У бога сегодня выходной

            После самой мрачной ночи всегда наступает рассвет. Сяо никогда не сомневался в этом, даже если его копье валилось, норовя ранить хозяина за слабость.       После тяжелой работы всегда хочется отдохнуть. Поэтому Сяо, под слезливым уговором воображаемого барда — повелителя детских косичек и нежного стана нот, лежал среди ряби высоких трав. Звезды укрывались под ситцевую пелену свода, а лучи восходящего солнца золотили кожу, окрашивая ее в тепло-молочный, спугивали серые тени с лица и, кажется, сгустки черной кармы вокруг. Ветер раскачивал природу: пригонял запах свежей мяты, испарину соленого моря и медовых яблок. Трава наклонялась, кокетливо мазала щеки, лоб и прикрытые веки капельками блестящей росы, оставляя прохладные поцелуи влаги. Вдалеке слышались звонкие переговоры птиц на пышных верхушках деревьев.       Сяо пропитывался умиротворением красоты окружения и жалел. Жалел, что не знал, как подставить свету нараспашку свою душу да выжечь оттуда карму. Жалел, что не мог невесомо подхватиться чистым дуновением да унестись в лазурную высь. Жалел, что вообще стал замечать такие вещи — мир в один момент усложнился. Оказывается, за пределами коробочки из долга и заботы о спокойствии в Ли Юэ есть много всего другого. Например, все чаще всплывающий облик Венти. Крайне прелестный.       Сейчас адепт твердо уверен, что он сложен из струящегося голоса, старенькой лиры в изящных руках и летнего бриза, которым наполнялось пространство, замелькай на горизонте его зеленоватый силуэт. Правда, несколько протертых сотен лет назад он считал его раздражающим прилипалой, как уличный кот, почему-то привязавшийся именно к Якше. Узнал бы это сам Архонт с аллергией на них, обязательно надул бы губы!       Интересно, где он сейчас? Почему до сих пор не пришел? В тишине ему не хватало присутствия Венти рядом, точно глотка необходимого воздуха.       Сяо медлительно моргает, устремляя внимание вверх. Вот, ровняясь к макушке горного пейзажа, со стороны города тянется пепельный дымок, а с веток, рассекая сизое полотно крыльями, срываются в полете красногрудые зяблики. Они с легкостью кружатся над его головой, преодолевают сопротивление по-утреннему густого, чуточку сонного покрова, точно догоняя друг друга в озорной игре. Пока им нипочем запоздалое пробуждение зари и вселенское тяготение, адепт стаскивает плотную ткань перчатки, оглаживает бархатную траву, на ощупь мокрую, и между линиями ладоней пристают кусочки жухлых травинок. Наверняка, зябликам приятнее касаться небес своими тонкими перышками крыльев, чем трогать землю руками. Хотя этого Якша точно не знает и даже не может проверить.       Он пытается стряхнуть с кожи соломинки, чтоб вновь надеть перчатку, но ничего не получается: роса их приклеила. Сяо раздосадовано прицокивает, — придется снимать пальцами. А все из-за Венти! Если бы не он со своими тонкими напевами баллад о бескрайней свободе, чувствах, то и мысли бы не пришло в голову сравнивать такое. И не лезли бы обнадеживающие слова из легенды о птицах, воспарившим благодаря толики храбрости вместо крепкого ветра. Ведь выходит, что крохотные пташки смелее грозного адепта, одолевшего бесчисленное количество монстров, потому что мощные потоки меж дланей и крыльев они вместе осязали покатым холодком.       Где-то на задворках здравого рассудка ему мерещится скверное убеждение о совершенном отличии дланей и крыльев, только волшебный голос барда громче, чище. И важнее.       — Чудесное утро, не правда ли?       Якша от неожиданности ощутимо вздрагивает, отвлекаясь. Неужели Венти настолько сильно прокрался в его разум, что уже комментирует будто наяву? Нет, в поле зрения все-таки крутится хрупкая фигура, и Сяо втирает остатки соломы в темные штаны. Вопрос, украшенный трелью яркого восхищения и озорства, с незамеченной молчаливой поступью, сбивает с толку. Адепт отводит взгляд, выискивая по душевным котомкам остатки своей серьезности, но не очень строго выдает:       — Наверное.       — Я тоже так думаю!       Архонт тихонько хихикнул, бесцеремонно уселся рядом и мечтательно подпер коленками подбородок, водя кончиком пальца по заостренным концам травы. Смотря на него, Якша понимал, что не может оторвать глаз, а собственное сердцебиение грохотало на уровне горла. Он следил, как ярко-голубые косички соскальзывали по белым голеням, мелко раскачивались в воздухе. Как сползли из-под зеленых шорт чулки, оголяя персиково-розовую кожу на бедре, покрывшуюся мурашками от свежей влаги — она выглядела нежной и сахарной. Лишь на долю секунды, вопреки пестрому хаосу смущающих деталей, адепту стало страшно, что он может растаять даже от крохотной росы. И их трепетный миг упорхнет прочь подобно зябликам над ними.       — А у меня сегодня выходной, Сяо, — ласково обозначает Архонт с улыбкой. — И нет совершенно никаких дел, поэтому давай-ка займемся чем-нибудь веселым?       — У тебя каждый день такой, — недовольно бурчит Якша, щурясь от лучей солнца, застенчиво спрятавшегося за изумрудным плащом барда. — Я занят.       — Но ты же лежишь.       Архонт захватывает ноги в кольцо рук и игриво ухмыляется, внимательно наблюдая за растерянным волнением, пробегающим в янтарных глазах — сосредоточенное выражение адепта улетает, словно белоснежные пушинки семян одуванчиков от юного ветерка. Кажется, у Венти самого под ребрами щекочет восторг: многолетние труды по отогреванию мраморного сердца дают первые плоды. Пусть Сяо не перестает ехидничать, словно Гидро маг Бездны в мыльном пузыре, и тем не менее делает это намного аккуратнее прежнего. Потому что относится к Архонту трепетно и дорожит их особенными отношениями настолько же, насколько долгом защиты и спокойствия жителей Ли Юэ.       — Это не занятие? По-моему, ты лишь такими и маешься.       — Ага, и в перерывах сочиняю стихи для песен, — хитро подмигнул бард, нерасторопно потирая чуточку морщинистые подушечки пальцев. — Спрошу своего самого верного слушателя, не подскажешь, о чем можно написать?       Якша ушам не поверил, даже брови у него округлились и поползли наверх. Творец музыки, чьи слова подобны переливу весенней капели, багряному закату и дебюту искры жизни, интересуется у него? Сяо нервно сглотнул. Одни за другими посыпались битые звенья воспоминаний. Среди них бурей обжигающих искр мелькали чернота и кровь, — явно не об этом должны слагаться божественные предания, иначе их цветная магия заржавеет и обернется проклятием.       — Понятия не имею.       Венти остался сидеть как ни в чем не бывало, а у адепта испортилось настроение, ему по-настоящему хотелось чем-то помочь. Только он знал, что мелодично сотканные из нот вехи рассыпались бы от коллизии со скверной, пропитавшей его насквозь. Даже лежать стало неприятно. Сырость земли болезненно прошибала спину холодом до мозга костей, просачивалась инистым узором по позвонкам. Хотя оттого у Сяо кое-что прояснилось.       Прояснилось, что та драгоценность, скопленная им за века — моменты, запечатленные вместе с бардом. Прояснилось, что их случайные встречи перестали быть случайными, и время между ними тянулось бесконечностью, умноженной на двое. Прояснилось, что признаться вслух в таких постыдных вещах ему не хватит смелости даже еще через несколько сотен лет и зяблики, и все-все птицы смелее его. Ведь воздыхать в тайне о Венти как летать. Подниматься высоко вверх, не проверив на прочность собственные крылья и лишь ветер ведает, получится ли выдержать суровые воздушные валы.       — Попробуй написать про чувство полета, — долгие размышления находят выход в тихо слетевшей фразе с губ, прежде, чем Якша успевает подавить её на уровне обреченного придыхания.       — Я всегда знал, что голова у тебя светлая! — нараспев воскликнул юноша, подскакивая на ноги. Он грациозным взмахом руки потянул полосатую ленточку, подхватывая падающий плащ, а адепту почудилось, что у него сердце рухнуло в сырую траву и поймать его никто не успел. — Знаешь, если я буду писать со своих ощущений, то едва ли выйдет интересно. Так что назначаю тебя сегодня главным рассказчиком!       Быстрее вопроса Якши возникает лазурь, что послушно крутится у щиколоток барда, к его помокревшим сероватым чулкам прибивается трава, расбрасывая остатки росы на обувь, пока потоки энергии игриво ныряют под ткань. Венти не ругается, позволяя ветреному подопечному шкодить. Он лохматит завитки волос и загорающиеся небесным сиянием косички, мнет бирюзовые кончики перьев глаза бога и белые оборки на рубашке. Скозь одежду, ворожея Сяо, загораются все ярче геометрические узоры на теле Архонта. От взгляда на их чистый бирюзовый цвет у адепа ползут мурашки по спине.       Он кое-как успевает быстро подняться, забирая плащ себе, и вот, почти мгновенно, поток элементальной энергии становится сплошным столбом, ластящимся к божественной фигуре. А потом короткая вспышка исчезает и перед ним распахивается мягкая чистота, обвенчанная золотыми кольцами у изгибов. Плащ от изумления приземляется на землю, бедному Сяо хочется упасть рядом с ним. Внутри все грохочет, откликается трепетом, рассыпаясь смесью растерянного волнения. Тень на лице оживает перебежками света, потому что солнце, дымок и высокие горы за спиной Архонта потонули в размахе больших крыльев. Картина невероятной красоты. Он видел ее впервые. И перед ней не находил ни слов, ни мыслей.       — Та-дам! Небольшая кроха моей истинной формы! — довольно очерчивает кистью часть крыла Венти, будто бы ничего волшебного не творилось. Для него точно нет, но не для Сяо.       Верно. Все это время рядом с ним был не просто повелитель детских косичек и стана нот… А самый настоящий бог! Хранитель одного из семи элементов на всем Тейвате, как и многоуважаемый господин Моракс. И теперь ему стало стыдно за все свои бесчисленные издевки и подтрунивания. Вернуться бы в прошлое да старательно намыть себе рот с мылом.       — Подними, пожалуйста, мой плащ, а то мне не очень удобно нагибаться, — он указал пальцем на зеленую вещь. Как в гипнозе, адепт быстро выполнил просьбу и Венти скользяще утянул недостающий элемент. — Чтоб нигде не потерять, я завяжу его на тебе, хорошо?       Якша слабо кивнул, наблюдая за тем, как у него за спиной появляется пара темно-травянистых крыльев с бантиком у ключиц. Правда они и в подметки не годятся крыльям Архонта.       — Тебе очень идет, — усмехнулся уже не совсем бард, спокойно оглаживая ладонями полосатые петельки ленточек. — Готов полетать?       — Что?.. — со всеми этими чудесными перевоплощениями Сяо успел позабыть последние минуты. К тому же, накидка Венти сохранила капельку тепла его тела и сейчас согревала его, горькая свежесть стеснилась призрачным шлейфом вина и сладких цветков. Мягкий материал идеально лег по форме плеч, маскируя острые шипы, а осторожные прикосновения Архонта идеально точно вызывали дрожь по коже.       — Ты же предложил написать о полетах. Но небеса открыты мне с самого появления, поэтому не смогу ничего нового положить в стихи. Раз у меня сегодня выходной, то пыхтеть над балладой ну совсем не хочется. Ты все сочинишь за меня! — у адепта не осталось сил удивляться или возражать, потому что лучше у него язык отсохнет, чем огрызаться с такой прелестью подле, ведь протестовать иначе он совсем не умел. — А еще, перед тем, как подойти, я заметил, что ты долго смотрел на птиц. Если мы с тобой взлетим, получится рассмотреть их. Даже поймать.       А нет, силы все-таки остались… На то, чтоб залиться краской и мысленно выругать себя на чем Ли Юэ стоит. Как Венти что-нибудь предложит вытворить, Сяо готов хоть плакать, хоть смеяться, а иногда делать все вместе. Правда, вопреки внутреннему ужасу, он всегда покладисто сдается в плен его капризам, отдавая дань разумности негодующим вздохом. И сей раз тоже не исключение. Выкидывать безумные штучки между мрачными ночами, полных сражений и кармы, — их правило.       — У тебя получится поднять меня? — он красноречиво глянул на худые руки юноши.       — Сяо, Сяо, — Архонт с наигранным разочарованием цокнул, заведя плавный хоровод вокруг Якши. Остановившись на долю секунды сзади, он нежно провел перьями по его щеке, из-за чего Сяо шарахнулся в сторону.       Пускай сквозь века у них получилось облегчить его страдания, но оскверненные осколки никуда не делись: периодически напоминали о себе, мучительно резали душу. Оттого адепт всегда боялся, что они однажды поселятся и в Венти. Лишь неумышленная идея этого вызывала у него образы, где чернота въедалась болючими полосами, где лира разбивалась о камни, навсегда стихая, где веселый голос искажался пытками кармы. И лик Архонта погас бы так пусто, так бездарно, как закатывающееся солнце, изъедаясь пятнами сумерек. От поганых мыслей в груди съежилось, беспомощно защемило.       — Не страшись, мой милый Сяо — жаром шепнул бард, подмечая потускневший янтарь его глаз. — Я как-никак Архонт.       На самом деле, когда его милый адепт представлял терзающие картинки, Венти тоже перехватывало удушье. Просыпались глубокие сомнения, в действительности ли метаморфозы шли на пользу? Ибо, чем больше Якша ослаблял бдительность и расслаблялся, тем грознее казалась карма. Да и самому барду вернуться к отправной точке, когда они оставались лишь дуэтом случайного спасателя и отчаянного спасенного, трудный вопрос безвылазного заседания в таверне. Вероятно, пока по организму не начнёт перегоняться алкоголь вместо крови или пока вино не зайдется мерзкой тошнотой — райский сад чувств не увянет, продолжая требовать насущное.       — Я готов, — рапортует Сяо, вдохновившись то ли горячим дыханием, то ли утренним интересом, всплывшим в памяти.       И сразу шелком дорогих простыней потоки ветра начали сплетаться вокруг, чуть отрывая от земли ноги адепта. Он неловко чертыхнулся и посмотрел вниз на мельчающие травинки, анемо стихия бережно возвышала. Тем временем Венти ловко подхватил его на руки, расправляя крылья. Их мощный взмах создал еще один порыв, породивший глухой перестук круглых бусинок друг об друга. Адепт зажмурился, но даже в темноте перед ним плясали лазурные штрихи в такт быстрому биению сердца, а сопротивление воздуха ощущалось раздувающимися прядями в нос и голубоватой свежестью лугов под ними.       — Открой глаза, Сяо, — хоть в ушах гуляет ветряной пересвист, но слова, сказанные голосом ниже обычного, доходят четко, прогоняя волнение. — Иначе все пропустишь! — И Якша слушается, и замирает от увиденного.       Блики солнечного горизонта ползут по зеленым полям, крохотным домам и блестящей глади воды — все они кажутся такими ненастоящими, будто из кукольного домика. Небом занимается плавный градиент просыпающегося дня и потухающей ночи. Раскиданные лучи вокруг едва касаются последней яркой звездочки, мягко подсказывая, что она слишком задержалась. Верхушки гор греются теплом. Впитывая утренний бриз, легонько качаются жемчужные бутоны цинсинь. Так вот на сколько прекрасны земли, что он оберегает…       Сяо украдкой глядит на умиротворенное лицо барда, свет искрится на прозрачных кончиках пушистых ресниц, на кремово-розовых губах, отражается сиянием в его аквамариновых радужках. И он решает, что Венти тоже прекрасен… Настолько прекрасен, что любая карма меркнет и все плохое надолго забывается.       От ласковых рук и кутающей накидки совсем не страшно, даже легко. Его близко-близко прижимают к себе, что адепт чувствует стук в чужой груди кожей. А быть может, это его собственный…       Ветер несет их куда-то в прекрасные края. Рядом неспешно кружатся птицы, точно приветствуя взмахом миниатюрных крыльев… Сяо признает, что без Венти его жизнь — липкий кошмар наяву. Если любить его взаправду как летать, то он готов хоть каждый день парить под сводом без страха упасть.

      Да… Утро действительно чудесное, потому что у бога сегодня выходной.