***
Антон совсем недавно съехал от матери, убедившись, что та больше не нуждается в своеобразной опеке от своего сына, выйдя замуж второй раз. Отчим вроде неплохой мужик, помогает, охотно обсуждает с Антоном футбол и болеет даже за ту же команду. Именно по его совету "в двадцать нужно уже жить отдельно и строить свою семью" Антон и решился съехать. Да и сам не глупый, понимает, что мешает своим присутствием недавно зачавшейся паре. Парень отмахивался от слёзных просьб матери и сестры бросить злосчастные сигареты. Да и если представить человека под два метра ростом и такую же человекообразную душу, которая подобно тени при солнечном свете ходит по пятам, то от сигарет сжигается лишь по несколько миллиметров души. И даже комментарии сверстников, друзей, родственников о том, что парень как-то посерел, потерял блеск в глазах и медленно превращается в одну из тех снующих по городу пустышек, никак не влияют на Антона. В этом и цель — перестать чувствовать, перестать существовать, остаться серым телом, боль которого даже не будет чувствоваться. Ещё и интерес к тому, что же будет, если последние остатки души будут сожжены, не унимается, подталкивая Антона скуривать одну сигарету за другой. Антон внимательно исследует квартиру глазами на наличие не распакованных коробок, и, с чувством выполненных обязанностей, покидает её, закрывая на ключ. Он неспешно идёт по вечернему городу, любуясь красотой тепло-желтых фонарей, добавляющих своей волшебной атмосферы. Аккуратно выстриженные кусты рассыпаются вдоль дороги к разноцветному фонтану, к которому парень любит ходить, чтобы присесть на край гранита и почувствовать брызги на своём лице, мысленно представляя себя по-настоящему счастливым где-то далеко-далеко отсюда, где-то у морей. Пройдя добрых пять минут, Антон присаживается на один и тот же край фонтана, на который садился с самого детства, словно помечая, что эта сторона официально его. Это местечко его уголок, где можно забыть обо всех заботах, забыть об обязанностях, забыть о проблемах. Тот уголок, где вопрос истинности, мучающий его с того самого разговора со странным незнакомцем, не дающий покоя, отступает. Антон блаженно прикрывает глаза, вдыхая полной грудью полной влаги воздух, расслабляется, подставляя лицо под прохладные брызги, медленно выдыхает, как когда-то учила мама. Смысл этого выдоха давно утерян. Зачем беречь атомную частичку души, если сигаретами выжигаются едва ли не сантиметры? Он не знает. Мысли уносятся далеко, опустошают светлую голову, вместо чего приходит уют, подобный возвращению домой из долгосрочного отлёта в другие края. И даже фоновый шум проезжающих машин, смеющихся детей, болтающих по телефону людей не отвлекает...кроме. Кряхтение остро режет слух, привлекая к себе внимание, из-за чего Антон медленно открывает глаза и встаёт с холодного камня, прислушивается, пытаясь найти источник шума. Повернув голову чуть левее, он застывает с ужасом на глазах. На каменной укладке лежит совсем юная девушка. Она извивается на острых камнях, бьётся о них голыми коленями, пока блестящие каштановые волосы теряют свой блеск, забрав всю грязь и пыль с камней. В очередном болезненном не то крике не то скулеже девушка вновь изворачивается, из-за чего Антону предстало её лицо — чудесное, с идеальным овалом, пухлыми бледно-розовыми губами, открытыми в немом крике и попытке глотнуть воздуха, травянистыми глазами, полными ужаса и просьбы о помощи. Он срывается с места, делает торопливый шаг в сторону бедняжки, пока его не перехватывают за руку, не давая пойти на помощь. — Ей уже не помочь, её душа сожжена, парень, что бы ты не собирался делать — бесполезно, — Антон медленно смотрит на остановившего его мужчину, который своими карими глазами выражает не то сожаление, не то отчаяние. — То есть, — Антон замирает на месте, поймав взгляд девушки, которая после долгих трепыханий по земле, наконец замирает в одной позе, а затем прикрывает глаза, — все, у кого душа сгорает, умирают так? — Да, а ты не знал? — Н-нет, — шок расползается по всему телу в электрических импульсах, страх окутывает парня с головой, а осознание того, что он сам шел к тому, чтобы умереть так же — при всех, мучительно долго, с дикими болями, обливает ледяной водой, лишая возможности адекватно мыслить, — то есть совсем никак не спасти? — Я не умирал, — хмыкает мужчина, хлопая парня по плечу, — но слышал миф, что если у человека есть истинный, он сможет облегчить погибающему мучения, ну или вдохнуть в него еще несколько дней жизни. Новая информация даётся с трудом, из-за чего Антон, даже не поблагодарив за информацию и не попрощавшись, бросает последний раз взгляд на девушку, которая через несколько секунд открывает серые глаза, встает с камней и роботизированным шагом уходит, не обращая внимание на кровоточащие раны, ужасается, торопливым шагом убегает прочь. Прочь отсюда, прочь от людей, прочь от душ.***
За два года Антон перезнакомился со многими людьми и стал свидетелем многих смертей душ, но так и не увидел ни единой души, покидающей тело человека. Но курить от этого парень не перестал. Привык видеть картины людей, трепыхающихся в ужасе от сгорания последних частичек души и даже принял факт того, что рано или поздно, это произойдёт и с ним. Антон поправляет ворот рубашки, проверяет пуговицы, крутится перед зеркалом, проверяя нет ли изъянов в его внешности, одежде и прическе. Как никак Димка — друг детства — пригласил на небольшую вечеринку в честь грядущей свадьбы, и Антон должен появиться там в своём самом лучшем образе. Схватив ключи от квартиры, парень сверяется со временем, мысленно считая успеет ли забежать ещё за небольшим подарком, ну и, бутылочкой крепкого. Времени вполне достаточно, чтобы заодно и прогуляться неспешным шагом мимо излюбленного фонтана. Антон проходит мимо, засматривается на брызги, на детишек, что схватившись за ручки, устраивают вокруг фонтана небольшой веселый хоровод, и что-то так тянет отвлечься на минутку и подойти поближе. Воспользовавшись принципом "хочется - делаю" Антон ступает к фонтану, окунает руку в прохладную водицу, и отступает назад на несколько десятков шагов, присаживаясь чуть вдали от всех, чтобы не изъявили желаний придраться за курение. Последняя сигарета в пачке, надо будет закупить в магазине по пути. Он придерживает сигарету за фильтр, сжав между зубами, тянется в карман за зажигалкой и чиркает, но та мгновенно потухает, стоит поднести огонь к сигарете. Антон фыркает, хмурится, задерживает дыхание, в очередной раз чиркает и, укрыв огонь ладонью от ветра, всё же зажигает сигарету, впуская в лёгкие едкий дым. Ладонь слегка подгорает, хоть огонь и не был так близок. Вернее не ладонь, а шрам, словно по новой загорается, на что парень старается не обращать внимание, чешет об твердую ткань джинс в легких поглаживаниях, пока раз за разом втягивается, задерживает густой дым в легких и тихо выпускает из приоткрытых губ облачко дыма, что под фонарями в свете ночи выглядят чертовски красиво. Бычок быстро тушится об ближайшее мусорное ведро и выкидывается туда же. Телефон небольшой вибрацией уведомляет о сообщении. Антон открывает вкладку с диалогом и видит обеспокоенный вопрос о том, где он пропадает. Парень подскакивает со скамейки, понимая, что забылся во времени, пока наблюдал за вечерней красотой освещаемого фонтана и вслушивался в озорной смех детишек. Он торопливо выдвигается к выходу от фонтана в сторону дома Димки, как перед глазами темнеет. Тело резко слабеет, ноги не держат, валят двухметрового парня на колени. Неужели пришло моё время? Сейчас? Меня не станет сейчас? Я сильно буду мучаться? Я не хочу. Не хочу. Нет! Не хочу! Кислорода критически не хватает, попытки вдохнуть отражаются невыносимой болью, лёгкие разрываются. Словно погрузившись в глубину, делается попытка вдохнуть, которая наполняет лёгкие не кислородом, а водой, разрывающей, безжалостной. Органы один за другим под прессом давит, разрывая, но Антон из последних сил держится на коленях и поднимает голову в немой просьбе о помощи, и только сейчас ему посчастливилось увидеть собственную душу, мелкими частицами, похожими на ярко-зелёную пыль, улетающую куда-то далеко, от него. Прохожие сочувственно рассматривают парня, делающего последние выдохи, что словно скрежет, отбивает эхом в собственной голове, и никто не думает сделать шаг в сторону Антона, сделать попытки помочь, дать шанс на ещё хотя бы час жизни. Я не успел сказать маме, что люблю её... Я не успел поговорить с сестрой... Я не успел поздравить Димку... Звуки становятся всё глуше, сознание мстит, оставаясь в теле, не позволяя облегчить эту пытку, что пронзает острыми ножами каждый миллиметр, крутит, разрывая рану и позволяя кровоточить. Антон отпускает своё тело падать на каменную укладку, вспоминая несчастную девушку, которая совсем недалеко, буквально в паре метров от места приземления парня, выдохнула последнюю частицу души, теперь и настал его черёд. Парень в последний раз открывает глаза, которые заполнила пелена ужаса и слёз, не позволяя насладиться последней прекрасной картиной красивого фонтана. Зрение рисует какого-то мужчину, упавшего перед Антоном на колени и поймавшего за плечо, не позволяя парню упасть. Единственное, что Антону удаётся детально рассмотреть сквозь толщу влаги на глазах — слишком яркие два голубых огонька. Мужчина тянет на себя, впивается губами в антоновские, лишает и так не хватающего кислорода, но... Становится значительно легче. Антон слабо поднимает руки, цепляясь за руки своего облегчителя, благодарит в ответном поцелуе, ведь какая разница, кого целуешь, если скоро покинешь этот мир и превратишься в одну из пустышек? И только сторонние наблюдатели происходящего удивлённо охают: некоторые тянут руки к губам, скрывая удивление, некоторые наоборот, раскидывают руки в стороны, некоторые же тянутся к телефону, чтобы заснять происходящее. Тёплым летним вечером один высокий парень целует умирающего, и в тот же миг поднимается сильный ветер, колышет деревья, едва ли не роняя те с корнями, крутится в подобии урагана. И в этом урагане маленькими частицами соединяются ярко-зелёные вспышки, превращаются сначала в маленький шарик по типу теннисного мячика, вскоре увеличиваются в объёме, становясь с каждой секундой всё больше. Когда большая часть серого урагана вбирает в себя зелёные атомы со всего города, если не страны, то начинает медленно двигаться в сторону парней, прячет их за своим потоком. Антон громко вздыхает, цепляясь крепче за незнакомца. Ураган испаряется, оставляя после себя небольшой прохладный ветер. Парень распахивает глаза и часто дышит, жадно вбирая в легкие чистый воздух, моргает несколько секунд, убирая влагу прочь из глаз и поднимает голову на того, за кого зацепился мёртвой хваткой и застывает от сапфировых глаз, этой нежной улыбки, которая зарождает прекрасные ямочки на щеках. — Я ведь говорил тебе не курить, до тридцатки умрёшь, и душа твоя по-прежнему красива, — усмехается незнакомец на удивлённый взгляд, — кстати, ты снова стал таким же красивым, как в нашу первую встречу. — Истинный? — Единственное, что смог произнести Антон после долгой паузы, прокручивая в голове диалог с бесящим парнишкой, спалившим его за первым курением. — И действительно не глупый же, — вновь усмехается парень, поджимает за руки, страхует, призывая встать с камней, — я понял, когда душу твою с сигаретным дымом увидел, наблюдал за тобой, ожидая, когда готов будешь, а ты никак не был готов к тому, что твой истинный — парень. Я Арсений, кстати. — Но говорили же, что это миф, — Антон встаёт на ноги и обессиленно падает на руки крепкого парня, — говорили, что истинный не может спасти. — Будем считать, что я твой особенный истинный? — Арсений медленно берёт Антона за руку и водит пальцем по ладони, шрам даёт о себе знать легким покалыванием. — Я своим прикосновением связал нас тогда, чтобы мог за тобой проследить, надеюсь, простишь мне такую шалость? — Спасибо, — Антон укладывает руки на плечах Арсения, после чего, засмотревшись на долгую минуту в эти голубые глаза, тянется для первого осознанного поцелуя к своему истинному.