Ирония судьбы, или с легким паром, Антошка!

Голова болела так, словно внутри нее сидела пара, а то и тройка тех самых мемных обезьянок и со всей дури била в свои дурацкие тарелки. Эта мысль далась Антону с поразительным трудом, а уж разлепить глаза казалось задачей практически невыполнимой. Яркий свет так резанул по ним, что пришлось тут же зажмуриться, возвращаясь в блаженную темноту. Хронология событий казалась покрытой туманной дымкой. Последнее, что Антон помнил более-менее ясно — веселое лицо Димки, разливающего еще одну партию стопок водки, Пашу, фальшиво распевающего веселые песни, и фигуру Сережи, пытающегося сказать еще один тост, но непременно запинающегося еще на словах «пусть в этом… году… новом…». Антон последние часы в бане слова друга старательно пропускал мимо ушей, предпочитая фокусировать крохи внимания на смешном хвостике, болтающемся из стороны в сторону. Хвостик слипся от влаги, но из-за пара топорщился во все стороны, и Антон, кажется, пытался пошутить на тему того, что елку им бы стоило нарядить именно на хвостике Сереги. Вторая мысль, посетившая Антона — Ира. Он-то обещал, что все будет чин чином, что он только слегка подправит себе настроение, да и то по традиции, но никак уж не будет напиваться до потери сознания, так что невеста может быть спокойна по поводу намечавшегося празднования. Ира отпустила его с тяжелым вздохом, предварительно дав четкие указания появиться в квартире на их первое совместное празднование Нового года не менее чем за четыре часа. Антон покорно кивнул и заверил, что все будет в лучшем виде и ей не стоит беспокоиться. Только вот судя по тому, что Антон никак не может припомнить, как именно он умудрился добраться до дома, обещание он все-таки не выполнил, а значит придется слушать длинные нотации сначала Иры, потом мамы, и обеим покаянно кивать, мечтая только о том, как бы ему поскорее добраться до туалета, кухни или кровати — в зависимости от того, какая из потребностей быстрее возрастет. Он пытается разлепить глаза, когда слышит какой-то шорох и шум, кажется, у дверей. Потом звучит какой-то огорченный вскрик и мимо него проносится топот ног. Антон вскакивает, распахивая глаза, и тут же испуганно падает назад, на диван. Где, вашу мать, он оказался? Квартира была точно не его. У него точно нет столько мебели из икеи, огромного зеркала в полстены и не менее большого телека. А еще не было такой чистоты, порядка и аккуратности во всех деталях: его-то квартира была складом любых нужных и не очень вещей. Ну, мало ли, пригодится. Иру всегда раздражал его беспорядок, который Антон искренне не замечал. Все лежит на своих местах — по крайней мере, сам он ориентируется и точно знает, где что нужно найти. А то, что в туалете у него хранится ручка и тетрадка, это логически обосновано: все самые гениальные мысли приходят именно там. И почему Ире не нравится? Антон оглядывается еще раз, отмечая светлую красивую гостиную, так непохожую на его собственную, и высокую искусственную елку с шариками, бусами, и красивой, плавно перемигивающейся гирляндой, а потом натыкается взглядом на огромного снеговика в розовом пуховике до самого пола. Снеговик ошалело глядит на него чистыми голубыми глазами и недоуменно моргает. Антон нескромно пялится на, видимо, хозяина квартиры, потому что на вора-домушника это недоразумение непохоже. — Вы что тут делаете? — спрашивает снеговик высоким взволнованным тоном. — И как вы попали в мою квартиру? — Здрастье, — брякает Антон. — Не знаю и не знаю. Недоразумение еще раз хлопает глазами и жует губы, расстегивая пуховик и наконец вылезая из него. Снеговик оказывается высоким стройным мужчиной в новогоднем свитере и чересчур облипающих его ноги джинсах. — Ладно, — он садится на диван рядом с Антоном, и тот неловко двигается, чуть не падая от закачавшегося вокруг мира, но все-таки возвращает равновесие. — Допустим, как вы попали в квартиру, я понимаю. Но кто вы, черт побери, такой? — А я вот ничего не понимаю, объясните, пожалуйста, — умоляюще просит Антон. — Где я вообще? Мужчина хмурится, глядя на Антона, как на красного верблюда с зелеными крылышками, но потом принюхивается и брезгливо морщит нос. Антону вдруг становится стыдно за свое бесцеремонное появление в чужой квартире и вообще за свою глупость и алкогольное опьянение. — Я забыл закрыть квартиру, когда ушел закупаться в магазин. Поэтому вы и смогли сюда зайти, я полагаю, — мужчина смеряет Антона недовольным взглядом. — Так кто вы такой? — Я Антон, — он протягивает руку, и хозяин квартиры аккуратно жмет его ладонь кончиками тонких пальцев. — Арсений, — представляется он и тут же убирает руку, кладя ее на колено. Свое, разумеется. — Я так понимаю, вы не совсем трезвы. Может, хотя бы расскажете последнее, что помните? — Да что там рассказывать, — машет рукой Антон, но все-таки собирается поведать ему историю традиционных посещений бани в канун Нового года. Однако его тут же прерывает звонок телефона, про который он уже успел забыть. — Извините, — бормочет Антон и отвечает на вызов. Арсений кивает, встает и тактично куда-то уходит. Наверное, чтобы не мешать разговору, хотя Антон вполне мог бы оказаться каким-то незадачливым преступником, пробравшимся в чужую квартиру и неожиданно там уснувшим. Вполне правдоподобный сценарий, разве нет? — Алло, — нехотя говорит Антон в трубку, ожидая услышать много хорошего в свой адрес. — Где ты? — ледяным тоном цедит Ира, и Антон обреченно стонет. Ну конечно, как он мог забыть! — Не знаю, — чистую правду говорит он. — В квартире Арсения, — добавляет он спустя несколько мгновений молчания. — Какого? — устало спрашивает Ира. — Не помню среди твоих друзей никакого Арсения. — А он мне и не друг. Мы только что познакомились, — правдиво выпаливает Антон и замолкает, слыша шипение невесты. — Не морочь мне мозги. Давай, шуруй домой. Новый год через три часа, чтобы был как штык, — сердито твердит она и бросает трубку. Антон грустно улыбается и пытается вспомнить, есть ли у него с собой деньги на такси. Карточка же должна быть, не правда ли? Телефон, правда, печально уведомляет об оставшихся на нем двадцати процентах, но обычно он держит зарядку довольно долго, так что беспокоиться не о чем. В комнату вновь заходит Арсений со стаканом воды и таблеткой в руках. Он протягивает их Антону и с намеком на участие говорит: — Выпейте, может, полегчает. Антон подозрительно вглядывается в воду, осматривает таблетку, на что новый знакомый фыркает в рукав. — Не бойтесь, если бы я захотел вас убить, нашлись бы и более надежные способы, чем подсунутая таблетка. — Знаете, вот ни разу не успокоили, — усмехается Антон, но все-таки принимает таблетку. Желудок на воду реагирует очень весело, а мочевой пузырь напоминает о том, что недурно бы сходить в туалет. — Уборная там, если что, — показывает Арсений рукой куда-то вправо, и Антон благодарно кивает и идет туда. В туалете он удивленно оглядывает огромную ванную, непонятно как поместившуюся в такую маленькую комнату, а еще подмечает кучу баночек на ее бортиках. А ещё блокнотик с ручкой, аккуратно прилепленные на какой-то держатель чуть выше от туалетной бумаги и довольно хмыкает. Потом он долго стоит на унитазом, печально глядя в его таинственную глубину и размышляя над тем, как он докатился до жизни такой. Ладно, сейчас быстренько домой и все будет в порядке. «В порядке ли?» — спрашивает Антон сам себя, вспоминая о поджидавшей там недовольной его поведением невесты и ещё мамы, которая с этой самой невестой на удивление быстро спелась. Арсений все еще сидит на диване, задумчиво уставившись в темную поверхность телевизора. Над чем он размышляет, Антон не знает, но у него удивительно спокойное и красивое лицо для человека, который обнаружил незнакомца в своей квартире. Нет, красивое оно, конечно, вне зависимости от того, обнаружил Арсений Антона или нет, но… Черт, и о чем он вообще думает? Антон кашляет, и Арсений наконец обращает на него внимание. — Скажите, пожалуйста, а где конкретно я вообще сейчас? — просит Антон. — Третья улица Строителей, дом двадцать пять, квартира двенадцать, — тараторит адрес Арсений и глядит на него небесными глазами, в глубине которых, кажется, притаилась необъяснимая грусть. Антон дергается, отмечая в себе мимолетную заинтересованность узнать о том, что случилось с гостеприимным хозяином и может ли он как-то помочь, но тут же одергивает сам себя. Они не друзья, и то, что Антону хочется спасать всех бедных и несчастных, еще не означает, что бедные и несчастные хотят спастись. Не сразу, но до Антона доходит, что Арсений назвал его собственный адрес. — Погодите, — он замирает, пугаясь от страшной догадки. — А в каком я вообще городе? — Санкт-Петербург, — услужливо подсказывает ему Арсений, и Антон буквально падает на диван. — А что? — А то, что я еще днем был в Москве, — убито шепчет Антон. Лицо Арсения забавно вытягивается, и он становится похож на рыбу, и Антон, может, и пошутил бы что-то на эту тему, но он слишком шокирован происходящим. — Это как можно было напиться, чтобы попасть из Москвы в Питер? — удивляется Арсений, и Антон в ответ пожимает плечами. — Это не я должен был полететь в Питер, а Паша, — Антон тараторит, будто это поможет ему что-то исправить. — Что случилось-то? Арсений вдруг фыркает и начинает бессовестно смеяться, и Антон бы обиделся, но ему самому вдруг становится истерически смешно от такой нелепости. Где-то краем сознания он отмечает, что смех у Арсения очень красивый и похож на мурлыканье кота. И что за предательские мыслишки-шалунишки-шастунишки лезут ему в голову? У Антона снова трезвонит телефон, и он берет трубку, еле прекратив смеяться практически истерическим смехом. — Да? — фыркает он в трубку, потому что идиотские смешинки продолжают прорываться. — Пизда, — отбрехивается голос Паши. — Ты вообще где? На улице в Питере? — Не совсем, — Антон изо всех старается прийти в норму и вести нормальный диалог. — Я в чужой квартире. Паша присвистывает. — Короче, мы с тобой заснули в такси, а эти идиоты, — он выделяет последнее слово особенным тоном, и Антон понимает, что вышеуказанные где-то рядом, и им наверняка сейчас очень стыдно, — решили, что едешь в Питер ты, а не я. К своей невесте, а не я к своей жене. Антон смутно припоминает о том, что на попойке в бане впервые рассказал друзьям о помолвке, и они выпили еще раз за его будущую женатую жизнь. А потом еще раз, и еще, и еще… — К невесте, — задумчиво повторяет Антон и почему-то косится на безмятежного Арсения. — Которая сейчас рвет и мечет и еще ждет меня на праздник. А я нахожусь в другом городе, — подводит итог он и печально вздыхает. — Прорвешься, — убежденно говорит Паша и хмыкает. — Ладно, давай, возвращайся скорее, у меня вот Ляся рвет и мечет, не ты один такой горемыка, — он отключается, и Антон еще раз убито стонет. Арсений вопросительно глядит на него, и Антон горестно вздыхает. — Надо домой возвращаться, — зачем-то говорит он. — И разве это так грустно? — серьезно спрашивает Арсений, и Антон вдруг впервые об этом задумывается. — Нет, — отвечает он, и тут же добавляет: — Наверное. Просто сейчас начнется вся эта канитель типа где я был… — Мед-пиво пил, — бормочет Арсений и тут же вспыхивает: — Извините. Антон улыбается — впервые искренне за последние пару часов. — Не извиняйся. Может, на ты? — предлагает неловко он, и Арсений кивает, тоже улыбаясь и обнажая забавные ямочки на щеках. Антон старается не залипать на них и на очень красивую улыбку. Арсений какой-то удивительно гармоничный — ему подходит и этот яркий до нелепости свитер, и стильная квартира, и девушка у него тоже наверняка ему подходит. — Девушки у меня нет, — смеется Арсений, и Антон глупо хлопает глазами, поэтому он поясняет: — Ты это вслух сказал. — Ой, — теперь заливается краской Антон. — Прости. — Не извиняйся, — повторяет его же слова Арсений и почему-то продолжает смотреть прямо в глаза Антону, который думает, что выглядит сейчас нелепо и забавно, если не страшно, и надеется, что в этот раз не говорит ничего вслух. Но Арсений ничем не выдает неприязни, только продолжает улыбаться и глядеть на Антона, отчего тот вдруг смущается и переводит взгляд в свой телефон. — Нужно купить билет, — зачем-то объясняет он и лезет на сайт аэрофлота. Арсений, кажется, кивает, и куда-то отходит. Антон глядит неверяще на расписание самолетов. Потом глядит на часы. Снова на расписание. Даже гуглит время в Питере — мало ли, может, есть разница с Москвой. Последний самолет в этом году улетел пять минут назад. Пять! Антон решается посмотреть на расписание поездов. Ближайший через два часа, и даже не скоростной, а обычный — по расписанию в Москву он прибудет утром первого января. И кто вообще собирается уезжать из города за час до Нового года? А работать? Какой кошмар, и это даже не Федюк. Антон покупает билет, и отчего-то чувствует странное удовлетворение, что проведет с Арсением еще час. Он идет вглубь недр квартиры в поисках ее хозяина и находит его на кухне. Тот методично нарезает салат, пританцовывая под песни, играющие из ноутбука. Антон замирает, глядя на эту картину, и сердце вдруг заходится в бешеном ритме, пугая само себя. Арсений поднимает взгляд на Антона и неловко улыбается. Кончики ушей алеют, и он замирает, будничным тоном спрашивая: — Ну, что там? Антон трясет головой, прогоняя мысль о том, что Арсений с пунцовыми ушам кажется удивительно милым. — Я купил билет на поезд, — он неловко садится за столешницу напротив Арсения. — Представляешь, он отправляется в одиннадцать! Кто работает в такое время! — Трудоголики и те, у кого нет личной жизни, — усмехается Арсений. — Я бы тоже работал тридцать первого, если бы меня не выгнали в отпуск. — И кем работаешь? Медиком? — Нет, педиком, — фыркает Арсений. — С чего ты взял? — Потому что я медиком работаю, — усмехается Антон. — Если бы я не выпросил отгул, тоже сидел бы там. Работа ответственная, знаешь ли. — А по тебе и не скажешь, что ты врач, — дергает краешком рта Арсений, выкладывая оливье в круглую формочку. — Мне часто это говорят, — кивает Антон. — Но так сложилось, — пожимает он плечами и предпринимает наглую попытку спереть мандаринку. Арсений грозно глядит на него, но потом ойкает. — Ты, наверное, голодный? — спрашивает он. Антон хочет было возразить, но живот предательски урчит. Арсений придирчиво оглядывает салат и передвигает его в сторону Антона. — На, ешь. Приятного аппетита. Антон недоуменно на него глядит, потом переводит взгляд на салат. — А как же твои гости? Арсений печально усмехается и качает головой. — Не будет у меня гостей, успокойся. Ешь давай. Я сам и без оливье проживу. А ты мне еще должен историю о том, как ты в мою квартиру попал, — напоминает он, отвлекая внимания от прорезавшейся в голосе тоски. Арсений кажется одиноким — отмечать Новый год совсем одному — даже звучит ужасно. Но Антон пожимает плечами и начинает свой рассказ еще с того момента, как он наряжал елку с Ирой и ему позвонил Паша с напоминанием о ежегодной встрече, как он отпрашивался у невесты и почему вообще они стали собираться в бане. При этом он еще успевает уплетать салат и слушать забавные вставки Арсения, не прекращая над ними смеяться. А еще совершенно неосознанно прибавлять деталей и даже сочинять новые, чтобы услышать еще этот мурчащий смех. Почему-то это казалось важным. Может, потому, что у Арсения в глубине голубых глаз копилась ледяная грусть и собственная тайна, печальная и больная, а, когда он смеялся, она на время отступала. С рассказа о своем недо-приключении Антон перешел на истории о приключениях его студенчества, молодости, школы, о знакомстве с друзьями и о своих пациентах. Почему-то с Арсением хотелось быть откровенным, да и жизнь Антона не то чтобы была сильно интересной и таинственной, но смешной ее можно было легко выставить. Наевшись салата, Антон навязался Арсению в помощники и теперь как можно аккуратнее чистил и резал картошку, продолжая рассказывать историю о своих буднях в универе. — Что, прям заперли в морге? Серьезно? — Арсений поднимает брови, засовывая курицу в духовку, бессовестно наклоняясь в своих бесстыдных джинсах. Антон старательно отводит взгляд от его фигуры и переводит его на картошку, от которой отрезал внушительный кусок. — Да! Я тогда так пересрал, — доверчиво сообщает ему Антон. — Там темно, холодно и куча трупов в этих холодильниках. А ну как начнут со мной разговаривать? Да еще и телефон сел, ни позвонить никому, ни даже поиграть, чтобы скоротать время, — он взмахивает рукой и тут же ойкает. Вместо картошки он попытался отрезать себе палец, ничего нового, впрочем. — Что там? — подходит Арсений и охает, увидев его порез. — Я сейчас, — он куда-то уходит раньше, чем Антон успевает отмахнуться, что это пустяковая царапина. Зато он успевает осознать, что каждую секунду, проведенную с новым знакомым, не прекращал улыбаться и ловить чужую улыбку. Нехороший знак, ой и нехороший знак для человека с невестой. Неважно, что невеста, кажется, навязана мамой и собственным желанием не отставать от женатых друзей. Арсений входит в комнату с внушительной аптечкой, роется в ней и, довольный, извлекает пластырь. Потом достает перекись из холодильника и приближается к Антону. — Кажется, сегодня я в роли пациента, а не врача, — усмехается он и послушно протягивает палец. Арсений осторожно берет его за руку и промывает ранку, а потом аккуратно клеит пластырь. Антон думает, что у него очень нежные и теплые руки, а еще — что был бы не против постоять так близко друг к другу еще пару секунд, минут или даже часов. Арсений вздрагивает и поднимает голову, встречаясь с антоновым взглядом. Он медленно облизывает губы, и Антон завороженно следит за его языком, начиная совсем неосознанно наклоняться. Арсений все еще держит его за руку и легонько, словно на автомате, поглаживает ладонь подушечкой большого пальца. — Все, — наконец говорит Арсений и с трудом отводит взгляд. Антон неловко мнется, но все-таки улыбается и говорит почти как ни в чем ни бывало: — Спасибо, док, что бы я без вас делал! Арсений смеется, запрокидывая голову, и довольно оглядывает приготовленный стол. Он отстраняет Антона от картошки и споро добавляет туда специи, запихивая ее духовку. — Спасибо за помощь, — искренне благодарит он, и Антон с сожалением оглядывает стол между ними. — Спасибо, что не выгнал, — возвращает ему улыбку Антон, и глядит в его бесконечные, как космос, глаза. Арсений, кажется, собирается что-то ещё сказать, и Антон ждёт этих слов с каким-то особенным томлением. Вдруг его телефон вибрирует и раздаётся звонок. Антон недовольно глядит на контакт, бормочет извинения и выходит в коридор, все-таки отвечая на звонок. — Ты где, черт тебя возьми? — орет трубка голосом Иры. — Ир, — пытается было что-то возразить Антон. — Не хочу ничего слышать! Почти час до Нового года, а тебя все ещё нет! Если ты захотел расстаться, вовсе не обязательно все делать таким способом в канун праздника! — Ир, послушай, — вновь хочет перебить ее Антон, сам до конца не зная, что собирается сказать. «Я остаюсь в Питере, потому что ввалился в квартиру к парню, к которому за первые часы знакомства испытываю больше чувств, чем к тебе за полгода?» Звучит глупо. Да только Ира не даёт вставить и слова, продолжая истерику. — Ты непроходимый идиот, — кричит Ира и прибавляет: — Будь дома к Новому году, не расстраивай меня ещё больше, — приказывает она и бросает трубку. Антон, мрачный, как туча, оборачивается к Арсению, который вопросительно глядит на него. — Все в порядке? — Мне пора ехать, — криво улыбаясь, тяжело говорит Антон, и что-то внутри рушится, падает, как башня дженги. Словно он сейчас вытянул неправильный брусочек. Арсений потерянно кивает и топчется на месте. Какое-то неловкое и неправильное молчание, сотканное из недосказанности и домыслов, виснет между ними, пока Антон торопливо натягивает на себя куртку. — Эм, пока? — звучит как-то вопросительно и жалко. Арсений кивает, жалостливо глядя на него, и у Антона сердце разрывается с каждым шагом от квартиры с тем же адресом, что и его собственная. Почему так больно, если они знакомы от силу пару часов? Во всякие родственные души Антон не верит, но сейчас отчего-то очень хочется. Иначе как объяснить эту незримую связь, возникшую между ними? Снег скрипит под ногами, и Антон печально думает, что сейчас тоже скрипит мыслями, как старый дед. Он идёт так медленно, как только может, надеясь непонятно на что. Опоздать на поезд и на законных основаниях вернуться? А если ему показалось? Если все, что он вдруг успел почувствовать, было только игрой воображения? — Антон, стой! — вдруг откуда-то сзади кричит Арсений, и Антон недоуменно оборачивается. Тот подбегает к нему и останавливается близко-близко, так, что Антон может разглядеть каждую снежинку в его волосах. — Останься, — выдыхает Арсений шепотом вместе с теплым паром. — Пожалуйста, — он опускает взгляд, чтобы тут же его поднять и начать с жаром тараторить: — Я понимаю, что мы знакомы совсем ничего, и это очень странная просьба, но… Антон не дает ему закончить. Он наклоняется и целует, всем сердцем боясь, что его сейчас оттолкнут, влепят пощечину и высмеют. Внутри все дрожит, мечется из стороны в стороны все те секунды, в которые Арсений никак не реагирует, а просто стоит, замерев, как оловянный солдатик. Антон уже собирается отстраниться, но его шею вдруг обвивают чужие руки, а на поцелуй отвечают мягко, нежно и доверчиво настолько, что сердце щемит, а в ушах шумит. Антон притягивает Арсения за талию ближе к себе и вдыхает морозный запах, смешанный с отчего-то четко запомнившимся запахом самого парня. И отчего-то Антон уверен, что это все было предназначено судьбой. И путаница друзей, и отложенные полёты, и вообще вся его жизнь направлена была только на эту встречу. Просто потому что с Арсением он чувствует себя собой. Просто потому что его поцелуи воспринимаются как самая драгоценная награда. Просто потому что он — его судьба.