Раскрытый симулянт

На дворе стояло начало декабря, и в городе, где проживал Антон, тогда даже не пахло праздниками и мандаринами. Но вот в доме студента уже стояла наряженная небольшая искусственная елочка, которая была лишь чуть выше его письменного стола, но со своей задачей — веянием праздника — справлялась отлично. Но ни елка, ни гирлянда, развешанная Антоном криво над кроватью на скотч, не спасали его от проблем, кучка которых с каждым днём росла. * * * — Наталья Николаевна! — в кабинет заведующей без стука врывается запыхавшаяся женщина на тонких каблучках и, хлопнув дверью, начинает быстро рассказывать. — Наталья Николаевна, ну что, ну опять! — Что опять, Марина Викторовна? — заведующая подняла усталый взгляд на преподавательницу. Та приходит жаловаться к ней очень часто, и это иногда докучает. — Все опять, все, у нас каждый конец семестра по одному сценарию! — Марина Викторовна присаживается на стул напротив. — Если Вы опять пришли жаловаться на своих студентов, начинайте скорее, и я пойду на автобус, — Наталья Николаевна отпивает чай из кружки и возвращается к пролистыванию журнала посещения студентов на компьютере. — У нас три девочки не аттестованы по физкультуре! — разводит руками преподавательница. — Ужас, — незаинтересованно говорит заведующая с явным сарказмом в голосе. — Пусть подойдут к преподавателю и спросят, как можно аттестоваться. — Хорошо, — Марина делает пометку себе в блокноте, чтобы не забыть напомнить девочкам об этом. — И ещё, Лохматкина не ходит на историю весь семестр, ее как будем? — Я уже знаю про Лохматкину, Нина Валерьевна уже мне жаловалась, — заведующая прикладывает пальцы к вискам, массируя их. — Мы поднимем этот вопрос. Что ещё? — Шастун, — вздыхает Марина. — Третий день на очных занятиях его не было, я звоню — не берет. — Как не было? — поднимает взгляд Наталья Николаевна. — Как не берет? Марина Викторовна поднимается со стула и подходит к компьютеру, пролистывая несколько страниц в электронном журнале и показывая посещаемость своих студентов. — Вот, Шастун, — она щёлкает по фамилии и просматривает посещаемость. — Последние три дня «эн-ки», а у него мало того, что фармакология под вопросом с латынью, так экзамены впереди, надо готовиться усердно, а его нет. — Все эти три дня он не берет телефон? — Я звонила ему вчера и сегодня, целых два раза за сегодня. Он не взял. — Я Вас поняла, — заведующая встаёт с кресла и подходит к шкафу с документами, куда положила свой телефон. — Разберёмся, Марина Викторовна, идите себе спокойно. Тем временем Наталья Николаевна набирает номер Шастуна, записанный у неё в блокноте. * * * Антон уже три дня лежит на кровати, лишь иногда вставая сходить в туалет, часто даже это не оканчивалось успехом. Почки сводили его с ума. Боль была настолько адской, что хотелось просто лезть на стенку. Упаковки разных обезболивающих препаратов валялись по всей комнате, однако ни одно из этих лекарств ему не помогало. Становилось легче лишь на полчаса, за которые он мог поспать. За все три дня поспать в сумме удалось не больше четырёх часов. Под глазами залегли большие синяки. И вот очередная таблетка даёт небольшое облегчение. Антон вытирает слёзы и уже собирается вздремнуть, пока боль его чуть отпустила, но противная мелодия не дает ему этого сделать. До подростка не сразу доходит, что звонил телефон. Лишь спустя секунды Шастун начинает искать свой смартфон, который завалялся среди лекарств и тетрадей. Антон распахивает глаза, видя, что звонит заведующая, с которой у него сложились весьма плохие отношения ещё с начала первого курса. — Д-да? — голос подростка слегка дрожжит. Отсутствие сна и адская почти постоянная боль дают о себе знать. — Антон, здравствуй. Ты почему на парах не появляешься? Ты свою успеваемость видел? А «эн-ки» в них уже купаться можно, — сходу сыплет претензии Наталья Николаевна. — В прошлом году ходил на пары, как на праздник, и в этом так же! Только учти, второй курс — он куда серьёзнее. Не дай бог не аттестация хоть одна выйдет… Мигом вылетишь из колледжа. Шастун убавляет громкость и отводит телефон от уха. Как его всё это достало. Он тут и так чуть ли из-за боли с дьяволом сделки не заключает, а тут ещё и ненавистная учёба, которая ему вообще не сдалась. Всё родители: «Наш сын должен иметь хотя бы среднее медицинское образование!» — говорили они. — Мне плохо. Я болею, — выдавливает наконец Шастун, порядком выбешенный словами этой мерзкой женщины. — Мне твои плохо и болею, Шастун, и за первый, и за второй курс уже поперёк горла, — из телефона было слышно, как женщина стучит ручкой по столу. — Все ходят учатся, а ты болеешь. День приходишь, день тебя нет, день ходишь, день нет, как экзамены сдавать будем, дружок? — Не знаю я, мне плохо, — раздраженно кидает Антон. — Я готовлюсь по возможности. — Чтоб как пришёл, справка была у меня на столе в первый же день, понял? Плохо ему, — заведующая вешает трубку. — Ведьма, — Антон заворачивается в одеяло и прикрывает глаза, откладывая телефон на краешек тумбочки. * * * — Меня тошнит сильно и живот болит. Мне нужна справка в колледж, — врач устало вздохнул. Каждый день по несколько симулянтов обязательно приходят к нему в медпункт за ненужными бумажками, отнимая его время и заставляя студентов, которым действительно нужна помощь, ждать приёма за дверью. В колледже продолжают требовать справки, которые они потом благополучно положат куда-то в ящик и не вспомнят про них. Бегло осмотрев парня третьекурсника, Арсений начинает строчить справку на тонкой бумаге, ставя печать в конце. Получив свою бумагу, парень уходит. Стоило двери закрыться, телефон врача завибрировал, оповещая о поступившем звонке. Арсений принимает вызов, ставя звонок на громкую связь, и отвечает. — Слушаю? — Арсений Сергеевич, Вы не заняты? — голос женщины звучал виноватым: она понимала, что, возможно, может отвлекать доктора от работы. — Конечно, Наталья Николаевна, занят, — раздраженно говорит в ответ Арсений. — Все же у нас врачи берут трубки, когда заняты или у них пациент. Что случилось? — Извините, у нас тут… В двух словах, у нас студент дома болеет, может, съездите, посмотрите, правда болеет или так, обленился? — неуверенно просит женщина, и врач хмурится. — Я Вам не врач-педиатр в поликлинике, чтобы разъезжать и сопли смотреть у них. Пусть едет в больницу, и там разберутся. — Арсений Сергеевич, просто нужно посмотреть, правда он болеет или нет, ничего такого, — уверяет заведующая. — Ничего такого… Идите и съездите, ничего ж такого! — Арсений уже откровенно раздражён. — Как давно Вы получали премию, Арсений Сергеевич? — после недолгого молчания произносит Наталья. — А к чему вопрос? — Вы наверняка догадались, Арсений. Скатайтесь к Антошке нашему, и… — Ладно, но из чистого любопытства и любви к профессии, — строго говорит Арсений, и заведующая негромко смеётся в ответ. — Мы поняли, да. Адресочек я Вам скину. Потом мне позвоните! — получив в ответ согласие, Наталья Николаевна отключается. — Нашли вот ещё, блин, скорую помощь, — про себя ворчит Арсений. Попов собирает некоторые вещи в сумку и выходит из кабинета, закрывая дверь. — Арсений Сергеевич, а Вы куда? — тут же подлетают к нему две девочки, уже слишком давно стоящие около его кабинета. — Нам бы справочку, а то совсем плохо. — Плохо им. Кому сейчас хорошо? Хоть бы сигареты спрятали! — фыркает Арсений, замечая упаковку «Kiss» в кармане у девиц. — И халаты застегните, волосы соберите! Не в клуб пришли. И марш на пары, лентяйки, — ворчит мужчина и, не оглядываясь, идёт к лестнице. * * * — Жаба, блин. Я как должен узнать, в какую квартиру мне попасть? — злится врач, пытаясь разглядеть цифры на фотографии с адресом, что прислала заведующая. — Не могла так написать. Мне бы сейчас ещё разбираться, что за иероглифы эти студенты понаписали. Ещё немного постояв, решает всё же постучать в одиннадцатую квартиру. По крайней мере, написанное в журнале больше похоже на цифру «одиннадцать». * * * Антон просыпается от настойчивого стука в дверь. И для кого, спрашивается, звонок придумали? Боль вернулась. Антона опять выворачивает изнутри. Боль отдает с верха поясницы и в бок, от этого становится ещё отвратительнее. — Идиотские почки, — воет парень. И вот какая мразь его разбудила? Так бы, может, хоть удалось подольше поспать. А теперь хрен ему, а не сон сладкий. Шастун с горем пополам доползает до двери. Благо квартира-студия совсем небольшая и долго ходить до коридора не приходится. Он открывает дверь, даже не удосужившись посмотреть в глазок. Сейчас на это было так все равно. Если это воры или убийцы расхаживают, то Антон их душевно поблагодарит на том свете, если они его убьют и лишат этой невыносимой боли. — Вы кто? — спрашивает умученно подросток, оглядывая мужчину с ног до головы. Этот человек Антону кажется знакомым, но как бы он не напрягал память, всё не может вспомнить, где же он его видел. Хотя, может быть, если бы в колледже появлялся бы чаще, знал бы, что это их ворчун-врач. — Доктор Айболит. Лечить тебя приехал, симулянт! — хмыкает врач, проходя в квартиру, не спросив даже у хозяина разрешения. Первое, что понимает Антон, так это то, что мужчина, судя по его ботинкам, сумке и чёрному пальто, не очень-то и современный. А второе, о чем он думает, что ещё за врач к нему такой припёрся. Он никого не вызывал. Да и на дух он врачей не переносит ещё с самого детства. — Я не звонил врачу, ко мне не должен был никто ехать, — недоуменно сказал Антон, когда врач уже принялся разуваться. — Но я все равно пришёл, я такой молодец, — Арсений снял обувь и, оглядывая комнату, спросил. — Куда идём? Антон все ещё был удивлён неожиданным визитом врача. Откуда он о нем узнал? Откуда он вообще приехал, из поликлиники? — Куда идём? — переспрашивает Антон, но Арсений уже проходит дальше. — Ух-ты, елочку уже поставил? — Арсений улыбнулся, глядя на небольшое деревце, украшенное шариками золотого и белого цвета и бумажными снежинками. — Это хорошо, сразу атмосфера в доме меняется. — Извините, я ещё раз говорю, это ошибка, я не звал врача, Вы не ко мне ехали, — идя за ним, говорит Антон. — Шастун Антон? Второй курс медицинского колледжа? — Арсений оборачивается на парня, застывшего сзади у двери. Лицо Антона вмиг меняется. «Откуда он знает?» — Так ведь? — Да. — А я Попов Арсений Сергеевич, приятно познакомиться. Антон скептически посмотрел на врача и, подойдя, присел на диван, все ещё чувствуя дискомфорт от жуткой боли. Стоять становилось труднее. — Так, ну рассказывай, зачем меня к тебе послали? На что жалуешься? — Арсений подвинул к постели Антона кухонный табурет и сел, доставая среднего размера синий блокнот. — Не знаю, кто и зачем Вас позвал, я не ожидал, что кто-то придёт, — устало проговорил Антон. — Я не пошёл в колледж сегодня, — все, что смог сказать парень. — Так, — Арсений поднял взгляд, отрываясь от блокнота. — И в чем причина? Она есть? — Я… — пронзающий душу насквозь внимательный взгляд не давал сказать ни слова, а страх и волнение, с каждой секундой вырывающиеся все больше и больше, вставали комом в горле. — Ну, у тебя болит что-то, или ты чувствуешь себя плохо? — Плохо. В смысле, болит и… И плохо, — Антон опустил взгляд в пол, понимая, что от страха не смог сказать ничего дельного. А стоит ли вообще говорить? Может… — Болит что? — Арсений начинает говорить чуть строже, так как бубнеж отнимает кучу времени от их приёма. — Болеть может что угодно: голова, рука, нога, живот, душа. У тебя что болит? — У меня… — снова слова застревают комом в горле. — Так дело не пойдёт, — Арсений складывает руки на груди. — Может, и не болит ничего? Ты симулянт? — Антон испуганно поднимает взгляд на врача. — То-то ничего и придумать не можешь, точно просто симулянт. Так и скажу заведующей. — Да, извините, пожалуйста, за беспокойство, — знал бы врач, как тяжело даётся держаться и так спокойно говорить, когда всю спину пронзает дикой болью, не подумал бы, что Антон просто симулирует. — А глаза красные, синяки и бледность тогда откуда? Выглядишь-то действительно как больной, — замечает Попов. — Ну, а-а-а… из игр компьютерных не вылезаю. — что же, лучше прикинуться игроманом-прогульщиком, чем подпустить к себе врача. Ещё не дай бог узнает, что он, учащийся в медицинском, ятрофоб. Обсмеет и век потом не забудет. Действие таблетки всё больше и больше сходит на нет. Боль становится более выраженной и яркой. Терпеть становится всё труднее. — В таком случае до отчисления тебе рукой подать, — хмыкает Попов и, подхватывая с пола свою сумку, идёт в коридор. Всё, что хотел, он выяснил. Дальше терять попросту время смысла нет. — Угу, тяжело в учении… — фразу не дает договорить резко ударившая с ещё большей силой боль. Антон морщится, стараясь не завизжать, и с силой сжимает глаза. Боль чуть тупеет. — Легко в отчислении. — Холопы вы все. Распустили вас в колледже. Был бы ты в медвузе, совсем закрючинился, — причитает Арсений, обуваясь. Шастун уже было решает подойти к двери, чтобы поскорее выпроводить врача, но вновь из-за резкой вспышки боли замирает. Боль затуманивает сознание, в глазах темнеет, ноги как будто расплываются и становятся ватными. Студент падает на пол. Арсений было только хотел продолжить ворчать на безответственного парня за то, что он просто так пропускает пары, но временно будто столбенеет, когда понимает, что юноша потерял сознание. — Твою-то мать. Симулянт, блин! — Попов наконец срывается с места, не снимая обувь, и опускается на колени перед Шастуном. Врач несильно бьёт по щекам. К Шастуну возвращается сознание и он потихоньку открывает глаза. В голове гудело, в области живота и поясницы все так же болело, и к горлу подступала тошнота. — Ну даёшь, блин, перепугал как! — Арсений положил одну руку на плечо все ещё лежащему на полу парню, а другую на запястье, измеряя его пульс. — Симулянт-не-симулянт, обманщик. Голова не кружится? — Не очень, — совсем тихо ответил Антон. — Господи, давай подниматься, — неконтролируемо резко Арсений обхватывает тело парня в области поясницы и тянет на себя, поднимая его. Но в ту же секунду Антон, почувствовав от прикосновения жуткую боль, схватил локоть врача рукой, болезненно застонав. — Тут болит? — Арсений поднял футболку парня, но не увидел никаких внешне заметных травм. — Потерпи, — уже аккуратнее Арсений помогает Антону подняться, успокаивая, когда тот из-за боли еле шёл, и улечься на кровать. — Господи, так людей пугать, Антон! Рассказывай мне теперь, только нормально, без вот этой лжи. И без рассказов Антона врач уже выделил для себя несколько версий. Боли в пояснице, явно выраженная слабость и бледность — все эти симптомы Арсений сравнил с собой. Он сам давно мучается с проблемными почками, и чувство, когда боль мешает тебе не то что куда-то идти и что-то делать, но даже встать с кровати, становится испытанием. Никаких выводов Арсений не делал, желая выяснить все у Антона, ничего не додумывая сам. — У тебя проблем нет случайно с почками? У тебя первый раз такое? — Антон приоткрыл глаза, поворачивая голову в сторону врача. — Есть проблемы… — тихо сказал Антон. — Та-ак, и как давно? — Арсений видел, что Антон отвечает ему неохотно, с какой-то опаской, но понимал, что ему нужно вытянуть максимум информации из парня, чтобы помочь. — Давно… — Антон говорить ничего не хотел, но внимательный взгляд вынуждал рассказывать. — В этот раз ты наблюдался у врача? — Антон промолчал, и Арсений понял, что ни к какому врачу он не ходил. — Ты живешь один? — кивок. Тогда все ясно. — Ладно. По-хорошему было бы, если бы Антона сейчас посмотрел другой врач, чья специальность предполагает диагностирование и лечение таких проблем. Сейчас же, когда ответственность за парня лежит на Арсении, он может лишь сделать обезболивающий укол, чтобы Антон отдохнул от боли и хотя бы хорошо поспал некоторое время, ведь по нему было видно, что о здоровом сне последние несколько дней Антон мог только думать. — Я помогу тебе, как смогу, — Арсений взял в руки сумку, с которой пришёл к Антону, и отошёл к кухонному столу, чтобы было удобно подготавливать лекарство. — Чем Вы мне поможете? — скептически спросил Антон, однако нотки страха неизвестности можно было уловить. — Таблетки тебе не помогают, я правильно понимаю? — Антон кивнул, но Арсений, стоя спиной к кровати, не видел этого. — Полагаю, да. Поэтому сначала надо избавиться от боли. Укол сделаем тебе быстренько, и ты поспишь хотя бы, отдохнёшь, устал поди от этого. По спине Антона пробежался холодок от страха. Антон не думал, что дело дойдёт до всего этого. — Зачем укол? У меня не так сильно болит, — голос предательски дрогнул на последних словах и Антон не решился больше ничего говорить. — Антон, ты в обморок упал в коридоре, — напоминает Арсений, когда шприц уже был готов, и поворачивается к Антону. — У меня у самого такая же проблема, поэтому я понимаю, что ты чувствуешь сейчас. Поэтому я собираюсь тебе помочь. Мужчина подходит к кровати и садится на край, держа в руках шприц и спиртовую салфетку. — На живот сможешь аккуратно лечь? Или мне помочь? — Да не надо мне ничего. У меня всё прошло, — Шастун пытается отодвинуться к стенке, причем довольно резко, отчего его опять прошибает волной боли. Подросток скулит в голос, больше не в силах терпеть. — Вот именно поэтому не стоило пререкаться, а просто лечь, — вздыхает мужчина и сам аккуратно поворачивает юношу на живот, пользуясь его положением. Арсений дезинфицирует верхний квадрант ягодицы спиртовой салфеткой. Шастун испуганно пищит, не сдерживаясь, и пытается увернуться, сжимаясь. — Успокойся, Антон. Ляг нормально, не елозь, иначе потом ягодиц не досчитаешься, — насмешливо говорит Попов, пока не понимая поведение парня. Шастун загнанно дышит, но перестает дёргаться, пока совсем не выдал свой страх. Сердце бешено колотится, а мозг судорожно пытается придумать план по спасению жопы из очередных приключений, но на ум так ничего и не приходит. Мужчина вводит иглу, чуть придерживая парня за поясницу. Антон зажмуривает глаза. По щекам невольно катятся слёзы. — Лекарство, сразу предупреждаю, болезненное, — говорит Арсений, прежде чем начать вводить препарат. Шастун судорожно пытается вздохнуть. Почему врач предупредил об этом так поздно? Не успевает Антон мысленно обматерить за это Попова, как тот давит на поршень. Антон сжимается от пронзающей боли в мыщце. Он не сможет такое терпеть. Три дня его не отпускала боль в почках, а теперь ещё и мыщцу сводит. Арсений не успел ввести и миллилитра лекарства, как слышит громкий всхлип. Хотя он вроде и вводит медленно, не как врачи скорой, которые за секунды вливают лекарство в каменные мышцы. Шастуну стало очень стыдно. Он, стараясь не проронить больше ни звука, кусает подушку за уголок и в неё же мертвой хваткой вцепляется. Это не спасает ситуацию. — Уберите, — верещит парень, не выдерживая. Слёзы стекают по щекам. — Больно. У Попова никогда на удивление не было подобных случаев. Слышать-то он слышал, но никогда не сталкивался с этим. Может быть, потому что он с детьми не работал, а может, просто ятрофобы не попадались. Поэтому врач просто не знает, как сейчас действовать. Ясно было только одно: надо закончить с уколом. Шастун продолжает уже открыто реветь. Стыда он потом, как считает, точно не оберется. Арсений же под весь этот оперный концерт доводит поршень и вынимает иглу, прижимает ваткой место укола и возвращает одежду на место. — Антон, всё хорошо? — первое, что решается спросить Попов. Ему ожидаемо не отвечают. Врач, решая выразить хотя бы поддержку, немного неуверенно поглаживает студента по спине. — Молодец. Теперь попробуй потихоньку перевернуться на спину. Шастун глубоко дышит. Слёзы перестают идти. Арсений помогает Антону лечь на спину. — Ты боишься уколов? Или и врачей тоже? — спрашивает мужчина, чуть помедлив. — Всего, — коротко отвечает Шастун. Здравый разум постепенно возвращается. Становится очень стыдно. Боль действительно постепенно тупеет. — Только, я вас прошу, никому об этом не говорите. — Конечно, нет. Не переживай об этом, — спешит успокоить врач. — А в мед-то чего поперся? Страх так решил побороть? — Родители, — выдыхает юноша, и Арсений сожалеюще качает головой. — И простите меня, пожалуйста, — Антон стыдливо отводит взгляд, нервно перебирая пальцы, — За концерт, — добавляет он. — Всё нормально. Я просто сам заволновался. Уж думал не туда ткнул сначала. Шастун немного успокаивается. Попов неплохой мужчина. — Тебе лучше сейчас поспать. Для организма всё это — дикий стресс. Лекарство хорошее, должно помочь, — говорит мужчина, замечая, как подросток начинает то и дело зевать. Арсений встаёт с кровати и принимается собирать весь ненужный мусор. — Не против, если я тут у тебя похозяйничаю? Чай хоть нам заварю. — Не против. Антон сначала внимательно наблюдает за врачом, как тот по-царски властвует у него на кухонке, а потом, сам того не замечая, засыпает. Последнее, о чем подумал парень, так это о том, что следует сказать Попову спасибо — боль полностью ушла — потому что в колледже, скорее всего, возможности не представится, а так они навряд ли пересекутся. Однако он не успевает поблагодарить: вымотанный организм слишком быстро засыпает. * * * Антон все-таки смог поблагодарить врача. И именно сейчас он ждёт этого чудо-спасителя в гости. Казалось бы, их общение сведётся, скорее всего, на нет, но у судьбы другие планы. Обмен номерами, потом сообщения за сообщением, звонок за звонком, и вот сейчас, тридцать первого декабря, в одиннадцать часов ночи, он ждёт Попова, чтобы вместе отпраздновать Новый год. Удачно или неудачно — сложно сказать, но так получилось, что из-за почек, которые окончательно не прошли, подросток не смог уехать домой к родителям, а Арсений справляет Новый год всегда один. Ну и решили, что праздновать вместе лучше. — Твою ж, — ворчит Антон, когда капля майонеза отправилась не в миску с «Оливье», а ему на красный свитер с оленями. Шастун вытирает каплю пальцем и облизывает его языком, совсем не подумав, что ворс от кофты может прилипнуть. Поэтому уже через секунды, Антон морщась, пытается убрать ворсинки с языка. В это же время начинают тарабанить в дверь. А вот и гость дорогой подоспел. Антон несётся к двери. — Привет, Антошка! С наступающим, — улыбается мужчина, проходя в квартиру с небольшим пакетиком в руках. — Ага, и Вам, Арсений Сергеевич, доброго здравия. — На, дите, порадуйся. Подарочек те притащил, — Арсений отдает пакет подростку и, сняв обувь, проходит в квартиру. — Щедро. Спасибо большое, — Антон обнимает Попова. Попов вешает свой пуховик, и вот тогда Антон замечает на Арсении Сергеевиче такой же свитер с оленями, только зелёного цвета. — О-о, — тянет Шастун, — Икея. По акции за тысячу рублей? — Чего? Какая Икея? — не понимает врач. — Свитера у нас почти одинаковые, — объясняется подросток. — Ого, не обратил внимания, — улыбается мужчина. — Всё верно, в Икее за тысячу рублей по акции, — Шастун улыбается в ответ. Антон достаёт из пакета плюшевого зайца. Символ нового года как-никак. — Это же «заиц». Какая прелесть! — парень переминает бедной игрушке ушки и кладёт её на диван. — Вы, Арсений Сергеевич, конечно, оригинальный… — начинает говорить подросток и подходит к подоконнику, доставая свой подарок для Арсения. — Но я ещё оригинальнее! Содержимым оказываются чёрные носки с зайцами. Оригинальности Антона и вправду не поспоришь. — Шикарно, Антон! Носки! Чудная вещь. Не замёрзну хоть, когда в очередной раз резко отопление выключат, — по-доброму смеётся мужчина, трепля Антона по макушке. * * * На журнальном столике скромно красуется миска с «Оливье», килограмм мандаринов и детское шампанское, разлитое по бокалам. Алкоголь, к сожалению, нельзя с больными почками, поэтому приходится довольствоваться малым. По телевизору уже во всю говорит свои речи президент, а рядышком с парнями сидит новый и верный друг Антона — «Заиц» — Ну что, с Новым годом, шо ли, садист? — спрашивает Шастун, собираясь выпить уже газировку. — Да подожди ты. Ещё куранты не пробили, — останавливает его Арсений, забирая и ставя фужер на место. — И почему это я садист? — А кто запретил пить мне нормальное шампанское? Кто забыл добавить лидокаин к антибиотику? Аж два раза подряд, на минуточку, — вспоминает Антон косяки Арсения. Ну тогда, конечно, без лидокаина было жестоко, когда врач по-садистки прописала уколы, а Арсений в первые дни ещё и анестетик забывал добавлять. Не грех и припоминать. — Ты тоже не святой, знаешь ли! — фыркает Попов. — Я тебя тогда пожалел и извинился. Моя совесть чиста, — заявляет врач, улыбаясь. Возмущениям Антона нет предела, но он не успевает сказать и слова. На часах ровно двенадцать. Бой курантов. Загаданные желания, о которых никто не узнает. — С Новым две тысячи двадцать третьим годом, Арсений Сергеевич! — первым вскрикивает Антон, чокаясь бокалами с мужчиной. — С Новым годом, Антош, — улыбается врач и следом за юношей делает глоток детского шампанского. — Вкуснотища, — хором говорят парни, запихивая ложки салата в рот. Оливье в новый год по особенному прекрасен.