Рождественское Чудо

Сказать, что утро выдалось нелёгким – это не сказать ничего, а потому все были на взводе, грозя порвать друг другу глотки, чего делать было нельзя, так как тут же набегали милые разноцветные комочки, которые грозились, либо всех примирить, либо всех сожрать. Очень быстро толпа смекнула, что при них лучше не ссориться, а потому те лишь мило тёрлись о ноги под злобные взгляды в сторону блондинки. В том, что тут замешено письмо никто уже не сомневался, но говорили об этом неохотно. Что поделать, здравый смысл борется за своё первенство даже в самой неадекватной ситуации. Народ оккупировался в гостиной, Нацу в себя не пришёл, но во всяком случае подействовали таблетки, из-за чего тот принял овоще-образное состояние и сидел смирно, никого не трогая, пока остальные пытались понять, что делать. Люси не лезла к любимому, видя, что он малость не в той кондиции, да и она особо за свою кондицию не была уверена, предпочитая коротать время рядом с лучшей подругой. - Леви. – рвано выдохнула блондинка. – Что происходит? - Я не знаю. – в той же манере ответила девушка и огляделась по сторонам. – Херня какая-то… Что это за комочки!? Откуда они взялись!? - То есть вино из крана, самовоспроизводящейся коньяк в шкафах, ламборджини на улице и плантация валерьянки тебя не напрягает? - Люси, я не хочу приписывать сюда мистику, всему есть логическое объяснение. Меня больше интересует другое. - Что именно? - … - Леви с пару секунд молчала, после чего как-то неоднозначно глянула на Акнологию, и вновь отвернулась. – Не важно. Я просто не поняла кое-что. Люси не стала докапываться, так как она сама ничего не понимала, да и отвалившийся язык выбил блондинку из колеи, а вот Гажил суетился весьма основательно. Он всё время что-то обсуждал с Акнологией, который не особо горел желанием болтать, но и отнекивался не так активно, как обычно. О чём говорили эти двое Леви не знала, но было внутри какое-то поганое чувство, что она упускает из жизни что-то очень и очень важное. Остальной народец тоже чувствовал себя не ахти, непонятные «служители порядка» вызывали какое-то замешательство своей милотой и людоедством, да и вообще, откуда они взялись!? Что это были за зверьки никто так и не понял, они не были похожи ни на мышей, ни на крыс, ни на белок, просто мохнатые колобки, которые появлялись, стоило кому-то начать ругаться. Двумя словами – лютый трэш! - М-да. – как-то отрешённо выдала всё ещё слегка бледная Кана. – Интересное у нас Рождество. - Волнуешься? – поинтересовался Бикслоу, глядя на разорванную ногу друга. – Не пизди, что не волнуешься. Бесишься из-за Лаксаса каждый день. - А какая разница? – весьма отрешённо подытожила девушка, обречённо оглядев комнату. – Ну бешусь и что с того? На себя посмотрите. - А чего смотреть? – вмешался Бакус. – Нечего смотреть, жалкое зрелище. Спорить с его аргументом было тяжело, но он не выходил за пределы тройки, во всяком случае этой. Ирен сидела в культурном шоке, рядом лежал букет с вырванной с корнем валерьяной, и воистину, от этой травы ей хотя бы на йоту становилось легче. Эльза и Жерар молчали, как-то неоднозначно переглядываясь и косясь в сторону отрешённо пялившегося в стену Нацу. Что это были за таблетки, никто не знал, но в том, что это явно какие-то психотропы, по отупению на лице парня, поняли все. Люси заметно нервничала, с того психоза они с Нацу не обмолвились ни словом, и пусть Акнология строго настрого запретил подходить к Драгнилу, а попытки сократить дистанцию она предпринимала едва ли не каждые десять минут. В очередной раз, когда всё поутихло, девица попыталась подобраться поближе к любимому, как вдруг крепкая отцовская рука намертво вцепилась в локоть и бесцеремонно оттащила дочь в другой угол комнаты. Утренний казус всё так же давал о себе знать, но теперь к общим признакам разыгравшегося либидо, на лице мелькали ещё твёрдость и непрошибаемая уверенность. - Папа, я… - Нет. – тоном, не терпящим неповиновения выдал Джуд, утирая пот с лица. – Вот вообще нет. Я мог ещё стерпеть его длинный язык, но, чёрт подери, Люси, он реально опасен. - Дай мне с ним поговорить. - Тут не о чем говорить, ему лечиться надо. - Папа, всё может оказаться… - Люси! – мужчина осторожно взял своё чадо за голову и встревоженно посмотрел в глаза. – Ты видела, как его накрыло!? Один миг! По щелчку! Несколько секунд, и это уже совсем другой человек, который разносит мебель и кидается на людей! Он раскидал двоих крепких парней и кинулся на Эльзу, он вообще ничего не видел перед собой, и, судя по разговору Гажила и Акнологии, такое у него не первый раз! Ты, вообще, знала об этом!? - Нет. – одними губами прошептала девушка, однако уверенности в карих глазах у неё не поубавилось, а мягкая правая ручка легла на широкую ладонь родителя, с целью снять её со своей щеки. – Но я хочу, сначала, во всём разобраться. Всё может оказаться не так… - Люси! – перебил Хартфилий, хватая ладонь блондинки, и уже собрался выдать целую тираду, как вдруг что-то на её руке неприятно поцарапало кожу. Ему не было больно, просто неприятно, и это чувство отвлекло его, заставив посмотреть на ладонь дочери. Он всего лишь хотел перехватить её поудобнее, но стоило глазам ухватиться за едва заметный блеск, как он забыл всё, что собирался выдать. На безымянном пальце сияло кольцо, не дешёвая бижутерия, которой забиты ларьки и базары, а дорогое золотое ювелирное изделие, инкрустированное бриллиантами. Как человек, что большую часть своей жизни провёл в роскоши, он всегда мог отличить дорогие вещи от дорогих подделок, и это был первый вариант, но морального удовлетворения Хартфилий от этого не испытал ни на миг. Люси ничего не ответила, а лишь осторожно выбрала свою руку из хватки отца и тоже глянула на подарок любимого. Даже в тусклом свете камень сиял бесподобно, но вовсе не меркантильность или страсть к дорогим подаркам заставила девушку крепко сжать руку в кулак, а после холодно и уверенно посмотреть на отца: - Я хочу разобраться, папа. Сначала я разберусь, а уже потом буду делать выводы. Нравится тебе это или нет… Я хочу разобраться. Джуд был кем угодно: предпринимателем, олигархом, личностью с не самой хорошей кредитной историей, но уж точно не дураком. Конечно, он понял, что это за кольцо, да и во сколько оно обошлось тоже, а потому в уверенности решения паренька, что зарабатывал на жизнь отнюдь не миллионы, он не сомневался. М-да, неприятная ситуация, которая омрачается ещё и явными проблемами с головой. Если что-то Люси и досталось от отца, так это мозги, которыми она, вопреки цвету волос и стереотипам, пользоваться умела не хуже своего родителя. Она не была дурой и прекрасно понимала, что с Нацу не всё в порядке, но сейчас она хотела только понять, почему он ей об этом не сказал, и что вообще происходит. Наверное, Хартфилий хотел что-то добавить, как вдруг топот откуда-то сверху заставил мужчину резко затихнуть, а всех присутствующих моментально сосредоточить своё внимание на постороннем звуке. Шажки были короткими и быстрыми, словно на втором этаже бегал ребёнок, однако чувство безопасности это не добавляло, а наоборот. Не сговариваясь, все присутствующие огляделись между собой, убедившись, что все на месте, после чего молча начали сбиваться поближе к камину. Замешкавшиеся Джуд и Люси были осторожно притянуты к общему скопу сильными руками Гажила, все были на взводе, и только Нацу был под препаратами. Он всё так же безразлично пялил в стену, словно даже не слышал, ни шагов, ни паники, ни чего бы то ни было ещё. - Твою мать. – нервно выдал Гажил, вглядываясь в арку дверей, что вела в коридор и наверх. – Вот прям пиздец, как не прикольно. - Расслабься, Гаж. – голос дяди со стороны обдолбавшегося Нацу звучал спокойно и ровно. - Ты сейчас серьёзно это говоришь? – брюнет не сводил алых глаз с зияющего прохода. - Абсолютно! – по голосу все поняли, что Акнология улыбнулся. - Дядя, там кто-то ходит! - Пущай ходит! - Дядя! – выкрикнул парень, повернулся и уже собрался высказать всё, что думал. – Ты просто… Что ты делаешь!? - Я? – издевательски оскалился Акнология, вставляя два патрона в переломанную двустволку. – Заряжаю дробовик, а что? - Погоди-погоди-погоди!!! – Гажил начал нервно метаться взглядом, то на потолок, с которого доносились звуки, то на проход, то на воодушевлённого родственника. – Дядька! Ты же не собираешься… - Гажил, только честно, я похож на конченного долбоёба из дешманского ужастика, который на непонятные звуки в подвале, берёт фонарик и идёт в одиночку проверять? Да мне вообще похуй, кто там, сколько их, я особо по этому поводу не парюсь вообще! – Акнология добродушно улыбнулся, закрыл двустволку, щёлкнул затвором, упёр приклад в плечо, прицелился в дверь и оскалился улыбкой, которая разъярённым комочкам людоедам даже не снилась. – А теперь, племяша, отойди от двери, и вообще никогда не стой перед заряженным дробовиком! Я бухал как мразь уже несколько суток, утром купался в ванне из вина, да у меня прицел сбит и дуло ходит с погрешностью в сорок пять градусов! Так что бери свою накаченную задницу и отойди метров на пять влево от двери, а ещё лучше, встань за мной, пока я тебе случайно мозги не вышиб!!! - Дядя, положи дробовик!!! – кричал брюнет, хватаясь за волосы. – А если там просто человек!!!??? - А это уже его проблемы, а не мои! - Нет, дядя, в натуре!!! А если там просто человек!? - Гаж, посмотри на мою рожу! Где ты тут черты Либерализма нашёл!? За главу Комитета Безопасности какого-то постапокалиптического бункера я ещё, плюс-минус, сойду, может за Вожака Клана людоедов с ожерельем из костей на шее, а теперь отойди в сторону и не мешай дяде отстреливать всяких Мутантов, Драконов, Инфицированных и так далее!!! - Дядя, это же статья!!! На зону отправят!!! - Да что ты говоришь!? В соседнюю комнату перееду! - Твою мать!!! Ну ты же не собираешься стрелять по людям!? - Гажил… Если там действительно человек, то я выстрелю дважды! Сначала прострелю ему голову, а потом отстрелю яйца, потому что мразь, которая бегает в Рождественский апокалипсис по второму этажу дома, в котором забаррикадировались шизики и алкоголики с дробовиком и патронами, на случай если выживет размножаться не должна! Это называется «Естественный Отбор»!!! ОТОЙДИ ОТ ДВЕРИ!!! - Так! – чуя насколько ситуация выходит из-под контроля, Леви попыталась осторожно поднять дуло дробовика куда-то в потолок, что у неё получилось весьма плохо, но Акнология оружие всё же увёл. – Давайте не будем парить горячку, ну или хотя бы дождёмся… - Печенька. – рвано выдохнула Кана. Толпа резко затихла и уставилась на девушку, которую от обморока отделяли считанные секунды, после чего медленно повернулась в сторону выхода из комнаты и затихла окончательно. Это была… Печенька. Самая обыкновенная печенька, которые пекут на праздники в форме человечка. Всё как надо, пуговки, глазки, красивый узор, радужная глазурь, и всё бы ничего, если бы эта мразь не стояла и не улыбалась в проходе оцепеневшей толпе. Надо признать, Акнология подвис основательно, однако вышел из ступора, когда тоненькие ручки Леви перевели дуло на ходячую выпечку, а сама она спряталась за дядюшку. - Теперь можно стрелять? – тихо поинтересовался тюремщик. - Угу. – голос МакГарден раздался откуда-то из-за плеча. – Теперь можно. - А может она безобидная? – нервно выдала Люси, что плотнее жалась к отцу. - Хочешь проверить? – не дожидаясь ответа, Акнология прицелился аккурат в печеньку. - Может не стоит этого делать? – рвано выдохнул Гажил, отступая за дядю и утягивая за собой Леви. – Те комки хорошо себя вели, пока никто не ссорился. Может и эта такая же!? – но не успел парень и духу перевести, как из прохода вышли ещё два пряника, а Гажил нервно сглотнул. – Ну, или эти… Такие же? Послышалось какое-то шуршание, после чего в проход вышли ещё с пол сотни пряников с одной стороны, и с пол сотни пряников с другой. Акнология явно словил трип, каких ещё не было, да и все присутствующие тоже, так как сейчас со стороны входа на них смотрела туча печенюх, выстроенных в стройные ряды и нагло глазели на всех присутствующих. - Так. – тихо прошептал Акнология. – Кто заказывал печенье и как это расписал? - Чтобы в это Рождество от пряников и сладостей отбоя не было. – рвано выдохнула Кана, нервно сглатывая. – Чтобы со всех щелей лезли, как черти. Никто ничего не прокомментировал по этому поводу, в надежде, что если не двигаться, то всё сойдёт с рук, но тут послышался какой-то шелестящий звук, словно по полу тащили огромный мешок. Этот звук не внушал никакого доверия, но истинный масштаб происходящего компания осознала, когда по лестнице со второго этажа сползла гигантская лакрица. Это был огромный желейный червяк, четыре метра в длину и полметра в диаметре, который подполз к пряничной армии и посмотрел на людей. - Всё. – рвано выдохнул Акнология. – Пора кодироваться. Шутку не оценили, народ стоял, оцепенев от ужаса, а огромная лакрица внимательно всех оглядела, посмотрела на стройные ряды пряников, после чего высоко задрала голову, открыла желейную пасть и оглушительно завыла. Этот вопль был чем-то средним между рёвом слона и турбины самолёта, однако в тот же миг армия печенух подхватила вой и с боевым кличем кинулась на толпу. Ружьё выстрелило мгновенно, усыпая дробью весь проход, но печенье пёрло и пёрло, лакрица орала, кукушка смылась из этого дома, пока ей не прилетело чего-то, а народ кинулся в кучу. Имбирные пряники, хоть и были всего лишь пряниками, а вот приёмам ближнего боя, какого-то хрена, были обучены! Кидаясь на толпу, печеньки щипались и кусались, лезли в рот и таскали за волосы, попытки расстрелять сладости не увенчались успехом, а потому Акнология резко вскинул голову и посмотрел на всё ещё воющего желейного червя. Вот тут нервы сдали окончательно, и Акнология выстрелил в проклятую лакрицу. Это было нечто. Желейного червяка разнесло в клочья, лакрица стекала со стен и мебели, а печенье резко поутихло. Секундное затишье, после чего печенюхи, словно перешептавшись между собой, злобно посмотрели на компанию и закричали во всё горло. Это было похоже на хор мышей, как вдруг затрясся пол. Пищали они гадко, но не настолько громко, чтобы дрожала земля, а потому, когда с потолка упал кусок штукатурки, обосрались все. Из дыры на потолке, подобно змеям, вылезали желейные черви и расползались в стороны, проламывая себе путь в стенах и вопя во всю сахарную глотку, сыпались леденцы и рафаэлки, злые зефирки неслись вниз по лестнице, на кухне из раковины начал херачить шоколадный фонтан до самого потолка, из которого лезли не менее злющие шоколадки! - Я однозначно пересидел в ванне с вином!!! – кричал Акнология, отстреливаясь дробью от неадекватных сладостей. – Меня так с ЛСД не разносило!!! Конфеты наступали и наступали, вся кухня была в шоколаде, желейные черви сыпались с потолка на голову и путались в волосах. Сказать по правде, Люси до одури боялась насекомых, и почему-то именно с ними у неё была ассоциация, когда она до слёз выдёргивала из головы желе вместе с волосами. Она реально была на грани истерики, это было нихрена не смешно, она плакала, и когда к ней подполз особо жирный червяк, более похожий на змеюгу, её едва не хватил удар, как вдруг сладость резко сдёрнули на пол и раздавили. От ужаса она даже не поняла, что случилось, пока Нацу не подхватил девушку под локоть и не отскочил поближе к ошалевшему со всего Джуду. Сейчас было не до выяснения отношений, а потому оба закрыли собой блондинку, когда к компашке подлетел Акнология, протянул Хартфилию ружьё и закричал: - Дробь не берёт! Стрелять умеешь!? - Да я в жизни ружья не держал! - Нацу!? - … - парень посмотрел на Акнологию и как-то отрешённо, явно всё ещё под таблетками, выдал. – Я больной псих под наркотой, который два часа назад пытался убить Эльзу. - Заебись! Вот дробовик и патроны! – воодушевился Акнология и пихнул тому в руки коробку с патронами и ружьё, после чего кинулся куда-то в сторону. Нацу нетвёрдо стоял на ногах, но опыт, как говориться, не пропьёшь, а потому руки ловко зарядили двустволку и прицелились. Он пытался не смотреть на Джуда, которому вот совсем не нравилась эта идея, но сладкая атака продолжалась, а потому он не особо упорствовал, пытаясь закрыть собой Люси. - Это полнейший лютейший и пиздатейший пиздец в моей жизни!!! – кричал Бикслоу, пытаясь закрыть раненного друга и отбиться от сладостей кочергой. – Кана, ну его нахрен вашу сладкую фантазию! В следующий раз заказывай на Рождество алкоголь!!! - В следующее рождество я вообще ничего заказывать не буду!!! – плакала девушка, давя рафаэлки и мишек гамми. – Если доживу до него, конечно, в трезвом уме и здравом теле!!! Пока толпа отчаянно давила конфеты и отстреливалась от шоколадок, вооружившись метлой, Жерар отгонял сладости от жены и тёщи. Эльза пыталась как-то помочь любимому, а вот Ирен просто вжалась в угол и свёрнутым в рулон журналом давила желейных червяков, что ползали по стенам. - Если это чья-то шутка или прикол. – рвано выдохнула женщина, силясь сдержать слёзы страха и возмущения. – То я засужу этого приколиста так, что его посадят на пожизненное, если не на электрический стул!!! - Что, блядь, вообще происходит!!!??? – нелестно выражалась напуганная до смерти Леви, отступая от агрессивных кондитерских изделий ближе к Акнологии, что возился с чем-то в углу, но, когда литры шоколада, что заполнили кухню уже на метр, потекли в гостиную, вот тут деваха завизжала во всё горло. – Дядя Акнология, что вы там делаете!!!??? - Коктейль! – уверенно выдал мужчина, подымаясь на ноги. - Коктейль!!!??? – злоба накрыла деваху так, что она перебила страх, от чего та обернулась и уже хотела выдать всё, что думала. – БЛЯДЬ!!! Какой, нахуй, коктейль в такой… Момент. Вот тут МакГарден отступила на шаг, а любимый дядюшка оскалился своей фирменной улыбкой, перехватил бутылку, зажёг фитиль и хищно выдохнул: - Молотова, Детка! Коктейль Молотова! - … - Леви молчала с пару секунд, забыв и про конфет-убийц, и про комочки с акульими пастями, после чего нервно сглотнула и рвано выдохнула. – Я никогда не думала, что скажу это, но… Дядя Акнология, разъебите тут всё НАХУЙ!!! О да! Он ждал этих слов с момента их первой встречи, а потому охотно кинулся в сладкую гущу, замахнулся бутылкой с дорогим коньяком и швырнул её в конфеты. Бутылка встретилась с полом и разлетелась в дребезги, а поскольку коньяк сорока градусов очень хорошо горит, вспыхнуло знатно. Началась паника средь сахарных оккупантов, однако те оказались гораздо умнее и сразу смекнули, что в кучи лучше не сбиваться. Акнология понял это тоже, а потому быстро метнулся к Нацу с дробовиком. Выглядел парень плохо, его трясло, он был на гране, и не психовал лишь из-за таблеток, которые ему запихали в рот. Нужна была приманка для этого сахарного безумия, и тут Акнология понял, что психика иногда бывает куда менее важной, чем жопа. - Нацу. – осторожно позвал дядюшка. – Скажи: «Триста». Тут парень опустил дробовик, повернулся к Акнологии и посмотрел на того, как на конченное говно: - Ты дебил? - Давай, скажи: «Триста». Прямо сейчас. - У тебя с башкой всё в порядке? - Что, борзый такой!? – в манере подзаборного быдла выдал Акнология и начал напирать. – Даже ответить нечего!? Я сказал: «СКАЖИ ТРИСТА»!!! - ОТСОСИ У ТРАКТОРИСТА, МРАЗЬ ЕБУЧАЯ!!! И в этот же момент весь рот свело судорогой, корень языка словно выкрутили, после чего парень закашлялся и выплюнул собственный язык на заботливо подставленные ладони Дядюшки. Акнология лишь хлопнул паренька по плечу, поцеловал в розовую макушку и немного безумно посмотрел на конфетки, демонстрируя им свеженький язык: - Молодец, мой мальчик! Ну что!? Цыпа-цыпа-цыпа, КУШАТЬ!!! С этими словами Акнология швырнул язык куда-то в проход, и, о чудо, за ним побежали все конфеты и сладости, а мужчина времени зря не терял, швырнул в проход несколько бутылок коньяка с фитилём, выхватил ружьё и дробью расстрелял алкоголь. Япона мать, вспыхнуло так, что столб чуть не донёсся до второго этажа, а учитывая, что сахар очень хорошо горит, воняло безбожно, но и сладости разбежались. Конфеты убегали, шоколад перестал херачить из раковины, желейные черви уползли обратно в дыры, из которых повылазили, и вроде первую волну «сахарного диабета» они отбили… Но чёрт его знает, будет ли вторая. Сказать, что народ сидел в шоке, это не сказать ничего. Бикслоу до побелевших костяшек сжимал измазанную в глазури и желе кочергу, Кана чувствовала, что ещё никогда прежде ей так критично не хотелось нажраться, а Бакус нервно вытряхивал из штанов поломанные пряники, и пару конфет из трусов. Жерар со шваброй всё ещё был в полной боевой готовности, Ирен и Эльза сидели на полу в шоке, Леви вцепившись в Гажила плакала где-то в углу, Люси плакала, вцепившись в ногу отца, который стоял в полной прострации рядом с Нацу. Молодой парень, согнувшись пополам, прижимал рот рукой, явно вспоминая остров Галуна, пока рядом стоял абсолютно довольный собой Акнология. О да, хоть один человек собой гордился в этом дерьме. Минута молчания затянулась, адреналин начал отпускать, а «Рождественская Эрекция» снова дала о себе знать, от чего Джуд слегка согнулся, выдохнул и посмотрел на тюремного надзирателя. Смерив мужчину оценивающим взглядом с ног до головы и обратно, Хартфилий нервно продышался, прокашлялся и выдал: - Я даже знать не хочу, как вы до этого додумались. - Знаешь, Джуд. – виновато улыбнулся довольный Акнология. – Я тоже не хочу этого знать. - Это просто безобразие. – недовольствовала Ирен, подымаясь на ватные ноги, и на огромных каблуках, что разъезжались в желе и давленных конфетах, похромала в сторону своих ровесников. – Я не знаю, кто это всё устроил… Но я засужу всех! – тут женщина подошла к Джуду с Акнологией в плотную и злобно зарычала, показывая на свою дорогую шубу, что лежала в шоколаде где-то с утонувшим в нём чемодане. – Это натуральный мех!!! Вы хоть знаете, сколько стоит эта шуба!!!??? Я засужу всех!!! – тут Ирен стала тыкать пальцами в каждого из присутствующих. – Тебя засужу! И тебя засужу! Всех засужу! Хартфилия тоже засужу! Просто так, за компанию!!! А тебя… - сквозь зубы прорычала женщина, глядя в эти довольные голубые глаза, тыкая измазанным в глазури пальцем в широкую грудь. – Тебя я… Не засужу… А знаешь почему!? Потому что ты поджог этих мразей и поэтому тебя я НЕ ЗАСУЖУ!!! На этом женщина уткнулась носом в широкую грудь, обхватила Акнологию за плечи и громко завыла. О да, Ирен прорвало страшно, рыдала она так, что у той подкосились ноги, и она даже упала бы на землю, если бы не хватка Акнологии. Стоял этот довольный засранец, как победитель мира, да и чего греха таить? Это так приятно, когда тебя не хотят засудить… Хотя бы один в этой комнате. - М-да. – нервно выдохнул Бакус, силясь встать на разорванную ногу. – Кажись у арендодателя будут вопросы по поводу хаты. В этот момент Бакус понял, что, наверное, лучше бы его сожрали конфеты, потому что сейчас сожрут те, кто от них отбился. Таких злобных взглядов он не видел в свой адрес даже когда разбил бутылку коньяка, что стоила, как его квартира. - Так. – рвано выдохнула Кана, силясь подняться и устоять на ногах. – А теперь серьёзно… Что происходит? - Всё в шоколаде. – рвано выдохнул Бикслоу. – И это не метафора. Весь коридор и вся кухня, а ещё дверь входная. На улице мороз, поэтому там считай бетон! Пол залило сантиметров на тридцать! - Дамы и господа. – аристократично начала Ирен, подымаясь на ноги и со свойственной только этой женщине интонации, будучи по уши в конфетах и желе, очень пафосно выдала. – Я удаляюсь с сие мероприятия прямо сейчас. - И куда? – обречённо выдал Бикслоу, откинув кочергу в сторону. – Зоны нету, на улице пурга, за нами приедут только завтра! Вы в своих дорогих сапогах не только ноги переломаете, но ещё и запахом конфет привлечёте лесное зверьё! - А лучше пускай нас тут сожрут конфеты!? - Мне надо отлить. – Бакус был на своей волне. – Благо туалет не залило. С этими словами Бакус направился в сортир, что был на первом этаже, заведомо прихватив с собой вазу, так как нажраться вина из-под крана сейчас было бы очень и очень кстати. А пока парень направлялся в сторону отхожего места, Гажил пытался снять с себя ревущую Леви. У девицы была истерика, она в край не понимала, что происходит, а потому ещё никогда прежде ей не было так важно ощутить кого-то рядом с собой. - Ну-ну. – успокаивал брюнет. – Всё хорошо. - Какой «хорошо»? Всё – жопа. – обречённо выдал Хартфилий, что рухнул на землю рядом с ревущей дочерью. Сейчас он был где-то на грани сумасшествия, но мысль о всеобщем пиздеце отошла на второй план, когда он увидел всё так же неподвижно стоящего Нацу, согнутого пополам и закрывающего рот рукой. Никогда он не испытывал тепла к этому мальчишке, но почему-то именно сейчас бизнесмен взял того за пояс брюк, посадил рядом и крепко обнял, прижимая к себе. Того колотило знатно, казалось, он сейчас заплачет, а Хартфилий лишь запустил пальцы в розовый ёжик волос и прижал к себе ещё крепче. – Ну-ну, сынок, успокойся. Всё плохо, всё хреново, но мы все тут, живы и здоровы… По крайней мере физически… По крайней мере пока. Нацу ничего не ответил, а лишь растёкся по мужчине, что едва успел его удержать. Он не плакал, но было видно, что ему просто нечем, и именно в этот момент Хартфилий задумался, а какого хрена ему вообще прописали эти таблетки? Мысль эту он гнал, сейчас было не до неё, потому что пиздец мог случиться в любой момент. - А-А-А!!! – крик Бакуса раздался со стороны туалета, от чего толпа резко мобилизовалась и приготовилась к атаке. - Бакус!!! – закричал лучший друг. – Ты жив!? - Твою мать! – недовольно выдал парень и вышел к людям. В этот момент народ не знал, им смеяться или плакать, так как Бакус был по пояс в шоколаде. – Вся ванная в шоколаде! - Умоляю. – жалобно проскулил Акнология. – Давайте не будем думать, откуда он именно натёк. Конфетный фронт ушёл куда-то в стены, и с этого момента весь народ начал очень активно думать, как смыться с этого непонятного дома, пока остальные желания не были услышаны. Ирен пыталась дозвониться хотя бы до спасателей, но связи не было вообще! Такого быть просто не могло, и всё же она не теряла надежды хоть до кого-то дозвониться. Жерар и Эльза пытались выкопать в шоколаде что-то съестное, Гажил и Леви мельтешили вокруг дядьки, что усадил Бакуса, Бикслоу и Кану делать Коктейли Молотова, благо коньяк в этом доме не кончался. Хартфилий, игнорируя «позывы к размножению», тоже пытался дозвониться, как и его чадо, а вот Нацу, закинувшись таблеткой, уселся напротив камина и залип в огонь. О чём он думал, никто не знал, но никому особо и не хотелось к нему лезть. Не хотелось, но пришлось. - Нацу. – осторожно позвала блондинка, даже не надеясь, что он на неё отреагирует. – Может поговорим? - О чём? – спустя пару секунд отозвался Драгнил, не отрывая глаз от языков пламени. - Обо всём. - Всё хуёво. - Нацу. – девушка присела рядом с парнем, после чего осторожно подцепила рукой подбородок и повернула к себе. Его взгляд был пустым, он бахнул столько таблеток и очень плохо соображал, но Люси это не пугало, а скорее, озадачивало. – Я чего-то не знаю? - Ты ничего не знаешь. - Так расскажи. Нацу лишь молча закрыл глаза, после чего по щеке покатилась слеза. Никогда прежде Люси не видела, чтобы этот взбалмошный парень лил слёзы, это напрочь выбило её из колеи, от чего она подалась вперёд и крепко обняла любимого. - Нацу… Расскажи мне… Что случилось? Кто тебе вообще прописал эти таблетки? - Психиатр. – безразлично выдал парень. - Как давно? - Больше года. - Почему? - … - Нацу молчал, после чего как-то отрешённо отвёл глаза, взял любимую за плечи, отстранился и вновь глянул в огонь. – Дембеля задержали. Мы должны были вернуться раньше на три месяца. - Я помню. Ты говорил, что у вас там что-то с транспортом было. - Всё с ним было в порядке, нас задержали по другой причине. - Какой? - … - Нацу снова затих, и, судя по взгляду, не начал разносить комнату только из-за психотропов в голове. – На Галуна были беспорядки, политические конфликты, партизаны и так далее, нас направили туда. Мы должны были провести там всего неделю, всё было чинно, мирно, без лишней нервотрёпки. До нас доходили неприятные слухи, но нам говорили, что паниковать нет смысла, всё это в нескольких десятках километров от нас, главное не покидать территорию комплекса и всё будет хорошо. Так и было до самого дня отправки. – Нацу рвано вздохнул. – Нас разбили по отрядам, вывезти всех сразу не смогли, а потому было решено везти нас с интервалом в день. Перед нашей отправкой стоял отряд Гажила, его погрузили на день раньше, чем нас. Тогда мы ещё шутили, что увидимся на следующий день, и он обязательно займёт лучшую койку, чтобы мне не досталось, а после их погрузили на машины и увезли. Тогда он даже не догадывался… Как ему повезло. - … - Люси резко побледнела, вспоминая не самые приятные статьи в интернете годичной давности. – Нацу… Ты же сказал мне… Что вас обоих погрузили в одну машину. - Да. – обречённо выдал парень и посмотрел прямо в карие глаза. – Я сказал тебе это. - Что случилось? - То, что эти уроды умолчали, дабы не допустить паники среди солдат. – парень глубоко вдохнул, пока перед глазами проносились самые худшие моменты его жизни. – Отряды партизан зашли на территорию комплекса ночью, перебили конвой и едва не добрались до нас. Нас спасли соседские собаки, которые подняли шум, после чего отряды были моментально подняты на посты, а поскольку давать отпор уже было поздно, пришлось держать натиск. Почти всё оружие вывезено, людей нет, нас от силы человек пятьдесят, и мы уже не воевали… Мы пытались выжить. – тут парень потёр лицо, утирая холодный пот со лба. – Отправлять подмогу было очень опасно, эти сволочи взорвали мосты и оккупировали береговую линию, нас отрезали от мира со всех сторон. Остров, бежать некуда, помощи ждать неоткуда, припасов в обрез, а эти ублюдки то и дело лезли к нам. Так мы и держались… Почти месяц. - Месяц!? – опешила блондинка, даже отдалённо не представляя, что ему довелось пережить. – Ты хочешь сказать, что ты месяц просидел в той самой горячей точке, о которой писали в интернете!? - Не хочу… Но придётся. – продолжил Нацу, уверенно глядя на опешившую девушку. – Жалость к ним я потерял в первые несколько дней, за оставшийся месяц потерял рассудок. Мы убивали, каждый день, всеми возможными способами: ставили капканы, ловушки, спускали собак, мы стреляли, резали, выпытывали информацию, ибо она могла сохранить жизни не только нам, но и всем остальным. За месяц, Люси, мы озверели так, что, когда к нам приехали наши, нас пришлось самих чуть ли не отстреливать, так как нам мерещилось, что это враг в камуфляже. Нас было сложно назвать людьми, там было столько ужасных моментов… Но худший из них я помню, словно он был вчера. - Какой момент? - … - Нацу вновь глянул в огонь. – Это было где-то на второй недели нашего прибывания на Галуна, вид крови и кишок уже не пугал, мы, вроде как даже привыкли. К нам часто забегали смертники с гранатой, таких приказ был отстреливать безжалостно и на максимальном расстоянии, ибо они могли взорвать комплекс изнутри. В тот день на посту стоял я, это было около двух часов дня, самое спокойное время, потому что солнце почти в зените! В тот момент я даже не понял, что вижу… Ко мне шёл ребёнок… Девочка, лет десяти, я опешил, вскинул автомат и велел ей остановиться. Она шла, даже не думая, так спокойно, не торопясь… Я сказал, что открою огонь, у меня был приказ, я знал, что партизаны часто зазывают детей, но в тот момент я оцепенел. В том, что у неё граната или другая взрывчатка, я не сомневался… А она смотрела мне в глаза и шла. – тут Нацу затих и болезненно опустил голову. – На войне нет детей, на войне нет правил, Война – это Война, и в тот момент я просто закрыл глаза и выстрелил… Выстрелил наверняка, в голову, и это спасло нас, потому что всего через пару мгновений её тело разорвало взрывом… А ударная волна выбросила к моим ногам кусок раздробленной челюсти… С языком… Да… Вот в тот момент я кукухой и поехал. - Нацу. – Люси попыталась обнять парня, но он сидел, словно говорил это кому-то другому. – Нацу, я… - Нас было около пятидесяти человек на той точке, но через месяц в живых осталось только четырнадцать. На базу нас доставили в намордниках и смирительных рубашках, потому что нам везде мерещились враги и партизаны. Гажил должен был вернуться, но остался со мной на три месяца, он то и придумал эту легенду со сложностями транспорта. Военкомат подтвердил, так как пошёл нам на встречу, а меня с моими братками заперли в дурку, где кололи всякой наркотой целый месяц, пока я относительно не перестал пытаться убить всё, что движется. Врач хороший попался, прописал таблетки, выдумал историю, чтобы никто не спрашивал… Велел пить, курс – три года. - Почему ты мне ничего не сказал!? – почти плакала блондинка. - Я не хотел, чтобы ты об этом знала. Я вообще хотел забыть это навсегда, чтобы это в жизни тебя не коснулось никак. - Почему? – тут Люси не выдержала и довольно грубо повернула голову Нацу к себе и показала подаренное кольцо. – Ты думал, что я испугаюсь? Что скажу: «нет»? Нацу! – не дожидаясь и так явного ответа, девица крепко обняла парня и громко заплакала. – Как ты мог перестать пить таблетки!? Ты просто дурак! Вот это у тебя реально не лечится! Люси плакала, прижимая к себе любимого обдолбыша, народ как-то странно косился в сторону пары, а Джуд уже забыл, как давно стоял с телефоном, что ушёл в спящий режим, пока его обладатель внимательно вслушивался в рассказ. Зашибись, мало того, что просто неприятный тип, так ещё и посттравматическим синдромом. Так себе перспектива, но почему-то бежать и переубеждать дочь он как-то не торопился… Да и вообще… Не удобно ему с чего-то стало, причём очень и очень основательно. А вообще, день какой-то, ну очень необычный, стоит поговорить об этом в привычной обстановке, или хотя бы, когда злосчастная эрекция пройдёт. Вот честное слово, нескончаемый стояк – ну очень, не прикольно! А пока Джуд пытался хотя бы сделать вид, что пытается дозвониться до кого-то, Жерар проявил фантазию и сварил своей жене горячего шоколада, даже в момент пост-апокалипсиса, этот парень умел быть романтичным, чем Эльза, несомненно, пользовалась. Действительно, если всё рушиться к чертям собачьим, то почему бы не ловить маленькие приятности от жизни? Горячий шоколад вышел на удивление вкусным, хоть и херачил из раковины, но все об этом пытались как-то не думать. Эльза была относительно счастлива, а вот Ирен, как обычно была всем недовольна. - Весь телефон в шоколаде! – злилась женщина. - Ирен. – осторожно позвал зять. – Связи всё равно нету. Может вы присядете с нами и выпьете? - Я обязательно спрошу тебя о совете, когда мне понадобиться, Жерар! - Мама! – Эльзе очень не понравился тон, пусть и взвинченной матери, но это не было оправданием. – Мы все на взводе, как и ты, но, пожалуйста… Давай не выражаться. - Я просто… - тут Ирен осеклась, запустила руку в слипшиеся от шоколада волосы и бессильно выдохнула. – Не важно. - Может вы хотите шоколада? – тактично предложил Жерар. – Вот чего, а шоколада у нас тут на всех хватит. - Очень смешно, прям обхохочешься. - А я не шучу. Кстати, я варю довольно… - Спасибо. – интонацией: «захлопни пасть, или я тебе в этом помогу» выдала тёща, впялилась в телефон и ушла. К такому поведению пара уже привыкла, а потому идти за любимой тёщей никто не собирался. Эльза лишь обречённо помотала головой, а Жерар улыбнулся, поинтересовался, не хочет ли его любимая ещё и направился выполнять заказ. Наверное, это было глупым решением, учитывая, что на дворе уже темнело, но Ирен ушла в другой конец дома, в надежде остаться одной. Проклятые конфеты не только уничтожили канализацию, но и основательно перегрызли и залепили всю проводку, от чего света в доме не было, а в сгущающихся сумерках это становилось очень и очень неприятно. Пока ещё было достаточно светло, экран слепил, но слёзы на глазах навернулись не от этого. Медленно поставив аппарат связи на блокировку, Ирен убрала телефон в карман дорогих брюк, подошла к стулу, развернула его к окну и села. Темнеющее на глазах небо было серым от снега и туч, за окном мело, ветер свистел и как-то даже успокаивал, однако легче ей не становилось. Ей не стоило приезжать, ведь даже сейчас она не может ничего сделать ни с собой, ни со всеми остальными. Хотелось заплакать, но она держалась, во всяком случае, пока в нос не ударил запах горячего шоколада. Сказать по правде, она опешила от этого, но ещё больше удивилась, когда повернулась и увидела, кто именно принёс ей шоколад. Либо у этого парня нет инстинкта самосохранения, либо до него, наконец, дошло, что, чему быть – того не миновать. - Зачем ты его принёс? – беззлобно и даже как-то виновато поинтересовалась тёща. - Потому что вас как-то обижает, что я приготовил его только Эльзе. - Меня это не обижает. - Ирен. – Жерар осторожно вложил кружку в руки женщины и присел на корточки рядом. О да, вот теперь, либо пан – либо пропал. – Я вам не нравлюсь, вы говорили мне об этом каждый божий день и при каждой возможности. Сказать по правде, я не знаю, чем вызвал у вас такой гнев, но… - Ты невероятно хороший муж. – обречённо выдала женщина, отпивая горячего шоколада, после чего отставила кружку, достала из кармана пачку дорогих сигарет, позолоченную зажигалку и закурила. – Надеюсь тут нет датчиков дыма, а если и есть, то пусть пожарные приедут быстрее. Как ты вообще заварил этот шоколад? - На наше счастье, газ ещё работает. Правда, вся плита залита шоколадом. - Обалдеть. – Ирен вновь затянулась и обречённо выдохнула. – Зачем ты пришёл, Жерар? - Мне кажется наш с вами конфликт затянулся и мне бы действительно хотелось, чтобы мы его решили сегодня. - А почему сегодня? - Ну… - улыбнулся Жерар. – Сегодня у вас нет огнестрельного оружия и бугаев, которых вы можете на меня натравить. - А ты борзый. - Я просто хочу понять, чем вызвал такую немилость с вашей стороны. Ирен уже потянулась губами к сигарете, как вдруг замерла, маленько задумалась, убрала никотиновую палочку, стряхнула пепел на пол и как-то неоднозначно прикусила губу. Макияж был испорчен ещё со вчера и добит сегодняшними сладостями, однако это не портило моложавое личико, на котором появилась немного обречённая и ироничная улыбка. - Знаешь, что в тебе мне не нравилось больше всего? – хитро поинтересовалась женщина, вновь затягивая едкий дым дорогого табака. – Ты абсолютно не вписывался в критерий «Идеальный Муж». Что такое «Идеальный Муж»? Вот я знала, что это такое, потому что мне сразу и очень доходчиво это объяснили ещё мои родители. «Идеальный Муж» должен быть богат, занимать высокое положение в обществе, иметь благоприятные ресурсы для развития бизнеса, иметь лидерские черты для поддержания этого самого бизнеса и так далее, и тому подобное. – Ирен как-то болезненно усмехнулась и откинулась на спинку стула. – Ты не обладал ни одним из этих качеств. Когда Эльза сошлась с тобой, я расценила тебя, как такую, знаешь, как бы это помягче выразиться… Зверюшку для души. Как говорится: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало», вот такое у меня было к тебе отношение. Любовники, друзья, собутыльники – это для души, а Семья – это бизнес, в котором нет места всяким сентиментам. Именно таким был мой муж: статный, властный, выбранный за меня моими родителями, имеющий все необходимые критерии и прошедший жёсткий отбор. Не сказать, что он вообще не проявлял ко мне интереса, но любовницы у него менялись часто. Меня это даже не задевало как-то, я тоже меняла мальчиков время от времени, он не любил меня, я не любила его, даже рождение Эльзы имело под собой больше политический момент, нежели реальное желание иметь общего ребёнка. Как и в любом бизнесе, нужен человек, которому его передать – наследник, которым должен был стать сын… А родилась дочь. Как я уже сказала, интрижек у моего мужа на стороне было много, а желающих нажиться на его состоянии – ещё больше. Особо в рождении второго общего ребёнка мой муж заинтересован не был… Но наследник нужен, причём сын. Не знаю почему, но такой уж у него был заскок, а это уже заставило меня понервничать основательно, и даже прибегнуть к кое каким манипуляциям. - Ирен. – Жерару казалось, что он шёл по минному полю. – Скажите… Это правда, что вы отравили отца Эльзы? - … - Ирен повернулась к зятю, вздёрнула одну бровь, самодовольно усмехнулась, затянула сигарету и выдохнула прямо в лицо некурящего Жерара. Тот даже не дрогнул, что несомненно впечатлило женщину. – Нет. Я не травила отца Эльзы, хотя, надо признать, обстоятельства вынуждали прибегать к не самым моральным методам манипуляций. Я очень внимательно выслеживала все его похождения, и если у меня возникали подозрения, я выслеживала несчастную, и предлагала сделку: либо я предлагаю ей круглую сумму… Либо я устрою ей такой террор. Веришь? А вот они мне не верили, однако не верили лишь до того момента, пока жизнь их не обращалась в Ад. Прознал ли об этом мой супруг? Это было бы даже странно, если бы он не узнал, а потому скандал был невообразимый. В ход пошло всё, от словесных упрёков до угроз рукоприкладства, и когда ситуация стала критической, я… В этот момент женщина виновато отвела глаза и глубоко затянула сигарету. Что-то дрогнуло на фарфоровом лице, незаметно мелькнув под маской безразличия. Наверное, это была человечность, которую она показывала редко и только избранным. - Что вы сделали? – осторожно и спокойно поинтересовался Жерар. - Ничего такого, о чём ты мог подумать. Я просто использовала последний козырь, который у меня был. - Какой? - Я – Мать. – эти слова прозвучали не с гордостью и высокомерием, а даже с какой-то угрозой и готовностью. – И мне всё равно на похождения моего супруга, но именно моя дочь будет стоять во главе бизнеса, который принадлежит мне, пусть даже частично. И если этот бизнес не будет принадлежать моему ребёнку, то он не достанется никому… Я уничтожу его. – женщина нервно дрогнула, слегка встряхнув голову, после чего взяла уже остывший шоколад и отпила из кружки. – Я была на эмоциях, возможно где-то перегнула палку, но я сказала мужу, что если мне понадобится, я выведу все акции из бизнеса, солью конкурентам всё, что можно слить, я задушу дело всей его жизни, даже если мне придётся задохнуться вместе с ним… Скандал был колоссальный, в тот день он поднял на меня руку, но ударить не решился, видимо понимал, что я не шучу. Такого я не потерпела, собрала вещи, дочь и уехала в наш летний особняк. У моего супруга были проблемы с сердцем, небольшие, но у врача он наблюдался. Я… - тут Ирен снова виновато отвела глаза и спустя пару секунд выдохнула, стряхивая пепел прямо на пол. – Я действительно перегнула палку. Я не хотела ничего такого, я просто хотела… Припугнуть… А потому я действительно сделала все запросы на выведение акций, принадлежащих мне, так сказать, по праву собственника. Нет, цели разрушить бизнес не было, просто отделить его долю от своей, провести визуальную границу… А утром меня вызвали на опознание. Как сказал мне врач, у супруга наблюдалась сердечная недостаточность, связанная с острым стрессом, а в крови были обнаружены следы огромного содержания лекарств. Скорее всего увидев то, что я вывожу акции, он очень сильно испугался, и это сказалось на сердце. Может он хотел выпить лекарство, в надежде что это пройдёт само собой, но не рассчитал дозировку… Просто… Случайность. Я не желала смерти своему мужу, да, у нас были конфликты, были измены, финансовые несоответствия, разные понятия «наследника» и прочее, но… - маска безразличия окончательно спала и Жерару предстало лицо, которое он никогда не видел. Лицо обычной женщины средних лет, которой просто хотя бы на миг захотелось побыть слабой. – На меня хотели повесить убийство мужа, очень многим было выгодно очернить моё имя, да и совпадение такое… Необычное. Меня абсолютно не смогли привязать, я была в другом месте, были свидетели, камеры с видеонаблюдением. В комнату мужа никто, кроме него не заходил, отпечатков не было, но завязать людям языки почти невозможно, а потому все начали распускать слухи, что это я его якобы убила, но мне это было просто невыгодно. Я осталась одна с огромным рядом нерешённых проблем своего мужа, в бизнесе, которым никогда всецело не занималась! В такого рода вещах слабость недопустима, а когда ты очень и очень долго проявляешь силу… Рано или поздно… Очень сложно перестать это делать. - И всё же вы не ответили, Ирен. – уже более дружелюбно и расслаблено улыбнулся Фернандес. – За что же вы меня так невзлюбили? Только за то, что я не соответствовал вашим ожиданиям? - Если бы ты не соответствовал моим ожиданием, я бы даже не обратила на тебя внимание. – отрешённо выдала женщина, глянув в сторону парня. – А ты их превзошёл. - Превзошёл!? - Когда ты появился – Эльза расцвела на глазах, все её разговоры были только о тебе, она влюбилась, как девчонка и это было взаимно. Не сказать, что меня это раздражало, скорее, я не была заинтересована в тебе, как в бизнес-партнёре. Есть у дочки чем заняться на досуге, и слава богу, а вот время свадьбы придёт, там я ей мужа найду. Я даже нашла его, думала обрадовать Эльзу, а вместо этого она «обрадовала» меня тем, что вы хотите пожениться. Это стало для меня шоком, ещё большим, чем смерть мужа. Нет, действительно, что может дать какой-то маленький преподаватель моей дочери, нашей семье, нашему бизнесу!? Ты однозначно всё испортишь, она будет жалеть, ей будет плохо, всем будет плохо! И каждый божий день я искала в тебе то, что напрочь испортит всю жизнь моего ребёнка… А она была счастлива. Без денег, без шикарных балов, без крупных сделок, просто счастлива. Я искала подвоха везде, в каждом твоём движении, точно зная, что «ну вот сейчас ты точно всё испортишь»! А всё как-то не портилось и не портилось, ни в твоей жизни, ни в её, мой бизнес не рухнул, полюса не поменялись, и от этого мне стало так страшно, что я точно знала, это добром не кончится и от тебя нужно избавится, через ссылку или гроб, не важно, главное срочно. Когда вы уехали, я чуть с ума не сошла, уже нарисовала картину, что моя дочь работает на панели, в лучшем случае судомойкой, а когда я узнала, что вы поженились, вот тогда и у меня сердечко ёкнуло. Весело мне было тот год, ничего не сказать. - Ирен, скажите пожалуйста. – Жерар отрешённо глянул в темнеющее окно. – Зачем вы позвонили нам и решили переписать бизнес на Эльзу? - Хех. – выдохнула женщина, по-матерински улыбнувшись, и буквально в тот же миг улыбка растаяла, уступив место полной обречённости и апатии. – Я год ждала, что ты сломаешь ей жизнь… Я так сильно этого ждала… Что в один момент поняла, что всё это время жизнь ей ломала я. Она была счастлива с тобой, с неправильным, «Неидеальным Мужем» … В то время, как я была несчастна с «Идеальным». Я вдруг поняла, что все мои взгляды, убеждения, идеи, мысли, всё это было мне навязано и выдано за чистую монету, которую я послушно приняла, в том время как моей дочери хватило смелости и сил сказать «нет». Я всю жизнь верила, что поступаю правильно, во благо семьи, общего дела, но чёрт подери… Если я всё сделала правильно, почему моя собственная дочь боится звать меня на свадьбу, а зять – есть за одним столом? Наверное, что-то я сделала не так, где-то просчиталась, а, скорее всего, везде и сразу. Я просто вдруг поняла, что напоролась на то, за что билась всю жизнь. Я хотела, чтобы бизнес нашей семьи унаследовала Эльза, но сделала всё, чтобы её воротило от него. Я хотела переписать на неё долю её отца, потому что это правильно… Когда я отойду от дел, я передам ей и свою долю, а пока пусть вникает по частям. Именно этого я хотела изначально и стремилась всю жизнь. - Вы слишком много на себя взяли, Ирен, вам не кажется? - У меня не было выбора. Супруг умер, а больше никто этим заниматься не мог. - Вам явно не хватает мужского плеча. - У меня с мужчинами никогда не складывались нормальные отношения. - Ну так может вы просто не тех мужчин выбираете? – добродушно продолжил Жерар, указывая рукой на дверь. – Вот, смотрите, тут два прекрасных холостяка! Джуд Хартфилий, вдовец вашего возраста, предприниматель, мужчина солидный и серьёзный. А есть ещё… Джуд Хартфилий! Давайте остановимся на Джуде Хартфилии! От слов Жерара женщина тихо засмеялась, и видят боги, это был первый раз, когда зять видел искреннюю улыбку на лице своей тёщи. Да, Эльзе она досталась именно от матери, и она действительно очень красивая. Сама же Ирен утёрла выступившую от смеха слезу, отпила на редкость вкусный горячий шоколад, с тоской и любовью глянула на паренька и по-матерински провела рукой по ёжику синих волос. - Ты хороший парень, Жерар… Эльзе с тобой повезло больше, чем мне с её отцом. - Ей повезло с матерью… А мне с тёщей. - Нет, с тёщей тебе не повезло. - Повезло, Ирен, она подарила мне жену. М-да, как мало надо для того, чтобы стать счастливой, и как много, чтобы это понять. Иногда достаточно парня, которого ты пыталась убить несколько раз. Жизнь забавная штука, которая медленно, но, верно, движется в клоаку бытия, но почему бы если у тебя из раковины под напором херачит шоколад, не сварить охрененный напиток? Зять и тёща ещё долго о чём-то говорили, пока Эльза, не скрывая улыбки, тихо стояла возле двери, вслушиваясь в разговор людей, которых примирить казалось невозможным. Сегодня их пыталось сожрать печенье, какие-то розовые пуфики с акульими зубами, что патрулировали залитый шоколадом коридор, но подходя к двери в комнату, они слушали и уходили. Им там делать нечего, и легче от этого было именно Эльзе. Разноцветные служители порядка бегали по коридорам и комнатам, выглядывая любые волнения, но всё было тихо и мирно. Люси выудила Нацу на кухню, где оба пытались отковырять холодильник из шоколада, дабы приготовить что-то на обед. За водой, а точнее, за снегом, пришлось лезть в окно, так как из крана до сих пор лилось вино, но пара преуспела и, слава богам, газ у них ещё был. В гостиной был аврал, в плане срача, но никто особо не парился по этому поводу. Рассаженная тройка занималась тем, что конструировала «Коктейли Молотова», Гажил искал необходимые материалы, а Акнология следил, чтобы ребята не отлынивали, да и сам мотал их на раз. Занимался он явно любимым делом, что-то мурлыча себе под нос, когда рядом, едва ли не с грохотом упала МакГарден и исподлобья посмотрела на дядюшку. Взгляд у неё был такой, словно она выпила весь коньяк, а потом случайно закрыла шкаф и кажись сейчас придётся всё начинать сначала. Акнология же лишь гаденько улыбнулся, протянул девушке материалы для конструирования горючих снарядов, и продолжил свои занятия. Девушка же молча взяла бутыль, и, глядя на профессионала, начала заматывать фитиль. Мудохалась она минут двадцать, после чего отложила бутылку и осторожно положила голову на плечо Акнологии, который в свою очередь лишь обречённо вздохнул и глянул на девушку: - Ну, что я натворил на этот раз? - Вы закончили медицинский? - Хм… Ещё никогда прежде мне не приходилось за это оправдываться. - Вы на самом деле имеете медицинское образование, или это шутки у вас такие? - … - Акнология с пару секунд молчал, после чего чуть слышно выдал. – Да… Я – Врач. - Почему вы никогда об этом не рассказывали? - Потому что я ненавижу об этом рассказывать. - Всё так плохо? - Я просто не люблю вспоминать, как загремел в психушку. - … - надо признать, Леви очень долго молчала, и только спустя минуты полторы продолжали. – А как вы загремели в психушку? Сказать по правде, Леви ожидала, что её огреют по башке чем-то очень тяжёлым, например, коктейлем Молотова, но Акнология молчал. Он молчал минуты три, проматывая в голове отнюдь не самые добрые и хорошие воспоминания в голове, после чего молча приступил к работе, которая заключалась в подготовке очередных снарядов. Леви уже поставила крест на этом диалоге, но стоило ей отстраниться и собраться встать, как мужчина неожиданно начал: - Я работал врачом. – вкрадчиво и чуть слышно выжал из себя «любимый родственник». – Я всегда чувствовал в этом своё призвание, с самого детства. Работа врача сопряжена не только с долгом, но и риском, так как мы должны были помогать людям, которые думали, что помощь им не нужна, а это всегда конфликт. Я был хирургом, проводил операции, и я действительно любил свою работу… До одного момента. А настал этот «момент» тогда, когда моя невеста заговорила о «гуманитарных миссиях». - Вы были женаты? – почти шёпотом проговорила девица. - Нет… Не успел. – обречённо ответил конвоир. – Моя несостоявшееся супруга была помешана на помощи людям, и, наверное, она была большим врачом, чем я. Именно она подписала меня на то, о чём я жалел всю оставшуюся жизнь. «Скрытые Земли»: так их называли, неизведанные гористые тропики на Юге, в которых чёрт ногу сломит. Там проживали племенные поселения, почти общинный строй, далёкий от понятий медицины и цивилизации, но… Это были люди, такие же, как и мы. Она хотела помогать, я тоже хотел помогать, но чуть меньше, однако грядущая свадьба заставила меня идти на компромиссы и я, мать твою, подписался на это дерьмо. Командировка на полгода, с возможностью продления, и, блядь… Я до сих пор ни о чём в жизни больше, чем об этом, не жалел. Умотать к чёрту на рога, за тридевять земель, без интернета, удобств, нормального сортира и микроволновки – это полбеды, а вот истинные беды начались там. Нет, я не говорю о народных методах, типа, дай насрать летучей обезьяне на ранку, из которой торчит кость, чтобы та быстрее зажила, там было хуже… Там были люди. - В смысле? - Человеческий фактор. Все знают, что Человек – лишь мелкое низкое и очень тупое животное, движимое лишь инстинктами, но мало кто это признаёт. Я же столкнулся с этим в живую. Я сейчас не говорю о том, что они ебут десятилетних девочек, даже не о том, что духи говорят им о том, кого убить и принести в жертву. Я говорю о наших, цивилизованных и образованных людях, которые получили по заслугам, и это единственное, что позволяет мне уснуть, хотя бы после трёх литров водки. - Что там случилось? - … - было видно, что Акнологии тяжело об этом говорить, но говорил он об этом так, словно ему нечего было терять. – Это началось где-то через месяц нашего прибывания там. Моя невеста подцепила малярию, как это обычно случается в таких местах. Я говорил, что нам нужно возвращаться, но она твердила, что это – наш долг, мы давали клятву Гиппократа и ещё невесть какое дерьмо. Сейчас я понимаю, что мне нужно было свернуть всё сразу, взять эту дуру за волосы и тащить назад, пока всё не запахло жаренным… Но я был молод, горяч, в какой-то степени глуп и наивен, я хотел помогать, а потому я слушал её, спуская на неё последние лекарства, что у нас были, молясь, лишь бы протянула… Может… Если бы я тогда проявил больше настойчивости… Она бы выжила. - О господи. – рвано выдохнула Леви, боязливо отводя глаза в сторону, но в тот же момент нашла в себе силы посмотреть на дядюшку. – Вы ни в чём не виноваты. - Виноват. – сказал, как отрезал. – Я виноват во всём, что случилось, но ещё больше я виноват в том, что случилось после этого. Я уже тогда должен был сворачивать всю эту блядскую «гуманитарную миссию», но смерть невесты меня подкосила, и я решил продолжить всё это дерьмо, хотя бы потому что это было для неё важным. Нас сопровождали вооружённые силы, дабы избежать конфликтов с местными племенами, но, так уж мы устроены, что стоит нам войти в отдалённые местности, как человек тут же забывает, кто он на самом деле. Их было десять человек, десять вооружённых солдат, перед которыми луки и стрелы вызывали больше смеха, чем реальных угроз, а потому их боялись. Вдали от цивилизации люди начинают вести себя крайне «нецивилизованно», а потому у них начались конфликты с племенами, обостряемые эпидемией малярии, которыми заболи двое из них. К огромному несчастью, воистину страшному, одним из тяжело больных стал командир отряда. Он был… Не самым приятным мужиком: грубым, хамоватым, типичным мужланом, но в нём был лидерский потенциал и, самое главное, хребет, которого недоставало остальным. Он ставил дисциплину одним взглядом… И именно его подкосила болезнь больше всего. Именно тогда я и понял, что есть: «Закон Джунглей». «Каждый сам за себя», «выживает сильнейший»: я читал это, как мантру, молясь, тупо остаться в живых, но помимо болезней, тропики таили в себе и других монстров, таких как хищники. В одной из наших ходок его сильно ранил тигр, зверя подстрелили, а вот загнивающую рану залечить было почти нереально. Он угасал на глазах, лекарств не было, мы отличались от аборигенов, что там жили, у нас не было иммунитета к таким травмам, а потому исход был один, о котором знали мы все. – Акнология рвано выдохнул и виновато опустил голову. – В тот вечер он послал за мной. Я нутром чуял, это не к добру, но пришёл к нему в палатку. Чёрт подери, это была даже не палатка, а шалаш, грёбанная куча веток и папоротника, отделяющая тебя от бесконечного дождя и прочей сырости этих блядский «Скрытых Земель»! Его нога давно загнила и почернела, в ней копошились черви и прочая мразь, но он улыбался. Он давно не чуял боли в том месте, да и вообще не чуял ноги, у него температура была под сорок, честно, мне казалось, что он в горячке, да и скорее всего был в ней. Он смотрел на меня и улыбался, он не тянул и сказал в лоб: «Доктор… Вы же знаете, что будет дальше». Я промолчал, отвернулся, я не хотел говорить этого, и тогда он улыбнулся шире и выдал: «Доктор… Вы же знаете, как сделать так, чтобы никто ничего не заподозрил». – тут, почему-то на лице мужчины возникла какая-то облегчённая и, в тоже время, виноватая ухмылка. – Не навреди: эти слова нам читают как мантру с первого курса, этими словами мы живём, но воистину смысл их мы понимаем, когда сама жизнь становится во вред, когда исход один и мы больше ничего не можем сделать. Сделка с совестью – неотъемлемая часть любого врача, и перейдя грань однажды, назад пути нет… В тот день я сделал то, что не должен был, а то, о чём меня просили и… Ни у кого не возникло сомнений, все думали, что командир умер своей смертью. Успокоение души мне это не принесло, я ненавидел себя за это, я отнял жизнь, которую должен был спасать, нарушил главное правило медика, я тешил себя мыслью, что облегчил муки человека, но тогда я ещё не знал, на какие муки обрёк всех остальных. Всё началось после смерти двоих, командира и его подчинённого, они умерли от малярии, а дерьмо подкралось так незаметно и обыденно, что я даже не заметил. Они начали сраться между собой, военный отряд, с автоматами наперевес, искали виноватого в смерти своего начальства. Сначала на уровне ругани, потом дело дошло до рукоприкладства, что порой выходило за пределы коллектива, и несчастным аборигенам доставалось сполна. Любые попытки вмешаться заканчивались побоями и угрозами, а потом… Они перешли черту. – Акнология машинально взял очередную бутылку и начал не глядя привязывать к ней фитиль. – Ей было лет двенадцать, её нашли метрах в ста от лагеря, где мы располагались, как медик я сразу определил причину смерти: разрыв органов. Я не хотел знать, кто и что с ней делал… Но я знал, даже знал почему, ведь она приглянулась одному из этих подонков. Идти к ним было бесполезно, да они и не скрывались, тыкали в голову дуло автоматов и гоготали в лицо. Что-то не нравится – ну пиздуй в лес, там тебя точно примут таким, какой ты есть, а коль хочешь быть тут, так сделай вид, что не заметил. Я делал, делал вид, что не вижу этого целый месяц, что не слышу криков, не вижу страданий, что мне не плачутся женщины о беспределе этих мразей. Я послушно выполнял все их требования… А потом мне это надоело, и я понял, что знаю… Знаю, как сделать так, чтобы «никто ничего не заподозрил». – на этой весьма неоднозначной ноте улыбка приобрела нотки бешенного оскала, и мужчина запихнул кусок ткани в горлышко бутылки с коньяком. – Они забили тревогу, когда умер третий. Их и до этого было всего восемь, а осталось только пять, и, о боги, это было нечто! Чисто человеческий фактор: они начали грызться между собой, рвать друг другу глотки, они поубивали себя сами, пока в рядах не осталось двое. Чёрт подери, наверное, это плохо, но я наслаждался этим зрелищем. Как загнанные в угол крысы, они выпускали друг в друга всю обойму, пытали, мучили, насиловали, выбивали факты, которых нет. Они не спали, не ели, ослабли, страх уничтожил из изнутри, и ведь никому даже в голову не пришло, что убийцей оказался самый слабый из их коллектива. Я дождался, пока их останется двое, жалких, выжатых, нежизнеспособных организма, тщетно выбивающих друг из друга показания, которых и быть не могло. Они не спали четверо суток, патронов не осталось, они ответили сполна за всё, что сделали, и только когда они уже не могли стоять на ногах, я перерезал глотку тому, что был послабее. Сказать, что у второго был шок – это промолчать, вот последнего, кого они ожидали увидеть в ряду убийц, это меня, но зачинщику я так легко отделать не дал. Он уже не мог сопротивляться, пуль у него не осталось, он выпустил их в людей, что были непричастны, а потому дошёл я до него на правах победителя… Жестоко это или нет – мне плевать, но я привязал его к дереву по руки и ноги, а с племенем аборигенов продолжил путь дальше к цивилизации. Мне насрать, сожрали его дикие звери, или же он подох с голоду, но я через месяц добрался до цивилизации с племенем. Нас уже спохватились, нервничали, а мне было всё равно… Я потерял всё: невесту, внутреннего медика, чёрт подери, я убил девять человек, и об этом знали все, кто шёл с нами, но никто меня не выдал. Эти люди любили меня, просили остаться с ними, помочь им, они словно не замечали моих пороков, умоляя не покидать их… А старый пехотинец, к которому меня вызвали, посмотрел мне в глаза и сразу всё понял. Я думал, сейчас будет трибунал, меня натянут за смерть десяти человек, обвинят в убийствах и отправят в места не столь отдалённые. Но, вместо лютого трэша, который я себе нарисовал, мужик с сединой сказал всем выйти, отключил камеру, подошёл ко мне вплотную и чуть слышно прошептал: «Эти мрази то заслужили?». Не знаю, почему, но что-то внутри меня заставило проникнуться, и я сказал уверенно: «Да». Пехотинец не кричал, не звал охрану и даже не пытался меня упрекнуть, а на всё это дерьмо лишь обречённо покачал головой и едва слышно сказал мне, что у меня есть два варианта: или я сейчас возвращаюсь к аборигенам и продолжаю жизнь в качестве их личного лекаря, или я возвращаюсь домой и больше никогда тут не появляюсь. Выбор, вроде и очевиден, но ещё никогда в жизни я не ошибался так сильно… Я решил вернуться домой. - В смысле? – рвано выдохнула Леви, глядя на дядюшку. – Почему «ошиблись»!? - Потому что в доме мне было уже не место. Там, в Скрытых Землях, я был нужен, меня любили таким, какой я был, а тут я уже не мог нормально жить. Моя невеста умерла от малярии, практику врача продолжать не мог, так как после случившегося очень долго лечился в психдиспансере, про борзых клиентов вообще помолчу. Администрация закрывала глаза, пока я не разбил морду одному особо буйному, и вот тогда вопрос встал ребром, а выход был один. Мне сказали писать «По собственному», а я послал их нахуй и сказал, увольняйте с криками и матами. Они упорствовать не стали и уволили меня со скандалом и криками, а также с тремя зарплатами, которые были мне куда важнее прочих мелочей. Работал я официально, а возвращаться во врачебную практику не собирался. «Скрытые Земли» сильно подкосили меня, но и научили выживать, я научился бить морду, да так хорошо, что в одном из баров, в которых я проматывал злосчастные три зарплаты, я так отмудохал охранника, что мне предложили его место. Я начал, как Вышибала, а закончил как Конвоир в колонии строгого режима. Да, с тех пор как я вернулся, калечить у меня получалось лучше, чем лечить, но не прошло ни дня, чтобы я не задался вопросом… Наверное… Мне стоило остаться в «Скрытых Землях». - Это не так. – силясь сдержать слёзы, выдала Леви. – Вы ошибаетесь. - А кому я здесь нужен, Леви? – без тени сомнения выдохнул мужчина. – Семьи нет, детей нет, работаю вахтами, раздражаю родственников. Там я был полезен, приносил пользу обществу, а здесь – ненужный биоматериал, у которого нет будущего и даже цели существования. Да и вообще, Гажил конченный придурок, я не знаю, нахрена он меня сюда притащил, я даже здесь всё умудряюсь портить. Не нужен я в этом мире, Леви, никому, а там я был реально нужен. Ну его нахрен, надо возвращаться в свои джунгли и хотя бы там приносить пользу, а не это вот всё дерьмо. Никто не хотел меня тут видеть, никому я тут нахрен не сдался, Ирен до слёз довёл, тебя – до психоза, а потому надо всё это завязывать и… - И вы что, так встречаете каждый день? – перебила девушка, силясь сдержать слёзы. – Каждый день встречаете с мыслью, что вы нахрен никому не сдались и было бы неплохо отмотать пару лет назад, чтобы жизнь приобрела смысл? - Ну… Не каждый день… Только последние лет десять. - Это – ужасно. - А мне не из чего выбирать. - … - Леви молчала с пару минут, после чего заметно раскисла, тоненькие ручки обхватили могучее предплечье, а на карих глазах из-под голубой чёлки выступили слёзы. – Дядя Акнология… А что вы делаете на новый год? - Бухаю. – коротко ответил мужчина, силясь хотя бы одной рукой завязать «Коктейль Молотова». – Я каждый праздник безбожно бухаю. Вот на этот праздник, невесть нахрена, вытащил Гажил, дабы портить настроение всем вокруг. - Я так понимаю, планов нет? - В смысле нет!? Я же говорю, нажрусь до скотства! - Приезжайте к нам. - … - это заявление на пару секунд выбило заядлого алкоголика из колеи, после чего он посмотрел на Леви, как на дуру. – В смысле? Нахрена? - Ну… Хотя бы потому, что я хочу вас видеть на новый год. – силясь не разреветься, выдохнула девица, обхватывая руку ещё сильнее. – Скажу, по правде, я бы хотела вас видеть без Коктейля Молотова. Без Коктейля Молотова, вообще, хотелось бы вас видеть чаще, но… Если ж он такая «неотъемлемая» часть вашего антуража… То… Можно и с ним. Леви не дожидалась ответа, она вообще ждала, что сейчас её подымут на смех и скажут, хули она тут выпендривается, но, вместо колкостей и недовольств, девушка вдруг ощутила, как её поцеловали в макушку и тут малую прорвало. Она заплакала, так сильно и искренне, что даже Акнологию не оставило равнодушным. Тот же лишь молча припал лбом к голубой макушке и с довольной ухмылкой слушал жалостливые рыдания под не менее довольную ухмылку любимого племянника. Гажил смотрел на всё это действо молчаливо и со стороны, и его более чем устраивало то, что он видел. Любимая девушка ревёт в плечо любимого дядюшки и просит его остаться на новый год с ними, наплевав на Коктейль Молотова и радуясь каждой минуте. Воистину, что ещё надо для счастья, после нашествия сладостей? Эльза подкралась незаметно, но парень успел среагировать и жестом указать, что сейчас не должен произойти ни один лишний звук. Девица сразу смекнула и лишь на цыпочках подошла к парню, с умилением глядя, как Леви продолжает что-то обсуждать с некогда ненавистным родственником. Это было тупо, это было странно, но, когда Люси громогласно заявила, что пора ужинать, случилось воистину «Рождественское Чудо». Это был огромный побитый стол, к которому Нацу приделал ножку, что была раздолбана в момент лютого трэша. На этот самый стол выставили то, что осталось с рождественского ужина, что-то наготовили на костре, что-то сделали из того, что было, а что-то просто доложили, но вовсе не ассортимент, а люди, что сели за стол, внушали какой-то непонятный трепет и умиротворение одновременно. Жерар сел рядом с Ирен, предлагая ей что-то из блюд, а точнее, из того, что осталось, Нацу и Джуд перекидывались шутками и добродушными взглядами напротив друг друга, Леви так и не отпустила эту массивную лапищу, боясь, что единственный человек, который сможет замешать «Коктейль Молотова», может вдруг исчезнуть из поля зрения, под любящие взгляды задолбавшегося в край Гажила, а тройка ребят всё так же тоскливо глядела на Кану. Почему-то именно в этот момент ей так сильно захотелось написать Лаксасу, как сильно она его любит, как сильно ей его не хватает, и именно в этот момент зона наотрез отказывалась связывать их с прочим миром. Почему Бакус и Бикслоу не писали своим родным? По той же причине, что и Кана не могла связаться с любимым. Такой тоски они не ощущали ещё никогда, но она была развеяна звоном стакана, по которому бил старший Хартфилий, игнорируя рождественскую Эрекцию и обречённые взгляды присутствующих. - Не знаю, на сколько это актуально… Но у меня есть тост. – апатично выдал мужчина, как-то неоднозначно улыбаясь всем присутствующим. – Я понятия не имею, что происходит в это Рождество… Но я искренне рад, что именно это Рождество я встречаю именно с вами. В моей жизни было очень много денег, очень много знати и прочего, но я искренне горд, что именно вы разделили со мной этот праздник. Эта фраза, пусть и прозвучала больше, как оскорбление, но на лицах людей она вызвала радость, искреннее мимолётное счастье и чувство единства. Кто-то улыбнулся, кто-то всплакнул, а вот Нацу поднялся с бокалом шампанского и, глядя мужчине в глаза, улыбнулся и продолжил: - Говорят, подарки – не главное, главное люди – которые тебя окружают. В моей жизни было очень много подарков, ещё больше было людей, но не всех их мог я назвать семьёй. В моей семье не так много людей, но сегодня я хочу поднять бокал за то, чтобы в нашей с Люси семье стало, пусть и на одного, но всё же родного человека больше. – и чёрт подери, Нацу сказал это так искренне, глядя на Джуда, что даже у того что-то внутри ёкнуло, после чего парнишка продолжил. – Чтобы у всех на это Рождество стало хотя бы на одного члена семьи больше. Вот тут было больше плаксивых рожь нежели на тост Джуда, и, как всегда, положение исправила женщина, которую никто не звал на тосты, а она сама пришла. - Господин Акнология. – гордо, как и положено женщине подобного положения в обществе, начала Ирен. – Скажу честно, мне искренне противен сам факт вашего существования на сие мероприятии, но… - тут предпринимательница искренне смутилась и виновато улыбнулась, глядя в эти голубые глаза. – Я… Несоразмерно рада, что именно мужчина, который может замешать «Коктейль Молотова», оказался в нашем коллективе в столь неоднозначный праздник. - Мне хоть что-нибудь за это перепадёт? – дядюшка был в своём репертуаре, игнорируя зарёванные МакГарден майку и плечо. - Надейся дальше. – коротко ответила Ирен. - Надежда умирает последней! Надо признать, последние слова Акнология заставили народ улыбнуться, всех, кроме Каны. Она всё так же пялилась в телефоне и пыталась отослать сообщение Лаксасу, но мягкая рука Бикслоу, что легла на дрожащие ладошки девушки, заставили ту вздрогнуть. - Кана. – осторожно начал парень. – Зоны нету. - Я думала… – голос девушки заметно дрогнул, но все решили разом это не заметить. – Может она сработает с запозданием? Отправим сейчас, а придёт завтра. - Кана. – тут вмешался уже Бакус. – Оно не дойдёт. Завтра за нами приедут, мы доедем до Хвоста Фей и отправим всё. - Но Рождество то сегодня! – почти плакала девушка, что, капая слезами на телефон, пыталась что-то с него отправить. – Завтра уже… Уже не важно! Важно сегодня! В этот день… В двадцать пятое декабря! - Кана. – Бикслоу осторожно забрал у подруги телефон. – Зоны нет. Мы обязательно с ним свяжемся, когда буря утихнет. Я обещаю тебе, мы позвоним ему при первой возможности. Девушка едва ли не со скрипом отдала телефон и смотрела до последнего, пока средство связи не скрылось в карманах одного из парней. Друзья хотели той только лучшего, они же понимали ситуацию лучше, чем она. - Я хочу ему позвонить. - Нельзя, Кана. - Но это не честно! - Я понимаю… Но нельзя. - Я… - почти плача выдала девица, силясь не сорваться на плачь. – Я хотела поздравить его с Рождеством… Лично. - А давай мы за него выпьем. – неожиданно предложила Люси, поднимая бокал и поднимаясь на ноги. – Чтобы в этом году у всех было такое же любящее и понимающее Рождество, как у нас. В том, что более любящего и понимающего Рождества не было ни у кого, никто не сомневался, а потому все непроизвольно подняли стаканы и посмотрели на Кану. Истинная любовь проявляется тогда, когда не хочется любить, когда не хочется ценить и вообще вникать в чувства рядом присутствующих. Она проявляется тогда, когда нам хочется послать всех нахуй, когда хочется оборвать связи со всеми, и именно тогда мы понимаем, за что мы любим остальных. Мы любим людей, за их недостатки, за их слабости, за их несдержанность, ведь именно до тех пор, пока мы проявляем это гадкое во всех смыслах чувство, мы остаёмся людьми. Нас любят, за то, что мы не идеальны, за то, что можем сказать, что думаем, или промолчать лишний раз. Чем дальше мы от идеала, тем ближе мы к пику восхваления нас со стороны, но не это сейчас волновало умы рядом находящихся людей. Их головы были забиты друг другом, любящих и любимых, но, всё ещё не слышащих друг друга людей, и это было страшно. Рождество – праздник зимнего солнцестояния, который наступает после самого короткого дня и самой длинной ночи, и в эту ночь могли случиться самые невероятные чудеса, которые могли стать, как даром, так и самой страшной из тягот жизни, одно было ясно наверняка: Рождественское Чудо – счастье… И самый страшный кошмар в году.