Рельсы уходят в туман

Из окна Ивана видно узкую аллею, засаженную редкими голыми деревьями, и трамвайные пути. Ещё из него при желании можно увидеть довольно много девятиэтажек и закрытый на обед гастроном, а также до безобразия тусклое небо, но всё это Ивану далеко не интересно, и поэтому желания смотреть ни на дома, ни на гастроном у него нет. Время от времени по трамвайным путям, как ему и положено, проезжает мимо окна трамвай. Иногда в салоне куча пассажиров, иногда – всего два или три. Трамвай замедляет свой ход, приближаясь к остановке, вбирает в себя несколько человек и продолжает свой путь. Но рельсы нравятся Ивану намного больше, чем сам трамвай, для которого они созданы. Если на улице осень, - вот как сейчас, - то иногда и аллею, и пути накрывает плотный белый туман. Можно представить, что рельсы уходят в бесконечность. И если идти по шпалам, перешагивая с одной на другую, можно попасть в абсолютно иной мир, в котором нет дурацких правил и где людям нет нужды лгать друг другу. Мир, в котором можно тронуть незнакомого человека за плечо и сказать: «Смотри, Полярная звезда сегодня такая яркая». Или: «Я написал сегодня стихи, вы не хотите послушать?». Иван не писал стихов. Но иногда ему нестерпимо хотелось сбежать от повседневной суеты в какой-нибудь случайный закоулок реальности. Когда ты страна – бывает очень сложно жить как все. Иногда Ивану страшно хотелось приключений, романтики и прочего. Слишком всё обычно было вокруг. Только где же всё это взять в современном мире? * * * - Собрание объявляю законченным. Спасибо, все свободны! – Германия собрал со стола бумаги с графиками и быстро вышел из кабинета. Иван задумчиво проводил его взглядом. Все потихоньку просыпались. Доклад Людвига оказался столь длинным и скучным, что не выдержали даже воспитанные Артур и Родерих. Иван отключился ещё с первых слов, потом пару раз просыпался: первый раз – когда Франциск, заснув в неудачной позе, с диким грохотом свалился со стула; второй раз – когда на него, Ивана, облокотился бессовестно храпящий американец. Людвиг упрямо делал вид, что не замечает творящегося вокруг него сонного царства и боролся до последнего. Иван понимал, что всё это, наверное, важно… диаграммы, статистики, отчёты… но всё-таки это казалось ему неправильным – тратить время на какие-то цифры, когда можно заняться чем-нибудь куда более важным и интересным. На улице было прохладно. - Эй, Россия! - В чём дело, Альфред? - Тебя подвезти? До аэропорта! – Американец кивнул на свой джип сумасшедшего цвета. – А то сюда ты, кажется, на такси добирался! - На такси, - подтвердил Иван. – Слушай, Альфред… Ты когда-нибудь писал стихи? - Стихи? Ха! У меня, знаешь ли, нет времени на всякую чепуху! Так что, ты едешь? - Еду. – Упускать возможность бесплатно прокатиться ему не хотелось. В машине гремела электронная музыка. Они ехали довольно долго, наконец Альфред лихо затормозил у здания аэропорта и скомандовал выход. - А почему ты спросил?.. про стихи. - Не обращай внимания. У тебя и без этого забот хватает. Я ведь прав? * * * …кипит на кухне чайник. Бормочет еле слышно доисторический радиоприёмник на стенке, собранный ещё в советские времена самим Иваном. Шумит в ванной вода, бегущая из незакрытого крана. Повседневность. Бытовая рутина. Серая и тяжёлая, как жидкий цемент. Нет, он не соскучился по войнам или чему-то вроде них. Войнами он сыт по горло. Но и этот повседневный цемент он в гробу видал в белых тапочках. Ему осточертел долбанный Кремль и вечная гора документов на письменном столе. И дурацкие международные конференции уже сидят в печёнках. Так хочется чего-нибудь… необычного. Вот только где его взять? Трамвай, ярко-красный, как на картинке, прошёл по путям мимо остановки. Как будто не заметил. * * * - И тут он мне такой: «У тебя слишком слабая финансовая система!». А я ему: «Ха, да хули ты вообще в экономике понимаешь!» А он мне… Заснуть не удавалось только потому, что Америка слишком громко орал. Иван измученно потирал глаза. Он вообще слабо понимал, что он здесь делает. Жизнь казалась ему голой, лишённой смысла, как одежды или даже кожи. Один остов остался – и тот спёрли, заменив на пластмассовый. Обнажённый фальшивый скелет существования. Франциск с Артуром, сидящие напротив него, не ругались по своему обыкновению, а, напротив, негромко о чём-то беседовали. Интересно, подумал Иван, что же они обсуждают? Финансовую систему Джонса?... или не могут решить, куда им сегодня пойти – в кино или в парк погулять? Иван неожиданно для себя понял, что им завидует. Ему не с кем было вот так вполголоса поболтать на собрании. Обычно рядом с ним сидели Альфред и Ван, но китаец последние три собрания пропустил, а Альфред делал сейчас доклад, и его место занял молчаливый Германия. Впрочем, возможно, удастся его разговорить. - Людвиг… - Иван наклонился к хмурому немцу, интимно шепча на ухо. Тот недовольно глянул снизу вверх. – Как… э… у тебя дела? - Чего тебе надо? Я, между прочим, пытаюсь выцедить из его идиотского отчёта информацию. А ты мне мешаешь. - Ты серьёзно? – Иван недоверчиво хмыкнул. - Да. Если это всё – помолчи, пожалуйста. И больше никогда не пытайся заговорить со мной по-немецки. У тебя ужасный акцент. Шёл дождь. - Брагинский! Эй, Брагинский! Иван оглянулся, вопросительно глядя на подбегающего Джонса. - Давай подвезу! Тут, правда, недалеко, но льёт ведь как из ведра! Он рассеянно провёл по волосам, затем мокрой ладонью по лицу: - Да, это точно. Как из ведра. Поехали… * * * - Ну и долго ты ещё собираешься так жить, Вань? Нельзя вечно прятаться от людей! - Это не я. Это они от меня прячутся. Да не волнуйся ты так, Оль! Всё в порядке, честно. - Правильно, Ольга! Он уже не маленький, пусть сам о себе волнуется. Если каждый раз после падения акций Газпрома ты будешь прибегать и одаривать его советами и заботой, он так и останется растяпой и дураком. Верно я говорю, Вань? - Однозначно. Слушайте, я тут недавно пару строчек накропал. Пил вот… то есть, в парке вот гулял… и пришло в голову. Ночь обглодала город, Оставила обрывки в лужах света фонарей. Наплевала дождём за ворот, Вбила в небо миллион сверкающих гвоздей. Но не… - Ох, Иван… - печально перебила его Ольга. – Ты бы, чем стишки писать, лучше занялся бы как следует переговорами с Японией. Того и гляди, заберут у тебя Курилы, ещё и Сахалин оттяпают. А ты ворон ловишь. - Да и Китай не зевает. Ты в курсе, что по закону у тебя могут отобрать миллионы гектаров неиспользуемой плодородной земли? Скоро в Россию толпой повалят косоглазые, засаживать пустующие территории капустой, чесноком и прочими… продуктами земледелия. А ты и бровью не ведёшь! Заводы простаивают! Ты хоть в курсе, что творится у тебя в Новокузнецке?! Проснись, Брагинский!! С тебя последнюю рубашку снимут, а ты им спасибо скажешь и поклон земной отвесишь!!! – Наташа сорвалась на крик, поняла, что и сама последовала примеру сестры и хмуро закусила губу, скрещивая руки на груди. - Она права, Вань. Хватит витать в облаках. Возьми себя в руки, ты ведь взрослый человек! А о том, что у тебя на письменном столе творится, я вообще не говорю! Такого я ни у одной страны не видела. Господи, что же за брат у меня такой непутёвый?.. – Ольга жалобно взглянула на Наталью, ища поддержки. Та развела руками и досадливо скривилась, поднимая глаза к потолку. - Ладно, я понял, - помолчав, сказал Иван. – Возьмусь за ум. Обещаю. Завтра же возьмусь. * * * На следующий день снова лил дождь. Ивану было пусто и тоскливо. Он разбирал никому не нужные документы, сидя за столом, и думал о трамвае, которому не надо беспокоиться о Курилах или международных отношениях. Он едет себе да едет по уже готовым рельсам, в туман, в снег и в ливень. Только вот свернуть никуда не может. У него нет выбора. Вперёд – или назад. Без вариантов. Цемент безжалостно давил на грудь, не давая вдохнуть. Сплющивал сердце в лепёшку.Выдавливал воздух из лёгких. Выжимал глаза из орбит. Иногда Ивану казалось, что всё это ему просто снится. Вообще всё. * * * - Иван!.. Иван, тебя подвезти? В Вашингтоне было довольно тепло. Ивану не хотелось в душную машину (ну ладно, пусть хорошо кондиционируемую. Всё равно не хотелось), и он отрицательно покачал головой. Джонс разочарованно протянул «О-о-о…» и сразу же предложил: - Тогда я тебя провожу, О’К? Он молча кивнул, и они зашагали рядом по тротуару, плавно обтекаемые потоком людей. По шоссе неслись, гудя и мигая фарами машины; в столице Штатов кипела жизнь. Лицо Альфреда попеременно освещалось то зелёным, то красным, то фиолетовым, то жёлтым – в зависимости от того, мимо какой вывески или рекламы они проходили. - Слушай… Помнишь, ты про стихи спрашивал? - Помню. - Я… в общем, сдуру не то ляпнул. То есть… времени-то у меня, конечно, нет… Но стихи – это не чепуха, и вообще… Oh my God, я совсем не то хотел сказать! Забудь, Иван, не слушай. Я несу бред. – Он резко остановился и защёлкал извлечённой из кармана толстовки зажигалкой. Язычок пламени вспыхивал и угасал, подсвечивая лицо Альфреда. Иван, помогая, прикрыл огонёк ладонью. Наконец закурив, Джонс облегчённо вздохнул и начал объяснения заново: - Видишь ли, стихи… как призма… выражение личности через призму… Oh God, эти все слова… Я не могу объяснить! Не слушай меня, Иван. Забудь. Я снова понёс чушь; я не умею писать стихи, мне не удаётся подобрать верные слова. Но это, в общем-то, всего лишь отговорка!.. А вообще-то, я… Иван молча слушал его болтовню, размышляя о том, что же он на самом деле хотел сказать. Навязчивое ощущение нереальности происходящего всё не отпускало его и становилось только навязчивей, ярче. Когда вдали завиднелось здание аэропорта, Джонс невнятно попрощался и сгинул в огнях Вашингтона. Его скомканный монолог произвёл на Ивана неизгладимое впечатление. * * * Проснувшись, Иван полежал немного, собираясь с мыслями; болела голова, значит, вчера он снова слишком много выпил. И было бы с чего пить!.. обычные… неполадки… наверное… с психикой. Рано или поздно с каждым может случиться. Это вопрос времени. В какой-то момент ты просто понимаешь, что ты шизик. Прими это как должное. Не хватайся за бутылку. Поверь горькому опыту тех, кто был до тебя. Спустив ноги на пол, Иван обнаружил, что спал в туфлях. Точно; кажется, он собирался вчера на очередную конференцию, но так и не пошёл. Сколько дурацких собраний он уже прогулял? Два? Три? Больше? Запиликал телефон. Смс. Русские слова латиницей: «Иван, ты в порядке?! Тебя уже месяц не видно и не слышно! Ты что творишь?! АФД». Ну надо же, беспокоится, с язвительной усмешкой подумал он. В Холодную войну поди не беспокоился. Ч-чёрт, но как же всё-таки болит голова… - Ван… - хрипло выговорил он. Прокашлялся, прошёл в ванную, глотнул воды из-под крана. Бросив взгляд в зеркало, пригладил волосы привычным жестом. – Ван, ты тоже поэтому от них прячешься? Поэтому ведь? Или просто затаился и готовишься отобрать у меня парочку гектаров лесов? Ты ведь всегда был умным парнем… наверняка понял, что всё это не по-настоящему! Наверняка до тебя тыщу лет как дошло, что всё это мне просто снится! А я, дурак непутёвый, и не подозревал… Надо Наташе позвонить. «Абонент находится вне зоны действия сети». Д-дерьмо; Иван швырнул телефон об стену. Бесполезный кусок пластмассы! в такой момент… Он присел на подоконник, сцепив пальцы в замок. «Когда ты в таком состоянии, - говорила давным-давно Наташа, - ни в коем случае не пытайся размышлять над ситуацией. Случается… с каждым порой случается, что его мир выворачивается наизнанку. Видны грубые швы. И не понять, не понять, где настоящий мир… а где подделка. Когда с тобой такое происходит… Ничего не делай. Позови… меня, ладно?» - Как же ты могла, сестра, так меня подставить! Задребезжал телефон – теперь уже домашний. Иван спрыгнул с подоконника, подошёл к столу. Поднял трубку. «Иван! Иван, это ты? Ты где?! Ну, не молчи! Скажи что-нибудь! Мы тебя обыскались! Артур говорит – «оставь его в покое», а я что, дурак, тебя одного бросать! Иван, ты почему молчишь?! С тобой что-то случилось? Ответь, я же слышу, как ты дышишь в трубку!» Он медленно опустил руку с телефоном, из которого всё ещё доносился обеспокоенный голос Джонса. Протянул другую руку к проводам, торчащим из гнёзд в подставке для трубки – и резким движением выдрал их с корнем. * * * - Иван, открой. Это я. – Голос был негромкий и злой. Наташа не посчитала нужным стучаться, полагая, что Иван и без того её услышит. Он отпер дверь, впуская сестру. - Очень мило с твоей стороны вырубать телефоны и заставлять меня работать посыльным. – Арловская всучила ему какую-то бумажку (Иван автоматически сунул её в карман) и прошла в комнату, на ходу снимая пальто и стягивая перчатки. И то, и другое отправилось на спинку стоящего возле двери стула. - Я… провалился. Ну… туда. Ты понимаешь. - Это всё объясняет. Сколько дней? - Полтора месяца. Где тебя носило? Я пытался дозвониться, ты была недоступна. Я тут с ума схожу, а ты хрен знает где! «Вне зоны доступа, мы не опознаны», блин… - Иван сел на стул и схватился за голову. – Какого чёрта?! - На мне свет клином не сошёлся, идиот! А Людвиг? А Франциск? Я пыталась наладить ввоз товаров из Литвы! Качественные продукты сейчас можно достать только у прибалтов и Швеции. Но очкарик никогда мне не нравился. Подозрительный тип. - Насчёт качества продуктов – имей в виду, что это только твоё мнение. Так ты мне поможешь или нет? * * * - До конца собрания осталось пять минут. Если кто-то хочет высказаться – у него есть на это время. Да, Иван? Можешь не вставать. - Нет, спасибо, я встану. – Он отодвинул стул и не спеша поднялся, затем подошёл к столу, за которым стоял Людвиг. Решительным жестом смёл с него все бумаги, под общий вздох удивления залез на стол и выпрямился во весь рост, оглядывая собравшихся. - Брагинский, ты совсем с катушек съехал? Слезь, придурок. Навернёшься. - Ты нахрена туда забрался! И так был тотально высокий, а теперь… - …вообще тотальней некуда. - Я… могу говорить? Все притихли. Запереглядывались. - То, что я скажу, может показаться вам странным. Но если учесть, что меня вытащили всего неделю назад, повода удивляться у вас нет. К тому же, я собираюсь поведать вам совершеннейшую банальщину, известную вам с младых, как говорится, ногтей. Нет-нет, не перебивайте меня. Всё равно осталось-то лишь пара минут, так какая вам разница, на что их потратить? Мне необходимо выговориться. Сложно быть нацией; да кому я это говорю? Все вы, как и я, проваливались по многу раз, за исключением, наверное, Альфреда – ты ведь всего дважды видел изнанку? К этому невозможно привыкнуть. Я проваливался раз пятьдесят, и в каждый – как в первый. Нет, Артур, помолчи. Мне действительно нужно выговориться. Я ведь не так часто это делаю, правда? Я всегда пытался понять, как вы это делаете. Да-да, вы, Наташа, Франциск, Антонио… Людвиг. Как это возможно? Я хотел научиться, ты ведь помнишь, Наташ, как я тебя донимал… Только вот, к моему разочарованию, никто не смог мне ничего объяснить. Я всё думал, что вас объединяет. Почему именно вы – и никто больше? Сила духа? Решительность? Твёрдость? Хрен знает, одним словом. Самое интересное, что всякий раз невозможно понять, что с тобой происходит. Сейчас мне вроде бы очевидно, что тогда были все предпосылки. Что всё указывало на то, что я проваливаюсь. Однако я не понял. Как и в пятьдесят-шестьдесят предыдущих разов. Почему? - Иван.. – негромко произнёс Людвиг. – У меня самолёт скоро. Я, конечно, всё понимаю… С моей стороны будет крайне невежливо сейчас просто хлопнуть дверью со словами «адьёс, амигос». Может, ты договоришь по дороге? Был бы очень благодарен. - О… вот как. – Он неловко спрыгнул со стола. Все как будто проснулись, заговорили наперебой, шумной толпой вытекли из зала. Остались только Людвиг, подбирающий с пола бумаги, и Иван, наблюдающий за ним. - Может, на чай зайдёшь? - Я же сказал, что у меня самолёт скоро. - А… точно. – Иван со вздохом пнул вполсилы ближайший стул. Не со злобы, а так просто. - Может, в следующий раз. - Может. На улице было холодно. Иван сразу засунул руки в карманы пальто (так как рукавиц у него не было) и нашарил в одном из них скомканный кусочек бумаги. Наверное, чек, рассеянно подумал он и быстро зашагал за Германией. - Смотри, Людвиг, Полярная звезда такая яркая… - Это Юпитер, балда. - Тоже мне, астроном нашёлся! Знаешь, что у нас в России с умниками делают?.. – с угрюмой угрозой в голосе начал Иван. - Только оттуда – и уже наезжать? - А кто запретит? – ухмыльнулся в ответ он. Посадив Людвига на самолёт, Иван решил очистить наконец карманы от склада мусора, устроенного в них самым бессовестным образом. Уже хотел было выбросить и комочек бумаги, как вдруг вспомнил, что это и откуда оно у него взялось. Записка от кого-то! «Очень мило с твоей стороны заставлять меня работать посыльным»… Он ведь так и не посмотрел, что в ней. «Hang on, fucking you!! We, nations, should help each one together!! Don’t be a fool, Ivan! You need us! AFD». Иван расхохотался в холодное небо. * * * Воздух влажный, тяжёлый и сырой – как земля под ногами. Не видно ничего, что сверху или в радиусе двух метров от тебя. Густая невесомая молочная масса покрывает всю землю. Иван идёт по шпалам, перешагивая с одной на другую. Далеко-далеко впереди ему мерещатся два мужских силуэта: один держит руки возле лица, в них что-то то ежесекундно светится и гаснет; сначала Ивану кажется, что это вспышки фотоаппарата, но после он понимает, что на самом деле это зажигалка. Второй силуэт запрокидывает голову и смотрит вверх – туда, где должны быть звёзды. Рельсы уходят в туман. Через некоторое время Иван слышит, как стучат невдалеке колёса. Отходит с путей – и как раз вовремя: по рельсам проносится пустой трамвай, в его салоне не горит свет. Видения силуэтов впереди исчезают. Иван улыбается, ступает обратно на шпалы и продолжает свой путь.