«Я один, и печаль идёт к тебе, через окно Донесётся по волнам рассылка Ким, и я смог найти Космоцветок Отыскал, забирай, не горюй, всё никак на картинках.»
quasar.
Сияющая занавеса — настойчивость Колетт. На космолёте не должно быть таких вещей, но приложившая к этому руку девушка сделала это незаметно. Как для исследователей, так и для самого Бастера. Так казалось «уютней» и «живей». Она не хотела слышать и принимать то, что космос гиблое место и жизнь там — лишь пародия, обречённая на вечные муки. А занавески на иллюминаторах — полная чушь и бессмыслица. Но почему эта занавеса сияет? Это отблески цветка. Космоцветка, скрытого под куполом из тонкого стекла. Он дышит и светится, несмотря на то, что почвы под корнями нет. Несмотря на то, что его безжалостно вырвали и насильно поместили в искусственное место обитания. На белом полотне танцуют причудливые разноцветные ленты. Лиловый, тёмно-зелёный, красный, и всё это под неаккуратными брызгами и вкраплениями розового. На космолёте не может быть звёзд, но если растению хочется, чтобы здесь рождалась вселенная — так и будет. Сложив руки на стол, Бастер от бессилия и безнадёги упал прямо на них и глубоко вздохнул. Экипаж уже давно потерял веру и желание двигаться вперёд. Что там говорить — и назад идти невозможно. Их корабль заведомо был обречён на смерть, а за кораблём и их жизни. Мужчина точно не знал, сколько осталось в живых и сколько из них сошли с ума. Он не считал, да и не особо горел желанием. Видеть, как твои некогда жизнерадостные друзья, коллеги рвут ногтями кожу на лице и захлёбываются пеной в приступах бешенства, больно. Не потому что жалко, а потому что осознание подобной участи пугало его на протяжении всей жизни. Ещё до того, как он связал свою жизнь с космосом. Пока у Бастера есть Ким — он будет жить. И неважно какой ценой. Все обещания будут сдержаны, а сладкие слова не станут лишь иллюзией и пародией на счастливую жизнь. Он сделает всё, что в его силах. И пусть этих сил его навсегда лишил мрак вселенной. В голове гудит, и непонятно отчего. То ли очередной мудрёный механизм корабля вышел из строя, как и сотни предыдущих, то ли необратимый процесс безумия начался слишком резко. Уследить за хаосом, творимым космосом, невозможно. В этом и суть — его задача сводить с ума. Противиться можно, но никто на даёт гарантий, что ты продержишься до возращения на землю. Вот и Бастер теперь не уверен в том, что сможет обуздать стихию. Куда подевался весь запал? Как он теперь сдержит обещание? Ким его не простит. Из коридора слышится кряхтение. Мужчина остервенело затыкает уши и старается отвлечься. Не слышать, не смотреть на подобие человека и его оставшуюся, ещё не искорёженную душу. Он знает, что там ничего хорошего нет. Поэтому смотрит на игру света. Космоцветок действительно обладает сверхчеловеческими способностями. Будто панацея от всех бед. Может он и правда смог бы.? — Чёрт… Чёрт! — Бастер хотел уж было потянуться к этому чуду. Ухватиться, как за спасательный круг. Удержаться! Но нельзя. Это лживая дружелюбность. Лживый манящий вид. То, что по легендам и картинкам является спасением, на самом деле убийца. Он и сам прекрасно это знает. Фэнг наверняка не простит его. Правда, которую он искал на протяжении нескольких лет, оказалась банальна до невозможности. Проста, как молекулярное строение воды. — Не прикасайся к тому, что тебе не принадлежит… — куда-то в тишину на издыхании прошептал Бастер. Голосовые связки, казалось, работали так же хуёво, как аварийный генератор, благодаря которому он всё ещё жив. Чтобы не пребывать между реальностью и забытием он продолжал говорить сам с собой. Наверное верил, что продержится и однажды ему этот голос вновь понадобится. Наивно полагал, что не уподобится своему товарищу, который сейчас лежит в крови в соседней каюте со сломанными костями и вывернутой шеей. …Тот момент, когда они пронесли на корабль цветок, казался таким отдалённым и забытым, будто это было несколько месяцев назад. Но если взглянуть на записи бортового журнала, можно понять, какую злую шутку с ним играют время и галактика. Пару дней. За пару дней Бастер прожил свою жизнь заново по несколько адских кругов, ощущая течение времени, явно — так, словно он находился на Земле. Пока чудовище из металла медленно разрушалось, мужчина успел переосмыслить многое. Успел посчитать звёзды — за стеклом в рулевой их было видно как никогда чётко и ярко, успел найти бесчисленное множество созвездий и даже придумал свои. Записал, в надежде, что обломки этого судна однажды прибьёт по звездной пыли и млечному пути туда, где его старания будут высоко оценены и чем-то помогут. Как жаль, что самому космосу на его исследования было всё равно. Каков размер бесконечности? Где конец, и прибьёт ли однажды этот корабль в точку назначения, или судьба его болтаться вечно в неизведанных песках вселенной. Что больше галактики? И существует ли это самое «вечно»? Что на самом деле время? Он бы мог сутками думать над ответами и в итоге остаться ни с чем. Он бы мог дальше исследовать, оставлять после себя информацию для человечества и будущего. Вносить вклад. Но была ли в этом хоть капля смысла, или же это просто отчаянные попытки уйти от горькой действительности, в которой и человечества-то больше нет? На белом комбинезоне запёкшаяся кровь. Термошлем Бастер давно не носит, а скафандр с кислородным баллоном давно уж забыты. Да и зачем носить? Если в случае разгерметизации он умрёт от нехватки воздуха, то так тому и быть. Пугающая смерть сейчас казалась единственным спасением от лап чудовищного Квазара. Но и руки накладывать на себя мужчина не хотел. Не в его стиле. Слушать нечеловеческие звуки его бывшего коллеги стало до тошноты невозможно. Настолько горько и страшно от осознания беспомощности. Бастер приложил все усилия, чтобы встать и дойти до рулевой кабины. Заставил окаменевшие ноги двигаться, а руки — против воли взять с собой колбу с Космоцветком. Отросшие рыжие волосы мешали ясно видеть дорогу перед собой, поэтому он пару раз бился об косяк и пару раз головой об пороги. В кабине управления с того момента ничего не поменялось — всё также пусто, холодно и неприветливо. Красный свет с панели управления заливал всё помещение и заставлял щуриться. Писк приборов уже не казался таким надоедливым, наоборот — приборы начали предупреждать об опасности на лад колыбели. Успокаивающе, в такт шагов и дыхания, будто это синхронизация с человеком. Раз в пять минут звучал голос девушки, предупреждающий об угрозе, но и он словно снизошёл к потерявшемуся страннику. Словно Бастер действительно нуждался в указаниях искусственного интеллекта. Словно не знал, что умрёт. Аварийный свет напоминал о том, что он всё ещё жив, несмотря на сбитый курс и разваливающийся космолёт. Пласты корпуса отходили из-за коррозии — так на них влияла сила цветка. Существа — нет, не люди больше — медленно растворялись, будто покрытые ядом. Испарялись, не оставляя после себя ничего, кроме густого едкого пара. Единственный, кто жив — их искусственный интеллект, который инженеры разрабатывали под строгим надзором капитана этого судна. Капитана, кстати, не стало в первую очередь. Бастер хотел ответить на механически-нежное «Топливо израсходовано. Угроза разгерметизации.», но не мог, ведь понимал, что повадки этого интеллекта не заменят ему реальности. Она звучала, как Ким… Ким… Ты слышишь? Бастеру оставалось лишь гадать, сколько времени прошло на земле и помнит ли его хоть кто-то. Жив ли он? Какой-то невесомый стук в его личной каюте. Очередной член экипажа в своем безумии и приступе потерял дорогу, или, наконец, Квазар пришел по его душу? Бастер натянул свои очки — сломанные, треснувшие, но всё также незаменимые, на переносицу плотнее. Дабы скрыться от сводящих с ума шорохов и криков. Мужчина потыкал кнопки связи в надежде, что радиоволны не помрут и не растворяться в бесконечной пустоте вместе с просьбой о помощи. Где-то в потёмках души он догадывался, что ответственные за эту экспедицию специально не ищут их корабль, ведь поняли что то, что они называли чудом и спасением, оказалось в итоге сокрушающим бедствием. Бастер мог бы оставлять координаты, чертить маршруты вместо гниющей сейчас в доках Колетт, но понимал, что попытки тщетны. Никто не спасёт его. Никто больше не верит в маяк. Разрушенные мечты. Ложные надежды… Это всё меркло по сравнению с осознанием, что его многие считали мёртвым. В том числе и Ким. Который ищет маяк. Его муза. Его главный незаменимый смысл, даривший силы, вероятнее всего сейчас даже не догадывается, что Бастер всё ещё жив. Дышит, мыслит и чувствует. …Фэнг попросил найти маяк вселенной… Обрушившиеся градом мысли не выветриваются. Мужчина достаёт из давно забытого всеми шкафа пачку сигарет. Совсем старую — такие использовали ещё сотни лет назад — и, ловко прикурив никотиновую палочку от памятной зажигалки, затягивается. Рука невольно тянется к груди, подрагивающими пальцами касаясь наугад. Проводит по рёбрам, за которым, что странно, бьётся предательское сердце, тянется ниже, обводя контуры. Он оседает на колени, а затем ладонь медленно соскальзывает на пол и шарит за огромным железным шкафом — там лежат кассеты, и мужчина это отчётливо помнит. Едкий табачный дым хоть и разливается приятно по лёгким чувством ностальгии, но не помогает вытянуть из головы горькие воспоминания об утрате. Бастер неловко смеётся от тёплых эмоций, окутывающих его, ярко контрастирующих с окружающим ужасом, и даёт кулачок настенной фотографии. Их общая с Фэнгом, перед самой экспедицией. Последняя и единственная среди сотни звёзд и вселенных. Неизвестно, какая сила подцепила на ниточки руки Бастера. Он, словно в невесомости выплясывая незатейливый танец, прошёл сначала в один конец помещения — раскопал среди вороха уже ненужных исследовательских бумаг одну более-менее уцелевшую, затем, совсем не видя дороги из-за пелены перед глазами, пронёсся в каюту, где лежала ручка. Не помня себя и не ощущая собственных движений, мужчина переступил через их бывшего бортинженера, который на данный момент представлял из себя варево плоти и органов, и прошёл за стол. Включил светильник, но скорее по инерции — аварийного света и ярких звезд бы хватило, чтобы осветить десять таких кораблей — и принялся писать. Он смеялся. Нет, совсем не безумно. Это тот самый смех из прошлого — заразный и громкий, позволяющий чувствовать себя дома. Рядом лежало фото в уцелевшей рамке. А снизу, совсем в уголочке, где почти не было видно за керамической рамкой, подпись: Ким. Размашиста и нелепа, но до боли Бастеру любима. Мужчина, несмотря на медленно угасающий разум, все ещё помнил. Помнил и сотню, и тысячу моментов с ним так ярко, как обещанная с полотна черноты звезда. Ручка легко ощущается в пальцах, а бумага под ладонью — словно подобная жгучей магме. «Короче, ты и сам всё знаешь. Это моё первое и последнее письмо тебе. Не знаю, дойдёт ли оно или потеряется, прям как и я среди астероидов и светящихся камней. Ты наверняка считаешь меня погибшим, Фэнг, как и вся исследовательская группа — оно и неудивительно. Они бесчувственные балбесы, ты знаешь. Но зачем мне распинаться про них? Когда это письмо дойдёт до тебя, если вообще дойдёт, то скорее всего к тому моменту я действительно буду мёртв. Надеюсь, это не сильно тебя заденет? Я знаю, что ты у меня самый сильный, братан, и рано или поздно эта ситуация останется лишь зажившим шрамом под слоями одежды новой жизни… Бастер перечеркнул последние неудавшиеся пять слов и стёр каплю влаги на бумаге, которая размазала чёрную ручку. …Удивлён, что я говорю такими умными словами? Сам, если честно, в шоке. Квазар… он не оставит меня в покое, и он ломает мою личность по кусочкам и строит новую — понравившуюся ему. Но не буду о грустном. Знай, что Колетт не давала тут заскучать… Мужчина поёжился и со скрежетом сжал ручку, чуть не сломав её пополам. Как сложно писать про человека, в теле которого уже копаются черви. Но Ким необязательно знать этих подробностей. Пусть хоть в его жизни ужасы останутся лишь словами со страниц сказок для непослушных детей. …Я надеюсь, Честер подбадривал тебя и не давал утонуть в горе? Мы договаривались, что он будет рядом в трудную минуту! Если всё-таки нет, то передай ему, что я его убью и из-под земли достану. Он обещал. И… прошу, прочти всю следующую часть письма внимательно. Мне важно сказать и озвучить тебе те мысли, которые тянули меня на дно, а вместе со мной и корабль с экипажем. Когда Космоцветок был у нас — я светился от счастья так же, как и он сам. Но всё же он выглядит не так, как на картинках. Цвет совершенно иной, чувства, которые ты испытываешь, смотря на него, тоже… иные. Даже не знаю, можно ли описать словами те эмоции. Я был рад! Я чувствовал себя героем, который спасёт миллиарды, но… Меня не волновали эти сотни тысяч людей. Меня волновал лишь ты. Растение, колыхающееся в моих ладонях, было подобно сердцу, бившемуся до этой секунды для тебя. Оно всё ещё бьётся только ради нас. Я не жалею ни о чём — и говорил об этом сотни раз… Бастер потушил сигарету об уголок письма и остервенело стёр слёзы с щек, ведь они ощущались выжигающим плоть ядом. Совсем расклеился, где его достоинство? Пацаны с работы бы засмеяли. …Мы начали встречаться, когда нам было по двадцать шесть. Сейчас мне тридцать два года — сколько и было, когда мы вылетели на экспедицию. Тебе… около сорока. Если Космоцветок будет также медленно уничтожать корабль, то я продержусь ещё пару месяцев и застану конец Земли. Шанс, что это письмо дойдёт до вас, очень мал, но…Шесть лет до катастрофы
— Ты знал, что в нашей вселенной может быть до двадцати триллионов галактик? — Фэнг усмехнулся и с умным видом упал на плед рядом с другом. Настраивающий проектор Бастер скептически взглянул на собеседника из-под чёлки и хихикнул. — А ты вообще можешь представить себе, как эти вещи выглядят в масштабе? Существуют ли границы и конец у галактик, и что находится за гранью? — Не-а, не могу. Да и не хочу задумываться. Моя работа в этом центре не значимее, чем у уборщика. — А ты мечтай, и всё сбудется. Оба спустя пару секунд звонко в унисон рассмеялись и каждый продолжил заниматься своим делом. Точнее, Бастер продолжал настраивать проектор, щедро выделенный им обсерваторией, а Фэнг лениво потягивал колу и валялся на пледе. Сейчас они работают вместе и почти не отлипают друг от друга, но и этого не хватало. Жажда быть рука об руку каждую секунду была настолько невыносимой, что Фэнг предложил устроить вечер «романтики» со звёздным небом. Только небо плотным покрывалом затянули снежные облака, а к телескопу их бы не подпустили и на десятки миль. Поэтому Бастер решил в руках принести звёздное небо расстроенному Фэнгу и разместил его под куполом обсерватории. — Пива хочешь? — А ты купишь? У меня денег… — Знаю, что нет. Потом вернёшь как-нибудь. — Бастер панибратски похлопал друга по спине и достал из переносного холодильника пару банок, всучив одну Фэнгу. После того как проектор загорелся и вывел на белое полотно супер-реалистичную картину звёздного неба, оба замолкли. Фэнг, будучи разнорабочим, редко так близко видел машины их обсерватории и на что они способны, а Бастеру этим насладиться не позволяло начальство. Всё-таки они тут работают, а не развлекаются. Для удобства механик лёг и аккуратно взял за плечо Фэнга — тот опустился рядом с ним. Не было никаких экскурсий, никакой записи голоса или надоедливых ведущих мероприятий. Только тишина. Как в космосе. И множество ярких пятен, хаотично разбросанных по тёмной материи. — Хочешь туда? — с придыханием произнёс Фэнг и запустил пятерней в рыжие волосы под рукой. — Мечтаю… Мне обещали дать дорогу и шанс. Я несколько лет здесь работаю только ради места среди звёзд. Но… Я слышал из их разговоров, что сейчас намечается какой-то огромный важный проект. Может даже по спасению человечества, — Бастер неловко хохотнул и, отпив пиво, шмыгнул носом, будто от досады. — Боюсь, что у них сейчас нет времени для новеньких. Это же сколько времени надо потратить, чтобы хотя б научить меня всему тому — он выделил это слово и поднял палец вверх — и до луны долететь. — Кроме этой компании есть ещё другие. На крайний случай в других странах? — Хочешь, чтобы я уехал в другую страну и бросил тебя, бро? Ни за что. Даже если мне предложат работу капитана космолёта — не соглашусь, — Фэнг обомлел от этого уверенно сказанного предложения, но виду не подал. Лишь продолжил перебирать чужие шёлковые волосы и бегать взглядом по небу. Искусственному небу. — Тем более это проект мирового масштаба. Не шучу, они походу там реально хотят вселенную от пришельцев спасти. — А если я попрошу тебя об одолжении, и ты отправишься туда… исполнять нашу волю? — Найти что-то на далёкой планете, забытой цивилизацией, и привезти тебе? Магнитик? — Бастер почувствовал, как чужие холодные руки гладили его щёки и шею под линией волос и положил на них свои. А затем заботливо накинул рабочую жилетку на подрагивающие плечи — Не замерзай. — Гхы, не могу. Задувает всё-таки. — парень постарался отшутиться и отвести внимание от неловкого момента. К нему подкатывают? Если да, то это самое лучшее свидание в его жизни. Они замолкли всего на пару минут, но эта звенящая не неловкая тишина ощущалась как часы, дни. Самые комфортные часы в этой жизни, проведённые вместе, ведь любой момент станет ярким, если рядом находится любимый человек. На куполе плавно менялась картинка, как если бы они находились на космическом корабле и смотрели через стекло. Свет самых ярких звезд бросался в глаза в первую очередь, а за ними — созвездия. Они были любимой темой Фэнга. Хоть он и не так сильно интересовался космосом, как его друг, но у них вошла в привычку своеобразная игра — учить созвездия и потом их загадывать. — Созвездие ворона… — Фэнг даже не стал показывать пальцем. Он прекрасно знал, что Бастер смотрит туда же, куда и он сам. На сплетение самых значимых звёзд в их жизни. Бастер взял дрожавшую руку парня в свою и поднял в верх, ведя её от звезды к звезде. — Альгораб, — начал механик и плавно повёл вправо. Он шептал это аккуратно на ухо так, чтобы даже пролетающая мимо муха не услышала. — Гиенах… — палец вниз. — Минкар, — влево. — Крац, — их голоса прозвучали секунда в секунду вместе и как-то одинаково. Словно это произнёс один человек. — А выше?.. — То, что выше, неважно. — отрезал рыжий и, осторожничая, взял лицо Фэнга в свои руки. — Ты знал, что находится под созвездием Ворона..? Фэнг знал. С самых пелёнок он слушал эти легенды и сказки про «чудо», способное отрезвить и направить на истинную дорогу искупления. Про «чудо», которое вмиг созидало новые жизни и спасало падшее. Цветок — плацебо от всех болезней. И никакой не бог. Парень смотрел в родные, светящиеся от тепла глаза напротив, что редко были не скрыты за очками. Он позволял видеть себя такого только двум людям, и Фэнг оттого был счастлив. Его на данный момент плавило и коробило от осознания интимности момента и того, насколько их души сплетены и связаны. В такой степени связаны, как звёзды между собой. — Космоцветок. — на издыхании дрожащим голосом. — Так ты всё-таки мечтаешь на самом деле? — в самые губы, обдавая теплым дыханием. Бастер не смыкал век — он смотрел прямо в две глубоких планеты перед собой, ожидая того самого ответа. — Хочу, чтобы дети увидели солнце. Им не понадобилось и секунды. Непонятно было, кто первый сорвался и завладел чужими губами — а понимать и не надо было. Безумие космоса сверху, одно на двоих, мягко опускалось ниже, к людям, лежащим под куполом материи. Они были друзьями. Сколько помнили себя. И никогда не обсуждали подобные моменты личной жизни, ведь если всё идет своим чередом, то зачем запариваться? Отношения, секс — это лишь ярлыки, усложняющие и отягощающие жизнь. Их обоих устраивало нынешнее положение вещей. По крайней мере до нынешнего момента. — Слушай… — Бастер еле оторвался от чужих желанных губ и встал на локти по обе стороны от друга. Друга ли? Механик потряс головой, отгоняя мельтешащие мысли, и расправил чёлку на лбу Фэнга. — Я, кажется, втюрился в тебя. — Сейчас? — Нет! — мужчина в шутку легонько задел Фэнга в плечо и отвёл взгляд куда-то в пол. — Давно уже, походу… И… — Всё-всё! — Фэнг рассмеялся и кинулся на шею механика, крепко его обняв и поменяв положения. — Прикольно, блин… Я тоже. Наверное? Хуй знает, кароче. Просто чувствую, что испытываю к тебе что-то большее.***
Холодно. Как холодно, тихо и темно… Лишь подрагивающие полосы светильника бликами падают на стены каюты, рисуя на них картины прошлого. Мысли хаотично витают в воздухе, и Бастер судорожно пытается их уловить в попытке зацепиться за воспоминание. Несколько вдохов обжигающего никотина… Он закрывает глаза. Падает в бездну очередного вечера. Вечера, в котором всё ещё есть Ким. Невольно приходится осознавать, что теперь так будет всегда, до того момента, пока сердце долгожданно не остановится. Бастер всегда хотел жить, но без света Ким это так же бессмысленно, как искать иголку в стоге сена. Но то, что с болью сжимается в груди, до сих пор отказывается в это поверить. Горячим дыханием Бастер согревает озябшие пальцы, чтобы суметь и дальше писать тираду и предсмертную агонию. Писать воспоминания и странички жизни, которую они с Ким когда-то писали вдвоём.***
На космодроме холодно, но оно и неудивительно. То, что происходит здесь ежедневно, тяжело поддаётся человеческому восприятию. Люди не умеют летать — то не естественно, но здесь возможно всё. Только снявший шлем Бастер ощущает, как со спины к нему подлетает человек, и крепко обхватывает руками — настолько, насколько это возможно. — Найди его. Спаси наше будущее, — в родном нежном голосе сквозят нотки страха и сожаления. Фэнг боялся его отпускать. — Этот маяк… Договорить ему не дали, крепко обхватив ручищами и заткнув поцелуем. Плевать на десятки людей из экипажа, с которыми им работать. Плевать на Честера, который потом будет стебать Бастера всю жизнь после возвращения на землю. Плевать на всю эту землю, вместе взятую. Бастер мазал по губам как-то неумело, словно они не целовались каждый день, не желая отлипать друг от друга. Этот поцелуй был жадным — Фэнг цеплялся за белый комбинезон мужчины, его кепка от столкновения с чужим лбом упала и была забыта на полу. Возможно, они выглядели как два ненасытных зверька в глазах друзей? Ну и плевать. Можно обозвать это инстинктами, а можно любовью. Есть ли разница? Напоследок пройдясь большим пальцем по влажным губам Фэнга, Бастер отодвинулся, но буквально на один сантиметр и поднял парня напротив за подбородок. — Ким… — Кто? — изумление на лице, но ни капли подозрений. Его точно не могли перепутать именем с кем-то другим. — Фэнг Ким. Это аббревиатура. Сокращённое от «Который ищет маяк» — предательские слёзы мужчина даже не стремился вытереть. Этот момент нужно пережить, и однажды Бастер точно вернётся обратно домой. На Землю. — Сквозь сотни световых лет вернусь. Обещаю. Ещё и сувенир тебе привезу. — Дурак блять! — раздражённо пихнув космонавта в плечо, Фэнг-таки растёр слезы и шмыгнул носом. — Не шути в такой момент. Я жду тебя. Только попробуй не вернуться. — Вернусь. И покажу тебе его… Голос по громкоговорителям оповестил о том, что всем членам экспедиции стоит пройти на корабль. Бастер хотел сломать эту машину к херам собачьим, чтобы не напоминала, что придется расстаться. Прежде чем Бастер успел последний раз обнять на прощание и развернуться, Фэнг остановил его и горячо прошептал на ухо последние слова. Действительно последние «Не отпускай меня. Не отпускай, хотя бы из своей памяти…» Как будто знал, что не увидит вновь.***
Бастер ударяет кулаком по почти пустой пачке сигарет и буквально рычит от досады. Из горла вырываются нечеловеческие скрипы — он в бешенстве. Он начал сходить с ума, но рука всё ещё отчаянно и упорно держит перо. Чернила на бумаге выходят уже совсем кляксами. Где-то рвётся бумага, где-то текст размазывается из-за капель влаги. Космонавт уже просто не может держать себя в руках. ..Раньше, примерно пару дней назад, это чувство меня будто разрывало изнутри, порой не давало вздохнуть, застряв колючим комком где-то в горле, никак не вырывающееся долгожданными слезами — сухие глаза упорно смотрели в темноту, а пальцы нервно крутили любые предметы, периодически бросая их либо на стол, либо об стену. Теперь же… Это чувство окончательно убило меня. Я так люблю тебя. Когда я впервые осознал, что не увижу вновь свой личный космос, у меня не было эмоций. Их как будто выдернули с оголёнными проводами нервов и закинули подальше — чтобы я не научился вновь чувствовать. Но мне понадобилось пару часов, чтобы я обезумел. Мне вкололи препараты, чтобы я не разнес космолёт. Но сейчас все, кто удерживали меня от самоповреждения, мертвы, представляешь? Я осознаю, что теперь действительно ничего не исправить. И мне даже не больно. Мне не-вы-но-си-мо. Всё стало так запущенно, что вполне ясно осознание — это был эпилог в нашей непонятной книге. Если бы злой автор в эту книгу не добавил красивую историю про цветок, то мы бы не стали несчастны. Тогда я бы был сейчас рядом с тобой. Я дописываю последние строчки и думаю, что я правда прощаю эту судьбу. То, что случилось… оно должно было случится. Назову это судьбой. Я знаю, ты многое делал ради меня. Возможно, для кого-то другого не было бы и четверти подобного. Как и от меня тебе. И ты, прости. Я люблю тебя, Ким. Мы встретимся в следующем мире. Ты стоил больше, чем просто письма, но… я виноват, да. Но в дальнем космосе мне теперь мила тьма. Не держи обид, не плачь, не смей раскисать, слышишь? Вы ещё спасёте планету. Пожирающий мир Квазар я заберу с собой — на тот свет. И оставлю вашу волю путешествовать по космической пыли. Твоё стремление отыскать. Оно навсегда останется. А значит и я не пожалею, что тебя с собой не взял. Удачи, Ким. Живи счастливо.Твой маяк.
Последние строчки. Нервно подрагивающие, синие от нехватки воздуха пальцы. Бутылка, вытащенная откуда-то из бездны. Совершенно старая, ведь такими не пользовались уже десятки лет. Прощальный текст на измятой бумаге, на которую вылили весь гнев и безумие. Её скатывают в трубочку и, уже не видя абсолютно ничего кроме темноты, наощупь запихивают в ёмкость. Рядом сияет пуще прежнего цветок — он, казалось, прям как человек осознаёт происходящее сейчас. Сильные мужские руки разбивают колбу. Он все равно прорастёт вновь, даже в толстенном металле и космосе, непригодном для жизни. Ведь тут — его дом. Как для кого-то Земля. Последняя воля. Исполнение желания. Обращение к маяку вселенной. Кнопка по аварийному мигает красным светом. Ведь открытие главной двери в космолёте, когда он находится в открытом космосе, равняется смерти. Корпус судна трещит по швам — мужчина не слышит, как и не видит пожирающей его черноты. Квазар настигал безбожно быстро. Бутылка выскальзывает из рук и сливается с миллиардами космических объектов в абстрактном танце.«Через тьму червоточины, Ким К тебе корабль в бутылке летит Цепи камней чередуя в твой мир Ты узришь и посланца пустынника С бликом от третьего солнца на запад Телескоп донесёт тебе свет и Пусть так, я не знаю, что ты мне сказала Но знаю, что будет ответ.»
— Стоп! Снято!