***
Идею с тайным Сантой (как и всё толковое) придумывает Вик. Сначала они тратят половину вечера на то, чтобы посчитать, сколько же теперь народу в их разросшейся до бесконечности команде, но всё время кого-то забывают. Не поздравишь кого-то - гарантированно обидишь. Обижать человека, ответственного, например, за концертные костюмы, никому не хотелось, а то так, чего доброго, можно оказаться на сцене в одних стрингах на каком-нибудь важном выступлении. Когда они с Вик и Дамиано полчаса вспоминают фамилию одного из техников, а потом приходит Итан и напоминает, что чувак уволился ещё два месяца назад, терпение окончательно покидает Викторию. Она безжалостно отправляет в урну список, с которым они столько мучались, и ставит вместо него на стол коробку от наушников. - В этом коллективе всё равно невозможно всех вспомнить! - Поясняет Вик свои действия. - Одну бумажку кидаешь, одну берёшь. Свои желания подписываем фамилией, ничего стоимостью с гитару Томаса не загадываем. Участие добровольное. Если за несколько дней до нового года каким-то образом останутся свободные записки - поделим на четверых. Возражения? Вик окидывает их взглядом, в котором ясно читается: только попробуйте мне возразить. Они втроём отрицательно трясут головами. - Отлично. - С облегчением выдыхает Вик. - Тогда я напишу эти правила на коробке и наконец-то займусь выбором подарка сестре! Коробка теперь перемещается с ними из гримёрки в гримёрку. Оказывается, что именно в гримёрках проходимость народу выше всего. В остальное время коробка обитает на кухне их съёмного дома, переезжая туда силами Лео, на которого Вик быстренько скинула всю ответственность. Самому Томасу нужен был чехол, вмещающий десятка два медиаторов разом. Не для сцены, а для того, чтобы в случае необходимости не приходилось искать их повсюду. Избавиться от привычки разбрасывать мелкие пластиковые фиговины везде, где он бывал, было выше его сил. Ну и ещё, конечно, Дамиано точно убьет его, если найдет ещё хоть один медиатор в собственных трусах, которые, ничего не подозревая, на пару минут оставил вместе с полотенцем на кресле, собираясь пойти в душ… Томас встряхивает волосами и заглядывает в коробку. Люди у них работали честные и ответственные, поэтому коробка почти пустует - ведь одну записку ты оставляешь, а одну забираешь. На дне болтаются две бумажки. Он вытаскивает одну, ещё раз перечитывает свою собственную, проверяя, не забыл ли вписать фамилию, убеждает себя, что вещь за двадцатку, за которой ты сам не соберёшься никогда - самое то для рождественского тайного Санты, и, наконец, бросает свою бумажку внутрь. Записка, вытащенная им из коробки, выглядит довольно объёмным, сложенным в несколько раз листком бумаги. Томас неспешно наливает себе кофе и мысленно прикидывает, что, наверно, здесь найдется максимально конкретное описание нужной вещи, и, может, даже место, где её можно купить. Он устраивается на диване, удобно закидывает ногу на ногу, делает первый глоточек замечательного свежесваренного кофе, кусает печенье и начинает читать. “Дорогой Санта! Подари мне, пожалуйста, Томаса Раджи.” - гласит первое предложение. Томас отчаянно кашляет, подавившись печеньем, роняет записку и едва не разливает на себя весь свой кофе. Во время второй попытки прочтения он не рискует что-то жевать. Кружку оставляет на столе, а надкусанное печенье - на тарелке. “Я весь год был хорошим мальчиком, поэтому пусть Томас окажется в моей постели, одетый в одни только чулки…” С каждым прочитанным словом глаза у него становятся всё круглее. Он перечитывает строчки раз по десять, не в силах решить: ржать ему на весь дом или сжечь это чудо эпистолярного жанра, чтобы никто никогда не увидел. “...и с анальной пробкой в заднице. Знаешь, Санта, бывают такие милейшие пробки с хвостиками? Хвостик обязательно должен быть заячий, такой маленький и пушистый…” Томас ёрзает задницей по дивану. Следующие несколько абзацев занимает описание того, какая его попа круглая и мягкая на ощупь. Томас судорожно припоминает, кто и когда тискал его булки, чтобы так уверенно писать подобные подробности, но список причастных получается размером с эту самую записку - выходило, что за зад у них в команде хватали друг друга все кому не лень. Дифирамбы его пятой точке плавно перетекают в описание того, как замечательно будет эту самую точку натянуть на большой толстый член и хорошенько оттрахать. “...и, конечно, раз это подарок, пусть вокруг его члена будет завязан большой красный бант.” “Красный, как мои щеки сейчас”, - думает Томас Подписи под запиской, естественно, не обнаруживается. Он прячет бумажку в карман домашних шорт и невольно фыркает. Пока этот шедевр читал только он, было даже весело. Но ведь никто не мог знать, что именно он вытащит записку! Это мог увидеть кто угодно! Томас смущённо потирает пылающую щёку, представляя, насколько было бы неловко, если бы прочитала, например, Вик. Спустя две сигареты и несколько глотков противного остывшего кофе он решает, что надо забрать из коробки вторую записку, которая там осталась, ведь эта все равно без подписи, да и если бы он знал, кто написал, то всё равно не стал бы такое выполнять. Ну, может, за одним исключением… Он встряхивает волосами и поднимается с дивана. У его “исключения” наверняка не было никаких подобных мыслей в его адрес. Томас забирает из коробки вторую записку и разворачивает маленькую бумажку с изрядной долей опаски. Мало ли, вдруг сумасшествие заразно и теперь вся их команда мечтает развязывать бантики на его члене? В записке кривым почерком Дамиано нацарапано, что тот желает на Рождество самый большой на свете пакет орехов в шоколаде. Томас хмыкает. Орехи и шоколад Дамиано обычно нельзя из-за вреда связкам, но в праздники, кажется, тот хотел побаловать себя, ведь до выступлений далеко. И всё было бы ничего, если… Томас судорожно хлопает себя по карману шортов, ища первую бумажку. Его опасения оправдываются: почерк совершенно одинаковый. Он сто раз переводит взгляд с одной на другую, не в силах поверить своим глазам. Его единственное исключение, тот самый человек, для которого он готов нарядиться во что угодно! Кажется, Рождество в этом году и правда будет счастливое. Томас аккуратно складывает обе записки и убирает в карман трясущимися руками. Что ж, это всё меняет. Раз уж человек, в которого он так долго влюблён, пишет о нём порно-рассказы, то он никак не может упустить возможность сделать им обоим такой подарок.***
В Италию они возвращаются за несколько дней до Рождества. За это время неплохо было бы передумать, но он все эти дни потратил на чтение интернет-статей о тонкостях однополого секса и теперь вместо разумного отступления рискнуть хотелось ещё сильнее. Мысль “А вдруг я ошибся? Вдруг всё не так понял?” оживает в его голове каждые пару минут. Поэтому он выкладывает на столе перед собой обе записки рядом и периодически заглядывает в них, чтобы убедиться, что он не сошел с ума и почерк на самом деле одинаковый. Получается с переменным успехом, потому что прямо сейчас он выбирает в интернет-магазине чулки. Сначала он закидывает в корзину чёрные, а потом передумывает и меняет их на красные. Рождество же! На этом моменте оказывается, что к чулкам бывают какие-то пояса и верёвочки на застёжечках… В верёвочках он не сечёт ровно нихрена, но раз сайт говорит ему, что это комплект, то надо брать. О том, как он будет это на себя натягивать, Томас старается пока не думать. На хвостатые пробки ему неловко даже смотреть, но его план требует жертв. Задница нервно сжимается, явно не согласная быть принесённой в жертву ради его любовных экспериментов. Томас думает ещё немного, мысленно соглашается со своей пятой точкой и закидывает в корзину смазку для анального секса. Потом оглядывает получившийся набор и жалобно стонет, опуская голову на столешницу, и с глухим звуком бьётся лбом о стол. Дамиано его оборжёт с ног до головы. Абсолютно точно. Из него соблазнитель, как из Вик - баскетболист. Пока он стучит головой в стол, из стола в голову внезапно ответно стучит умная мысль: он забыл заказать ленточку для банта. И орехи. Оплачивает чудесный праздничный набор он практически с закрытыми глазами. Во-первых, все ещё жутко стыдно. А во-вторых, женское белье внезапно оказывается очень недешёвым удовольствием. Утешает он себя мыслью, что если всё пройдет хорошо, то в следующий раз оплачивать ему бельишко Дамиано будет из своего кармана. - Экспресс-доставка анальных пробок, блять. Я чехол для гитары ждал почти две недели. - Бубнит Томас, закрывая вкладку, выбираясь на ходу из домашних шмоток и прижимая к уху мобильный телефон, ожидая, пока ему ответят. - Дамиано? Я заеду к тебе через пару часов? У меня есть для тебя подарок… Да, я знаю, что Рождество будет завтра, но хоть поболтаем спокойно. Отлично, до вечера. Теперь отступать было точно некуда. Томас вздыхает, бросает на диван телефон и топает в душ. Когда он идёт пять метров от подъезда до такси, ему кажется, что все бабульки во дворе сейчас хором крикнут ему вслед: “Проститутка!” В принципе, будет справедливо. Под широкими классическими брюками у него нет трусов. Купить женские ему в голову не пришло, а его собственные с красными чулками с поясом смотрелись просто максимально по-идиотски. Ещё оказалось, что трусы и хвостатые пробки не совмещаются друг с другом примерно никак. Исходя из этого, трусов у него нет, зато есть долбаный бант, который он на полном серьёзе полчаса завязывал перед зеркалом вокруг основания члена по инструкции из интернета. Потом ржал, как кретин, нервно курил, снова ржал, завязывал и развязывал… Инструкция была для упаковки подарков, а не членов, но он решил, что в его ситуации всё равно подойдёт. В такси ему приходится сесть. Тогда он понимает, что ощущения от небольшой игрушки, при каждом шаге потирающейся о простату, были ещё вполне терпимыми, а вот теперь будет настоящее веселье. Томас откидывает голову на спинку сиденья и закрывает глаза, мысленно считая секунды дороги. Не то чтобы он знает, сколько конкретно в секундах ехать до дома Дамиано, потому что раньше он ни разу не ездил туда со стояком и пробкой в заднице. Когда ему кажется, что ещё одна яма на дороге - и он просто кончит в штаны и можно будет разворачиваться домой, машина наконец тормозит у знакомого дома. Он пихает водителю в руки двадцатку и вылетает так быстро, насколько может. Нервно курит у подъезда, глотая дым и ледяной воздух, стараясь не топтаться лишний раз с ноги на ногу. От холода в голове немного проясняется. Теперь-то точно поздно отступать. Можно, конечно, вызвать новое такси, поехать домой, выбросить всё это барахло и забыть всё как страшный сон, но тогда… Тогда он ещё пару лет не найдёт повода подкатить к Дамиано и будет тихо и одиноко вздыхать по нему. Томас выбрасывает сигарету в урну, прижимает к себе большущий пакет и нажимает кнопку домофона. - Это тебе. - Вместо приветствия сообщает Томас Дамиано, и впихивает ему в руки пакет. - Ты скупил для меня весь магазин сладостей? - Искренне удивляется Дамиано. - Спасибо. - Перенервничал немного, когда выбирал тебе подарок. - Максимально честно отвечает Томас. Дамиано хмыкает и хлопает его по плечу, уносясь куда-то вглубь квартиры и крича на ходу. - Ты проходи, садись! -Я постою. - Бубнит Томас себе под нос. В квартире пахнет мандаринами и имбирными пряниками, по стенам развешаны гирлянды, медленно меняющие цвета в приглушённом освещении комнаты. - Чай будешь? Или сразу вина? - Возвращается с кухни Дамиано. - Всё в порядке? - Да. Нет. Погоди. - Бормочет Томас, пытаясь собрать мысли в кучу. Дамиано терпеливо ждёт. - Обещай, что не будешь ржать, даже если тебе не понравится. - Просит Томас, нервно сглатывая и осторожно скидывая с плеч пиджак. - Если ты будешь смеяться, то я прямо возьму и уйду. “А потом сяду на лестнице и буду реветь”, - мысленно заканчивает Томас. - Обещаю, что не буду смеяться. - Растерянно кивает Дамиано. Томас медленно выдыхает и принимается расстёгивать рубашку. Дамиано садится на подлокотник кресла и внимательно наблюдает за ним. Чем меньше на нём остаётся одежды, тем выше уползают от удивления брови Дамиано. Он до последнего тянет, прежде чем снять брюки, топчется на месте, морщится… А потом всё же вдыхает поглубже и быстро выбирается из штанов. И теперь он стоит посреди комнаты в ярко-красных чулках и чувствует себя совершенно сумасшедшим. Это же наверняка была просто шутка. А он нарядился тут, притащился… - Вау. - Выдыхает Дамиано, перебивая его панические мысли. - Вау! Если что, я молчу не потому что мне не нравится, а потому что я потерял дар речи от такой красоты. Томас тихо фыркает, чувствуя себя так, словно с его плеч свалился целый фургон с музыкальным оборудованием. - Ты - мой подарок? - Мягко уточняет Дамиано, поднимаясь и подходя к нему вплотную. - Я - рождественский кролик. Или типа того. - Кисло поясняет Томас. - Почему кролик? - Удивляется Дамиано. “Надо было ещё и уши купить, чтобы сразу было понятно” - досадует про себя Томас. Томас мнется ещё несколько секунд, а затем молча поворачивается к Дамиано спиной. - Бляяяяя! - Выдыхает Дамиано у него за спиной. - Ты сам?... - Нет, я Итана попросил помочь засунуть мне в зад игрушку. - Фыркает Томас и разворачивается обратно. Дамиано смеётся и опускает ему ладони на талию, притягивая к себе. - Я же могу?... - Я пришёл тебе просто показать, а теперь оденусь и поеду домой. - Продолжает ворчать Томас. - Не нервничай так, я просто слишком удивлён и задаю дурацкие вопросы. - Усмехается Дамиано, мгновенно находя настоящую причину его недовольства. - Ты потом обязательно расскажешь мне, как пришел к такой идее, а пока перестань ворчать и… Можно я тебя уже поцелую? Томас послушно затыкается и чуть склоняется, потому что разница в росте у них уже давно довольно ощутимая и совсем не в пользу Дамиано. Подчиняться непривычно: Дамиано целует его быстро и жадно, словно уминает любимую сладость, которой не желает делиться ни с кем. Он только решается опустить руки Дамиано на плечи, разом растеряв всю свою смелость, а Дамиано уже сжимает ладонями его талию, наверняка оставляя яркие алые следы от пальцев на белой коже. Теперь он и правда в полной мере ощущает себя трусливым трясущимся зайцем. Чтобы успокоиться немного, он решает срочно устранить несправедливое неравенство - он тут в одних сомнительных бантиках, а Дамиано до сих пор в одежде! Томас ловит за края домашнюю кофту Дамиано и дёргает вверх, нехотя прерывая поцелуй. Оказывается, ощущение горячего обнажённого тела, тесно прижимающегося к нему, ещё как успокаивает. Дамиано из одежды послушно выбирается, успевая облапать его в процессе буквально с головы до ног. Он втягивается в процесс быстро: подстраивается и прогибается под прикосновениями ладоней, склоняет голову, чтобы Дамиано удобней было его целовать… Что Дамиано нетерпеливо толкает его куда-то в сторону, а он послушно идёт, загипнотизированный, словно кролик перед удавом, Томас понимает далеко не сразу. Дамиано даже из рук его толком не выпускает, не отстраняется ни на секунду, в пару движений оказываясь у него за спиной и прижимаясь всем телом, словно обтекая вокруг. Томас думает, что сейчас-то у него будет пара секунд, чтобы привести мысли в порядок и хоть немного выровнять дыхание, но у Дамиано другие планы - он обнимает его поперёк живота и целует в шею, посылая по спине волну мурашек, а затем кусает, заставляя несдержанно застонать. Дамиано толкает его вперёд, укладывая грудью на стол. Со стола что-то летит на пол, но Томаса это волнует меньше всего на свете - все его мысли сосредоточились где-то под пушистым хвостом, потому что как раз этим местом он ощущает плотно прижимающийся к нему стояк Дамиано. Чулки Дамиано явно оценил - его ладони задерживаются именно на бедрах чаще всего, а пальцы периодически скользят под широкую кружевную резинку. Томас ёрзает животом по столу, устраиваясь удобней и переступая ногами по полу, раздвигая их пошире и приподнимая бёдра, прижимаясь мягкой задницей к чужому стояку. Никакого стеснения и страха больше нет - волна возбуждения начисто смыла все его сомнения, оставив только желание, растёкшееся горячей волной внизу живота. Он уже почти собирается поторопить Дамиано, чтобы тот перестал тормозить и трахнул его наконец, но тот неожиданно отстраняется. Томас оборачивается через плечо, пытаясь понять, что случилось, и обнаруживает, что Дамиано никуда не делся, просто опустился на колени у него за спиной. Расползающиеся мысли приходится собирать для нового вопроса, но задать он его снова не успевает. Дамиано опускает ладони ему на задницу, ласково поглаживает, обводит кончиками пальцев кольцо мышц, плотно обхватывающее небольшую игрушку, а затем тянет пробку за основание и аккуратно вытаскивает. Томас охает от неожиданности, невольно сжимая слишком чувствительную после таких экспериментов дырку. Дамиано у него за спиной издаёт какой-то невнятный восторженный звук, а затем целует его прямо между ягодиц. А затем ещё, и ещё раз. Проводит языком, вылизывает, явно увлекаясь всё сильнее, а затем медленно и аккуратно толкает язык внутрь, явно собираясь вылизать и изнутри тоже. Томас всхлипывает, скребя пальцами по столешнице и чувствуя, как от очередной волны возбуждения поджимаются пальцы на ногах. Кажется, он цепляется за какую-то из бесчисленных гирлянд и дёргает её на себя, но сил разжать руки и отпустить у него точно нет. Новые, совершенно незнакомые ощущения, накрывают с головой и выбивают из головы все мысли и воздух из лёгких. Дамиано процессом откровенно наслаждается, с тихими чмокающими звуками трахая языком мокрую от слюны и смазки дырку, толкая язык поглубже. Томас ёрзает по твердой столешнице, жалобно всхлипывая, потому как это единственные звуки, на которые его хватает, и пытается перелечь как-нибудь так, чтобы прижаться членом хотя бы к краю столешницы и потереться об неё. Кажется, дурацкий красный бант, завязанный у основания члена, совсем не помешает ему кончить. Дамиано тут же отстраняется, словно слышит его мысли, напоследок хорошенько укусив его за ягодицу. Томас оборачивается к нему через плечо, ошалело хлопая глазами и выдавая максимально недовольное “мммм!”, выражающее всю гамму его возмущения. Дамиано облизывается, а Томас следит за движениями языка не отрываясь и далеко не сразу замечает жадный голодный взгляд, которым тот на него смотрит. Единственное, что приходит ему в голову после такого взгляда: заткнуться и медленно прогнуться в спине, сильнее выставляя задницу. Он очень старается не думать о том, как выглядит со стороны, но, судя по сдавленному стону за спиной, соблазнитель из него не такой уж и паршивый, как ему казалось. Когда Дамиано успел метнуться за смазкой, он не очень понимает (не то чтобы он сейчас понимает хоть что-то), но когда в него толкаются сразу три пальца, он ойкает от неожиданности. - Извини. - Хрипло выдыхает Дамиано и двигает рукой гораздо аккуратней, медленно поглаживая изнутри подушечками пальцев. - Я растянут. - Сообщает он Дамиано, стараясь звучать как можно более невозмутимо. Дамиано молча целует его между лопаток. Губы и пальцы исчезают практически сразу, зато между ягодиц прижимается горячая гладкая головка. - Ух, до чего хороша! - Восхищённо выдыхает Дамиано у него за спиной, нежно наглаживая его по попе обеими руками. Томас, растеряв на сегодня весь лимит смущения, плавно поводит бёдрами из стороны в сторону, напоминая о том, зачем он тут вообще, собственно, лежит. Не то чтобы ему не было приятно такое искреннее восхищение, но внимать хвалебным одам несколько мешает каменный стояк. Дамиано наконец тоже догоняет, что попялиться на его зад он может как-нибудь потом, а вот воспользоваться настолько щедрым предложением ему выпало впервые, и плавно двигает бёдрами, толкаясь вперёд. Томас вообще-то честно собирался глубоко дышать, стараться расслабиться, прислушиваться к своим ощущениям и вообще делать всю ту хуету, которую он увлеченно читал в статьях для педиков. На деле же из ощущений сначала неприятно тянет растянутую вокруг члена дырку, а потом Дамиано двигает бёдрами ещё пару раз и проходится точнёхонько по простате. Кто-то рядом высоко взвизгивает (Томас совершенно уверен, что это не он издаёт такие звуки). Дамиано сжимает его бёдра с такой силой, словно он сейчас вывернется и убежит. Бежать ему точно не хочется, зато хочется принять побольше участия в процессе, поэтому он вытягивает руки, сжимая край столешницы, чтобы обрести опору, и с энтузиазмом двигает задом, подаваясь навстречу размеренным толчкам. Дамиано склоняется к нему и быстро целует-кусает спину и плечи, наверняка оставляя красочные следы. Когда идеально ровные зубы сжимаются на его загривке, выясняется, что визжать он способен очень даже. А ещё скулить и стонать, и отчаянно вертеться, насаживаясь задом на толстый твердый член. Стол под ними раскачивается так, что на пол с грохотом падает миска с мандаринами. Мандарины весело скачут по полу, разбегаясь по всей комнате. Томас провожает их расфокусированным взглядом и стонет ещё громче. Где-то на периферии сознания проскальзывает мысль, что он в своем-то дворе не придумал как смотреть бабулькам в глаза, а теперь ещё и соседи Дамиано… Ладонь Дамиано сжимает его волосы на затылке и безжалостно тянет назад, заставляя выгнуться ещё сильнее. Двигаться навстречу теперь неудобно, поэтому он замирает на месте и разочарованно стонет. Разочарование длится от силы пару секунд: Дамиано, зафиксировав его на месте и лишив возможности возиться, наваливается сверху, горячо целует в шею, вжимая его в столешницу всем весом, и опускает одну руку ему под живот, обхватывая член, быстро двигает рукой в том же темпе, в котором вбивается в него. От того, как Дамиано размашисто возит им по столу, твердые соски трутся о гладкую тёплую поверхность столешницы. Всех этих ощущений слишком много для него одного и он окончательно теряется в них, сладко постанывая от каждого толчка, качается на волнах удовольствия… Или это под ними качается стол? Дамиано шепчет ему в шею что-то восторженное, прерываясь на поцелуи через каждую пару слов, но Томас не понимает из сказанного ровно ничего, но знакомый до мелочей идеальный голос, льющийся патокой прямо по нервам, подталкивает его к грани ещё быстрее. Дамиано обнимает его второй рукой поперек живота, заставляя оставить в покое гирлянду, выпрямиться и встать на трясущиеся ноги. Именно этот момент выбирает многострадальный стол, чтобы сложить под себя одновременно все четыре ножки и прилечь отдохнуть от совершённого на нем непотребства с громким возмущённым грохотом. Томасу до проблем стола нет дела: у него своих больше, чем достаточно. Например, он отчаянно цепляется за запястье Дамиано обеими руками, чтобы иметь хоть какую-то опору, потому что свои ногам он доверяет так же мало, как ножкам только что рухнувшего стола. В такой позе каждое движение ощущается очень похоже на то, что он чувствовал, пока тащился сюда с игрушкой внутри, только в тысячу раз сильнее. Дамиано ведёт по его плечу самым кончиком носа, а затем нежно касается губами выступающей косточки, одновременно с этим потянув широкую ленту, стягивающую член у основания. Томасу хватает буквально пары толчков внутри и нескольких движений широкой ладони по стояку, чтобы кончить, брызгая каплями спермы на укоризненно поблёскивающую столешницу сломанного стола, и бессильно откинуться спиной Дамиано на грудь. Дамиано размашисто двигает бёдрами ещё пару раз, ничуть не сдерживаясь, со шлепками влажной кожи о кожу, выдыхает ему в шею что-то совершенно довольное, и кончает следом. - Исполнилось желание? - Лениво уточняет Томас, на животе растягиваясь на диване, на который его только что перенесли, словно принцессу. Дамиано смотрит на него, жадно ловя взглядом каждую деталь. На плечах у Томаса остались шикарные засосы, красные чулки изодраны, на бёдрах следы от его рук, пояс отстегнулся с одной стороны, а по ляжкам сзади размазана его, Дамиано, сперма. - Какое желание? - Заторможенно уточняет Дамиано, удивлённо оглядывая бутылку вина в своих руках. Ах да, он наливал вино. Он разливает вино по бокалам, стараясь не расплескать, потому как руки ощутимо подрагивают, опускается рядом с Томасом, протягивая ему бокал. Томас устраивается поудобней, опираясь на локти и болтая ногой в воздухе, и поясняет: - То, которое было в записке для рождественского Санты. - Что за записка? - Так это не ты её написал?! Спустя несколько секунд тишины, наполненной ужасом и недоумением, Томас впихивает Дамиано в руку свой бокал и перегибается через него, подбирая с пола свои брюки и вытряхивая из кармана обе многострадальные бумажки, подсовывая их Дамиано под нос. - Вот! - Впервые вижу вот эту. - Продолжает удивляться Дамиано, тыча пальцем в многострадальный порно-рассказ. - Но теперь я ревную к тому, кто это сделал! Томас замолкает, с ужасом переводя взгляд с записок на Дамиано и обратно, а затем решительно встряхивает волосами. - Я думаю, что ты врёшь. - Уверенно подводит он итог своих наблюдений. Дамиано смеётся, запрокидывая голову. - Ладно, я вру. - Признаётся он наконец. Томас хмыкает, стараясь скрыть вздох облегчения, скидывает записки обратно на пол и забирает у Дамиано свое вино. Теперь оно ему точно не помешает. - Я написал это в самолёте, пока вы все спали, а мне было совершенно нечего делать. - Поясняет Дамиано. - Только я случайно её бросил вместе со второй, про орехи, а потом решил, что потерял. Повезло, что её вытащил именно ты. - Да уж, представляю, что устроила бы Вик, если бы нашла этот шедевр. - Соглашается Томас, невольно расплываясь в улыбке. - Теперь ты будешь исполнять только мои желания. - Серьёзно обещает Дамиано и склоняется ближе, мягко целует в уголок губ. - Моя задница не выдержит много таких желаний. - Ржёт в ответ Томас. - Пусть привыкает. Теперь Рождество будет круглый год. - Смеётся следом Дамиано. - А ты будешь выполнять мои желания? - Разумеется!