I got sweet taste for men, who're older,
It's always been so it's no surprise.
-Lana Del Rey,
“my pussy tastes like pepsi cola”.
В последнее время я все чаще думаю: с чего именно начались наши с Д. противоречивые отношения? И вот к какому выводу я пришла: пожалуй, еще с первой нашей встречи. Впрочем, обо всем по порядку.***
Одна моя знакомая говорила, что смерть – какая бы она ни была – в сути своей всегда уродлива и нелепа. Но не до такой же степени. Вся моя жизнь сейчас мелькала у меня перед глазами: первое воспоминание, теплое и такое милое сердцу детство, первая любовь, и проч. и проч. В общем, ничего необычного – классический набор обыкновенных жизненных ценностей. Глупо, конечно, умирать вот так: молодой и красивой, под играющую в колонке Лану Дель Рей, смеясь над очередным «литературным опусом». Но смерть не спрашивает разрешения. Не думала, что все получится именно так, и что последней моей мыслью будет: «боже, я даже не накрашена».***
Я очнулась на холодной и влажной земле, запах травы и намоченной пыли мигом ударил мне по носу. Все ладони вымазаны, платье безнадежно испорчено. Как же так? Угораздило же меня! В голове мятежно то и дело стали возникать обрывки мыслей, отголоски сказанных фраз и мелодий: буквально вся моя жизнь (точнее уж выразиться: «жизнь») пронеслась в одно мгновение передо мной: друзья, университет, Петрович. Все-все кружилось и плясало в моем сознании, представляя собой жуткую вакханалию, извиваясь и перемежаясь под отчетливый сингл – я, казалось, даже запомнила – Лены Рей что ли – «my pussy tastes like pepsi cola». Значит, то был лишь сон? Лишь жалкая иллюзия? Очередное видение? Я поежилась. Сейчас все казалось словно тенью, отзвуком; однако внутри все было таким… настоящим. А сейчас от той жизни остался только привкус пепси-колы во рту. Ох. Все бы отдала сейчас за глоточек этой божественной газировки. Здесь же – в Индии – ее днем с огнем не сыскать! Впрочем, все вздор! Милая, соберись! Ты Амала Кхан! Сейчас на первом месте для тебя должна стоять работа: и я более чем уверена, этот ритуал особо важен для Дубеев, для Калькутты, а, следовательно, может быть связан с убийством нашего дипломата. Я обязана, просто обязана узнать: что́ там происходит!***
Вот же сын блудливой собаки! Ублюдок! Шваль! Кобель! Грязь из-под ногтя! Паскуда! Только несколько часов назад целовал, меня́ целовал! Та́к целовал! А что теперь? А вот что: теперь он ебет эту дешевую храмовую шлюшку, ничуть не стесняясь ебет! Еще и ухмыляется, будто Джоконда: «нравится?». Потаскушник! Жиголо! Проститут! Ну ничего, ничего, он мне еще за все заплатит! – с этими мыслями я нашла себя в огромной кровати под балдахином из дорогой парчи. Я что, опять потеряла сознание? Кажется, это стало входить у меня в привычку. Мысли наседали кругом, сгущались. Я попыталась припомнить произошедшее: приглашение в калигхат, поцелуй с Амритом: страстный и трепетный, томящий и всеобъемлющий, а еще… впрочем, достаточно. Поцелуй с Амритом, потеря сознания. Странный сон – я в нем словно целую жизнь прожила! – и ноты из песни какие-то. Отрывки мелодии, стройные слова мягким голосом: «my pussy tastes like pepsi cola». Пробуждение в саду на сырой и маркой земле. А потом… потом это! Мерзость! Да как у него совести хватило! Затем, кажется, следовал Шехар и хлороформ, но отчего-то на данный момент это меня беспокоило меньше всего. Внутри горела ярость: я злилась на Амрита. Да и к тому же я была в одной пижаме – наверняка этот похотливый кусок дерьма меня раздел! Как только наглости хватило! Ничего, он за все ответит! В двери постучали, и в комнате оказалась миловидная брюнеточка. Она помогла мне одеться, и, позавтракав, я спустилась в просторную залу, что, судя по всему, должна была служить гостиной. В зале на шикарных диванах сидел средних лет мужчина: он был до ужаса похож на человека из моих видений, разве что был чуть постарше. Однако, возраст его только красил: седина, посеребрившая волосы и часть бороды, как-то особенно оттеняла глаза, придавая тем выразительности. Они будто еще ярче блестели. Точеные скулы с возрастом осунулись, обнажая породу лица. От него веяло сандалом и нероли. - Амала … Кхан? Давно хотел с Вами познакомиться! Мое сердце не на шутку встрепенулось. Пропустило удар. И еще. С месяц назад я бы непременно записалась бы на прием к кардиологу, но теперь знала точно: то эффект какой-то необъяснимой связи с Дубеем-младшим. А стало быть, он где-то неподалеку. Я готова была даже палец на отсеченье дать: этот ебырь-террорист настолько близко, что скажи я слово – тот непременно услышит. - Все верно. А Вы, должно быть, отец Амрита? - Да. Нам часто говорят, что мы похожи. Девдас. В голове моментально созрел план мести. Что ж, слушаешь, голубочек? Ну так послушай. - Ну что Вы. Вам безбожно лгут: между нами говоря, Вы куда симпатичней. Девдас рассмеялся: должно быть тоже знал, что Амрит слышит все до последнего звука. Низкий и бархатистый, словно сотканный кем-то искусным смех, разлился по зале. А я буквально чувствовала, как уколотое самолюбие юноши заставляет его пульс безбожно расти: еще несколько секунд, и кому-то потребуется вызывать скорую. Справедливости ради, я ничуть не лгала: Девдас и впрямь был, если и не красивее Амрита, то симпатичней так уж точно: видимо, Дубеи были как вино или коньяк - лишь хорошели с годами. - Вы мне до ужаса напоминаете одну особу, с которой мы знались раньше. И, к слову, так же хороши собой. Немудрено, что Вы приглянулись моему сыну. «И не только сыну», - я готова была поставить двадцатку на то, что он окончит фразу именно так! Но как была готова поставить – так и безбожно проиграть: Девдас не произнес больше ни звука. Ну и вздор. Стал бы он так говорить! Какая же ты глупая, Амала. - По Вашему сыну не скажешь, что ему хоть кто-либо нравится. - Думаю, это Вам лучше обсудить наедине. Пожалуй, раз Вы проснулись, приглашу Амрита сюда. Было приятно познакомиться, Амала. До встречи. Надеюсь, до скорой. Я молилась всем Богам, чтобы стоящий за стенкой Амрит не заметил, как екнуло мое сердце. Уж не знаю от чего боле: от предвкушения встречи с Дубеем-младшим, или от – пусть и всего на пару секунд – но все-таки застывшего на мне взгляда его отца. Спустя какое-то время, показавшееся мне невыносимо тягучим, в залу вошел Амрит. Его глаза заискивающе пробежали по мне, а по лицу юноши расплылась самодовольная ухмылка. И вот после нескольких минут разговоров ни о чем и клятвенных заверений, мол, Яшви для него ничего не значит (так я и поверила, ага), его лицо непозволительно близко к моему. Между нами, казалось, плескался целый океан страсти и чувств, еще немного и… Этот шельмец, хоть и находится в паре сантиметров от меня, однако, замер и ждет. Ждет, что первая его поцелую я. И я, не выдержав, действительно прильнула к его губам. Боже! Это же всего лишь поцелуй! Всего лишь, но не просто. То что-то большее, чем я могла бы почувствовать (или хотя бы представить, что чувствую) к другому мужчине. И как бы ни был Дубей заносчив и нахален, наша невероятная химия на физическом уровне покрывала все. Даже то, что ублюдок сам признался в том, что меня раздел. Забавно, что на тот момент я уверена была, что кроме Амрита мне никто и никогда больше не будет нужен. Хотя все это начиналось уже тогда.***
Что я имею в виду под «всем этим»? Например, то, что произошло во время калигхора. - Надеюсь, Вы, Амала, найдете причины остаться в Индии, - произносит Девдас, даже не глянув в мою сторону. - Я сделаю все, чтобы они нашлись, - клятвенно заверяет его сын. Какая Амрит все-таки душка! А как Вам его фразочка «я не волнуюсь, я просто предвкушаю то, что будет после приема»?! Разве не прелесть! Уверенная мина при переживающей игре. В отличие от сына, Девдас не демонстрировал показную уверенность. У него она была настоящей. Возможно, после приема с Амритом действительно что-то будет. А пока его фигуре в шелковой пижаме достается лишь: - Душенька, ты не представляешь, насколько мне хочется пепси-колы! Юноша лишь недоуменно округляет глаза. - Есть у Вас в доме что-либо за исключением жертвенного вина? Я прекрасно знаю, что если и есть – то разве что вода. Потому и спрашиваю. - Я попрошу у Мадху, но не думаю, что найдется именно … Смотрю юноше прямо в сапфировые глазки, попутно касаясь его шоколадной кожи: - Спасибо, правда. Я очень сильно это ценю. Смотрю в глазки и знаю, что Амрит непременно чувствует, наско́лько быстро бьется мое сердце. Чувствует, поэтому верит мне. Наша связь пусть и была чем-то необъяснимым, однако, не всеобъемлющим. На счастье, мысли читать она не позволяла. Иначе бы Амрит узнал, что колотится оно так не из-за чувства благодарности. Совсем не из-за него. Устоять против «я очень сильно это ценю» юноше было сложно, и пока он в первом часу ночи судорожно листал городские справочники в поисках магазинов с европейскими товарами… - Надеюсь, ты знаешь, что с этим делать? – Девдас, очертив своими элегантными пальцами мои скулы, приспустил штаны. Да, грубо. Да претенциозно. Но, черт подери, так сексуально. Он не умолял (не в пример неким А.). Он приказывал. Я опустилась на колени, сминая под собой роскошную ткань подаренных Амритом одежек, и принялась доказывать: что с э́тим делать, я знаю. Амрит говорил, что я так аккуратна, словно ребенок, старающийся слизать взбитые сливки с пирожного, не попортив вида. Но с ним я и в половину не была нежна, как сейчас. И тут дело даже не в личностном отношении: казалось, юноша любил, когда им пренебрегают. Травма из детства? Надо будет спросить у Девдаса на досуге, почему они с супругой не уделяли должного внимания сыну. Но с отцом Амрита все было иначе. Я чувствовала: стоит лишь самую малость ошибиться, лишь допустить крохотную оплошность, как эти «отношения» тут же изживут себя. Как только Девдас почувствует, что в Калькутте есть хоть одна блядь, способная отсосать ему лучше, чем невестка, он непременно обрубит ниточки нашей связи. Дубей-старший всегда давал понять: между мной и сыном выбор падет отнюдь не в мою пользу. Вернее, проблемы выбора даже не будет как таковой. Но это если такая «опрометчивость» все же случится. А пока я старательно облизывала головку, медленно продвигаясь все глубже и глубже. Вот же черт! Волосы мешаются! Спадающие вниз пряди лезли, куда лезть им было совсем не надо. Но прерываться так не хотелось! Будто прочтя мои мысли, мужчина провел своими ладонями по моему лицу, с толикой грубости задвинув локоны за ухо. Впрочем, через мгновение он передумал, уже собрав и придерживая их руками на моем затылке, одновременно настойчивыми движениями заставляя меня брать глубже. Садист. Еще немного, и все выпитое вино польется из меня в обратном направлении. Но я старалась. Старалась, как никогда раньше. Девдас, глубоко и надрывно дыша, откинул голову чуть назад. Помимо всего прочего, есть в глубоком горловом и весьма значительный минус: я не имела никакой возможности спросить, о чем он думает прямо сейчас. Что ж, Рэйтан говорил, что Дубей-младший – загадка, которую мне все же по силам разгадать. Но в моей ли компетенции его отец? Думаю, немолодому мужчине просто было стыдно признать, что, хоть он и хочет меня, ему все же необходима весьма изощренная прелюдия, чтобы… ну Вы понимаете, да? Пусть опытность и лучше молодости, однако, и здесь есть свои нюансы. Проведя за своим занятием некоторое время, я начинала чувствовать, как бы это поделикатнее? Энергию пуруши бывшего верховного жреца. Впрочем, к чему эти условности? Член Девдаса – пусть и не быстро, но верно – постепенно твердел. Будь бы я с Амритом – непременно сняла бы с себя хотя бы верхнюю часть сари. Но между нами двумя такое было не принято. Все, абсолютно все здесь решал Девдас. И если он хотел видеть меня ровно в том же, в чем видели меня все остальные - так тому и быть. Я не позволяла себе ничего, на что тот не давал санкции. Он вышел, аккуратно проведя по моему плечу, увлекая вверх. Я повиновалась. Вдруг губы Девдаса жадно прильнули к моей шее, двигаясь стремительно и рьяно. Это возбуждало до невозможности, убеждая ввериться воле чувств. Мне пришлось собрать все свои силы, чтобы едва уловимо, но все же настойчиво оттолкнуть от себя мужчину: - Не стоит. Останутся следы – Амрит заметит. Но Девдас продолжил, разве что только переместился на противоположенную сторону шеи. Остановить его я была уже не в состоянии. Тем более, что между делом, руки его медленно заскользили по моему бедру. Они двигались плавно и размеренно, сантиметр за сантиметром изучая мою кожу. Аккуратно очерчивая его, одна переместилась на его внутреннюю сторону. Выше и выше. С моих губ сорвался едва различимый стон. Еще мгновение и аккуратные – такие же, как и у сына – пальцы оказались во мне. Последующий за э́тим стон был уже вполне различим. Я свела ноги, показывая: тому, что хочет Девдас – не бывать. По крайней мере, не сегодня. Честно говоря, меня сильно беспокоило одно обстоятельство: я переспала уже с тремя членами калигхора. Еще немного, и в Амале Кхан (Басу – если хотите) побывает вся Калькутта. Не то что бы я испытывала вину, нет. Я делала так, как чувствовала. Но очень уж мне не хотелось, чтобы так считал Девдас. Не сегодня, мой милый. Тем более, Амрит явно дал понять: на сегодняшний вечер со мной рассчитывает о́н. - Не сейчас, прошу… - Н-да? - я буквально физически ощущала: не смогу сказать «нет» сейчас – я пропала. - Я не хо… - А я и не собираюсь спрашивать. Он прижал меня к стене и, не продолжая прелюдий, резко вошел. Не стоило его злить. Но… я была рада, что он меня не послушал, не стал останавливаться. Все-таки, иногда мужчине нужно быть решительным. Спустя некоторое, весьма продолжительное (неким А. стоило бы поучиться), между прочим, время дело стало близиться к своему логическому разрешению. Я уже не сдерживала себя, целиком и полностью возлагая надежду на обещанную мне звукоизоляцию – стоны становились все протяжней и громче. Еще немного, совсем-совсем немного… Бляяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяять. Я не пойму, кончать внутрь – это у них семейная традиция? Что-то вроде имбирных пряников на Рождество и запеченного барашка на пасху? Какого, собственно говоря, хуя? Этот мудак – ровно как и его сын (яблоко от яблони, сука) – даже предупредить не соизволил. - А что если… - Не вижу ничего плохого в том, что внук будет похож на своего деда, - Девдас спокойно пожал плечами. Ублюдок. Сексуальный, уверенный в себе, способный взять ответственность за принятие решений на свои плечи ублюдок. Как же хотелось отвесить ему пощечину! Но я так и не решилась. - Вообще-то, мне бы хотелось воспитывать ребенка от любимого мужчины. - Выходит, любишь Амрита? Люблю Амрита, а сплю с его отцом. Нелепо выходит. Но все обстояло именно так. Я кивнула. - Ну вот, значит, по крайней мере, половину меня ты любишь тоже, - по комнате пронесся низкий бархатистый смех. Да, чистая правда. Всем хорош был Амрит, за исключением разве что лишь одного недостатка – в нем было только 50% генов его отца. Поднимая паллы сари, я толкнула Девдаса в плечо. - Но Вы ведь меня тоже не любите. - Разве что как невестку, - опять эта лисья ухмылка. – Не люблю. Но сосешь ты, однако, лучше всех в Калькутте. А что можешь сказать про меня? А что тут говорить? Раз я сплю не с Рэйтаном и изменяю Амриту, вывод очевиден, кто из них троих был действительно богом в постели. - Я думаю, Вам и так все известно. - Известно. Но хочется услышать это прямиком из твоего такого умелого ротика. - Да все Вы понимаете: ни Рэйтан, ни Амрит Вам в подметки не годятся, - я улыбнулась.***
Амрит стоял у слегка приоткрытой двери в отцовский кабинет с бутылкой пепси, не веря своим собственным ушам. Все, что мог вымолвить Рэйтан, которого тот спросил, не видел ли он где Амалу или отца, так это только: - Ну… По крайней мере, она тебя любит… - Любит. И ебется при этом с моим же собственным отцом. На некоторое время в коридоре повисла тишина. - А знаешь что, Рэйтан? - М? - Я ведь тоже ее люблю. Однако, всегда находил интересным, каково это – «божественный секс»? И Амрит – страстно и трепетно – прильнул к губам Рита-Шивы.