Twisted Lullaby

Хассан сидел в комнате для допросов, с тех пор, как Азиза убили, прошло всего восемь часов, и он все еще находился в шоке. Он поерзал на стуле и вздрогнул, ощутив шероховатость засохшей крови; крови, вытекшей из человека, которого он любил. Он отказался переодеваться в вещи, которые они ему оставили, и он не сомневался, что в конце концов им это надоест и они примут решение за него, и его одежда исчезнет. Он не ел еду, которую ему принесли, у него не было аппетита, и он лишь смерил ледяным взглядом того, кто стоял к нему спиной, пока он справлял нужду. Он отказывался говорить; они правда думали, что он бы это сделал? О, они спрашивали…что он знал о бизнесе Азиза? Знал ли он имена помощников и людей, которых Азиз своим положением и шантажом принудил работать на него? К концу недели они сказали, что он должен был поесть или же они накормят его силой, но он все равно ничего не сказал и отказывался сотрудничать. Как он и думал, они избавили его от окровавленной одежды, пусть и далось им это непросто. Спустя еще одну неделю они сменили тактику и показали ему фотографии с похорон Азиза, говоря, что если он не будет сотрудничать, он присоединится к Азизу. После того, как он увидел эти фотографии, его охватило горе, и он отказывался даже покидать узкую койку, которую ему дали. Он лежал, свернувшись на ней, и единственным, что он произнес, было имя Азиза, омытое слезами его рыданий. Он открыл глаза, полные жгучих слез. — Азиз, — всхлипнул он. Он подпрыгнул, почувствовав, что на нем сжалось кольцо из сильных рук, а мягкий голос произнес: — Я здесь. Он развернулся в этих руках и сказал: — Ты настоящий. Ответом был мягкий смех и палец, осторожно стирающий слезу с его щеки. — Я надеюсь на это, в противном случае то, чем мы недавно занимались, было очень яркой и приятной обоюдной галлюцинацией. — Они говорили мне, что ты умер. — И я был близок к этому, человек, который меня спас, — очень хороший хирург. — О-они показывали мне фотографии с твоих похорон. С-сказали, я присоединюсь к тебе, е-если я не буду говорить. — Трусы и лжецы. — Я н-ничего не сказал, н-никогда бы этого не сделал. Его притянули ближе, и он вздохнул, чувствуя тепло тела Азиза. — Такая верность, а они обращались с тобой, как с собакой. Я пытался тебя найти, но тебя нигде не было. — Они держали меня под стражей, потом они устали от моего молчания и меня отпустили, но только для того, чтобы отправить в другую тюрьму. Я убежал, но недостаточно далеко, он все равно нашел меня. Он оставил мне это, — сказал он и прикоснулся к шраму на своем правом плече. — Кто это сделал? — Донни Джеймс, человек, который продал меня Алексею Дематрову. О-он… Он не мог найти в себе сил, чтобы произнести слова, но Азиз сделал это за него. — Он не просто избил тебя, он тебя изнасиловал? Он кивнул. — Я убью его своими руками, — прорычал Азиз. — Не выйдет, он уже мертв, как и Дематров. Брови Азиза взметнулись вверх. — Это ты убил их, мой маленький песчаный лев? — Я убил их, — он увидел в молчании Азиза необходимость в пояснении, и он стал ему рассказывать. Он не замолкал, рассказывая ему все, что произошло той ночью. Он отстранился от Азиза, когда почувствовал, что от него исходят волны гнева. — Я выслежу коварного ублюдка и убью его за его неверность. — Нет, мы выследим его вместе и вместе убьем его. Азиз протянул руку и провел костяшками пальцев по его скуле. — Мой маленький песчаный лев наконец обнажил свои когти. ************************* Доминик старался не думать об очередном побеге Мэттью; он правда старался. Но каждый раз, когда он приходил в волонтерский центр, он искал Мэттью, надеясь увидеть его лицо среди молодых мужчин и женщин, которым организация выдавала горячую еду и питье. Это устраивалось только три раза в неделю, но по крайней мере они знали, что в животах некоторых из этих людей бывает что-то горячее. Каждый раз, когда он замечал мелькнувшие темные волосы и бледную кожу, он надеялся, что это был Мэттью, но этого никогда не происходило. Он даже не знал, был ли он еще в Лондоне…что, если он попал в лапы еще одного Донни Джеймса или Алексея Дематрова? Что, если он был где-то там, без медикаментов мучился от галлюцинаций и бреда…что, если, и не дай бог, чтобы это оказалось правдой, он уже был неопознанным телом в какой-нибудь морге? Он не хотел думать, что какая-то из этих вещей может воплотиться в реальность; ему хотелось думать, что у Мэттью по крайней мере была крыша над головой, теплое место, где он мог поспать. Его внимание было возвращено в настоящее тем, что кто-то дергал его за рукав. Когда его зрению вернулся фокус, он обнаружил пару карих глаз, которые принадлежали кому-то, кого он раньше никогда не видел. — Тебя зовут Доминик, да, — сказал мужчина…мужчина, он был скорее ребенком. — Откуда ты знаешь мое имя? — Это не важно, но ты Доминик? Он кивнул. — Ты блондинистее, чем он говорил. Доминик нахмурился. — Прошу прощения? — Мэтти, говорил, что ты скорее грязный блондин. Все вдруг обрело кристальную ясность. Он схватился за пальто мальчика, не замечая, что держал он его уж слишком крепко. — Оууу, отцепись, блять, от меня! — Ты знаешь Мэттью, где он, он в порядке? — Не твое ебаное дело! — выплюнул мальчик. Доминик не ослаблял своей хватки. — Где он?! — Я не знаю. Он ушел тырить в «Сэлфриджес», с тех пор я его не видел! Доминик охнул, когда мальчишка с силой пнул его в голень, и боль и шок от осознания того, что Мэттью все еще был в Лондоне, заставили его отпустить. Мальчишка исчез испуганным кроликом, каким он, возможно, и являлся. Спустя несколько драгоценных секунд, которые у него ушли на то, чтобы оправиться от шока и броситься бежать за мальчиком, было слишком поздно, и мальчик затерялся в темных улицах Лондона. Однако это был луч надежды, крошечный проблеск… Мэттью все еще был в Лондоне; его все еще было можно найти.