О правильных мандаринах, бумажных снежинках и стеклянных огурцах

      — Мандаринов хочу… — тяжко вздыхает Долохов. — И холодец с горчицей! А не вот это вот все.       Щедрый Руди кидает в него мандарином, который тот ловит на лету, подносит к носу и шумно вдыхает запах.       — Ничего вы не понимаете! И мандарины у вас здесь в Англии, — «Англия» звучит как грязное ругательство, — пахнут неправильно!       Оранжевый снаряд отправляется обратно. Обиженное «Ай!» подтверждает, что даже у пьяного Долохова с меткостью все прекрасно.       Снейп морщится. Пьяные выкрики за этот вечер уже изрядно приелись. Ностальгия в компании с агрессивной меланхолией берет Антонина в плен каждое Рождество и отпускает только в середине января, после странного праздника «Старый Новый год».       Страдать тихо, гордо и в одиночестве Долохов никогда не умел, отдавая предпочтение шумным компаниям, поэтому достает всех тех несчастных, до кого только может дотянуться. Он вспоминает историческую Родину, расхваливает вкус странных по описанию блюд и напевает песенку про замерзшее лесное дерево, своей алогичностью беся чопорных англичан.       Где-то глубоко в душе Северус его понимает. Он многое отдал бы, чтобы вновь оказаться в далеком детстве, где мама еще рядом, впереди предстоит путешествие к родственникам в загадочную и страшную Россию, а Лили Эванс пока не станцевала на его чувствах свой свадебный вальс.

      Мама, тогда еще молодая и весело улыбающаяся, вложила ему в ладонь смешную фигурку медвежонка.       — Сынок, главное — ничего не бойся, я сейчас отойду, а ты сожмешь порт-ключ. Может немного кружиться голова, но это нормально. Там тебя ждет тетя Анестейша и дядя Пэтро.       Эйлин в последний раз крепко прижала его к себе, стискивая так, что ребра отдали болью, и отошла на пару шагов в сторону. У нее получилось! Разве это не рождественское чудо?! Целых три месяца ушло на то, чтобы добиться разрешения на телепортацию.       Когда ее троюродная сестра вышла замуж за русского волшебника, выступавшего на магическом конгрессе со своими наработками, все смеялись и уточняли, умеет ли та отгонять медведей. Теперь Анестейша Принц стала Анастасией Рыженковой, женой профессора и уважаемой женщиной, а еще она очень хотела увидеть своего племянника и ради этого умудрилась приподнять железный занавес. Показать Северусу, как живут другие волшебники, до того как он пойдет в Хогвартс, было прекрасной идеей, и Эйлин уцепилась за нее всеми ногтями, точно так же, как когда-то — за право жить с Тобиасом.       — Не переживай, тебя там встретят.       — Мам, ну я же взрослый! Хватит, а? — взрослые не притаптывают на месте от нетерпения и с ноги на ногу не преминаются, поэтому Северус старательно сдерживался.       Пальцы стиснули теплый шершавый медвежий бок, а губы прошептали короткое слово-активатор.       Вспышка. Головокружение. Зачесалось ухо, а маленькая серьга-переводчик непривычно оттянула мочку.       Северус открыл зажмуренные глаза и взглядом уперся в разноцветный гобелен, украшающий стену. Вот только на нем не было ни драконов, ни рыцарей. Просто цветы и завитушки на зеленом фоне, которые даже в буквы не складываются.       Он что, в замке? Если да, то в каком-то неправильном.       От изучения обстановки его отвлекли. В попытке привлечь внимание, за рукав свитера его потянула маленькая девочка, одетая в блестящее платье с юбкой из полупрозрачной ткани, намотанной в несколько слоев. По низу была пришита пушистая мишура, задорно блестящая в электрическом свете. Светлые кудри фиксировались ободком с лучами из бусин, нанизанных на проволоку, они, словно у причудливой короны, расходились в разные стороны.       — Ты наш гость? Про тебя мама говорила. Я снежинка! Красиво, правда? — голубые глаза лукаво взглянули из-под черных ресниц, а брови нахмурились.       — Очень! — обижать малышку, критикуя кривые стежки и отсутствие последовательности у бусин, не хотелось.       Откуда-то из глубины дома появилась высокая полная женщина в красивом платье, поверх которого был повязан кухонный фартук. На голове у неё бугристый платок, из-под которого выбилось несколько волнистых темных прядей.       — Дорогой, мы тебя так ждали! Ты голодный? — Северус догадался, что это и есть мамина сестра, тетя Анестейша. — Зиночка, ты уже познакомилась с Севером? Он — сын тети Эли и этот новый год будет встречать вместе с нами.       — Здравствуйте, нет, я не голодный.       Северусу не нравилось, когда его обнимали, но он стоически терпел, чтобы не показаться "излишне невоспитанным". Что это значит, он точно не знал, но подозревал, что что-то нехорошее. Так миссис Мёрдок, недовольно кривя губы куриной гузкой, отзывалась о Джейке. В этот момент ее тонкие узловатые пальцы, похожие на птичьи лапки, с такой силой сжимали ремешок потрепанной сумки, что тот оторвался с одной стороны.       — Ура! Ура! Ура! — девочка закружилась на месте, подпрыгивая и шумно хлопая в ладоши. С ее рук сорвались самые настоящие снежинки и прозрачными огоньками разлетелись по комнате. Выброс спонтанной магии вызвал улыбку на лице женщины.       — Теперь я точно самая взаправдашняя снежинка! У меня даже свой собственный север есть! Мама, я о нем позабочусь и со всеми познакомлю.       — Хорошо, Искорка, а я тогда пойду на кухню и помогу домовому с салатом, — она ласково потрепала девочку по щеке и ушла в ту сторону, откуда появилась.       Мелкие проворные пальчики цапнули его за руку и потащили дальше, в комнату. Северус понял, что попал. Объяснить, что он никакой не ее, а свой собственный и совсем чуточку мамин, не получалось.       — Вы живете в замке? — когда тетя ушла, Северус задал так волнующий его вопрос.       — Ой, что ты! Мы живем в квартире, в Москве, смотри! — Зиночка подтащила его к большому окну и сдвинула в сторону плотные оранжевые шторы, украшенные бахромой. — Смотри, вот она, Москва!       Из школы Северус знал, что Москва — это столица Советской Республики, как Лондон — столица Англии, но даже и думать не мог, что ему удастся взглянуть на город с такой высоты!       — Ух ты! — в попытке разглядеть как можно больше он ткнулся носом в прохладное стекло. Внизу по улицам ездили малькие, словно игрушечные, машины, по тротуарам шли фигурки-люди, некоторые из них несли объемные пакеты или коробки, а во дворе стояло высокае рождественское дерево, украшенное разноцветными шарами. А вот медведей видно не было. Наверное, спят в своих берлогах... В их доме было всего два этажа, если считать с чердаком, и такая высота завораживала. — На каком мы этаже?       — На десятом, — Зиночка подобрала пышные юбки и проворно забралась на подоконник. — Я так хотела разрисовать окна, но мама не разрешила, сказала — все равно с улицы видно не будет... — поделилась она сокровенным, голос ее звучал грустно, и Северус не удержался: приблизившись вплотную к гладкой поверхности, он несколько раз дыхнул на стекло, от чего на нем проступило мутное облачко. Пальцем он схематично начертил кривоватую снежинку.       — Какой ты талантливый! — в детских глазах плескался неподдельный восторг, — такой, словно он не рисунок сделал, а победил десяток драконов. — Совсем забыла! Пойдем скорее, я тебя с папой познакомлю, — она схватила его за руку и повела за собой к двери, в верхнюю половину которой было вделано окно, застекленное большим витражным стеклом, только белым и матовым, а не разноцветным, как в Церкви.       — Папочка, это Север! — Зиночка посторонилась, пропуская его вперед. — Север, это папочка, — ладошкой Зиночка указала на мужчину, наполовину скрытого еловыми ветками. — Сейчас папочка доделает елочку, и мы с тобой будем ее наряжать.       Как можно «доделать» дерево, Северус не знал, но происходящее выглядело любопытно.       В центре зала стояла высокая ель. Под елью сидел дядя Пэтро и каким-то странным прибором проделывал в стволе дерева отверстия, чтобы потом вставить в них пышные еловые ветки, стоящие в ведре.       — Здравствуйте! — Северус старательно изобразил приветственный кивок-поклон. Этикет в него вдалбливала мама, и что-то из этих уроков он даже помнил.       — Положи дрель на табурет, Стрекоза, — мужчина передал странный прибор «дрель» дочери и бодро поднялся с колен. Он был невысоким и широким, словно добротный дубовый комод. Лицо его украшала густая коричневая борода.       — Ну вот, другое дело! Можно и наряжать.       Три пары глаз оценивающе уставились на зеленую красавицу, пол под которой был усыпан острыми иголками. Рядом с ними, под густой кроной нижних веток, притаился Святой Николай — его Северус узнал по красному наряду, — и какая-то, видимо, Зимняя Волшебница в синем платье. Он не знал, как было «до», но «после» ему понравилось. В комнате резко и вкусно пахло хвоей.       — Ну, здравствуй, малец! — мужчина отряхнул руки от налипших на них игл и смолы, и протянул Северусу ладонь для рукопожатия, которую тот пожал как полагается: уверенно и крепко, так учил отец. — Я твой дядя Петя. — Рукопожатие сменилось объятиями с похлопыванием по спине. — Зиночка, неси игрушки.       Зина зашла в комнату с таким гордым видом, словно в руках у нее был шлейф платья самой королевы, а не пыльная картонная коробка. Надпись на ней Северус прочесть не смог — буквы, написанные чем-то синим, были не знакомыми, а на письменность действие переводчика не распространялось.       — Север, иди ко мне, большие игрушки вешаем вниз, а маленькие наверх, — инструктировала его командирша.       Северус подошел к табурету и заглянул в коробку, словно в сундук с пиратскими сокровищами. Бережно завернутые в мятую газету, там весь год хранились яркие шары, веселые зверята и рыбки, чтобы потом блеснуть, превратив Ту-Самую-Ночь в волшебную.       — Смотри, моя любимая! — Зина доверчиво протягивала ему крохотную стеклянную балерину, замершую в сложном па. — У нее юбка из настоящего кружева, потрогай. Мне ее купил папа на память, когда мы шли домой из Большого. О, как они танцевали! — Зиночка закружилась по комнате, широко разведя руки в стороны, и несколько раз подпрыгнула. — Когда я вырасту, то стану балериной и буду творить волшебство на сцене!       — А почему вы не делаете все это магией? Мама развешивает игрушки заклинаниями, — бережно держа в руках куколку, полюбопытствовал Северус.       — Это традиция, — дядя Петя пожал плечами, — но если тебе нужно научное объяснение, то Москва стоит на пересечении древних линий силы, в Новогоднюю ночь и так освобождается огромное количество энергии, ведь все люди в одно и то же время загадывают желание...       — Петр! Я же просила, хоть на одну ночь в году оставь свои изыскания, — подошедшая незаметно тетя недовольно всплеснула руками. На этот раз на голове у нее не было никакого платка, а волосы вились упругими кольцами, словно у овечки из книжки про пастушку. — Держи, — она протянула им с Зиной по три листка бумаги и двое ножниц с загнутыми кверху носами. — Садитесь на диван. Север, ты умеешь вырезать снежинки?       — Нет, — честно признался он, усаживаясь поудобнее. Мама учила, что не знать — не стыдно, стыдно притвориться умелым и все испортить. Нарисовать он мог, но как вырезать — не знал. Зиночка уже старательно складывала лист в несколько раз.                    — Тогда делай как Зиночка, и у тебя все получится.       От усердия девочка высунула изо рта кончик языка. Но скоро ему стало не до наблюдений. Творческий процесс настолько увлек детей, что в комнате несколько минут раздавались только щелчки ножниц. Наконец, шесть кривеньких резных снежинок странной формы были готовы.       — А теперь смотри, — тетя сделала пас рукой, и, повинуясь невербальному заклинанию иллюзии, в комнате тотчас появились крупные снежинки. Они гордо сверкали ледяными гранями и были как настоящие. — Какая лучше?       Северус уныло посмотрел на свои «страшинки», на фоне идеальных соперниц выглядевшие еще хуже.       — А мне вот твоя больше нравится. Наколдовать я могу их сколько хочешь и даже заставить танцевать вальс под музыку, но душа будет только у твоей бумажной снежинки, только она сможет стать настоящим артефактом. Она теплая и самая красивая, ведь ее делал ты. Так и с этой традицией. Мы делаем все своими руками, потому что хотим порадовать близких, вложить во все, что их окружает, капельку души.              — Нашел! — радостно воскликнул дядя, все это время что-то искавший в коробке. — А это моя любимая игрушка.       Всем присутствующим был продемонстрирован большой, почти с ладонь Северуса, пупырчатый стеклянный огурец желто-зеленого цвета.       — Сколько с ним связано воспоминаний! Его еще мой папка покупал, он работал агрономом. Племянник, я тебя подниму, а ты помоги повесить.       Северус подошел поближе, а дядя подхватил его подмышки и поднял вверх. Совместными усилиями огурец был водружен на почетное место рядом с верхушкой.       — Вы тут хорошо справляетесь, а я пойду пока на стол накрывать. Курица в полете уже готова. Осталось доделать селедку под шубой и принести с балкона холодец. Петя, это на тебе.       Под веселые перебранки и воспоминания шары были развешены, гирлянда распутана, а звезда водружена на макушку ели.       — Остался дождик, — экспертно заключила Зиночка, доставая целлофановый пакет с чем-то серебристым.       — Какой дождик зимой? — Северус рассмеялся, в который раз за этот вечер.       — Конечно же блестящий, — тонкие фольгированные ленты были извлечены наружу и любовно прилажены на ветки.       — А теперь самое главное! — дядя Петя встал в центре комнаты и рявкнул: — Настена, иди сюда!       — Иду, ну чего ты орешь на весь дом? Нарядили? Молодцы мои! — тетя протянула всем по конфетке из хрустальной салатницы, на голубом фантике был нарисован белый медведь. — Держите «мишку на севере».       Северус, как и все дети, любил сладкое, но он был уже взрослым, поэтому сдержанно поблагодарил и убрал конфету в нагрудный карман.       — Мишка на севере, а Машка на юге! — хохотнул дядя, разворачивая упаковку и откусывая больше половины за раз.       Часть конфет тетя повесила на елочку за специальные веревочки, отчего та стала еще наряднее.       — Теперь можно зажигать. Повторяй за нами, Северус, «раз, два, три, елочка, гори», запомнил?       Северус кивнул, а тетя взяла их с Зиной за руки. Дядя погасил в комнате свет.       — Раз!       — Два!       — Три! ЕЛОЧКА, ГОРИ!       Три голоса слились в один, а взрослые и дети с одинаковым восторгом наблюдали за огнями, разноцветным светом озарившими комнату.       — Давайте споем песенку? — в полумраке Зиночка выглядела настоящей принцессой из сказки.       — Давайте! В лесу родилась елочка, — мелодично запела тетя.       — В лесу она росла, — хрипловато продолжил дядя.       — Зимой и летом стройная зеленая была! — звонко подхватила Зиночка.       Северус не знал слов и просто наслаждался праздничной атмосферой и теплом, разлившимся в груди, там, где сердце. На мгновение он даже испугался, что от этого тепла может растаять конфетка в кармане...       — Метель ей пела песенку — спи, елочка, бай-бай... — низким прокуренным голосом напевает Долохов. Подперев щетинистую щеку одной рукой, второй он выстукивает незамысловатый мотив по столешнице.       — ...Мороз снежком укутывал — смотри, не замерзай! — на ломанном русском шепотом Снейп подхватывает куплет и залпом допивает остатки огевиски из стакана. — Мне пора.       Интуиция подсказывает, что время движется к полуночи, а ему еще нужно успеть аппарировать в русский квартал и купить себе контейнер с оливье и бутылку кислого шампанского, чтобы под бой курантов утопить в нем наполовину сожженную бумажку с глупым желанием.       Еще в раннем детстве Северус Снейп усвоил, что «как встретишь Новый год, так его и проведешь».       А проводить его вместе с этими придурками он не планировал.