ㅤ
25 декабря 2022 г. в 20:35
Одним зимним утром, спустя несколько месяцев после окончания войны, когда Луиза уже давно привыкла не надеяться на лучшее, а просто довольствоваться тем, что жизнь такая, какая она есть, и не становится ещё хуже, Ларри возвращается домой.
На календаре Рождество, все остальные её дети дома, и в нынешние времена это уже знаменательное событие. Марго, Лесли и Джерри ещё спят; она несколькими моментами ранее проверила каждого из них, в который раз удивившись тому, как во сне они снова становятся совсем юными, несмотря на то, какие они взрослые (и надоедливые), когда не спят. Благодаря их присутствию, этот новый дом — и она всё ещё думает о нём как о новом, даже спустя столько лет — хоть немного, но всё-таки напоминает настоящий дом.
Она распахивает входную дверь, и на пороге стоит её старший сын, куда худее и старше, чем она когда-либо видела его, но несмотря на всё, это всё ещё Ларри. Позади него, перламутровое утреннее небо и легчайшие хлопья начинающегося снегопада.
— Доброе утро, мама, — говорит он с напускной небрежностью и привычной ухмылкой на губах.
— О, Ларри! — Луизе требуется примерно пара секунд на то, чтобы начать рыдать, заключив его в объятия. За эти годы он навещал её несколько раз, и присылал письма, которые были реже и дороже любых драгоценных камней, но ничего из этого не казалось достаточным.
В кои-то веки он не цыкает и не закатывает глаза на её нежности, а когда они разрывают свои долгие объятия, его глаза недвусмысленно поблёскивают. Внутри возникает лёгкое чувство гордости, несмотря на свой характер профессиональной занозы в общеизвестном месте, у Ларри всегда было достаточно эмоциональной чуткости.
— Лучший рождественский подарок, — продолжает радоваться Луиза и тянется за повторными объятиями.
— К слову об этом, — начинает Ларри, в этот раз аккуратно оттесняя её от себя, — Я привёз тебе кое-что.
— Правда? Как мило с твоей стороны. Ты действительно повзрослел. О, но чем бы это не было, ничего не сравнится с тем, что ты дома.
— Уверена? — интересуется он тем самым тоном вечного всезнайки, который всегда доводил каждого из Дарреллов до состояния безумного раздражения, но есть в нём какая-то непривычная нежность.
Неожиданно Луиза чувствует себя очень бодрой. И ошеломлённой, как после слишком большого количества кофе. Она делает шаг к окну.
И там, в её саду, стоит Спиро.
Он с неподдельным восторгом разглядывает тонкий слой снега, укрывший изгородь, и выглядит немного старше — видит бог, вряд ли это обошло стороной и её — но куда прекраснее, чем она помнит его. От одного его вида всё её тело охватывает тянущей болью.
На нём большое зимнее пальто, а на плечи наброшен бордовый шарф, который, как в прочем и пальто, выглядит слегка поношенным, хотя сейчас сложно найти вещь, не подходящую под такое описание. Её заполняет чувство благодарности к собственному сыну за то, что не позволил Спиро вступить в этот новый для него мир неподготовленным. В руках у него знакомая кепка, с которой он то и дело смахивает всё новые и новые снежинки. Определённо снег восхищает его больше, чем остальная окружающая его местность.
— Ты не собираешься выйти и поздороваться? — поторапливает её Ларри.
— Конечно собираюсь, — отвечает Луиза, но не двигается с места.
— Потому что если нет, то это будет весьма грубо, учитывая…
— Учитывая что? Учитывая то, что он бросил Димитру, чтобы приехать сюда с тобой?
Старое, казалось, давно забытое чувство, не показывавшее своё нутро в течении почти шести лет, снова окутывает её, эта помесь паники и необоснованной злости из-за того, что кто-то посмел быть замужем за её поздно-встреченной-родственной-душой.
— Нет, они разбежались тысячу лет назад. По правде говоря, они и не сходились с тех пор, как ты уехала, и встречались только по вопросам, связанным с детьми.
— А дети? С ними всё в порядке?
— В полном. И не такие уж они теперь дети.
— О, слава Богу. Мне кажется, я не переставала бояться за них ни на секунду. Все эти ужасные новости. Чудо, что остров вообще всё ещё на месте. А он…
— Честное слово, это смешно, — в конечном итоге не выдерживает Ларри, — Я не собираюсь стоять здесь и выслушивать твои допросы о жизни твоего давно потерянного бойфренда, пока Лес, Марго и Джерри дрыхнут без задних ног. Хоть кто-то из них являлся ключевой фигурой в разведке во имя короля и отечества?
— Ну, нет, — отвечает Луиза, — Но Марго научилась быть очень изобретательной на кухне, благодаря небогатому выбору продуктов по карточкам.
Ларри в ужасе передёргивается.
— Даже знать не хочу, — затем чмокает Луизу в щёку и коротко приобнимает, — Иди и поговори с ним.
И что же, с Мистером Ключевой-Фигурой-В-Разведке очевидно запрещено спорить.
Она снова выглядывает в окно. Там, Спиро, совершенно не привыкший к холоду, передёргивается, у него наверняка ощущение, что он оказался на северном полюсе, если сравнивать это с домом (она всё ещё думает о Корфу как о доме, не важно сколько лет прошло с момента её возвращения в Англию). Она наблюдает за тем, как на его лице расцветает улыбка, при виде зарянки, семенящей вдоль дорожки. С её губ срывается вздох.
А затем Спиро поворачивается, замечает её и роняет свою кепку на землю, и это автоматически становится одним одновременно самым странным и самым лучшим комплиментом из тех, что она когда-либо получала. Его лицо тут же освещает улыбка, которую вряд ли сможет затемнить хоть что-то, даже стекло между ними.
— Боже, какие грязные окна, — бормочет себе под нос Луиза, мысленно отмахиваясь от надвигающейся истерики. Она осматривает свои юбку и свитер и благодарит высшие силы, которые готовы в этот момент принять её признательность за то, что она догадалась одеться, а не осталась слоняться по дому в пижаме и растрёпанными после сна волосами. Нет, конечно же, она бы предпочла по чистой случайности оказаться одетой в сногсшибательное вечернее платье, но чем богаты.
Она делает глубокий вдох, нервно пробегает рукой по волосам и делает шаг к входной двери.
Луиза не осознаёт, что забыла накинуть пальто, пока не отходит слишком далеко от дома для того, чтобы вернуться за ним. Но обращать внимание на холод, покалывающий каждый миллиметр её кожи, крайне сложно. Каждый шаг в его сторону кажется совершенно нереальным и зыбким, словно в любой момент она откроет глаза и окажется одна в своей не-слишком-большой-но-всё-же-слишком-большой кровати.
Но когда до него остаётся всего-то пара секунд, состоящих из небольших шагов, Луиза замирает. Он здесь, он очень реальный, его губы растянуты в мягкой улыбке, из-за неё. Он отпустил бороду — небольшую и ухоженную, ничего общего с монструозным нечто, с которым расхаживал Капитан Крич, и серебра в ней больше, чем черноты — и из-за того факта, что её не было рядом, чтобы запечатлеть каждое микроскопическое изменение, произошедшее с ним, её с головой накрывает тянущей грустью, а сердце колотится с такой силой, что заглушает всё вокруг.
Она не может поверить в то, что он жив, пускай она ни на мгновение не позволяла себе верить в другой исход. Потому что ни за что (она молила об это сотни, тысячи, раз за прошедшие годы) Господь не заставит её испытывать это ужасающее чувство дважды. И вполне возможно, что она целовала каждое (из того небольшого количества дошедших до неё) его письмо больше раз, чем своих детей, вместе взятых, но очень сложно сохранять даже крохи достоинства, когда у тебя разбито сердце в военное время.
— А вот и ты, — говорит она, до смешного легкомысленным голосом.
— А вот и я, — и его голос тёплый, глубокий и нежный, такой, каким был всегда, такой, каким она его помнит.
Внутри неё всё переворачивается, в панике, она обводит рукой типичное для Борнмута утро.
— Каков вердикт? Не думаю, что твоей мечтой было замёрзнуть до смерти прежде, чем ты поцелуешь меня в честь встречи. Не то, чтобы ты думал о том, чтобы поцеловать меня. Конечно же, у тебя были куда более важные вещи для того, чтобы думать о них. Война, во-первых. Хотя, конечно, теперь, когда она закончилась, то освободилось куча места для других раздумий, но это не значит, что мысли о воображаемых поцелуях сразу ворвались в топ твоих… О, перестань смотреть на меня так.
— Как? — он с трудом скрывает свою ухмылку.
— Словно ты профессионал в романтичных воссоединениях, а я болтающая психичка.
— Я не уверен, что смотрю на тебя именно так, — протестует он, делая небольшой шаг ей навстречу. Её сердце тут же заходится от того, как сократилась между ними дистанция.
— Ну ты не видишь себя со стороны, уверяю, ты выглядишь именно так.
— Ты не рада меня видеть?
— Конечно, я счастлива видеть тебя, — раздражённо вздыхает Луиза, — Просто я безумно волнуюсь, такое чувство, что меня вот-вот разорвёт или что-то похожее, потому что я снова научилась быть очень англичанкой и очень сдержанной для всего этого. Так что, можем ли мы поговорить о погоде?
Он кивает, и даже после её монолога с его выражения лица никуда не исчезает нежность.
— Я думал, что снега будет больше, — покорно сообщает он, оглядываясь на пустынные соседние лужайки.
— Вообще удивительно то, что выпал снег, — отвечает Луиза, как порядочная английская леди, — Обычно здесь один сплошной дождь, в независимости от времени года.
— Маленькое чудо, — предполагает он, от улыбки вокруг его глаз собираются морщинки.
— Именно, — соглашается она, её голос неожиданно для неё самой выходит тихим, с придыханием.
На мгновение они просто замирают, глядя друг на друга, а затем одновременно двигаются навстречу. Снег вокруг них лениво опускается на землю, совсем как крупицы блестящей в свете солнца пыли во время особенно жарких и неторопливых дней на Корфу. Или как праздничное конфетти на одной из высокосветских вечеринок. Но так или иначе, он очаровывает так, как не очаровывало её ничего уже очень долгое время, возможно, в последний раз с ней такое случалось, когда она бежала по влажному песку вдоль моря.
Она тянется к нему, вообще-то планируя стряхнуть снежинки с его плеч, и запускает пальцы в его волосы. И он великодушно позволяет ей притянуть его к себе и склоняется, чтобы поцеловать. Она с жадностью и невероятным чувством облегчения прижимается к нему, её колени так дрожат, что, кажется, если бы не его руки, крепко обнимающие её и удерживающие на месте, то она бы не выдержала и рухнула на землю.
Они разрывают поцелуй лишь тогда, когда уже совсем не остаётся кислорода в лёгких и разглядывают друг друга с таким же неподдельным восхищением, с которым Джерри в детстве разглядывал очередной новый вид черепахи.
Спиро указывает на седину в своих волосах и бороде.
— Знаю, ты думаешь «что это за старик»?
— А ты считаешь мои морщины и думаешь, куда же делась эта привлекательная молодая штучка, которую ты встретил в Греции. Точнее, — исправляется Луиза, — Молодящаяся.
— Не говори ерунды, — он прижимается губами к уголку её глаза, именно в том месте, которое она, в особенно печальные дни, так любит мазохистки рассматривать и подмечать с каждым разом увеличивающееся количество лучиков морщинок, — Ты ещё красивее, чем в первый день нашего знакомства.
— Как и ты, — тут же отвечает Луиза, счастливо улыбаясь.
Спиро шутливо прихорашивается.
— Да, типичный мужчина в самом цвете сил.
— Правильно будет, в полном рассвете сил.
— В полном рассвете, — с усмешкой повторяет он, а затем чуть хмурится так же, как делал это всякий раз, когда пытался вспомнить что-то сказанное ею. И именно из-за этого незначительного жеста на её глазах выступают слёзы, и она крепко сжимает его в своих объятиях.
— Я так скучала по тебе, Спиро.
— И я скучал по тебе, — шепчет он в её волосы и поглаживает её по спине, — Моя миссис Дарреллс. Луиза.
— Не дай бог, это сон! — своим лучшим приказным тоном произносит она очередным вселенским высшим силам и прижимает ладонь к его щеке, чтобы снова рассмотреть каждый миллиметр лица Спиро, она никогда не устанет смотреть на него. И в его взгляде читается то же самое чувство, которое охватывает её. И нет лучшего момента, чем сейчас, чтобы снова потянуться к нему за поцелуем.
Как вдруг…
— Вуху! — на мгновение Луизе кажется, что это клич очередного дикого зверя — Джерри снова взялся за старое — но вскоре понимает, что это Лесли, наполовину высунувшийся из одного из окон на втором этаже, смотрит на них и радостно размахивает руками, — Так держать, мама, Спиро!
— Голубки, — поддерживает его Ларри, пытаясь оттолкнуть Лесли и отвоевать себе место в окне, — Но будьте так любезны, не срывайте друг с друга одежду прямо в саду. Англия и так понесла немалые потери, не хватало ещё того, чтобы все наши соседи скончались от шока и сердечного приступа в половину девятого утра.
— Привет, Спиро! — радостно кричит Марго, протискиваясь между старшими братьями, — Если хотите заняться любовью и пожалеть соседей, то заходите внутрь, мы обещаем игнорировать любые звуки из маминой спальни. Тем более у нас осталась куча звукозащитных наушников, и мы знаем как ими пользоваться.
— Спиро, — вносит свою лепту Джерри, появляясь в окне в компании морды и передних лап своего нового пса, — Ты должен познакомиться со Стефанидесом. Ну, как только вы закончите со всем… вот этим вот, конечно же.
— Всё, оставьте их в покое, идиоты, — разгоняет своих братьев и сестру Ларри, а затем наказательно указывает пальцем на Луизу и Спиро, — Я вас предупредил.
После этого окно с громким стуком захлопывается.
— Определённо не сон, — бормочет Луиза.
— По твоим сумасшедшим детям я тоже скучал, — смеясь, сообщает Спиро.
— Посмотрим, как ты запоёшь после пяти минут в их компании, — фыркает Луиза, но всё-таки добавляет, — По ним легко соскучиться, правда?
— Правда, определённо это у них от тебя.
— Ты всегда так много флиртовал?
— Не уверен, — он замолкает на мгновение, чтобы прижаться губами к костяшкам её пальцев, — Но мне же нужно восполнять за всё потерянное время, не так ли?
Луиза радостно улыбается.
— Весомый аргумент.
— Мне нравится новый пёс. Его так зовут в честь Тео?
— Высший уровень признания, которого может удостоиться человек. По версии Джерри. Он ужасно скучает по нему.
— Уверен, что Тео тоже скучает по нему.
— Теперь, когда война закончилась, он планирует перебраться в Англию. Просто представь какой заповедник по сохранению редких видов животных они устроят в этой стране.
— Честно говоря, не могу дождаться, — совершенно искренне говорит Спиро, — Так Роджер?..
— Его больше нет. Он прожил долгую и счастливую собачью жизнь. Джерри, конечно же, был в трауре, но, к счастью, смог пережить это, — отвечает она, а спустя мгновение всё же признаётся, — Я наверное прорыдала целую неделю после того, как он умер. Глупо с моей стороны, учитывая, что шла война.
— Нет, — возражает Спиро, беря её ладонь в свою, — Совсем не глупо.
— Просто, иногда ты доходишь до той точки, когда не понимаешь, как можно потерять столько и всё равно продолжать просыпаться по утрам.
— Знаю, — поддерживает Спиро тусклым голосом.
В его глазах она видит, что он действительно понимает, что она имеет ввиду, и её накрывает чувством облегчения, слишком давно она не встречала кого-то, кто настолько понимал её.
— Ты бы гордился моими детьми, они были такими сильными в это время. То, как Марго справлялась с эвакуированными детьми, которые оставались с нами. Они просто обожали её. И Лесли, несмотря на то, что его не взяли добровольцем, только представь, как он отреагировал, когда ему отказали, он трудился как проклятый на фабрике, оснащающей воздушные силы, и Джерри… Джерри, конечно же, работал на ферме, но он отдавал этому всего себя. Они оставались собой, несмотря ни на что.
— Хорошо, что вы уехали с Корфу тогда, — негромко сообщает Спиро.
— Да, — с печалью в голосе отвечает Луиза, — Наверное. И… хорошо, что ты остался?
Как только слова слетают с её губ, она тут же корит себя за это. После всех ужасов, с которыми пришлось столкнуться этому крошечному острову, ставшему чем-то сродни раю для её семьи — оккупация, бомбардировки, массовые убийства, она следила за каждой долетающей до неё новостью с давящим чувством беспомощности, какой идиотский поступок с её стороны, использовать в отношении всего этого слово «хорошо». Луиза не уверена, что у неё когда-нибудь хватит сил, чтобы снова вернуться туда, она готова на всё, чтобы сохранить в памяти Корфу таким, каким она его запомнила.
— Это было правильным решением, — несмотря на ровность и спокойствие, в его голосе несложно разобрать поток скорби, — Единственное, что я мог сделать.
— Удивительно, что ты ни разу не заработал пулю, — говорит она, в попытке разрядить атмосферу, — Ты любишь покричать по поводу и без.
— Как оказалось, я могу заткнуться в правильный момент. Ради своих детей, — отвечает он с усталой улыбкой, — Всё, чтобы защитить их.
Луиза опускает руку ему на грудь.
— Я никогда не сомневалась в том, что ты можешь их защитить.
— Как и ты своих, — добавляет он.
— Не уверена. Они уже совсем взрослые. Не так уж им и нужна их старая мать. Теперь они приходят ко мне только для того, чтобы пожаловаться на что-то и подсунуть гору вещей для стирки.
— Нет, перестань, — с улыбкой отчитывает он Луизу и накрывает её руку на его груди своей ладонью, — Мать — это самый важный человек, не забывай. Они такие сильные, благодаря тебе.
— Ну раз ты так настаиваешь, — сдаётся она.
— Настаиваю. И я был рад время от времени присматривать за Ларри. Это меньшее из того, что я мог сделать для тебя после вашего отъезда.
— Надеюсь, он не доводил тебя, — говорит Луиза, сглатывая комок подступающих слёз, — Когда ему взбредёт что-то в голову, он может довести своим занудством абсолютно любого человека.
— Ты бы им гордилась. Его отвагой и принципиальностью. Надеюсь, что и мои сыновья вырастут похожими на него. Ну, разве что, воздержатся от написания всех этих непотребных книг.
— Он уверяет меня, что придёт тот день, когда мы будем купаться в реках золота, благодаря его непотребным книгам, — смеётся она сквозь слёзы, — Спасибо, что присматривал за ним.
— Это было честью для меня, — отвечает Спиро, поглаживая её по щеке, Луиза инстинктивно ластится к его ладони, теперь осталась одна лишь только вещь, в которую она не поверит, пока не услышит подтверждение лично от него.
— А что на счёт… матери твоих сыновей?
— Снова вышла замуж. За англичанина.
— Не может быть!
— Бедняга Бэзил пристрастил её к ним, не иначе.
— Так значит, твои сыновья…
— Перебираются сюда, — отвечает Спиро, не дав ей закончить вопрос, — Осваивать дикую глубинку Хэмпшира.
— О боже. Невероятное приключение, особенно если ты боишься овец.
— Они ничего не боятся, — гордо сообщает Спиро, — Особенно после того, как я рассказал им про четырёх очень смелых молодых людей, которые перебирались в незнакомую страну и нашли там всё, что искали.
— Я буду рада, наконец, познакомиться с ними, — говорит Луиза, и она действительно будет рада перестать думать о его детях как о ком-то инфернальном, и начнёт видеть в них реальных личностей.
— И они будут рады познакомиться с тобой. Им не так далеко добираться до сюда по этим унылым английским дорогам.
— Унылым?!
— Слишком ровные, никаких склонов, холмов и обрывов. Где вызов?
Луиза усмехается, но быстро возвращается мыслями к насущным делам.
— Я бы очень хотела снова посидеть рядом с тобой на пассажирском сидении и очень бы хотела получше узнать твоих детей, но… хочет ли этого Димитра?
— Война многое поменяла между нами. Наши старые проблемы уже не имеют никакого значения.
— Правда? — недоверчиво уточняет Луиза, и Спиро морщится в ответ, на что она недовольно цыкает, — Так я и думала.
— Мы будем решать проблемы по мере их поступления, — философски замечает Спиро, а затем всё-таки уточняет, — Так ведь говорят? Я ничего не перепутал?
— Нет, в этот раз всё идеально, — улыбается Луиза.
— Вот видишь, я уже специалист во всех этих твоих английских фразах.
— Вижу, — отвечает она, похлопывая его по плечу, — Итак, разбор полётов последней пятилетки закончен. Что теперь?
— Мы идём в дом, — предлагает Спиро.
— Ты голодный?
— Не уверен, что именно в том смысле, — отвечает он и осматривает её влюблённым взглядом.
Она изо всех сил пытается подавить в себе внезапно проснувшуюся и впервые влюбившуюся девочку-подростка, но затем мысленно отмахивается от себя же, за эти годы она заслужила каждую из бабочек, порхающих в данный момент у неё в животе.
— Ты такой соблазнитель, — шутливо оговаривает его Луиза и хлопает ладонью по груди, на что Спиро лишь посмеивается, — Прости, у нас нет ничего хоть отдалённо напоминающего деликатесы, но Марго всё равно умудрилась сотворить какое-то чудо на кухне, даже несмотря на то, что продукты мы до сих пор получаем по карточкам. Её последнее варево вполне съедобно.
— Что за варево? — интересуется Спиро, чуть морщась.
— Не имею ни малейшего понятия. Какое-то месиво из сосисок, хлеба и всего, что она смогла найти в кухне, и напоминающее по форме индейку.
— Ну вот, теперь я действительно голодный.
— Знала, что так и случится, — усмехается Луиза, а затем спрашивает, — Уверен, что готов встретиться лицом к лицу с моими полоумными детьми? Нет, конечно, они стали старше и научились вести себя так, как подобает в нормальном обществе, но их нужно заранее к этому подготовить.
— Ты дрожишь, — отмечает Спиро, — Ты замёрзла.
— Меня просто потряхивает, — парирует Луиза. Но, если быть честной, она действительно дрожит. На улице самый настоящий дубак, — Это от шока. Не каждый день ко мне неожиданно возвращаются и сын, и любовник, — но Спиро игнорирует все её доводы, стягивает с себя шарф и заботливо обматывает его вокруг её шеи, — Морозное декабрьское утро для меня ерунда, не забывай, что я всё-таки англичанка.
Но всё же она даже и не думает протестовать, когда он притягивает её ближе и укутывает своим пальто.
— Вот так, — шепчет Спиро ей на ухо, и Луизу покрывает стая мурашек, совсем не от холода, — Намного лучше.
— Ты всё-таки хочешь, чтобы мы стали причиной сердечного приступа моих соседей? — дразнит она.
— Это ты назвала меня «любовником».
— И всё же пустой пляж это одно, но мы всё-таки прямо посреди улицы. Миссис Харрингтон из соседнего дома готова придушить меня за то, что я подрезаю розы не по её вкусу, наше шоу точно сподвигнет её на кровавую резню.
— Ну если эти англичане вот настолько англичане, — говорит Спиро, — Мы определённо должны привнести в них дух старого-доброго Корфу.
— Только не забывай, какая дурная слава была у меня на Корфу, — вздыхает Луиза.
— А здесь? — спрашивает Спиро и дёргает её за упавший на лоб локон волос. Луиза в который раз разглядывает его лицо.
— Именно сейчас я намного счастливее, — признаётся она, касаясь пальцами его щеки.
— Я тоже, — отвечает Спиро, перехватывает её ладонь своей и до боли знакомо улыбается так, будто в этом мире никто, кроме неё, не достоин его улыбки.
Они ещё некоторое время стоят так в объятиях друг друга, шепча нежные глупости, потому что это было бы самым настоящим преступлением, если бы они не воспользовались такими тёплыми моментами в это морозное утро, пока не приходят к выводу, что чашка крепкого горячего чая звучит как что-то ниспосланное с небес и всё-таки бредут в дом рука в руке.
— Это, конечно, не рай на берегу моря, — оправдывается Луиза, вешая на крючок у двери его упавшую кепку, а затем помогает стянуть пальто, чувствуя прилив неловкости из-за серости и обыденности дома, — Но здесь есть горячая вода.
— Уже только это звучит как рай, — отвечает Спиро, берётся за концы шарфа, всё ещё накинутого ей на плечи, притягивает её к себе, прижимается губами к щеке, а затем как ни в чём не бывало проходит в гостиную.
Луиза вешает пальто рядом с его кепкой, на мгновение любуясь тем как правильно оно выглядит среди горы зимней одежды, принадлежащей «клану» Дарреллов, и следует за ним. Шарф она решает пока не трогать.
— О, — восклицает Спиро, указывая на окно, — Один из соседей уже следит за нами.
Луиза, уже готовая столкнуться с убийственным взглядом миссис Харрингтон через свои заляпанные окна, замечает на карнизе ту самую зарянку, которую видела ранее.
— Привет, — шепчет она и прижимает палец к стеклу, птичка не обращает на неё совершенно никакого внимания и продолжает изучать карниз, оставляя крошечные отпечатки лапок на снегу. Спиро радостно смеётся, наблюдая за ними.
— Она знает, что в этом доме живут хорошие люди.
— Угу, маньяки.
— Иногда на Корфу, — говорит Спиро, пропуская её комментарий мимо ушей, — Я видел диких животных, в основном, птиц, и каждый раз думал «о, это тот самый, который жил у Джерри. Он познал вкус приключений».
— И скорее всего спал в моей кровати, спихнув на пол меня, — холодно отвечает Луиза, закатывая глаза, а потом, со странным чувством надежды, всё-таки спрашивает, — Ты правда их видел?
— Правда, — подтверждает он, переводя на неё полный нежности взгляд, — Они напоминали мне о том, что несмотря на всё вокруг, это всё ещё мой дом.
Луиза смаргивает непрошеные слёзы, кажется, сегодня они решили литься из неё нескончаемым потоком.
— Ну, это с натяжкой можно назвать домом. Но, если тебя снова интересует ночлег…
— Я согласен, — не дав ей договорить, отвечает Спиро.
— Но увы, — застенчиво продолжает Луиза, — в этот раз я могу предложить тебе только лишь свою собственную кровать.
— И насколько она большая? Эта кровать? — спрашивает он, и Луиза буквально захлёбывается любовью к нему, когда понимает, что Спиро, так же как и она, наизусть помнит один из последних их разговоров.
— Не слишком большая, — отвечает она, обнимая его за шею, — Боюсь, нам придётся постоянно касаться друг друга.
Он улыбается, и у них есть совсем немного времени на поцелуи, а затем остальная орава Дарреллов скатывается вниз по лестнице. И тут же спокойную атмосферу сменяет абсолютно счастливый хаос, наполненный объятиями, радостными крикам, Стефанидесом, прыгающим вокруг них, и Марго, драматично размахивающей письмами от практически каждого жителя Корфу, которые привёз с собой Ларри.
(— Письмо Лугареции начинается как «Дорогой Лесли и остальные», это нормально?
— Мы уже давно всё это выяснили. Это потому что я лучший ребёнок.)
— Добро пожаловать домой, — шепчет Луиза Спиро, пока её семья беснуется вокруг. А затем испытывает острое чувство вины. Даже сейчас это вряд ли близко сравнится с тем, что было у них на Корфу, — Ну, не совсем домой.
— Нет, — мягко отвечает Спиро и сбрасывает лапы Стефанидеса со своих плеч, чтобы взять её за руку, — Совсем.
И Луиза понимает, что у неё нет аргументов против. Посреди оживлённо болтающего бедлама пальцы Спиро переплетаются с её, и, наконец, этот дом действительно ощущается домом.