Неисповедимы пути Господни

Пути Господни неисповедимы, Нам трудно их понять своим умом, Не знаем мы, где горы, где низины, Где горе обернётся нам добром. (с) Наталья Кузнецова

– Благослови тебя Господь, мил человек, – тяжело вздохнула и перекрестила его вслед сердобольная женщина. Откуда только взялся сей странник одинокий - не ведомо никому. Приехал еще пополудни к деревне, да на ночлег попросился. Не хотел деревенский староста чужаков к себе пускать, да жена его смилостивилась, пустила в дом, накормила скитальца. А за трапезой и нажаловалась, что нежить какая поганая на болоте завелась, скот ворует да детишек пугает. Без заднего умысла проговорилась, натура бабья такая была, что поболтать любила, а гость возьми да и пообещай, что в благодарность за прием теплый избавит деревню от несчастья этого. Всплеснула руками женщина, охнула, мол, куда ты сам одинешенек на зверя лютого попрешь, не вернешься ведь. А гость лишь ухмыльнулся сквозь бородку темную, да ответил, чтоб не волновалась зазря она - и не с такими злыднями сталкивался. Покачала головой женщина, поохала, да и не стала отговаривать: больно уж зверя она того боялась, да не за себя, за детишек малых да несведущих, кои в лес забегут играючи и не воротятся потом. Кто его знает, что у чудища на уме: сначала скот ворует, а глядишь на людей перейдет. И помочь-то некому более будет: на краю государства деревушка стоит, на много верст вокруг ни одного селения кроме них и нету. Вот так выгрызет нечисть их село, а в столице и не узнают даже. Как бы ни было жалко путника на смерть верную отправлять – ходили уже молодцы здешние бороться с чудищем, да не вернулся никто – а надежда все теплилась, что сможет гость храбрый их от напасти избавить. По лицу видно было, по глазам, что немалое в жизни уже пережил, многое повидал, да вот жив еще, того гляди и в сей раз выживет, а коли нет - знать судьба у него такая. Накормила она путника, напоила, ложе постелила, дабы отдохнул странник пред сражением тяжким да после дороги долгой, коня его в стойло отвела, овса от души насыпала, да детишкам указ дала не шалить шибко, гостя не будить. А когда настал час провожать путника, перекрестила она его вслед, да обмолвилась: – С Богом, путник, гляди, может, не Он, так хоть ведьма лесная тебе поможет… Не обратил тогда странник внимания на слова эти, повесил на пояс меч свой да зашагал к лесу, не оглядываясь. То ли удача была сегодня не на его стороне, то ли, наоборот, благоволила, тут уж как посмотреть, но, на болота зайдя, чудище не долго искал он. Сидело оно на берегу прямо, живность какую-то растерзанную заглатывало. Услышало, как хрустнула ветка под ногой у чужеземца, взметнулось, оскалилось, показывая зубы свои размером с палец каждый, ощерилось и в бой кинулось. Успел, к счастью, путник меч свой вовремя выхватить да отразить атаку. Нелегкий бой выдался, долго они кружили в смертельном танце, оба из сил почти выбились, но вот только пусть зверь и крупнее был, да умом не блистал, удалось страннику обхитрить его да меч в сердце самое засадить. Но вот и нежить так просто подыхать не хотела, успела, окаянная, когти свои как лезвия острые в бок противнику вогнать, только после этого дух последний и испустила. Дыша тяжело, прихрамывая и рукой прикрывая раны кровоточащие, побрел спаситель обратно в деревню. Мутилось в глазах у него, ноги подкашивались так, что на меч уже опирался он при ходьбе – нелегкой ценою битва эта путнику далась. Меньше версты до деревни оставалось ему, да не выдержал, свалился наземь от раны тяжелой, и покинуло его сознание… А дальше все как в тумане было. Едва-едва он помнил, как кто-то поднимал и нес его, как снимал рубашку да раны обрабатывал. Единственное, что запомнилось ему, то глаза: зеленые, яркие, жгучие… Да голос тихий, успокаивающий, убаюкивающий. Не ведомо, времени сколько метался он в бреду да беспамятстве, а только проснулся он в утро одно от запаха еды да от стука тарелок глиняных о стол деревянный. Приоткрыл глаза, осматриваться начал. Себя обнаружил на ложе узком, лежащим у стенки самой. Видать, нечто вроде землянки, где окромя этой комнаты других, казалось, и не было, оттого и вмещала она в себя и спальню, и кухню. У стены дальней над котлом склонившись и сам дома хозяин стоял. Странно одет он был: длинная, в пол, то ли юбка, то ли штаны широкие, да рубаха просторная. Не видал ранее путник, чтоб мужи одевались так. Да и уверенности поначалу у него не было, что он пред собой парня, а не девицу видит: больно уж фигура ладная у того была да волос кудри ниже плеч вились. – Утро доброе, странник, – заметив, что очнулся он ото сна, обратился к нему избы хозяин. – На поправку идешь гляжу, коль еду уже взглядом голодным обводишь. Что ж, прошу, присаживайся к столу, отведай, чем богаты, – приглашающе повел рукой парень, да отвернулся обратно делами своими занявшись. – Благодарю тебя за кров, за стол и за спасение. Коль не ты, полагаю, остался б я помирать в лесу том. Да позволь узнать, кем же будешь ты? – отведав похлебки миску да отваром травяным запив, решился все же в ответ спасенный слово молвить. – Ведьма я, – тихо да как-то нехотя ответил юноша. Удивился тогда путник: как так, пусть и хрупкий, да парень все же, а как женщину себя называет. – Позволь, это где ж видано такое, чтоб ведьма парнем была, – озвучил мысли свои он. – Колдун тогда уж, аль ведьмак, уж не знаю я, как зовете вы себя... Вскинулся ведьмак неожиданно на слова эти, крутанулся вокруг оси своей, к путнику разворачиваясь, да глазищи свои зеленые распахнул широко: – Быть не может... Скажи мне, странник, ты разве не видишь женщиной меня? – Да какая ж из тебя женщина-то? На первый взгляд-то, конечно, так и не решишь сразу, но да присмотревшись понять можно. Пусть и худоват ты для парня, но и не мудрено, коль в лесу обитаешь. – Ох, и не простой ты, странник, первый раз такого встречаю. Истинную суть вещей зришь... Дар то великий. Скажи мне, аль не рыцарь ли ты случайно? – Рыцарь... – усмехнулся в ответ тот. – Был им когда-то, да давно то было, уж и не припомнить когда. Много лет как не ношу доспехи рыцарские. – От чего ж доселе не рыцарь? – Не по нраву мне устои пришлись их моральные. Им бы только волю королевскую исполнять, а что до народа простого, то им и дела нет. – Видать, не ошибся я, правду о тебе Лес сказал. Не понимал путник речей иных собеседника странного своего, да переспрашивать не решался, слушал только да кивал. – Раны твои, странник, на диво быстро затягиваются и без помощи моей, так что, коль желаешь, на воздух свежий можешь выйти, утро вдохнуть, а мне надобно за травами в лес сходить, – спустя какое-то время снова обратился к нему зеленоглазый, на плечо сумку-травяницу надевая. Путник в ответ и словом обмолвиться не успел, как ведьмака и след простыл. Да он не особо-то и знал, что ответить, кивнуть разве что. А чуть поразмыслив, решил, что и правда воздуха свежего глотнуть неплохо было бы. Оглядел себя – штаны, сапоги да ткани полоски, рану его обвязывающие – и решил, что и так выйти можно, чай не зима, да и народу-то в лесу навряд ли много сыщется. Вылез из землянки, потянулся, да и встал под лучи теплые - отогреваться на солнышке. Да так пригрелся, что не услышал поначалу хруста веток за спиной, а когда услышал, подумал поначалу, что то хозяин дома вернулся. Но вот, когда рык тихий за сим последовал, тут уж встрепенулся странник. Обернулся резко, едва не оступившись, да быстро в руки взял себя. Что ж он, медведей раньше не видывал? Видать-то видал, да вот тогда с ним оружие его верное было, а сейчас ничего-то и нету... Хотя улыбнулась еще раз удача ему, наткнулся взгляд на корягу толстую от него недалеко лежащую, схватил он тогда ее да кружить вокруг медведя начал, поглядывая, что ж тот делать собирается, не иначе как еды запах учуял и поживиться пришел. А минуту спустя и ведьмак из-за деревьев показался. Заволновался тогда путник, медведь нападет коли, парень и защититься не сможет, вон худющий какой. – Стой там, не подходи ближе, – крикнул ему бывший рыцарь, перехватывая палку поудобней да медведя прогнать намереваясь. – Нет! – тут же бросился к ним ведьмак, едва их завидев. – Не трогай ее, – обратился он к страннику, отгораживая собой медведицу. – Не причинит она зла тебе. Не бойся, она лишь о здоровье твоем справиться пришла. – Здоровье? – ошарашено переспросил гость, запустив руку в свои волосы спутанные и взгляд недоуменно переводя с одного на другого. – Угу, – кивнул ведьмак, – это она помогла мне тебя донести. Сам бы я не унес, уж больно тяжелый ты, странник, – улыбнулся в ответ парень. – Не бойся, подойди к ней. И сам развернулся да к медведице направился, бесстрашно руки протягивая, а она будто и ждала того: сама носом ткнулась ему в ладони, тереться о них начала, фыркать от удовольствия, ластиться да к рукам льнуть, аки щенок маленький, пока ведьмак ерошил шерсть ее жесткую. – Подойди, – еще раз позвал его зеленоглазый. И сам от себя того не ожидая, положил он тогда корягу на землю обратно, да приближаться аккуратно к ним стал, руку по примеру вперед протягивая. До последнего опасался, побаивался даже – дикий зверь все же – пока сам шерсти бурой не коснулся да гладить не начал. – Как же так, что зверь дикий, лесной, а приручен так, будто скотина какая домашняя? – Зверь он пусть и дикий, а душа у него все одно есть. Разучился люд со зверьем да растениями ладить. А они все чувствуют, сами помочь готовы, понимать их только надобно. Все в мире живое, все едино. И человек, и зверь, и растения. С Лесом ведь тоже говорить можно. Слушать только надо уметь... Чем больше путник речи его слушал, тем менее он ему земным казался. Будто нимфа какая лесная в теле человеческом родилась да со зверьем и лесом общаться не разучилась. Диву давался странник, как чудо такое встретить ему довелось, да чем дольше с ним рядом находился, тем мельче вся суета людская казалась ему. – Что задумался ты крепко так, странник? Аль тревожит тебя что? – голос тихий из раздумий вывел его. – Кто ты, чудо лесное? Как звать тебя? – спросил, не удержавшись. – Что до имени тебе моего, странник, аль не все равно? – Не встречал я ранее таких как ты, да, сдается мне, не повстречаю более... Не ответил ничего ведьмак ему на то, лишь стрельнул прищуром хитрым глаз зеленых да в избу обратно направился. И не оставалось ничего путнику, окромя как за ним последовать, в думы свои окунувшись. Спустя время опомнился правда, спросил, не нужна ли помощь от него какая, да маг в ответ только головой покачал и отдыхать ему велел. Прилег странник лишь на чуточку, а сон как накатил на него, так и проспал он до вечера. Проснулся уже от того, что кто-то легонько за плечо его потряхивал: – Вставай, странник, поешь немного, сил тебе набираться надобно. И, как в прошлый раз, ждала на столе его миска с похлебкой да чарка с настоем. И снова для него одного только. «Уж не потому ли худой он такой, что не ест ничего?» – мелькнула мысль в голове у путника, да спрашивать не стал, быть может пока спал он, тот уж отужинал. Да чуть погодя другой вопрос задать решился: – Позволь спросить тебя, чудо лесное? – Спрашивай, странник. – Отчего ты юбку женскую носишь? Улыбнулся ведьмак на вопрос этот, сверкнул хитринкой в глазах лукавых, да все ж ответил: – От того, что люд прочий женщиной видит меня. Не доверились бы они мужу, колдовством владеющим, к ведьме-то оно как-то сподручней за советом идти, помощи просить. Но окромя того, одежда сия с Природой единиться помогает, силы от земли черпать. – Коли так, то не должен ли и я тебя девицей зреть? – Должен был бы, – кивнул ему в ответ хозяин дома, – да вот не простой ты, странник, как есть вещи наблюдаешь. Откуда ты такой, странник?.. – Тони, – чуть улыбнулся путник, глядя на удивленное лицо собеседника, – зови меня Тони, чудо лесное. – Хорошо, – кивнул медленно, – Тони... И до чего же диковинно страннику было беседы с ним вести. О вещах неслыханных ранее ему маг рассказывал, да так, будто и не было в том необычайного ничего. А путник слушал все, слушал, бывало и в толк не брал того, что ведьмак ему разъясняет, да так красиво тот все описывал, красочно, что и прерывать не хотелось. Хотелось слушать лишь да смотреть. И смотрел Тони, смотрел, сам себя бывало, на мысли крамольной ловил, что не подобает так на мага с глазами его изумрудными да станом ладным заглядываться, мысли порочные в голову свою пускать, да поделать ничего с собой уж и не мог. Ведь так бестревожно рядом с ним было, так мирно, будто полжизни провел он в землянке этой ведьмака речи слушая. Да вот, как бы ни было Тони спокойно да уютно находиться в гостях «ведьмы лесной», не привычно было ему времени столько на месте одном простаивать. Странником он был, странником и остался. Дорога манила его: пути новые неизведанные да места, оком людским не виданные. Не мог он долго на месте одном оставаться. И ныне уж тосковать по седлу потертому да тропе нескончаемой начал. Лишь только раны затянулись немного, спрашивать начал, далеко ли до деревни будет, да просил отпустить его, дорогу показав. – Да разве держу я тебя, странник? Все, что в силах моих было, сделал я, чтобы помочь тебе, да более не мне решать судьбу твою. Ты сам выбирать волен, Тони... Тропу укажу тебе, Лесу слово замолвлю, дабы охранял тебя, да прямиком к деревне и выйдешь, коня своего заберешь – ждет он тебя, никому более не дается – да в путь свой снова отправишься... – отчего-то немного грустно говорил ведьмак. Не держал он его, да вот только и путнику самому неведомо от чего не хотелось покидать место сие, но и по-другому не мог он. Не говорили они друг другу слов прощания, не провожал ведьмак путника речами долгими, лишь взглядом смотрел своим глубоким, всезнающим, зеленью омута бескрайнего затягивая, и только улыбался чуть-чуть совсем, будто ему тоже немного грустно было, будто дело ему какое до того, что уедет странник, да не увидятся, должно быть, они более. – Что ж, и ныне, мне на прощание, имени своего не скажешь, зеленоглазый? – Незачем тебе его звучание. Дом твой – дорога, да мир бескрайний. Ветер навстречу – вечный спутник, развеет он однажды и имя мое, так не все ли одно? Усмехнулся печально на это странник, ничего не ответил да развернулся к дороге указанной, зашагал по ней, не оглядываясь более. Немного погодя лес пореже становиться начал, а дальше чуть и деревушка из-за деревьев показалась. Как вошел в нее, сразу к дому старосты направился, коня своего забрать, да без слов лишних место сие покинуть: тяжко тут находиться стало, тяжело на душе. Едва увидела его женщина та, что приют дала ему ранее, ахнула, да не поверила вначале глазам своим: – Батюшки! Неужто ты это, путник? Да быть того не может! Уж сколько дней назад ушел, да не воротился! Аль не дух ты какой? – Не дух я, матушка, – улыбнулся ей Тони, – жив-здоров, как видите. А вот чудищу вашему, не так, как мне повезло. Слово сдержал свое я, не будет оно более вас беспокоить. – И, не мешкая, коня своего вывести попросил. Пока в стойло хозяйка бегала, так вся деревушка собралась на спасителя своего поглазеть, хотя что там той деревушки, крохотная совсем, от столицы далеко, вот и жителей немного. Коня его за узды уже сам староста привел, да чуть ли не кланялся, за помощь благодарил, спрашивал, не надо ли услужить чем путнику перед дорогой долгой. – Благодарю тебя, да ничего не надобно мне… – ответил странник, а потом подумав чуть, отвел его в сторону, да спросил: – Скажи только… Что за ведьма лесная, о которой супруга твоя молвила мне в след тогда? – Ведьма? Ах, ведьма… Уж не она ли помогла тебе там, путник, что спрашиваешь о ней? – Что ведомо о ней тебе? – не хотел путник сам рассказывать ничего, о том, что в лесу было, своей лишь тайной считал это. – А что она? Ведьма как ведьма, – пожал плечами староста, – пришла уж давно когда-то, помощь свою людям предлагая. Приняли мы ее. Поначалу на краю деревушки жила... Хороша, чертовка, была! И ладна, и красива собой, волос грива – ух чернющая какая! – да глаза зеленей огня ведьминского – и не скажешь по-другому – пылают. Много парней тогда свататься к ней ходило, да всем отказ дала она. Гляди оттого и косо люд на нее поглядывать начал: помогать-то помогала, да кто их, этих ведьм, знает, не угодим чем, так она, небось, и проклясть сможет. И видно чуяла, что не доверяют ей, собрала тогда вещи свои да в лес ушла. Думали мы, что там и сгинула, а вот ты гляди, вернулась чуть погодя, когда что-то со скотом неладное твориться начало, помогла, вылечила животинку, да снова в лес свой вернулась. Так время от времени и показывалась, да помогала когда чем. Не ведомо от чего, да детишки уж очень любили ее, за ней в лес бегали. Мы-то поначалу возбраняли им, да они ж, егозы такие, не слушают никого. Но, слава богам, обходилось все, возвращались целехоньки да невредимы. И вот дивно-то что: окромя детей, никто избушку ее, иль в чем там она обитает, найти и не мог. А они, сорванцы такие, не признавались, крепко тайну держали, говорили мол, не велела тетя ведьма рассказывать, где искать ее, сама коли надо придет, али дети найдут ее. Так детишек и приходилось посылать, коль помощь нужна была такая, что без ведуньи никуда. Приводили они ее тогда, иль указания приносили, что делать надобно. Ну, мы, ясно дело, благодарили ее, чем могли: молочка там парного, аль хлеба свежеиспеченного давали, ей и хватало… Да вот что-то давно не видали мы ее, только советы дети от нее и приносят, а сама не показывается более. – А как звать-то ее, ведьму вашу? – выслушав внимательно рассказ весь, путник спросил. – Как звать? – удивленно почесал затылок староста. – Да кто его знает… Ведьма она и есть ведьма. – Так что ж это, она вам помогает столько, а вы даже имени ее не спросили? – А зачем нам имя ее? Ведьма и ведьма, помогает, и на том спасибо, – пожал плечами мужичок. Не спрашивал ничего более Тони, запрыгнул на коня своего, да пустил его в сторону дороги, из деревушки что вела. Да чувство непонятное гложило его, не мог так просто образ ведьмака отпустить, запал он в душу ему с его речами странными да очами зелеными. Вспомнил вдруг странник, что не сказал он главного-то спасителю своему, развернул коня своего, да в лес, что есть духу погнал. Боялся, что как и говорил староста, не найдет он более пути к землянке лесной, заплутает в лесу да и не выберется, но все одно упрямо коня меж деревьев вел. И, видать, на его стороне Лес был, вывел его снова к полянке знакомой, и ведьмак, стук копыт услыхав, на порог вышел. Спрыгнул с коня Тони да к нему подошел шагом быстрым. Ладони его в руки свои взял, молвив, наконец, что забыл сказать тогда: – Спасибо, тебе, чудо лесное… – и поцеловал ладонь каждую. – Спасибо, – да к сердцу их прижал. Не ждал от странника тот деяния такого, очи зелены распахнул широко, да пару раз моргнул удивленно. Улыбнулся потом – будто счастливее чуточку стал – высвободил ладонь одну из объятий крепких, да щеку щетинистую погладил ласково: – И ты вернулся только для того, чтобы сказать мне это? – поднял брови ведьмак, снизу вверх в глаза заглядывая. – Чудной ты, странник… Вроде и вправду только поблагодарить его Тони хотел, да вот глянул в эти очи зеленые и само собой вырвалось: – Поехали со мной… Я тебе столько покажу, сколь и не снилось: цветов долину, что ночью бутоны свои распускают, и звезды от них в небо поднимающиеся; озера кристальные с водицей, аки слеза, прозрачной, в коих каждый камешек да рыбешку на дне разглядеть можно; солнце на рассвете, что по горам Драконьим струится, будто пламенем заливая… Прошу тебя, поехали со мной, – упрашивал путник, склонив голову, чтобы прижаться лбом ко лбу чуда зеленоглазого. – Ох, Тони, Тони… – зашептал он в ответ ему. – Прости… Не могу я уехать. Нужен я людям здешним, плохо им без помощи моей придется… Ты люду помогаешь, по миру странствуя, а я – в этом месте быть должен, таков удел мой. – Что ж… Тогда снова один я в путь отправлюсь… Но я вернусь. Вернусь и спрошу еще раз. – Я буду ждать. С трудом отнял от себя руку изящную странник, что к груди прижимал, хотел было уж развернуться да уйти, но не смог сдержать себя, пред соблазном искушающим устоять: прижался к губам тонким в поцелуе нерешительном, страшась, что оттолкнут его тот час же. Да не оправдались опасения его, прильнул к нему маг, станом стройным ближе прижимаясь, запустил пальцы в шевелюру непослушную, на поцелуй нежданный отвечая. И Лес будто на те минуты замер, боясь лишним травинки шелестом спугнуть порыв их сердечный пред расставанием. И долго не хотели они отрываться друг от друга, да и этому час настал. Мазнул поцелуем последним по губам раскрасневшимся странник, да выпустил, наконец, из объятий сильных фигуру ладную, взглянул напоследок в очи зелены да на коня запрыгнул. Поводья пустил уже, дабы в путь отправляться, но голос сзади послышался тихий: – Локи… Не поверил сначала Тони ушам своим, почудилось, думал шелест листьев то играет с ним. Но все ж обернулся он к ведьмаку, что позади него стоять остался. А тот голову поднял выше, улыбнулся губ уголками да уж громче молвил: – Локи имя мое…