***
— Клетка пошла искать птицу, — со смесью веселья и сожаления проговорил Сёго. Война, начавшаяся ещё до появления в ЮВАС Когами, внезапно изменила направление: против повстанцев теперь выступала ещё и система, решившая расширить территорию своего влияния. — Ты здесь, чтобы свести меня с ума? Необязательно цитировать Кафку. — Ситуация располагает, — лёгкая улыбка стала шире. Макишиме нравилось, когда Когами обращал на него внимание так же, как нравилось наблюдать за реакциями. — Общение с людьми совращает к самоанализу. Абсурд достиг апппогея несколько дней назад, когда брюнета решили избрать на роль советника или, скорее даже, духовного наставника. Отказаться после совместно пережитого не получилось. И всё это при том, что мужчина просто хотел уйти от гнёта Сивиллы, зажить спокойной жизнью, имея возможность приобщиться к обществу без всякой оглядки на числовые показатели. С каждым днём мечта становилась всё дальше, а Когами приспособился. Научился выживать, вырывать право на жизнь, терпеть и вдохновлять. Убивать он умел и до этого. К его радости лидером ополчения всё ещё оставался Том, с которым Шинью связывало много пролитой крови, так что вести за собой и нести полный груз ответственности ему не прошлось. Всё уже давно были взрослыми, знали, на что шли. Брюнет отвернулся и, встретившись глазами с повстанцами, серьезно кивнул: — Я вам помогу. Мужчина был готов поклясться, что голубые глаза сейчас наблюдают за ним с предвкушением.***
Дарить жизнь оказалось труднее, чем отнимать. Быть может, он уже давно превратился в полудикого пса, знаюшего только команду «Фас!». Макишима сегодня молчал, на его губах не было улыбки, хотя Когами думалось, что это выражение лица немногим лучше. Сегодня он вернул обратно семнадцать железных пластинок. Когами предпочёл бы быть одним из погибших. Замены ему всё ещё не было.***
— Снова куришь. Они сосуществуют уже четыре года. Тонкая бумажная палочка тлеет на губах мужчины. Это была уже седьмая сигарета за это утро. — Зависимости делают нас уязвимыми, Когами-кун. Вместо ответа - затяжка. Макишима чувствует лёгкую зависть к имевшимуся у другого времени. Говорят, курение это прекрасная возможность найти новое решение и успокоиться. Белая струя дыма на очередном выдохе покидает лёгкие мужчины и расстворяется в воздухе. — Не тебе об этом говорить, — белая бумага в его пальцах сереет и осыпается, поглощаемая огнём. Легко избавившись от истлевшей части Когами продолжил вдыхать яд. — Не волнуйся, как плод моего воображения ты должен знать, что я не курил, когда направлял на тебя оружие. Взгляд за спиной оставался таким же обжигающим как и прежде, вызывая желание опустошить обойму. Но Шинья как никто другой знал, что это будет бесполезно. Люди этого в любом случае не поняли бы — призрак Макишимы был его персональным наказанием. Впрочем, понимание и без того становилось роскошью: слова Когами заставляли одних присоединяться к войскам, а других избавить мир от монстра или пешки, в зависимости от данной оценки.Чаще давали вторую. Монстры не выглядят как загнанные в угол звери, они сами по своей воле вонзают свои клыки в добычу. Шинья только становился монстром, а его мотивами были смесь жалости и безысходности. Это было вовсе не из-за желания ощутить у себя снова контроль над чужой жизнью. Макишима понимающе улыбался — будто источающие свет тело, как ничто иное подходило его образу проповедника — и бесшумно переворачивал страницы очередной книги (не его ли жизни?), то и дело кидая на брюнета поверх книги. В последнее время блондин почти не разговаривает, читая. Имя на обложке, где в прошлый раз значился Жуль Верна, сменилось на Виктора Гюго. Теперь наблюдает уже Когами Шинья, искренне надеясь, что «Отверженные» в руках Сёго, находя в романе аллюзии на свою жизнь. Мужчина пытался не смотреть, на другого, но светлый силуэт, резко контрастирующей с окружающей обстановкой, так и привлекал внимание, не позволяя о нём забыть. Хотя и хотелось. Молчание обезоруживало, заставляя почти признавать собственное бессилие. Они оба понимали к чему всё идёт. Но не спешили озвучивать факт в слух. — Ты всё больше похож на Макишиму, Когами-сан, — при воссоединении сообщила Акане. Сёго, белым силуэтом просматривающийся в тени поверх плеча подопечной, ослепительно улыбнулся, нисколько не смущаясь, когда они столкнулись взглядами. — Сильные люди не любят признавать свои слабости, да, Когами-кун? Даже после своей смерти Макишима пытался перевернуть его жизнь вверх дном. Иногда у блондина даже получалось.