Make sure you kiss your knuckles before you punch me in the face.

Минуту, мы только и делаем, что кружим вокруг друг друга. Наши босые ноги оставляют мокрые следы на окровавленном полу. Наши глаза закрыты, а руки сжаты в кулаки. Глаза Тайлера вспыхивают в полумраке, дразня меня, заставляя сделать первый шаг. Так я и делаю. Я замахиваюсь на него изо всех сил. Мой кулак касается его челюсти, и он, шатаясь, отходит дальше. Мои костяшки пальцев горят от щетины Тайлера, но я не нахожу времени посмотреть на пальцы прямо сейчас, потому что Тайлер уже готов ударить меня. Его кулаки врезаются мне прямо в живот, и я, задыхаясь, сгибаюсь пополам. Я не могу отойти в сторону, ведь мой нос разрывается от ослепляющей боли. Зрение размыто, и все так нечетко, туманно... Я подношу трясущуюся руку к своему носу, и она пачкается кровью. Я смахиваю слезы с лица и поднимаю голову, чтобы увидеть, как Тайлер отстраняется и глядит на меня с самодовольной улыбкой. Он лениво смотрит, а его голубые глаза лишь мерцают. Я знаю, что он чуть ли не кончает от этого вида, знаю. Ему нравится  смотреть на то, как я истекаю кровью из-за него. Меня злит эта кривая ухмылка. Поэтому я выпрямляюсь и врезаюсь прямо в него, тратя всю свою силу. Не думаю, что он этого ожидал, потому что я выбил воздух из его легких, и мы оба упали на пол. Следующие несколько секунд — совсем размытые. Мы царапаем друг друга: мне удается оторвать кусок его щеки ногтем своего большого пальца, но он больше и сильнее, и перевернув меня на спину, он садится меня, и вуаля, успешно прижимает к себе. Он пристально смотрит на меня, и я прекрасно понимаю, о чем он думает. — Ты уже готов сдаться, психопат? — Нет. Нет, придурок. Мне все равно, даже если я умру, я не сдамся просто так. Его глаза говорят мне: "Ты проиграл", а улыбка говорит, что я буду наслаждаться проигрышем. Он замахивается, и я закрываю глаза. Первый удар приходится мне прямо в глаз. Яркая, белая боль эхом прокатилась по моему черепу. Второй удар проходится мне по челюсти. Я рефлекторно кусаю губу, и кровь льется прямо в глотку. Она течет, горячая и густая, по моему горлу, и я начинаю задыхаться. Я глотаю её, но её становится еще больше. «Можно проглотить целую пинту крови, прежде чем захлебнуться.» Третий удар добивает то, что осталось от моего носа. У меня перед глазами взрываются искры, и я не могу сформулировать ни единой мысли, потому что моя голова, кажется, расколота. Я случайно вдыхаю кровь носом. Меня тошнит. Я пытаюсь откашляться, но лежа на спине, в горле всё булькает и танцует. Я не могу дышать и пытаюсь сесть, но Тайлер давит мне на грудь. Он снова бьет меня. Затылок ударяется о каменный пол. Звон в ушах, пульсация в мозгу и кровь в горле вызывают приливную волну тошноты. Желчь поднимается у меня в груди, и я резко дергаюсь. — Тайлер, пожалуйста, отпусти меня. Он отпускает. Он сегодня хорошенько "разрушил" меня. Он встаёт с меня как раз вовремя, чтобы я сел и выблевал всё. Кровь, слюна и то, что осталось от моего ужина, оседают на полу мутной коричневой лужей. Я становлюсь на колени и обнимаю свой живот. Я чувствую взгляд Тайлера на своей спине. Я действительно не могу дышать — мой нос настолько сломан, что всякий раз, когда я вдыхаю, мои глаза снова начинают слезиться, а горло забито слизью и кровью. Я пытаюсь сглотнуть всё это изо всех сил, но понимаю, что кровь не должна попасть в лёгкие или желудок, потому что она вызовет новый приступ кашля, который закончится тем, что у меня снова начнется рвота. Тайлер гладит меня по спине, пока мое тело пытается выплеснуть все содержимое легких на пол. Это очень нежный жест, учитывая то, что во всем виноват он сам. Тайлер отвозит меня домой пораньше и усаживает в ванной. Вата, которую Тайлер прижимает к моей губе, пропитана антисептиком. Во рту появляется больничный привкус. Тайлер говорит мне, что могло быть и хуже. Меня могла сбить машина, и я перестал бы ходить, застряв на больничной койке до конца своей жизни. Антисептик щиплет, и я вздрагиваю. — Стой спокойно, — говорит Тайлер. Другой рукой он все еще держит мою голову. Он вытер кровь и положил вату, слабо наклоняя мою голову в мерцающем свете. — Всё хорошо, тебе не нужны швы, — говорит он. Он отпускает мое лицо, оставляя на моей щеке свои кровавые отпечатки пальцев. Я спрашиваю его, не нужна ли ему моя помощь. Он говорит мне, что, кажется, швы на его плече разошлись, когда он бил меня. Я говорю ему показать мне, и он стягивает свою окровавленную рубашку. Он поворачивается ко мне спиной, и я вижу, что да, он действительно порвал швы. — Дерьмо, — говорит Тайлер, когда я подтверждаю это. Я не могу зашить рану. У нас нет стерильной нити. Он может получить заражение крови. Думаю, лучшее, что я могу сейчас сделать, это обработать его рану и перевязать её, а завтра утром, мы найдём доктора. Я говорю ему об этом, и он соглашается. Он протягивает мне банку с антисептиком через плечо, и я начинаю промывать его сочащуюся рану возле его лопатки. Я вытираю красное пятно и вата мокнет ещё сильнее. Тайлер стискивает зубы. — Не двигайся, — дразню я его. Тайлер смотрит на меня через плечо, и сверлит меня улыбкой, больше похожей на гримасу. — Можешь передать мне бинты? — спрашиваю я. Он кивает, наклоняется вперед и начинает рыться в лежащей перед ним аптечке. Я смотрю, как мышцы на его спине напрягаются и двигаются под кожей. Он выпрямляется и передает бинт мне через плечо. Я оборачиваю повязку вокруг его плеча, после, под его рукой, через плечо, и снова под его рукой. Я туго затягиваю бинт и фиксирую его. Я встаю на все еще дрожащие ноги и взъерошиваю ему грязные, блондинистые волосы. — Все готово, — говорю я. Тайлер вертит плечом и морщит нос. Я напоминаю ему, что мы пойдем к врачу завтра. Мы выходим из ванной, которая теперь пахнет потом и антисептиком. — Спокойной ночи, Тайлер, — бормочу я. Я не слышал, как он пожелал мне того же, потому что, как только моя голова коснулась подушки, я заснул.