best friends

      Облокотившись на барную стойку, чувствую как деревянные грани врезаются в спину, из-за чего неприятно морщусь. Передергиваю плечами, скинув с себя усталость, что тянется за мной с начала нашего выпускного. Хотя, мне кажется, она со мной с первого дня, как тема диплома рассылкой пришла на почту, а научный руководитель — старый маразматик — начал высасывать всю кровь, внося правки в самый последний момент и доканывая меня по пустякам.       И дело не в том, что я плохая студентка, наоборот, моя успеваемость была почти лучшей на потоке. Просто чертов мистер Мартин узнал, что я приехала в Испанию из Англии, а он как назло на дух не переносит англичан. Словно моя вина в том, что испанцы продули один из главных — по его мнению, конечно, — матчей чуть ли не тридцать лет назад, когда меня на свете не было. Но этому мудаку наплевать, поэтому к концу года у меня почти начал дергаться глаз и появилось желание прикончить одного старикашку.       Спасала только вера в лучшее и бутылка просекко, поделенная с моей соседкой по комнате в общежитии. И то, Синди быстро сдавалась под натиском моих нелестных высказываний и оставляла меня одну, заваливаясь спать, ведь: «Харрис, мне завтра к первой».       И мне тоже… к мистеру-придурку-Мартину.       Раздраженно вздохнув, резкими движениями трубочкой размешиваю крупный лед в бокале. По ушам бьет громкая, ритмичная музыка, а перед глазами толпа сливается в одно сплошное месиво из тел. Почти весь вуз сорвался в клуб неподалеку, чтобы отметить долгожданное освобождение после четырех лет каторги. И я тому не исключение.       — Харрис, сейчас лопнешь, — шепчет знакомый голос мне на ухо, и я испуганно дергаюсь.              Со всей присущей мне злостью смотрю на расслабленно стоящего рядом Нильсена. Он так же, как и я облокотился на стойку, раскинув руки в стороны, словно обнимая меня за одно плечо.              — Чего тебе надо, Нильсен? — отставляю от себя коктейль и складываю руки на груди. Исподлобья смотрю в голубые глаза, что все четыре года горели весельем, когда я вызывалась отвечать на семинарах.              — Ну как, — Александр лукаво улыбается и встает напротив. Склонив голову набок, он прищуривается, и я чувствую, как слабо потеют ладони от его взгляда. — Мы же друзья?              — Допустим.              — Давай переспим?              Я давлюсь слюной от такого предложения и таращусь на спокойного, слишком спокойного, Александра.              — Сколько ты выпил?              Алекс закатывает глаза и цокает языком, словно я спросила какую-то глупость. Словно он не был моим другом. Словно все вокруг — мой очередной сон, и я совсем не хочу, чтобы он заканчивался.              — Достаточно, чтобы чувствовать легкость в теле и осознавать происходящие.              — Оно и видно, — фыркаю, пока сердце бешено стучит, практически ломая ребра.              — Да брось ты, — отмахивается Александр и проскальзывает ладонями в передние карманы брюк. Он робко, что совершенно не свойственно его манерам, перекатывается с пятки на носок. — Сегодня выпускной, а это значит, что мы вряд ли еще увидимся. А я, так сказать, с деловым предложением. По дружбе, конечно.              — А давно «переспать по дружбе» стало деловым предложением?              — А ты смотри в перспективе, — язвит Алекс, и я глубоко вздыхаю. Так, что даже плечи поднимаются.              — Люблю твою прямолинейность, — качнув головой, сквозь силу спокойно отвечаю.              Правда, что была сказана Александром, больно режет. Я долго убегала от мысли, что когда-то почти беззаботная учеба закончится, а вместе с ней закончится и дружба. Нильсен пропадет из моей жизни и останется лишь воспоминанием: теплым, ярким, сокровенным.              — Именно ей я тебя и зацепил, — привычно натягивает на лицо однобокую улыбку и подмигивает.              — Да, еще своей неповоротливостью в первую встречу.              Вздергиваю нос и поправляю ремешок сумки на плече.              — Ты будешь до конца жизни вспоминать пролитую на тебя газировку? — говорит сквозь смешок, а я замираю.              До конца жизни — слишком большой срок. Не думаю, что позволю себе возвращаться в сохранившиеся в памяти моменты, когда окажусь в Лондоне.              — Ну так что?              — Что?              — Ты примешь мое предложение?              Замечаю, как его взгляд опускается ниже — к моему декольте — и яростно натягиваю ткань платья выше, мысленно испепеляя Нильсена.              — Даже не встанешь на одно колено? — снова язвлю, будто это поможет убежать от правды и вернет все назад, года так на четыре. Тогда я лучше буду избегать встречи с Алексом, чтобы не оказаться в такой ситуации и не ломать голову, как правильно поступить.              — Ладно, — на выдохе произносит и чешет затылок. — Это было глупо. Забудь, все что я сказал и представь, что я к тебе не подходил.              Я сжимаю челюсть и смотрю на потухшего Нильсена. В свете горящих разноцветными огнями люминесцентных ламп он выглядит чересчур очаровательным. Его глаза невольно манят к себе, а от желания коснуться гладких щек горят подушечки пальцев.              — Стой, — дергаю развернувшегося Алекса за предплечье сразу после его очередных извинений. Прижимаюсь близко, почти вжимаясь в него. — Я согласна.              — Шутишь? — в голосе слышно удивление, а на лице застывает маска неуверенности. Александр как будто сам моим словам не верит, поэтому переспрашивает, в ответ получая мое очередное согласие.              Он возвращает себе самодовольный вид и выпрямляется в спине. Я же сдерживаю желание закатить глаза и пихнуть его локтем в бок, но Нильсен резко прерывает меня, протянув раскрытую ладонь. Робко отвечая на его предложение, я трачу пару секунд на принятие того жара, что растекается по всему телу, когда Алекс крепче стискивает мои пальцы в своих и выводит меня из клуба. Довольно грубо проталкивается через толпу, иногда рвано зачесывая назад упавшую на глаза челку. Мне остается лишь краем глаза следить за его движениями, пока в голове вместо присущих ранее переживаний образуется пустота.              Мы молча садимся в такси, не разрывая рук. Иногда мне чувствуется, как Александр поглаживает мою кожу большим пальцем, чем пускает по венам очередной приступ жара. Но может мне лишь кажется.              Я не подаю вида. Безмолвно смотрю в окно, иногда ловя отражение точеного профиля лучшего друга, который все четыре года был той еще занозой в заднице, а сейчас станет моим любовником на одну ночь.              От понимания, что постепенно пробирается сквозь пелену опьяннего сознания, становится не по себе. Казалось бы, все наше общение с Нильсеном, начавшееся с неудачного столкновения, выстраивалось на взаимных подколах и шутках.              Первый год мы потратили на то, чтобы перестать чувствовать друг к другу раздражение и просто начать спокойно общаться. Иногда даже позволяя себе пропускать пары за чашечкой холодного кофе в студенческом кафетерии. Тогда я и подумать не могла, что после летних каникул и нескончаемого общения в сети на второй курс я приеду более окрыленная и позволю Александру в качестве приветствия обнимать себя. А после и вовсе делать это гораздо чаще.              К концу года мы стали не разлей вода, и все преподаватели в лицо запомнили нашу парочку, что благодаря моей сообразительности и Александровской наглости смогла сыграть прекрасный дуэт в погоне за ответами на тест и получением положительных оценок. Мы продумывали каждый экзамен и зачет, опираясь на полученные знания и смекалку. Не заметили как с каждым днем становились ближе и ближе, стирая звание соседей по парте и едва не вручая друг другу подвески с надписью «лучшие друзья».              Так длился еще один — третий курс. Нескончаемые зачеты, бессонные ночи, сдача чертежей, ведь инженерия оказалась сложнее, чем я считала в старшей школе. В контраст учебе выступали бесконечные тусовки и возможность пропустить пару из-за недосыпа. Нильсен, как главный заводила нашего дуэта, то и дело таскал меня с собой, ну а я не могла отказать. Тем более, что лучше: потратить день на зубрежку или выпить пару баночек бесплатного пива?              Вот и мне второй вариант казался правильным. Однако я не заметила — или же просто проигнорировала — зародившиеся к концу третьего курса теплые чувства к Нильсену.              Все произошло так неожиданно, будто током пробило.              Александр перестал казаться просто парнем. Он обрел черты, привлекающие меня: начиная от глаз, заканчивая чуть ли не тембром голоса. Я не понимала, почему раньше не замечала, что он правда красивый. Настолько, что весь четвертый курс я едва не подтирала слюни, когда мы в очередной раз собирались за просмотром сериала у него дома.              Но сказать я ему о своей глупой, совершенно неоправданной симпатии не могла. Ведь мои планы на любовь до гроба не входили в планы Александра. А всему виной другие девицы, что так же, как и я, попали в сети чертовски привлекательной мордашки и длинного язвительного языка, что способен парочкой шуток довести либо до оргазма, либо до нервного тика.              Удивительно, как все переменилось.              Четкие картинки с воспоминаниями кинолентой проносятся перед глазами, когда я переступаю порог. Студия Александра все такая же светлая и приятная, подушки на диване все такие же яркие, а кровать все так же не заправлена, ведь: «все равно спать ложиться».              Только что-то явно не то.              — Слушай, если ты передумала, мы можем просто забыть, — обеспокоенное лицо Александра появляется передо мной, не позволяя дальше глупо таращиться вглубь квартиры. Так вот что именно не «то». — Посмотрим фильм, там… Выпьем чаю.              Нильсен указывает ладонью в сторону кухни и поворачивает голову, словно боится посмотреть на меня. Я задерживаю взгляд на заостренной линии челюсти и цепляю клыком мягкую кожу нижней губы. Не могу бороться со своим желанием, поэтому обхватываю подбородок Александра и тяну его к себе. Мы перекрещиваемся взглядам, и я делаю небольшой шаг вперед, запрокинув голову назад. Руки подрагивают, но я в открытую игнорирую эту дрожь. Уверенно произношу:              — Я хочу.              Крепко, настойчиво целую Алекса. Обхватываю его шею согнутыми в локтях руками и тянусь ближе, пока Нильсен терпко, горячо отвечает на движение моих губ.              Его ладони ложатся мне на поясницу, нагло, почти по собственнически скользят ниже и задирают и без того короткую юбку. Нильсен сжимает мои ягодицы, и я несдержанно стону ему в рот, ощущая, как по телу бежит жгучее нетерпение от предстоящей близости. Из-за этого вздрагиваю и отстраняюсь от Алекса.              Смотрю в потемневшие глаза своего друга и шумно дышу, отгоняя слабое головокружение от долгого поцелуя.              — Что-то…              — Дай мне секунду, — бросаю и на пути в ванную стягиваю с себя туфли, что с грохотом падают на паркет, и куда-то кидаю свою сумку, не заботясь о целостности телефона.              Сейчас точно не до него.              Я подставляю руки под напор холодной воды и стараюсь контролировать себя и свои мысли. Но любая попытка возвращает меня к поцелую с Александром.              К нашему первому и одному из последних поцелуев.              Почему-то желание прекратить все это кажется неправильным. Будто, если я сейчас уйду, то лишу себя чего-то важного, того, что мне жизненно необходимо: как воздух, как пища, как бессрочная подписка на «Cosmopolitan».              Прикасаюсь ледяными ладонями к шее, щекам, лбу, охлаждая себя и свое подсознание. Решаю для себя, что заканчивать это не хочу и что Александр навсегда останется в моей памяти лучшим другом, который за один вечер позволил нам эту дружбу сломать.              Нахожу Нильсена на кухне. Он, облокотившись о столешницу, мило салютует мне чашкой. Я качаю головой и мягко усмехаюсь, подходя ближе.              Беру у Александра из рук кружку и, ощутив капли воды на своих пальцах, делаю глоток.              — Руки вспотели? — издевательски говорю.              — Конечно. А ты не волнуешься? — прищуривается и подается вперед. Ко мне.              Я рвано вздыхаю и беру Алекса за руку. Сама веду его к кровати и останавливаюсь напротив.               Упираюсь ладонями в его грудь, подушечками пальцев ощущая, как быстро колотится чужое сердце. Тянусь ниже, касаюсь напряженного пресса и легко пробираюсь под ткань тонкой футболки. Обжигаюсь о горячую, гладкую кожу и поднимаю взгляд к Алексу. Меня тут же окутывает новая волна желания, стоит увидеть влечение в глазах друга. А он, как будто, ощутив это, обхватывает мою шею сзади и утягивает в новый, все такой же страстный и желанный поцелуй.              Теряюсь в торопливых движениях чужих рук, что блуждают по моему телу, сжимают, тянут на себя, оставляют без капли рассудка и смешиваются с поцелуями, от которых воздух в легких заканчивается.              Я перекидываю ногу через бедра Александра и упираюсь коленями в матрас. Сразу избавляюсь от ненужной футболки и жадно, помня, что это наш первый и последний раз, ощупываю каждый миллиметр. Запоминаю Нильсена таким: возбужденным, распаленным и моим.              Громко ахаю, когда Алекс касается клитора сквозь кружевную ткань белья, и неконтролируемо подаюсь бедрами вперед. Откровенно наслаждаюсь лаской и правильными движениями, что пускают по венам раскаленную лаву и окончательно сбивают дыхание.              — Алекс, — шепчу, не в силах больше сдерживаться.              Его губы накрывают мои, и я выгибаюсь навстречу, лишь бы быть еще ближе. Закрываю глаза, позволяю себе опустить руки ниже и зацепить дурацкую пряжку ремня. Не хочу отрываться от Александра, но из-за затуманенного сознания пальцы не слушаются, а все внимание направлено только на чужие и одновременно такие родные касания.              Мне остается только раздосадовано промычать, когда по телу проносится слабая холодная дымка от потери близости. Алекс сам нетерпеливо стягивает с себя брюки, иногда проговаривая что-то невнятное на шведском.              Я весело улыбаюсь и прикусываю щеку. Наблюдаю, как Александр нерасторопно старается стянуть с меня узкое платье, которое, кажется, проще разорвать. Да и я, собственно, против не буду, лишь бы быстрее полностью ощутить Алекса ближе.              Кротким взглядом провожаю ненужную ткань, что летит куда-то на пол, и возвращаю все внимание на обнаженного и чересчур красивого Александра. Крепко сжимаю пальцами его плечи и замираю, когда он губами касается моей груди. Ладонями гладит, сжимает мое тело, а я в его глазах замечаю восхищение.              Задыхаюсь в собственных стонах. Выгибаюсь сильнее.              И вовсе теряю рассудок, когда Алекс, кинув куда-то упаковку от резинки, отодвигает ткань моего белья. Зажмуриваюсь и рвано выдыхаю через рот, наконец почувствовав долгожданную близость.              Медленно поднимаюсь и опускаюсь. Ловлю поцелуями хриплые стоны лучшего друга.              — Как мы раньше так не дружили? — шумно дыша, спрашивает, и я закатываю глаза. Только не от фразы, а от удовольствия.              Оставляю вопрос Александра без ответа. Только крепче стискиваю между пальцев его волосы на затылке от поцелуев в шею, ключицу, грудь. Схожу с ума и не могу остановиться. Не понимаю, как раньше жила без этого. Как вообще могла быть с другими?              Ладони Александра, горячие и нежные, касаются моего живота, а потом опускаются ниже. Я застываю, жду чувственного и такого нужного для разрядки прикосновения. Но Нильсен качает головой и отталкивается от кровати, укладывая меня спиной. Горячую кожу моментально остужает холодная простынь, но не остужает мое желание.              Нильсен устраивается между моих ног и окончательно стягивает с меня белье. Тяжело вздыхаю, понимая, что придется искать и его. Однако такая никчемная проблема сразу уходит на второй план, стоит ощутить поцелуи Александра на моем колене и ниже, ниже.              Каждый след от его губ остается ожогом на коже и пятном на душе. Не хочу забывать его взгляды, движения, касания. Хочу навсегда сохранить в сердце момент, который после разобьет меня на мелкие осколки и размажет о камни реальности.              — Боже, — выпускаю весь воздух из легких, стоит Алексу приподнять мои бедра.              Он смешивает нежные и грубые движения, из-за чего по комнате разносятся звук соприкосновения влажной кожи друг об друга. От этого лишь распаляюсь сильнее и зажимаю между пальцев простынь, зажмурившись, не в силах смотреть в горящие страстью глаза напротив.              Порывисто и шумно дышу, чувствую глубокие, размеренные толчки; крепкие руки на своей талии; капли пота, из-за которых тело липнет к кровати. Наконец позволяю себе посмотреть на Александра: его темные волосы окончательно растрепались и небрежно падают на лоб, грудь блестит от пота, а через приоткрытые губы он тихо стонет себе под нос.              Я обхватываю его предплечье и тяну на себя. Еложу от тяжести тела Александра и закидываю руки ему на плечи.              — Агата, — он утыкается мне в шею носом и сипло дышит, еще пару раз прошептав мое имя.              В ответ я только двигаю бедрами и смазано целую в губы. Стараюсь захватить как можно больше воздуха, но от жара вокруг ничего не выходит. Легкие почти горят, а губы и горло вовсе пересохли. Но разве есть до этого дело, пока мое имя, произнесенное хриплым голосом Александра, все глубже и глубже врезается в подсознание?              Я запрокидываю голову назад, затылком скользя по подушке. Впиваюсь зубами в ребро ладони, чтобы сдержать громкие стоны от поцелуев в шею и более резких движений Александра. Он позволяет себе прикусить тонкую кожу и разнести по телу укол мимолетной боли, что растекается под кожей и увеличивает полученное мной удовольствие.              Алекс переплетает наши пальцы, а я свободной рукой ближе тяну его к себе. Теснее прижимаю, чтобы кожа к коже липла; чтобы каждое прикосновение обжигало; чтобы не было и сантиметра между нами; чтобы до конца осознать правдивость происходящего. Скольжу по широкой спине, нагло царапаю, пока Алекс так же нагло оставляет пятна на моей шее.              Целую Нильсена в губы и утыкаюсь носом ему в щеку, вдыхая запах его кожи. Запах, который сводит с ума. Задыхаюсь, когда Александр опускает руку между нами и резкими, но нежными движениями вынуждает меня прикусить его за плечо и задрожать, наконец-то почувствовав долгожданную разрядку.              Снова и снова теряюсь в моменте, наслаждаюсь тяжестью во всем теле и продлевающимся от рваных толчков Александра удовольствии. Я отвечаю на его крепкий поцелуй, а после и на крепкие объятия, услышав свое имя сквозь стон.              Алекс обнимает меня поперек талии и утыкается лбом в плечо. Я борюсь с желанием запустить пальцы в его волосы, погладить по руке или просто поцеловать, потому что на смену блаженству приходит осознание окончания сегодняшнего вечера. Или, если быть точнее, — ночи.              Натягиваю на себя одеяло, чем, кажется, пугаю Александра и он отстраняется, свисая с кровати и звеня ремнем. Я отворачиваюсь от него и смотрю в потолок, сложив руки на животе. Мое дыхание все еще рваное, а тело потное, только это не позволяет мне уйти. Не хочу так резко оборвать все произошедшее между нами. Пусть это сделает Александр.              — Будешь?              Поворачиваю голову в сторону Нильсена: облокотившись на изголовье кровати, он стряхивает пепел в пустую упаковку и протягивает сигарету мне.              Я кротко киваю и делаю слабую затяжку. Выпускаю изо рта бледный, почти незаметный дым и возвращаю Алексу сигарету. На языке вместо привкуса поцелуев остается острота от табака, а в носу больше не чувствуется запах горького парфюма. Все произошедшее наконец развеивается, как и дым над нашими головами.              — И куда решила после учебы? — интересуется Алекс и тушит сигарету об крышку упаковки.              — Не знаю. Пока вернусь домой и устроюсь в кондитерскую родителей. А дальше — посмотрим.              — Не хочешь поступать дальше?              Шумно вздыхаю и пожимаю плечами. Смотрю в глаза Александру и понимаю, что учиться в Испании больше не смогу, потому что здесь все о нем напоминает. А чтобы пробиться на бюджет в Лондонских университетах — нужно постараться. Но я так устала.              — Предпочту набираться опыта.              — И что же инженер будет делать в кондитерской? — сквозь улыбку говорит Алекс.              — Там и разберусь, — сдерживаю зевок и прикрываю плечи одеялом. — А ты чем займешься?              Александр сам пожимает плечами и ложится рядом. Он подпирает голову ладонью, и я засматриваюсь на его губы.              — Может, поступлю в университет в Швеции и буду работать в фирме у мамы. А еще продолжу валять дурака.              — Понятно, — тихо отзываюсь и отвожу взгляд в сторону.              Именно этого я и ждала: разные пути, разные жизни, разная судьба. И нигде нет чего-то совместного. Только вот с чего это совместное должно взяться, если мы друг другу никто?              Вздыхаю, понимая, что все действительно так. Если мы и были лучшими друзьями, то такими и останемся в воспоминаниях о проведенных вместе четырех годах, окончание которых запомнилось мне не вручением диплома, а фееричным оргазмом.              — Значит возвращаешься в Англию? — тихо, сам у себя как будто спрашивает Алекс. — Никогда не был влюблен в Англию.              Я поворачиваю голову в сторону. Устало осматриваю лицо Нильсена: все такое же умиротворенное и красивое.              — Хочешь разбудить мой патриотизм?              — Нет, — тихий смешок вырывается из Алекса, а он сам ведет подбородком и опускает взгляд между нами. — Я не влюблен в Англию, но испытываю любовные чувства к тому, что в ней есть. Знаешь, двухэтажные автобусы, чай в пять часов, брелоки в виде маленьких копий Биг-Бена, лепреконы с горшком золота, Агата Харрис…              Не слышу, что дальше говорит Александр, только крепче хватаюсь пальцами за край одеяла. Горло болезненно сжимается, а сердце и вовсе останавливается, прежде чем разорваться внутри.              Я в упор смотрю на Нильсена, который лежит рядом с легкой, беззаботной улыбкой на губах. Как будто ведет непринужденную беседу за чашкой остывшего кофе где-нибудь в центре Мадрида.              — Что ты сказал?              — Что в этом всем есть своеобразный шарм. Своя эстетика, которая…              — До этого! — нагло перебиваю и приподнимаюсь. Подгибаю под себя ноги, прикрывая одеялом тело.              — Что не люблю Англию.              — Да твою мать! — несдержанно рычу и наклоняюсь вперед. Позволяю себе ударить Алекса в плечо, из-за чего он падает спиной на кровать. — Ты издеваешься?              — С чего бы?              Я тяжело дышу, взбешенная его поведением. Сжимаю кулаки, борясь с болью в груди.              Снова смотрю на Нильсена, разочаровываясь в себе и своих чувствах к нему. Ощущаю, как глупо поступила, раз решила, что одним сексом закрою своеобразный гештальт и забуду про вечную ухмылку и случайные касания; про проведенное вместе время; про возможность быть рядом.              Делаю глубокий вздох, а затем выдох и говорю:              — До лепреконов… что ты сказал?              Александр отталкивается от кровати и опускает ладонь мне на щеку. Я поджимаю губы, и в горле начинает першить. Думается, сейчас он ляпнет очередную шутку или скажет, что я просто идиотка, прыгнувшая к нему в постель по первому зову.              Но Алекс так не делает. Он мучительно долго бегает взглядом по моему лицу. Гладит меня по щеке, и я, кажется, чувствую каждую клеточку его кожи.              Ничего не говоря, касается моих губ своими, — нежно, трепетно, как будто с любовью. А я ведусь на это. Разрешаю себя целовать, притягивать ближе, трогать, лишь бы не выгнал сейчас. Лишь бы дал мне немного времени помечтать о взаимной любви.              Я плотнее прижимаю к себе одеяло, практически царапая себя сквозь ткань, когда Алекс прислоняется своим лбом к моему. Он не отпускает моего лица, гладя, почти лаская, и я зажмуриваюсь, не выпуская слабость наружу.              — После лепреконов была ты, Харрис. Но я бы поставил тебя на первое место. Все же маленькие рыжие дедушки меня не привлекают, — с улыбкой в голосе говорит, и у меня внутри все переворачивается. — Ты давно нравишься мне и занимаешь отдельное место в моем сердце.              — И ты говоришь об этом сейчас? Когда судьба буквально раскидывает нас в разные страны?              Алекс отстраняется. Заглядывает мне в глаза и вздыхает.              — Самолет для кого придумали, Харрис?              — Да ты! — рыкаю, ощущая не только радость от взаимности, но и горечь расставания. — Мы могли бы… Давно. Все было бы проще, — обнимаю себя и врезаюсь ногтями в предплечья. — У меня нет возможности тратиться на билеты в Швецию каждые выходные и чаще. Тем более нет таких средств, чтобы там жить.              — Ну, может, магистратура в Англии звучит не так плохо? — Алекс широко улыбается и тянет меня на себя. Откидывает одеяло, и мы вновь соприкасаемся друг с другом обнаженной кожей.              Я упираюсь локтями с двух сторон от головы Александра и поправляю его волосы.              — А может, я продолжу учиться и найду вуз в Швеции с общежитием? — с надеждой произношу, ловя любовный взгляд, и удобнее устраиваюсь в горячих объятиях.              Не знаю, где мы окажемся после летних каникул, но точно знаю, что будем там вместе. И точно не в статусе лучших друзей.