Moments

      Чэ почему-то просыпается, пытается устроиться удобнее, ворочается и крутится, стараясь найти подходящее положение, но тяжело выдыхает и буквально кожей ощущает, что именно его разбудило.       – Пи’Ким, почему ты не спишь? – они всего месяц назад прилетели в Уэльс, пытаются устроить жизнь в Кардиффе, но уже успели обзавестись жильём и теперь привыкали жить на новом месте. И если Порчэ был из тех, кто уснёт стоя, то для Кимхана это был огромный стресс, который он всячески пытался перебороть и преодолеть, – и почему ты так смотришь на меня? – парень чувствует чужой взгляд на себе и открывает глаза, вглядываясь в ответ и крепче обнимая поперёк груди.       – Как? – Ким будто просыпается от тяжёлого сна, гладит Чэ по плечу, ласкает через футболку выпирающую косточку и словно пинком перебрасывает себя в прошлое, в дом братьев Киттисават, где он так же лежал в обнимку с этим мальчишкой, засыпая всего на несколько минут, а потом снова открывал глаза из-за любого шороха. Он помнит, как смотрел на совсем ещё юного пацана, на его длинные ресницы, родинку у глаза и пухлые губы, как блуждал взглядом по прижимающемуся к нему телу и пытался понять, зачем он в это вляпался. Почему продолжал цепляться за эти минуты нормальности, прижимал Чэ к себе и зарывался лицом в его волосы, вдыхая запах. Ким не должен был быть там, он это знал, был уверен в этом, но не мог заставить себя уйти, мысленно уговаривая, упрашивая свою тревогу: «Ну вот сейчас, ещё пять минут и всё». Но проходило пять, десять минут, час, два, а потом наступил рассвет, лучи солнца терялись в тёмных, едва вьющихся волосах, ласкали щёки и шею, а Кимхан смотрел будто на сокровище, старался дышать через раз, чтобы не разбудить и не потревожить. Потому что ему казалось, что стоило Чэ открыть глаза, как волшебство момента закончилось бы, и наступила бы суровая реальность, которая заставила бы его встать и уйти, не оглядываясь и навсегда обрывая связи.       – Ты смотришь так, будто тебя что-то тревожит, – говорит Порчэ и приподнимается выше, чтобы оставить невесомый поцелуй на подбородке, на котором пробивается утренняя щетина. Ким не знает, почему его перекинуло в прошлое, почему он вспомнил всё это именно сейчас, когда уже прошло столько времени, они вместе преодолели так много испытаний, и ему не нужно было никуда сбегать и бояться проявить нежность больше необходимого. Хотя и тогда он мало контролировал свои руки, нежно касался и гладил, дарил скупую, но такую искреннюю ласку, а потом смотрел на свою ладонь и думал, что не достоин.       – Я вспомнил то утро у тебя дома, – Кимхан мог бы соврать, сказать, что Порчэ показалась его тревога, но он не хочет это делать, старается переступать через себя, тоже выходить из зоны комфорта, позволяя им становится ближе друг к другу.       Чэ поджимает губы и снова укладывается ему на плечо, жмётся так, будто Ким решит снова сбежать, как тогда (ведь записку потом он нашёл), готовится слушать и пытаться понять.       – Просто... тогда всё казалось таким простым и, одновременно, слишком сложным. Я не понимал, что испытываю к тебе, не мог дать название своим чувствам, но был уверен в том, что не хочу тебя отпускать. Хочу обнимать тебя на неудобном диване, слушать твоё сопение и надеяться, что утро никогда не настанет. И в этой сентиментальной херне я не узнавал себя, мне казалось, что всё это ложь, мной же придуманная и отточенная до идеала роль, вот только актёр перестаёт быть врачом или полицейским, когда уходит с площадки, а я осознавал, что даже если я встану, уйду и брошу тебя одного, мои чувства никуда не денутся, не растворяется в предрассветном тумане и не опадут росой на траву, – Кима будто прорывает, а слова сами льются рекой, и у него даже нет желания их контролировать. Чэ – его слабость и сила, его любовь, боль и вера в будущее, поэтому он учится доверять ему не только по жизни и в бытовых ситуациях, но и пытается показывать кусочки своей души, раздробленной, раскромсаной нечеловеческой жестокостью, но всё ещё находящейся внутри его тела.       Порчэ гладит его по груди, расправляя складки на белой футболке, и решает рассказать то, о чём вроде как не собирался никогда говорить.       – Я тогда тоже почти не спал, – Чэ прикусывает изнутри щёку и закидывает ногу на бедро Кимхана, оплетает его всеми конечностями, не давая уйти. Хотя сейчас он может удержать его рядом, любить и не бояться быть отвергнутым, а тогда было страшно сделать даже лишний вдох, находясь рядом. – Я уснул только вечером на пару часов, переволновался в студии, удивился, что ты остался с ночёвкой, а ещё нафантазировал себе, как ты меня поцелуешь, поэтому не заметил, как вырубился, а проснулся, похоже, как раз тогда, когда ты сам ненадолго уснул. Я помню, как я старательно выравнивал дыхание и жмурился, потому что мне казалось, что ты не уходил только из-за того, что не хотел меня будить...       – Я не уходил, потому что хотел хотя бы чуть-чуть побыть обычным парнем, который может быть с тем, с кем хочет, и не задумываться об опасности и о том, что будет потом, – Ким перебивает его, обнимает за плечи и талию, прикасается губами к высокому лбу и прикрывает глаза.       Порчэ урчит, улыбается нежно и ласково, ласкает шею Кима кончиками пальцев и продолжает говорить:       – Тогда я же этого не знал, лежал и радовался, что человек, которого я люблю, обнимает меня и прижимает к себе. Мне хотелось визжать, как девчонке, а ещё жуть как хотелось с тобой целоваться. Хотя я лежал и думал: «Чэ, твои поцелуи закончились в шесть лет, когда ты соседскую девчонку чмокнул в губы, куда тебе до него».       – А я думал о том, что мне нельзя там быть, нельзя тебя обнимать и целовать точно нельзя. Хотя мне тоже хотелось, потому что твои губы притягивали мой взгляд. Да и сейчас они всё ещё самые ахуенные, – Ким подносит ладонь к лицу Порчэ и гладит чувственную плоть, нажимая на нижнюю губу, – только тогда я смог сдержаться, а вот после свидания – нет.       – Пи’Ким, – Чэ приподнимается на руках, нависает над своим возлюбленным и спрашивает вкрадчиво, – а был хоть один вариант, при котором ты бы тогда не ушёл? – и смотрит в тёмные, блестящие в лучах утреннего солнца глаза и уже знает ответ, горько улыбаясь.       – Чэ, мне нужно было время, чтобы понять свои настоящие чувства, чтобы действительно осознать, что к твоим ногам я готов положить весь мир, – Кимхан гладит линию челюсти, щёки и скулы, касается родинки у глаза и снова тянет к себе, сжимая в судорожных объятиях, – я сегодня всю ночь вспоминал, думал о том, что всё могло пойти по-другому, что я мог где-то просчитаться и лишиться тебя. Вспоминал то утро, думал, что может быть стоило уйти ещё вечером, оборвать сразу все нити и жить без тебя...       – Кимхан...       – Но я понял, что я тогда действительно не смог бы уйти. Потому что уже любил, только не нашёл сил признаться даже себе. А сегодня я смотрел на тебя, любовался и осознавал, что я больше не хочу даже пытаться от тебя уйти, что сдохну в ту же секунду, как закрою за собой дверь.       – Ты так говоришь, как будто я дал бы тебе закрыть эту дверь. Если тогда я не был уверен в твоих чувствах, то сейчас я не позволю твоим сомнениям и мафиозным тараканам нас разлучить, ты понял? – в кожу шеи звучит шутливая угроза, а Ким улыбается, как дурак, гладит своего мальчика по спине и прикрывает глаза, понимая, что новое утро приносит только рассвет и возможность идти дальше рука об руку, а не разъедающие сердце сомнения, которым больше нет места в их жизни.