи и болтали, пока юный Том, в очередной раз пробудившись, не начал топать по спальне. «Что за крепкий мальчуган», - восхитилась Анна. «Хотя их разделяет месяц, мой маленький Эдвард не такой крупный, как Том». «Но и вы, и герцог отличаетесь хрупким сложением», - заметила Бесс, улыбаясь, - «а Том, видимо, пошел в дедушку». Стоя на коленях, Аннетта играла с ребенком, сейчас же, по просьбе герцогини, увела его знакомиться с сыном Анны, маленьким Эдвардом. Элизия вместе с Алиной направилась во внешнюю часть покоев. Анна села на кровать. «Вы пришли в себя, Бесс? Мне очень жаль, что все так произошло с вашим малюткой». «Я пришла в себя. Бедная маленькая душа, он был слаб и не создан для этого мира». «С Божьей милостью у вас появится еще один, к тому же есть Том. Как же подросла Аннетта, и Маргарет тоже. Обидно, что не получилось взять с собой Джона». «Он ужасно раскис после смерти лорда Бернерса, поэтому я послала его учиться в Кентербери. Внучатый дядя Джона, архиепископ, проследил, дабы тот хорошо устроился в местной школе». Бесс замолчала и внимательно посмотрела на герцогиню. «Глядя на вас, можно сделать вывод, что жизнь здесь чрезвычайно вам нравится». «Очень нравится. И Ричарда тут сильно любят. Полагаю, все дело в его честности и обаянии, проявляющихся во взаимодействии с абсолютно разными людьми. Я тоже ценю в нем это качество превыше остальных. Он совершенно свободно ведет себя, как подобает истинному северянину. Но изюминка не только здесь. Графиня Оксфорд написала Ричарду почти отчаянное послание, несчастная женщина, у нее нет ни гроша с тех пор, как муж попал под закон об отчуждении гражданских и имущественных прав. Ричард в ответ отправил ей деньги и попросил вашего свекра оказать даме возможную поддержку. В этом весь Ричард». «Милая Анна», - Бесс ее расцеловала. «Выразить не могу, как я рада видеть вас обоих такими довольными». «И я рада, что у вас все хорошо. Вы проведете с нами какое-то время? Предположительно, мы поедем ко двору на Рождество, вдруг вы сумеете задержаться до праздников?» «Уверена, Томас согласится. Его Величество позволил нам оставаться у вас в гостях так долго, как мы захотим». Бесс сдержала легкий вздох. Она ни разу не рассказывала Анне в дни свадьбы той с Ричардом, как и в последовавших после личных беседах, какие чувства испытывает относительно своего второго брака. А теперь это представлялось имеющим довольно скромное значение. Слишком мало женщин, если посмотреть правде в глаза, выходят замуж за мужчин, выбранных ими лично. Бесс с удивлением обнаружила, что у Ричарда есть двое незаконнорожденных детей, Кэтрин и Джон. Оба ребенка появились на свет, когда он считал Анну для себя потерянной, но, прибыв в Йоркшир, та приняла малышей и отныне воспитывала их вместе с собственным мальчиком. Бесс решила, что любовь не заботится ни о чем, случившемся до ее расцвета, равно как и о не случившемся. Минуло совсем немного дней, и Бесс ощутила, как подпала под чары столь любимого герцогом Глостером Йоркшира. Поездки в долину и тихие музыкальные вечера стали долгожданным облегчением, последовавшим за чахоточным весельем Вестминстера, Виндзора и Шина. Красота местных болот, пустоши багряных холмов над глубоко запавшими цветущими лощинами Уэнслидейла и Ковердейла превратились для нее в неиссякаемый источник наслаждения. К тому же Бесс полюбила откровенный и простой йоркширский народ. Останавливаясь на ферме, где ей предлагали подкрепиться свежеиспеченным хлебом и вкуснейшим сыром, Бесс вела разговоры с крестьянами и хохотала над своей неспособностью хорошо понимать их речь. С ветвей полетели осенние листья, охотничьи компании с раскрасневшимися щеками возвращались домой, где их поджидали огонь в камине, наполненном массивными бревнами, и стол, покрытый сытной едой. Лондон казался слишком далеким, равно как и Тендринг Холл, шумная резиденция лорда Говарда. Бесс провела там шесть изнурительных месяцев в обществе четырех родных сестер Томаса и одной сводной, по имени Екатерина. Домашние отличались оживленностью и сварливостью, и лишь для Екатерины Бесс открыла свое сердце. Лорд Говард не уставал подавлять невестку, а его вторая жена Маргарет казалась на фоне супруга крохотной мышкой, а не женщиной. Бесс была рада оказаться вдали от знакомых мест, и недели в Миддлхэме пролетели на волне незамутненного счастья, если не считать ее первой, случившейся в пылу, ссоры с Томасом. Слишком сильно причина расхождения во взглядах задела чувства молодой женщины. Бесс надеялась, что являла собой образец любезной и заботливой супруги, а маленький Том обоим родителям принес много радости, но с ее стороны все равно ощущалась прохлада, которую Томас или не видел, или, в любом случае, не пытался развеять. Его манера занятия любовью не отличалась разнообразием и выдумкой, вдобавок он не затягивал исполнение супружеских обязанностей надолго, оставляя жену опустошенной и вынуждая ту с тоской вспоминать годы, проведенные с Хамфри. Однажды утром один из посыльных Ричарда прискакал, доставив Бесс письмо от лорда Риверса. Он посещал Кентербери, где обнаружил и архиепископа, и лорда Эссекса в отчаянии от поведения Джона. Согласно их рассказам, мальчик демонстрировал бунтарский дух и нежелание учиться. Джентльмены сочли, что ребенку пойдет на пользу попасть под опеку кого-то знатного, и, так как Энтони симпатизировал Джону, то готов был взять его к себе и понаблюдать, выйдет ли разбудить в юном паже лучший настрой. «Разумеется, мне следует позволить Джону поехать к лорду Риверсу», - произнесла Бесс, - «И если Джон сам того желает, как пишет милорд, то он-» «Не знаю, дам ли я свое согласие», - ответил Томас. Он дернул головой в сторону оруженосца Дэви, достающего охотничьи принадлежности господина, и, когда дверь закрылась, продолжил: «Вудвиллы не принадлежат к тому обществу, которое я хотел бы видеть вокруг мальчика. Нельзя создать шелковый кошель из свиного ушка. Ко всему прочему, каждый из них славится распущенностью». Бесс одеревенела. «Я никогда не слышала, чтобы подобное относили к Энтони или к Ее Величеству. Ты несправедлив». «Ну, мне никто из них не по нраву. Высокородные друзья моего отца лучше отвечают требованиям общественных норм». «И архиепископ, и лорд Эссекс посчитали совершенно подходящим решением отправить Джона к милорду Риверсу». «Оба они уже люди пожилые! Что им известно о нуждах мальчика? С твоей стороны будет благоразумнее послать Джона на море на одном из кораблей моего отца». «Боже Милостивый!» - воскликнула Бесс. «Джон не сын бедного рыцаря, чтобы таким образом его отправлять прочь. Да он и юн чересчур. Позволишь ли тебе также напомнить, что отныне он лорд Бернерс?» Даже смуглая кожа Томаса не смугла скрыть заливший его скулы румянец. «А я до сих пор простой мастер Говард. Знаю, для тебя я ниже по рангу твоего сына». «Я так не думаю», - Бесс тоже вспыхнула и мгновенно пожалела о вырвавшихся словах, ибо их глубокая искренность не делала произнесенное менее жестоким. Томас отпрянул от жены к окну. «Я понимаю, что ты всегда меня презирала», - выдохнул он в конце концов, - «что вышла за меня только для соблюдения воли короля». «Господи», - подумала Бесс, - «если бы Томас только знал, как близок к истине!» Она с таким трудом старалась не думать об Эдварде, но едва проходил даже день, когда на память не возвращались моменты, проведенные под ветвями старого тиса. В завершение спора Бесс заявила: «Не в моих силах изменить носимый Джоном титул, также, как и занимаемое им в обществе положение. Если лорд Риверс возьмет его под свое крыло, я буду очень ему благодарна. Это настолько же ученый человек, насколько и великий поединщик, что вам прекрасно известно. Он сильно заинтересован в мастере Кэкстоне и новых печатных книгах, и, с моей точки зрения, даст Джону более широкое образование, чем большинство других». Все еще находясь к Бесс спиной, Томас произнес: «Я продолжаю оставаться несогласным с возможностью отъезда Джона». «Джон – мой сын, и, после смерти его деда, опекуном мальчика является лорд Эссекс. Последнее слово не за вами, сэр». «Вы выставляете меня за дверь, как, впрочем, всегда». Томас обернулся, и Бесс увидела, что его лицо пылает от редкого там отображения чувств. «И, как всегда, - сэр – сэр – почему вам не обращаться ко мне – Томас?» Бесс взмахнула рукой, не в силах ответить, и Томас резко рассмеялся. «Бога ради, вы принесли мне богатство и земли, подарили сына, полагаю, мне следует считать, что этого достаточно, но больше ничего вы мне не дали, ни крошки привязанности, не говоря о привязанности хотя бы из чувства долга». Молодая женщина стиснула заломленные руки, глядя, как муж стоит перед ней и впервые демонстрирует степень своей уязвимости, необходимости получить то, что Бесс не может ему дать, но она лишь произнесла: «Мне жаль». «Жаль!» Его голос дрожал от презрения. «Мне не нужно вашей жалости, мадам. Я не пес, чтобы удовольствоваться брошенной ему костью, когда все остальное уже закончилось». Томас метнулся мимо нее и вышел из комнаты. Бесс ощутила, как дрожит, но взяла пергамент с чернилами и собственноручно написала Энтони Вудвиллу, принимая его великодушное предложение. Томас Говард не заставит ее повиноваться себе в отношении воспитания Джона. Когда Томас пришел к ним в комнату, Бесс сообщила ему: «Я написала лорду Риверсу», и тот ответил: «Знаю. Я видел, как уезжал посыльный», после чего никто из них не возобновлял разговора. В ту ночь они лежали в ледяной тишине разделенные в кровати целым футом. Постепенно обида и горечь, оставленные жестокими словами, были, если не забыты, то, по крайней мере, погребены под обычным поведением, однако Бесс оказалась потрясена. Она никогда серьезно не думала, что Томас заботится о ней лично, что, пусть по-своему, но желает ее. Теперь же взгляд на него коренным образом поменялся. Если Бесс отдавала Хамфри лишь половину сердца вплоть до той их последней ночи, то второму супругу не уделяла совершенно ничего. Странно, казалось, подобный ход дел причиняет ему боль. Как бы то ни было, она не могла заставить себя сделать шаг, чтобы уменьшить протянувшуюся между ними пропасть. Несколько дней спустя Элизия нашла Бесс рыдающей так, как та не плакала с момента гибели Хамфри. «Дорогая госпожа, что произошло? Вы плачете из-за своего ребенка? Он сейчас на небе с Пресвятой Девой, - успокойтесь, прошу вас». Бесс подняла голову и вытерла глаза, обрадованная тем, что ее поведение неправильно истолковали. «Теперь все хорошо, мне уже лучше. Я не должна тебя печалить. Сэр Роберт еще не вернулся?» «Нет, миледи. Он сказал, что путь до дома его отца займет около дня верхом, потом же придется остаться еще на чуть-чуть». Элизия взглянула на Бесс с тревогой. «Мне страшно. Отец сэра Роберта слывет таким суровым человеком, что вряд ли позволит сыну жениться на столь бедной девушке, как я». Бесс сумела улыбнуться. «Роберт любит тебя, дитя мое, поэтому будет очень убедительным, я уверена». Не раньше следующего вечера рыцарь леди Бесс вернулся с вытянутым лицом. По его словам, у отца имелись на сына другие планы, касающиеся дочери ближайшего соседа семьи, человека с достойным положением в обществе и обладающего множеством имений. Союз с ним принес бы пользу обоим кланам. Лишь мольба матушки сэра Роберта смогла спасти его от категорического отказа. Сэр Джон Белласис готов был рассмотреть вариант брака отпрыска с Элизией Хей, только если бы он знал больше о происхождении этой леди и о идущем за ней приданом. Элизия содрогалась от слез. «Я знала об этом, знала! Я не подхожу ему в жены». «Еще как подходишь», - твердо постановила Бесс. «Роберт, если будет нужно, я лично напишу вашему батюшке, но мы абсолютно точно еще отправимся в Кентербери, как только сможем и побеседуем с мастером Хееем. Когда мы сумеем заверить сэра Джона в том, что он желает услышать, вероятно, почтенный джентльмен даст свое согласие. Разумеется, я и сама совершу вклад в приданое Элизии». «Миледи, вы такая хорошая, такая добрая». Элизия схватила Бесс за руку и поцеловала ее, а Роберт неуклюже сказал: «Не представляю, как и благодарить вас, мадам». Бесс подняла на него взор. «Именно я в долгу у вас, Роберт. Разве вы не остались у меня в доме после смерти моего мужа, когда могли бы отправиться на поиски удачи в любое интересное для вас место? Я понимаю, вы поступили так не только из-за меня, но и из-за этого дитя. Да успокойте же ее», - добавила она, улыбаясь. «Как Элизия сумеет оказать мне хоть какую-то услугу, если на протяжении всей обратной дороги в Лондон станет без устали плакать?» Когда кавалькада окончательно покинула Миддлхэм, чтобы направиться в столицу, наступили ранние дни декабря. К данному сроку Бесс решила, что снова понесла. На этот раз она испытывала лишь усталость, отвращение к приступам утренней тошноты и долгим месяцам набухания и тяжести, к связанной с родами боли и, вероятно, утрате еще одного ребенка. И все вышеперечисленное ради мужчины, чья страсть ее не трогала, к которому Бесс чувствовала исключительно сочувствие. Добравшись в канун Рождества до Вестминстера они обнаружили двор в трауре по герцогине Кларенс. Несколькими неделями ранее Изабель подарила жизнь младенцу и безнадежно заболела, отдав Богу душу в прошлое воскресенье в замке Уорвик. Анна потускнела от горя по любимой сестре и едва могла заставить себя разговаривать с Джорджем, вернувшимся после похорон в аббатстве Тьюксбери. Последние новости поведала Бесс Екатерина Гастингс. «Моя дорогая Бесс, как же мне вас не хватало», - призналась Екатерина. «Всю прошлую неделю двор лихорадило от непроходимой печали, да и Рождество будет тоже не менее унылым, чему я не удивлюсь, как и тому, что никто не подумает скорбеть о покойном архиепископе Невилле, который также, в свою очередь, скончался. Вы выглядите не так свежо, как я ожидала. Неужели для вас воздух Йоркшира оказался слишком холодным?» Бесс покачала головой. «Нет, мне было там очень хорошо, но я опять беременна, а мне бы так этого не хотелось». Екатерина приподняла брови. «Мастер Томас продолжает посвящать себя делам? Вы почувствовали к нему хоть немного большую симпатию?» «Нет». «По крайней мере, у вас есть ваши дети. Аннетта – прелестная девочка, да и в поведении Джона разве вы не наблюдаете улучшений?» В окружающем мраке это являлось единственной яркой искрой, по мнению Бесс. В течение недолгого времени пребывания в доме лорда Риверса мальчик изменился почти до полной неузнаваемости. Он возбужденно приветствовал свою матушку и рассказывал ей, как милорд нашел минутку, чтобы учить воспитанника, как возил к столбам для метания копий, как показывал ему интересные книги для чтения, абсолютно не похожие на скучный материал, который заставляли изучать в Кентербери. Лорд Риверс даже брал Джона посмотреть на работу печатного станка мастера Кэкстона и намеревался послать его в Оксфорд на соответствующее обучение. «Милорд говорит, там есть замечательная библиотека, построенная последним герцогом Глостером и полная способными прийтись мне по нраву книгами. Вы отпустите меня туда, матушка?» «Да, он изменился», - ответила Бесс на вопрос Екатерины. «Хамфри был бы очень рад. Что с вашей дочерью? Она довольна жизнью с сэром Томасом Греем?» «С тех пор как он стал маркизом Дорсетом, очень довольна», - улыбнулась Екатерина. «Ей нравится занимаемое в обществе положение, хотя мужа она видит редко. Томас Грей, как и Уильям, постоянно обедают и ужинают в городе. У короля там появилась новая возлюбленная, и, чтобы забавлять Эдварда, им приходится друг с другом соревноваться. Господь знает, что творит эта пара, стоит колоколу возвестить о наступлении комендантского часа». Бесс удивилась, почему ее до сих пор должно задевать услышанное относительно возлюбленных Эдварда. Когда несколько дней спустя Томас пришел к ней в покои и сообщил, что их позвали на обед в город в обществе короля, молодая женщина довольно резко поинтересовалась, встретят ли они там Елизавету. «Конечно. Мы будем пировать в здании лондонских гильдий. Почему там не может быть королевы?» Ответа не последовало. Учитывая разрастающуюся семью и свою последнюю беременность, Бесс простили большую часть ожидаемых Елизаветой услуг, и та некоторым образом вздохнула с облегчением. Двор, как обычно, кишел родственниками королевы, каждый в поисках милости Эдварда старался подставить другого, а свежее поколение детей с шумом наполняло дворцы. Старые сложившиеся кланы делали все возможное, дабы держаться от новой знати подальше – и Герберты, и Талботы, и Перси, и Дакры, да и многие остальные. Даже давняя дружба с Елизаветой Бесс стала слабее, нежели в туманном прошлом. На первый взгляд неуловимо, но любовь к герцогу и герцогине Глостер в сочетании с отрезвляющим влиянием Томаса меняло молодую женщину. Узрев Эдварда после первой ночи дома, Бесс показалось, что он отяжелел, обзавелся ранее не портившим его брюшком, свежая кожа под глазами и подбородок обозначались уже не так резко. Король развалился в кресле, ел и пил сверх существующей меры. Бесс почувствовала, как ее мысли сжимаются под равной наблюдаемой картине тяжестью. «Мы должны найти для Зала гильдий лучшее», - огорошила Бесс Елизавета, когда они готовились к обеду. «Я не часто выхожу в город, но, делая это, и сама, и мои дамы – все мы обязаны затмевать утомительных жен торговцев, считающих себя лучшими из лучших». «Да, Ваша Милость», - согласилась Бесс в определенном замешательстве. В голосе Елизаветы прозвучала нотка, заставившая фрейлину задуматься, не окажется ли в зале особенной жены торговца, которая тревожит королеву. «Мне бы хотелось видеть тебя в апельсиновом в сочетании с кремовым», - изрекла Елизавета. «У тебя осталось то платье, что так шло тебе целую вечность тому назад?» Бесс покачала головой. Она думала, что никогда больше не станет носить эти цвета вместе, слишком много воспоминаний они пробуждали. «Но я обещаю вам всю изысканность, что сумею создать». Елизавета рассмеялась. «Тебе удалось сохранить фигуру лучше, чем мне. С шестью детьми и еще одним ребенком в могиле, несчастная крошка, боюсь, я растеряла часть былой красоты. К тому же, подозреваю, под юбкой у меня уже скрывается следующее дитя. Но зато у меня здоровый муж, не правда ли?» Елизавета действительно располнела, лицо заметно округлилось, но чудесная красота, поймавшая в западню Эдварда Плантагенета, продолжала изливать свои чары, и, когда они вышли в город, королева выглядела великолепно. Чтобы увидеть шествие короля и королевы собирались толпы, но Елизавета едва наклоняла в ответ голову, тогда как Эдвард в своей фамильярной манере выкрикивал приветствия людям, которым, как он знал, супруга уделяла лишь надменный взгляд на их законных половин. Несколько скакавших позади нее сестер были не более любезны, и Бесс решила, что в равнодушии горожан к повелительнице нет ничего удивительного. Зал пылал человеколюбием и гостеприимством, богатый обед тяжело сказался на желудке, и Бесс с облегчением отодвинула последнее поставленное перед ней блюдо. В процессе паузы, пока гостей обносили сладостями, фруктами и орехами и наполняли их бокалы, Бесс оглянулась и заметила далеко в конце стола напротив улыбающуюся ей женщину. Лицо дамы было знакомо Бесс, и та тщетно провела в памяти поиски. Затем она вспомнила победоносный день возвращения Эдварда семь лет тому назад и восторженные толпы, оттеснившие ее к другой девушке. Как же звали ту даму? Когда общество поднялось из-за стола, Бесс подошла к ней, и имя всплыло из глубин прошлого. «Госпожа Шор, не так ли? Вы помните нашу встречу?» «Разумеется, мадам», - ответила Джейн Шор. Она все еще оставалась очень хорошенькой и встретила собеседницу таким же сияющим взглядом. «Но, боюсь, я не в силах вспомнить вашего имени». «Тогда я была госпожой Буршье», - произнесла Бесс, - «но моего мужа убили при Барнете. Сейчас я супруга мастера Томаса Говарда, - видите, он сидит вон там, рядом с лордом Гастингсом». «О, я знакома с лордом Гастингсом. Он часто приходил вместе с королем в дом моего мужа». Джейн замолчала. «Их интересовала торговля шерстью в Кале или же что-то в этом же роде». «Приходил?» - спросила Бесс. «Ваш муж больше не занимается торговлей?» «Я уже не нахожусь с ним в браке», - тихо ответила Джейн. «Мы можем где-то присесть вместе, мадам? Несколько горожан из Чипа приготовили для Его Величества представление. Не обещаю, что оно окажется хорошим, но громкий звук поспособствует спокойной беседе». Они нашли свободную скамью, тогда как часть собравшегося общества принялась петь, причем, возможно, больше с творческим рвением, чем с истинным талантом. Бесс произнесла: «Мне очень жаль, что вы тоже должны были потерять своего мужа. Он умер от болезни?» «Он не умер», - начала рассказывать Джейн. «Наш союз опротестован. Мой супруг – он хороший человек, но на некоторые вещи не способный». «О», - вздохнула Бесс. Каким бы облегчением могло быть, если то же самое случилось с Томасом! Но тогда у нее не появилось бы маленького Тома. «Вы снова выйдете замуж?» Джейн вгляделась в ряды поющих и пожала затем плечами. «Наверное. Завидую тем, у кого есть дети. Сколько у вас малышей?» «Четверо, пятый ожидается летом. Двух я уже потеряла, поэтому надеюсь, что теперь Святая Дева дарует мне безопасное разрешение от бремени и здорового ребенка». «Я буду молиться о вас, госпожа Говард», - просто пообещала Джейн. «А вот Ее Величество плодовита, правда?» Взгляд Бесс устремился к поставленным для королевской четы креслам. Их окружали члены семьи Елизаветы. Старший сын, маркиз Дорсет, небрежно облокотился о трон матери, его губы были жестко сжаты, глаза блуждали по залу, рассматривая всех находящихся здесь хорошеньких женщин, после чего взгляд юноши скользил по их фигурам вверх и вниз, словно раздевая тех, - с отвращением пронеслось в мыслях у Бесс. Она удивилась, почему Эдвард так часто выбирает его своим спутником. Король обнимал старшую из дочерей, Елизавету, прекрасное дитя с нежнейшим лицом, явно наслаждавшуюся пением. В этот момент монарх поднял взгляд, и его глаза встретились с глазами Джейн. Молодая женщина на доли секунды улыбнулась, хотя тут же опустила взгляд. «Так вот кто возлюбленная Эдварда!» - подумала озаренная мгновенным чутьем Бесс. Вот кто та новая склонность, о которой рассказывала Екатерина. Джейн окружала атмосфера чувственности и теплоты, сразу озадачившая ее собеседницу несоответствием одинокой супруге, разлученной со своим неспособным мужем. Бесс резко встала. «Было приятно с вами поговорить, госпожа Шор, но мне следует вернуться к Ее Величеству». Джейн тоже встала, но в выражении лица ее не прочитывалось ни стыда, ни скрытности. «Вы совсем недавно вернулись в Лондон, не так ли, госпожа Говард? Толки разносятся как-» «как сорняки в навозной куче», - закончила вместо нее Бесс и, покраснев, схватила Джейн за руки. «Я не это имела в виду. Я не подозревала до момента, когда-» «Вы не подозревали, что я дарю Его Милости некоторое удовольствие? Да, мадам, и король это все, ради чего я жила до настоящего дня. Продлись наши отношения лишь неделю или же год, я все равно буду счастлива, что принадлежала ему». К изумлению Джейн, Бесс продолжала крепко сжимать ее ладони. «Простите меня, если я выразилась резко. Я рада, что вы приносите нашему королю счастье. Он это единственное, что имеет значение». И, поспешив прочь, фрейлина уже пожалела, что говорила столь откровенно. Позднее, когда представление завершилось, и король обходил зал, беседуя со всеми и с каждым, а королева оставалась на своем месте, Бесс заметила, как Эдвард сделал паузу и заговорил с Джейн, та сделала реверанс, а монарх с легкой улыбкой поднес ее руку к губам. «Говорят, он купил ей дом», - прошептала на ухо Бесс Екатерина. «Видимо, все дело в преимуществах королевского сана. Что-то мне подсказывает, Уильям первым положил глаз на эту миниатюрную кошечку, но у него не было шансов, ведь состязаться пришлось бы с сувереном». Бесс ощутила некоторую дурноту. Она не понимала, как Екатерина могла воспринимать происходящее так прозаично. Молодая женщина вспомнила о последних словах Джейн и только сейчас осознала их значение в полной мере. Если кто-то отдал сердце королю Эдварду, то должен быть благодарен даже за малость, даруемую тем, а для Бесс это являлось едва ли достаточным. Однако, она не могла испытывать ревность, Джейн Шор окружало что-то, симпатии к чему фрейлина не имела сил сопротивляться. Спустя неделю умер рожденный Изабель младенец, и не успел завершиться январь, как случилось еще две смерти – герцога Карла Бургундского, сражавшегося с французами, и, по контрасту с ним, молодого герцога Норфолка, угасшего в собственной постели. Оба оставили наследницами состояния единственных дочерей. Мария Бургундская превратилась в добычу, интересную для половины Европы, а крохотная Анна Моубрей – в богатейшую леди в Англии. Как кузен покойного Норфолка, лорд Говард взял на себя управление делами Анны и исполняемые прежде герцогом должности, в особенности пост графа-маршала, приказания которому отдавал непосредственно Эдвард. «У меня обязан быть под рукой маршал», - сказал он, - «а ты, парень, ты, дружище, справишься с этим лучше, чем когда-либо удавалось твоему кузену». «Нам следует не дать подобной возможности проскользнуть между нашими пальцами», - произнес лорд Говард однажды вечером в процессе ужина с сыном и невесткой, спустя несколько недель после обеда в Зале гильдий. «Между нами и герцогством стоит лишь Анна Моубрей, сынок, и я не вижу причин, почему бы не обручить ее с твоим Томом». «Для нас это было бы великолепно», - согласился Томас. «В наших руках оказалась бы вся Восточная Англия, а Пастоны были бы поставлены на место в старом споре. Что скажешь, Бесс?» Прежде чем ответить, она немного поколебалась: «Разве не король примет решение по этому вопросу?» Томас бросил на жену недоуменный взгляд. «Твой обычный ответ, не так ли?» «Согласна, подобное послужит к твоей выгоде». «Твоей тоже. Почему ты всегда говоришь так, словно мы не являемся членами единой семьи?» Лорд Говард расхохотался. «Сынок, ты несешь чепуху. Разумеется, Бесс едина с нами в наших надеждах. Уверен, ты тревожишься л будущем маленького Тома, как и мы, правда, моя дорогая?» «Возможно», - согласилась Бесс, но подумала, что честолюбие никогда не являлось ее коньком. Рожденная с большим наследством в собственном праве, она ни разу не чувствовала ни нужды, ни зависти к большему. «Но Том все еще так мал, я не думаю, что нам следует беспокоиться о его браке столь рано». «Для хорошего союза лучше раньше», - с легкостью отразил ее возражения лорд Говард. «Хотя», - прибавил он для ровного счета, - «Подождав, Томас выиграл больше». Комплимент был сделан в обычной для лорда Говарда сердечной манере, пока он готовился расправиться с полной устриц тарелкой, тем не менее, сердца Бесс похвала не коснулась. «Делайте, как считаете нужным, милорд», - вежливо ответила ему невестка, сознавая, что тот в любом случае поступит по-своему, и повернула ход беседы в сторону необходимости поехать в Кентербери в связи с делами Элизии. «Поезжай, что бы ни было», - ответил Томас, и Бесс принялась устраивать путешествие, понимая, когда она находится в положении, муж вряд ли решится ей отказать, ведь в подобные периоды Говард-младший даже редко претендует на супружескую близость. Молодая женщина отправила известия к мастеру Хею, прося у того на несколько дней пристанища для себя, Элизии, своего рыцаря – сэра Роберта Белласиса и их слуг. Элизия сказала, что гостям должно хватить и комнаты, а отец окажется крайне почтен оказанной ему честью. Старший кузен мастера Хея держал для младшего дом и, несомненно, бросится в панику при словах об их нашествии, но девушка уверяла, что все устроится наилучшим образом. Бесс взяла с собой скромную свиту, включавшую и Аннетту, теперь уже постоянную спутницу матери, но оставила дома младших детей, и приготовилась навестить гробницу святого Томаса. Компания присоединилась к партии паломников, шедших с великолепным позолоченным изображением Черного Принца, и, по прибытии, положила подношения к картине знаменитого мученичества. Фрейлина королевы молилась о безопасном разрешении от бремени, о младшем из отпрысков, тезке святого Томаса, а потом, не выдержав ощущения гнетущих ее вины и печали, - попросила даровать прощение собственной душе, дабы опять могла узнать мир в мыслях. Мастер Артур Хей, слегка ошеломленный, с радостью встретил всех, а его кузен, разгорячившись и суетясь, вопреки периоду поста, приготовил чрезвычайно приятный обед. «Мы в силах на протяжении большей части недели обходиться малым», - объяснил он, улыбаясь, - «но, когда дочь приглашает в дом столь знатную леди, следует заменить привычную треску чем-то получше. К тому же, мы для этого довольно близки к побережью». «Палтус чудесен», - поблагодарила Бесс, - «и у вареных угрей очень вкусный соус. Госпожа Дороти, вам следует поделиться со мной рецептом для моего повара». По-видимому, мастер Хей проникся к Роберту симпатией, - он много с ним беседовал, - о Лондоне, об изменениях в турнирных правилах, о новом печатном станке и о перестройке королем часовни в честь ордена Подвязки в Виндзоре, и, пока они разговаривали, Бесс внимательно наблюдала за хозяином дома. Хотя Элизия и была шатенкой, тогда как Артур в молодости являлся блондином, все же очень походила на отца, и, снова вспомнив о портрете, Бесс в который раз задала себе вопрос о его прошлом. Очевидно, мастер Хей превосходно знал Лондон, также, как и ремесло солдата, а образование почтенного господина значительно превосходило обязательное для среднего торговца. Бесс не могла понять, ни почему он заперся в затхлом домишке в Кентербери, ни почему, по всей вероятности, не рассказывал Элизии ничего из своей прежней жизни. На следующее утро молодая женщина попросила мастера Хея об одолжении беседы с глазу на глаз и в двух словах объяснила ему сложившееся положение. Тот выслушал ее с серьезным выражением лица. «Да, мне по душе юноша», - сразу признался мастер Хей. «Если Элизия его хочет, у меня не будет возражений. Я всегда надеялся, что вы позаботитесь о достойном ее устройстве. Что до приданого, для нее уже лежит давно отложенная сумма, а я предполагаю вернуться в Оксфорд. Дело продам, и, за исключением скромного счета, предназначенного на мои собственные нужды, остаток пойдет Элизии. Нуждаться она не будет, миледи». «Я и не думала о подобном. Но отец сэра Роберта хотел бы что-то знать о вашей семье». Извиняющимся тоном Бесс прибавила: «Вы же поймете, что это необходимо?» Мастер Хей встал. Это был высокий, но сейчас уже сутулящийся мужчина. Прежде чем ответить, он дважды пересек комнату, скрестив руки за спиной. «Данная история длинна, мадам, но, если у вас найдется терпение выслушать, полагаю, мне следует вам ее рассказать». «Я всегда думала, что тут что-то не так. Что-то в облике Элизии заставляло меня считать -» «Что она происходит из лучшего корня, нежели тот, который мог появиться из нашего окружения?» «Да. Но я спрашиваю лишь затем, чтобы упростить путь к ее браку». Мастер Хей снова сел и свел пальцы точно кончик к кончику. «Вы правы, миледи. Простите, если я медлю, но мне ни с кем не доводилось обсуждать это на протяжении более, чем тридцати лет. Матушка моя была дочерью владевшего нашим домом мастера Хея. Ее звали Марджери. Когда матушке исполнилось не больше пятнадцати, сюда прибыл ненадолго поселиться по пути в Кале джентльмен королевской крови. Он довольно быстро возжелал юную девушку, как казалось моему деду, и та не стала отказывать претенденту. Скорее всего, возвращаясь из Франции домой, джентльмен навестил барышню опять. Тут обнаружилось, что на свет родился я, и отец лично выбрал мне имя. Он забрал нас на какое-то время в Лондон, а затем перевез в принадлежащий ему Пенхерст Плейс, где у меня появилась сестра – Антигона. В надлежащий срок Антигона вышла замуж за сэра Генри Грея, хотя теперь она мертва, упокой Господи ее душу». Бесс сидела совсем тихо, внимательно глядя на собеседника. «тогда, полагаю, я знаю», - проронила она. «Я видела однажды портрет, висевший в светлом зале короля, набросок головы человека. Его Величество сказал, что это кузен батюшки, предыдущий герцог Глостер». Мастер Хей одарил Бесс слабой меланхоличной улыбкой, которая вновь, только намного живее, привела ей на память тот эскиз углем. «Герцог Хамфри был мне отцом, мадам, и, если только незаконнорожденный может претендовать на имя, тогда мое – Артур Плантагенет». Бесс смотрела на него, мгновение не в состоянии произнести ни слова, отмечая сходство, оказавшееся даже поразительнее, особенно с Эдвардом, - сходство в определенной манере держать голову, сходство в красоте формы рук. Она продолжала взирать на мастера Артура, изучая каждую его черточку, пока, в конце концов, он не возобновил рассказ довольно печальным тоном. «Простите, миледи, вероятно, мне стоило довериться вам, когда Элизия вошла в ваш дом, но это не казалось в тот момент уместным. Вы сильно потрясены? Если моя Элизия должна пострадать из-за грехов деда и моего пренебрежения-» «О нет, нет», - торопливо возразила Бесс. «Просто услышанное стало для меня таким удивительным. Как я могу меньше о ней заботиться, или иначе относиться к вам, зная все? Как бы то ни было, Элизия -» «Внучка герцога, правнучка короля Генри Четвертого, чьи останки захоронены здесь, - в Кентербери», - завершил вместо нее мастер Хей. «Да, это правда. Но я продолжаю занимать положение незаконнорожденного, и поэтому – ни на что не имеющего прав». «Мир не так жесток к незаконнорожденным», - заверила Бесс, чуть улыбаясь. «Существует множество таких, кто украшает собой двор. Мастер Хей, я могла лишь догадываться о высоком происхождении Элизии, но, стоило мне задать несколько вопросов, осторожных вопросов, как мне показалось, что ваша дочь ничего не знает о своей семье». «Не знает. Я не счел подобное ни верным, ни необходимым. После смерти отца, - он крайне плохо себя чувствовал, - не буду отрицать, мне твердо казалось, что они убили его, убили по приказу королевы Маргарет. Поэтому, все, чего я желал, - скрыться, стать позабытым. Но меня задержали, меня и моего друга, Элиса Фокстона, прослужившего герцогу всю жизнь Его Милости. Нас привезли в Лондон и уже вывели на эшафот с веревками на шеях, когда король прислал бумагу о помиловании». Мастер Артур замолчал, и Бесс почудилось, что она смотрит его глазами – на эшафот, на связанных мужчин в последний их миг перед смертью. По телу молодой женщины пробежала дрожь, и ее собеседник тихо прибавил: «После этого слишком много воды утекло, миледи. Но мы подумали, что после происшедшего безопаснее жить тихо. Я вернулся сюда и принял имя моей матушки. По исполнении сорока лет я женился на старшей дочери Элиса Фокстона. Ей было тогда семнадцать, но то короткое время, что нам довелось провести вместе, мы провели очень счастливо. Элизия родилась, и я потерял ее. Я назвал девочку в честь моего друга Элиса, и малютка превратилась в единственную мою радость на свете». «Тем не менее, вы с ней расстались, отослав Элизию ко мне», - изумленно проронила Бесс. «Для ее же блага», - просто ответил мастер Хей. «Элизия достойна большего, чем унылая жизнь в винной лавке. И сейчас этот йоркширский рыцарь мечтает взять ее в жены, и она однажды превратится в леди с имением, каковой была моя сестра, - небольшое приобретение, но не слишком заметное». Бесс смотрела на него с заново ожившим уважением, с теплотой, которую от себя не ожидала. «Сэр, не представляю, что сказать, кроме того, что восхищаюсь вашим великодушием, вашей самоотверженностью больше, чем в силах выразить словами. Надеюсь, вам не будет очень одиноко, и вы обретете удовлетворение в счастье Элизии». «Обрету», - пообещал мастер Хей, - «и еще в Оксфорде». «В Оксфорде? Почему вы стремитесь уехать туда? Оксфорд далеко от Кентербери, а здесь у вас, должно быть, есть друзья». «Не много», - ответил он. «Я не горел желанием их заводить. Что до Оксфорда, отец выстроил там библиотеку, заключавшую в себе его заветнейшую мечту». Серьезность лица озарила внезапная улыбка. «Возможно, меня зовет туда и мое сердце». Тем же вечером историю заново пересказали Роберту и Элизии. Девушка прильнула к отцу и поцеловала его. Когда мастер Хей спросил, - будет ли она любить его меньше из-за столь долго скрываемой истины, Элизия расплакалась еще больше и обвила руками шею батюшки. Потрясение Роберта получилось бы сравнить с потрясением, испытанным Бесс, но он тоже выказал глубочайшее почтение по отношению к сыну герцога Хамфри и объявил, что лишь тверже намерен взять Элизию в жены. На следующий же день он отправился в Йоркшир, оставив невесту провести недолгое время наедине с отцом, что касается Бесс и Аннетты, они поехали навестить кентское поместье, принадлежащее Хамфри. Полностью погрузившись мыслями в историю Артура Плантагенета, Бесс не переставала размышлять о себе и об Эдварде. У него тоже существовали незаконнорожденные дети, она была уверена, и отныне еще сильнее испытывала благодарность, что не подарила королю следующего в их ряду. Перед ней стояли многочисленные вопросы, которые следовало уладить с управляющим Хамфри, и молодая женщина задержалась в Кенте дольше, чем намеревалась первоначально. В конце концов, третьему по счету письму от Томаса с просьбой о ее возвращении пришлось повиноваться, и, когда Бесс опять вошла в свой лондонский дом, на дворе был май. На бумаге особняк принадлежал Джону, но они с Томасом, продолжали там жить. Томас находился наверху, в светлом зале, рассматривая из окна улицу. Увидев жену въезжающей во двор, он сбежал вниз, дабы лично снять ее из седла. «Тебя не было чересчур долго», - начал Говард приветствие. «К тому же, ты слишком близка к моменту разрешения от бремени, чтобы терзать себя неудобствами путешествия из самого Кента». Его участие тронуло Бесс, но потом она подумала, что, вероятно, виной тому исключительно ребенок. «Я не причинила ему никакого вреда», - тихо оправдалась Бесс. «Не очень обычно застать тебя здесь в это время дня». «Сегодня не моя очередь дежурить у короля», - резко объяснил Томас, - «и сегодня я больше не в состоянии выносить двор. Полагаю, ты слышала новости?» «Новости? Какие новости?» - переспросила Бесс. «Мы ничего не слышали в процессе пути». Томас бросил взгляд на Аннетту и спустил девочку на землю. Поцеловав падчерицу, он сразу отправил ее в дом. Затем предложил Бесс руку и, не говоря больше ничего, повел наверх, в светлый зал. Там молодая женщина стянула перчатки. «В чем дело, Томас? Объясни мне». «В герцоге Кларенсе. Вчера его задержали». «Задержали?» Бесс обернулась и удивленно посмотрела на мужа. «Что он на сей раз натворил?» Томас кинулся в кресло, в котором когда-то сидел и, вызывая у Бесс негодование, начинал за ней ухаживать. «В это едва получается поверить», - принялся он рассказывать, - «но, кажется, такова правда. Герцог обвинил некую несчастную женщину в отравлении его супруги. Обвинение само по себе бессмысленно, ибо та годами служила герцогине и была ей предана. Тем не менее, Кларенс забрал все драгоценности и вещи обвиненной, забрал накопившиеся в течение лет подарки от леди Изабель, а потом потащил эту женщину из ее дома в Сомерсете в замок Уорвик. Довольно мерзкий поступок, ведь он не имел права так делать, но еще ужаснее то, что Джордж собрал присяжных и, не обладая полновесными доказательствами, устроил суд. После чего приказал повесить жертву в рамках следующих часа или двух». «Боже Милостивый», - выдавила Бесс. Она вновь подумала об Артуре Плантегенете и обо всем, что тот ей поведал. Неужели мир всегда будет наполнен ненавистью, предательством и жестокостью, без намека на мир и доброту? «Но почему? На каком основании он сотворил подобное?» «Лишь Господу известно. Здесь скрыто нечто большее, нежели мы когда-либо узнаем. Появились даже слухи о созданном в доме Кларенса заговоре с целью убить короля при помощи колдовства. Вероятно, казненная женщина узнала о нем. Я бы не стал отрицать использование Джорджем любых средств, пусть и низких, дабы сместить Эдварда». «Его родного брата?» «Когда Джордж заботился о ком-то, кроме себя? Свидетели утверждают, он заявлял, что представляет собой настоящего наследника трона, в отличие от Эдварда». «Снова старый скандал?» - с презрением спросила Бесс. «Разумеется, никто не будет слушать это теперь». «Всегда найдутся готовые прислушаться к сплетням ради личного продвижения. Кларенс уже раз очернил имя родной матушки, и не смутится сделать это еще, как и распространить новый слух, - что король не связан с королевой законными узами брака». «Безумные речи, его там не было, а вот я - присутствовала». «Ты находилась там?» - удивленно спросил Томас. «Ты никогда мне не рассказывала». Бесс хотела сказать, что о многом ему не рассказывала, но вместо этого просто произнесла: «В тот день я была в Графтоне и готова признать это даже перед троном Всевышнего». «Да никто и не верит в сказки Кларенса», - согласился Томас, - «однако, его Милость в ярости. Он обвинил брата перед лицом всего Совета в заговоре с целью захватить престол, и между ними прозвучали громкие слова, в этом я ручаюсь». «Иисусе!» - прошептала Бесс. Она вспомнила день в доме герцога Кларенса, хватку его руки на своем запястье, злобное выражение в глазах, Анну в фартуке горничной в безумной прачечной. «Я рада», - гневно произнесла Бесс, - «рада, что мы от него освободились. Где сейчас Джордж?» «В Тауэре, где ожидает приговора, к удовольствию Его Величества». Какое-то время они сидели молча. Бесс почувствовала, как в утробе у нее шевелится младенец и положила на живот ладонь, думая об Изабель, умершем ребенке герцогини и о несчастной повешенной женщине. «Как поступит Эдвард?» - задала она, в конце концов, вопрос. «Я осведомлен не больше твоего», - ответил Томас. «Разве легко обрекать на смерть родного брата?»