Xs and Os

      Фредди до встречи с Анатолием никогда не праздновал Новый год. Да даже Рождество редко посещало его дом, когда он был ребёнком. Матери и всем её ухажёрам не требовалось каких-то поводов для того, чтобы выпить, а денег на подарки постоянно не хватало. Не то, чтобы маленькому Фредди сильно нужны были какие-то безделушки — каждое Рождество он запирался в комнате с шахматной доской и разыгрывал ежегодные праздничные баталии. Трампер был непритязателен, ему хватало и этой одинокой традиции.       Но вот в его жизнь ворвался советский гроссмейстер, перевернувший Новый год с ног на голову. Анатолий привык отмечать ночь с тридцать первого декабря на первое января пусть и не с особым шиком, но как минимум с нарядной ёлкой, накрытым столом и шампанским. В первый год Сергиевский даже как-то не спросил, какие традиции есть у Фредди — наверное, сам догадался, что толком никаких. Именно поэтому в конце восемьдесят пятого они, сидя на маленькой московской кухоньке за двумя бокалами просто мило болтали и чокались, забыв о времени. А на следующий же год, когда они вместе перебрались в Бостон, Анатолий впервые потащил мужчину гулять прямо в новогоднюю ночь. Он тогда так беззаботно и искренне смеялся, что Фредди сначала даже думал, что его парня подменили.       Так они и гуляли все последние годы. Иногда кидались снежками, иногда пытались в шутку допрыгнуть до светящихся украшений на фонарных столбах, как маленькие дети. У Анатолия, будь он проклят со своим ростом, получалось лучше. Сергиевский раскрывался и расцветал, а Трампер становился спокойнее. Они целовались, обнимались, улыбались друг другу, и Фредди даже думал, что не так уж и плох Новый год в компании действительно любимых людей.       Сегодня же Анатолий почему-то не торопился домой. До заветного боя часов оставалось немногим больше часа, а от мужчины не было ни единой весточки, хотя Фредди и знал, что у того сегодня не было никакой важной работы. Где-то задержался, с кем-то заболтался, а может очередная толпа журналистов окружила. Он бы в любом случае заявился до полуночи, ведь так?       Фредерик Трампер впервые осознал, что разучился быть один. И да, всё верно, эта мысль посетила его только после почти полных пяти лет совместного проживания. На глаза постоянно попадались чужие вещи, почти всегда стоящие чётко на выделенных для них местах. Каждое утро журналист без задней мысли заваривал в два раза больше кофе и разливал его по двум чашкам, вместо одной. Мужчина расставлял в алфавитном порядке все новые книги, которые изредка приносил из магазина внизу улицы, чтобы не нарушать гармонию, учтиво привнесённую Анатолием в его жизненный бардак. И на Новый год он впервые подготовил подарок заранее, заметив, как на подкладке любимого чёрного пальто его мужчины добавилась пара заплаток. Он и купил новое, основываясь по размерам на старом и том, как оно на нём висело. Сейчас неожиданная покупка тихонечко пряталась у самой дальней стенки в шкафу. Хотя что толку? Анатолий так и не пришёл. А стрелки неумолимо подкрадывались всё ближе к двенадцати.       Фредди прошёл в пустую, холодную спальню чтобы переодеться. Медленно, пуговица за пуговицей, рубашка обвисала и распахивалась на нём, оголяя грудь. Живя с ним, Анатолий обзавёлся огромным разнообразием футболок и, желая получить хоть что-то отдалённо напоминающее русского гроссмейстера рядом, американец нырнул руками прямо в омут чужих вещей. Он шарил там, почти перевернув вверх дном все аккуратно сложенные стопки, и искал что-то особенно большое, заношенное и уже пропитавшееся Сергиевским насквозь. Всеми его идеями и мыслями, какими-то ночными рассуждениями, его особенным запахом, старыми книжками по методикам шахмат и томиками со стихами советских поэтов. В общем, самую странную футболку. Он её нашёл. И без зазрения совести надел, почти утонув в хлопковой ткани. Она была чёрной, с каким-то странным рисунком на груди.       Под бой часов Фредди вернулся на кухню, подавляя в себе злость. Что он вообще сделал не так, что заставил Анатолия уйти? Трампер опустился на стул, а ноги закинул на второй такой же, стоявший рядом, и закурил. К чёрту этот глупый праздник! Он всё равно ничего толком не значил — всего лишь начало нового года без кого-либо рядом, без доверия и без любви. Оставался неизменным только закладывающий нос и отравляющий лёгкие сигаретный дым, который еле успевал сбежать через щель в окне и раствориться среди снежинок. Вдалеке уже начали рассыпаться по небу салюты из разноцветных искр.       Когда прошло ещё полчаса, за дверью раздались тяжёлые шаги. Фредди успел выпить бокал игристого вина, а затем ещё один, и всё ещё не чувствовал себя пьяным, что не могло не огорчить. Вот бы этот топот развернулся и прошёлся пешком до самого Союза! И всё равно, как Анатолий бы научился ходить по воде.       — Фредди? Ты здесь? Извини, я… — Мужчина заметил замершую в коридоре фигуру, — Припозднился.       — Это так теперь называется? — Фыркнул силуэт, скрестив руки на груди, — Ну, иди тогда, припозднись ещё, раз тебе плевать.       Нет, Трампер вовсе не злился, не расстраивался и не разочаровывался. Зато он старательно убеждал сам себя, что не умеет всего этого, что он, как батон хлеба с прошлого (иронично) года уже зачерствел. Слова просто сами так и норовили слететь с губ плевком или пощёчиной. Новогодних чудес не бывает.       — Прости меня, — Анатолий, как всегда, распрямился, замерев столбом и вперив в мужчину в коридоре похолодевший взгляд, — Я должен был подумать о времени.       — Всё равно. Считай, мы с тобой, наши отношения, доверие — всё кончено, — Фраза даже самому Фредди кажется необдуманной, но за час, проведённый один на один с шипучкой, всё уже успело наболеть.       — Постой же ты! — Анатолий только успел сбросить своё пальто на пол и подбежал прямиком к Трамперу, схватил за плечи и встряхнул, — Да что ты такое говоришь?! Вот же я, здесь, с тобой, что тебе ещё нужно?       — Ты был мне нужен до полуночи. Сейчас мне нужен только очередной бокал. А лучше стакан с чем-то покрепче, — побеждённый, Фредди развернулся и на подкашивающихся ногах прополз на кухню, обогнув накрытый стол.       Анатолий также медленно пошёл следом, сжимая в кармане брюк коробочку, совсем небольшую для подарка — наверняка его любимый, по обыкновению, расщедрился на что-то большое и шикарное. Но то, чего мужчина не ожидал, так это стола, накрытого не только бокалами и парой бутылок. Салат, кусочки курицы с каким-то причудливым соусом и ещё несколько блюд поменьше заполонили собой всю поверхность. Фредди никогда не готовил. Кроме, похоже, одного единственного раза.       Американец сидел на подоконнике и как раз успел закурить, пальцами придерживая стакан с виски. Глаза были красными, веки припухшими. Все выступающие косточки — на запястьях, ключицы, скулы, коленки заострились, а кожа на них побледнела.       — Ну зачем было давать мне надежду, если ты сам не собирался придерживаться нашей традиции? — Нервно пробормотал Трампер, глядя в светлое ночное небо. В городе, естественно, горели тысячи фонарей, из-за чего не получалось отнести краски за окном ни к одному оттенку чёрного.       — У меня есть объяснение. И подарок.       Фредди даже не повернулся, но Анатолий положил коробочку на край стола.       — Я сделал этот заказ за месяц. Его везли из другого штата с огромным количеством трудностей, доставили только сегодня и то на другой конец города, перепутали магазин.       — Оправдания мне не нужны, — прорычал американец в ответ. Маленькой его частичке было любопытно, что такого особенного нашёл Анатолий, но по большей части Трамперу было слишком плевать, чтобы обернуться и поинтересоваться, — Ты мог…       — Фредди, заткнись и послушай меня.       Анатолий, тоже слишком уставший для подобных споров, провёл ладонью по лицу в попытке собраться. Его любимый послушно замолчал, но до сих пор не удостоил его своим взглядом. Сергиевский отлично понимал, что это значит — ему больно. Обидно и неприятно от того, что русский, до этого искренний и честный с ним, нарушил свою же традицию, пренебрёг им, как и все остальные до него.       — Если между нами не всё кончено, то… ответь мне всего на один вопрос, — он потянул журналиста на себя за футболку, чтобы тот развернулся, но мужчина не слушался, — Пожалуйста? — Фредди фыркнул в ответ, затушив сигарету в своём стакане с виски.       — Ну?       — Ты выйдешь за меня? — Сергиевский раскрыл ту маленькую подарочную коробочку и встал на одно колено прямо перед подоконником, а Трампер изумлённо развернулся к нему лицом, — Прежде чем ты скажешь сам, я помню, что ты не любишь носить украшения на руках, поэтому… — Он вынул из внутреннего кармана пиджака белую нейлоновую нить с замком, — Ты можешь носить его на шее, если захочешь.       — Ты… Ты же задержался на работе? А там у тебя кто? Целый отдел мужей, жён и любовников?!       — Фредди, как я и сказал, просто заткнись, — Анатолий поднялся на ноги и поцеловал своего мужчину, — Я очень торопился, даже шов на пальто снова разошёлся. Мне кажется, за эти годы ты мог понять, что мне никто, кроме тебя не нужен.       — Пальто… Точно! — Журналист соскочил с подоконника и, забежав в комнату, вышел уже со свёртком в руках, — Вот, это тебе.       Анатолий терпеливо, стараясь не порвать бумагу, принялся раскрывать подарок, сопровождаемый довольной улыбкой своего мужчины. Внутри действительно оказалось пальто — более тёплое, очень схожее по силуэту с его старым, но тем не менее более стильное, однобортное, идеально чёрное.       — А… размер?       — Просто примерь уже.       Оно село, как влитое, идеально подошло по фигуре, плечам и талии. Пальто не висело, но и не слишком обтягивало. Безусловно, Сергиевский привык быть один, сам за себя, и редко говорил что-то трогательное вслух, но теперь из него, из недр его души рвался целый поток слов благодарности и искренней любви. Он нашёл своего партнёра, такого, какой ему и нужен, пусть слишком нервного, решающего всё за других, кричащего громче и отстаивая мнение отважней, чем кто-либо. Всё это Фредди, и Анатолий, наконец, понял, что полюбил все его крайности. Это и стало для него новогодним чудом.       — Ты не ответил мне. Фредди Трампер, ты станешь моим мужем?       — Почему же не ответил? — Журналист повернулся к нему лицом, а на шее уже блестела цепочка и кольцо, надетое на неё, — Кажется, я весьма красноречив. Но придётся тебе взять мою фамилию, какая жалость! — Он довольно рассмеялся, — Но не смей больше задерживаться на работе и бегать по магазинам за полночь. Сам знаешь, кого выбрал.       — Знаю, — кивнул Анатолий, — И люблю безгранично.       Остаток праздника они пили, целовались и гуляли по улицам. И целовались на улицах. В волосах застывали снежинки, а те, которые ещё плавали в морозном воздухе Фредди пытался поймать ртом. Новое пальто Анатолия тоже покрыло причудливым зимним узором. Он стряхивал снег, подпрыгивая с целью дотянуться до цветных украшений на столбах. В общем веселье прохожим не было никакого дела до когда-то крупных медийных и политических фигур. А мужчины, обнявшись, всё целовались и целовались, открыв для себя новый сорт любви, более постоянный, чем раньше.