***
Несмотря на значительные успехи в сфере науки, страна была отдалена от всего мира, не имея тех привилегий, которыми обладали обитатели цельной земли. Токийским учёным почти удалось решить проблему нехватки места для выращивания зарубежных культур растений, но появилась проблема в виде неподходящего климата. Его, к большому разочарованию правительства, воссоздать было слишком затратно. Поэтому вся Япония рассчитывала на удачно заключённые договоры о поставках как извне, так и наоборот. Всё же и у них было то, что ни один иностранец не мог увидеть даже во снах. Поэтому Деку дрожал, словно его бросили в ледяные воды океана. Даже бегающий вокруг ног и пытающийся успокоить Нирай никак не спасал ситуацию. Парень вошёл в список юных дарований своей родины, обходя в рейтингах даже Шото. Ведь воздушные сооружения, которыми тот управлял, были спроектированы Мидорией. Разводной мост, с которого девушки судачили о красоте генеральского сына, — тоже. Но ничего из этого не прибавило ему хоть каплю уверенности в себе. А как назло, до его торжественной речи оставалось всё меньше и меньше времени. Деку всматривался из окна в толпу людей абсолютно разного происхождения. Неужели там, внизу, среди самых успешных людей, нет места ему, обыкновенному парню, пусть и с задатками гения? В идеально выглаженном костюме Мидория ощущал себя, как на минном поле, в попытке свести все движения к минимуму, лишь бы не оставить на блестящей ткани складок. Дорогие украшения и вовсе вызывали чувство клаустрофобии и отяжеления тела. Местных богачей же это не смущало, даже их деймоны имели нетипичный окрас вроде золотого или ярко-малинового и были обвешаны этими украшениями с ног до головы. Изуку казалось, что все эти люди носили перстни на каждом пальце. Даже на ногах под слоем таких же дорогих туфель и носок. — Не переживай ты так. Подумаешь, речь рассказать. Мы всё сможем! — заяц носился по всей комнате, выдавая переживания как свои, так и владельца. Деку на мгновение показалось, что тот прыгнул выше его роста. — В том-то и дело, что нет! — Изуку нельзя назвать любителем спорить, но когда дело касается его статуса неудачника, он ни за что не упадёт в грязь лицом и обязательно докажет всему миру, что ничего он не достоин, и вообще вы всё придумали. — Я заикаюсь даже в разговоре с мамой или Шо, а тут сотни людей из высших слоёв общества! — Позволю себе напомнить, что с недавних пор ты входишь в этот зловещий слой высшего общества, как самый гениальный инженер и инноватор нашего поколения, — проговорили над самым ухом Деку с тяжело скрываемой улыбкой. — Шото! — по телу Мидории прошлась сотня шаровых молний, не иначе. У него всегда такая реакция на его голос, касания, даже просто присутствие. А Тодороки всегда появлялся бесшумно, подобно своему деймону. — Ты разве не должен быть, ну… не здесь? — Возможно? — всё ещё улыбался глазами Тодороки. — Но, если честно, я не представляю, как должен управлять дирижаблем для демонстрации и выступать с речью после тебя одновременно. — В мыслях остальных очень просто. С использованием хитрости и ловкости, но ни разу не магии, — ему определённо становится легче. Да, клаустрофобия от кольца теряет всю силу. А Тодороки это чувствует и медленно обнимает его со спины, будто вода, обтекая всё, что в неё попадает. Деку определённо был бы не против в нём утонуть, но менее чем через полчаса у него выступление, а костюм так идеально выглажен… — Знаешь, я бы хотел быть как Нирай, — тихо начал Мидория. — Он сливается с окружением, не вызывает опасений. Не привлекает внимания хищников. Особенно хищников. — Прям всех хищников? Всех без исключения? — и снова Шото улыбается. В действительности, Тодороки вообще никогда не улыбался или смеялся. Это только для Изуку и никого более. Ну и для их деймонов. — Ты делаешь Тесере больно. В голосе не было ни малейшего упрёка или обиды, что явно доказывала сама Тесера, потирающаяся мордочкой о бедро Мидории. Всё же деймоном Тодороки оказался ибрис. Прямо как у его матери — в детстве маленький Шото всегда мечтал, чтобы она стала большой и мягкой кошкой, которая будет успокаивать его, подобно Рей после тренировок отца, после его криков. После принуждения к военному делу и абсолютного игнорирования настоящих увлечений мальчика. Он не вынес бы каждое мгновение видеть рядом с собой птицу как напоминание о том, что он находится в клетке. Тодороки прижал его ещё ближе, касаясь щекой затылка молодого инженера. Но Деку всё же вывернулся к нему лицом и провёл рукой через грудь Шото, останавливаясь на местe, где должно быть сердце. Ощущать пульс друг друга было их своеобразной медитацией, утешением для двух сомневающихся в самих себе влюблённых, но никогда — в чувствах другого. Когда было совсем тяжело, касания не прекращались часами. Удивительно, что такой отстранённый парень, как Шото Тодороки, даже больше самого Мидории зависел от физического контакта. Последний вечно шутил, что у Шото хронический тактильный голод, который никто не в силах исчерпать. Никто, кроме самого Деку. И он об этом знал. — Но должен признать, в виде зайца с длинными ушами ты был бы ещё милее. — Шото! — от взвизга подпрыгнул уже Нирай, как обычно милующийся с деймоном Тодороки. Неудивительно, что чувство любви и уюта между парнями передалось каждой частице их души. Даже заключённым в другие тела таких разных животных. — Не откажусь от своих слов даже под прицелом, — никто не имеет ни малейшего представления, насколько сильно он любил смущать Изуку. — Во время твоего выступления я буду рядом. Ты ведь знаешь это? — Я знаю, Шо-чан. Я знаю.***
И он действительно был рядом. Даже ближе, чем Мидория мог предположить, ведь, находясь на таком ничтожном расстоянии друг от друга, они касались плечами. Это на самом деле помогало ему успокоиться и придавало веры в себя, вызывало чувство защищённости и поддерживало как в фигуральном, так и в прямом смысле — парень готов был рухнуть в любую секунду. Но вместе с тем предательски заставляло краснеть и избегать зрительного контакта с кем-либо из гостей. Нирай, мысленно просящий парня выровнять своё дыхание и не мельтешить взглядом, лишь подливал масла в огонь. Теперь ему приходилось отвлекаться ещё и на своего деймона, чтобы уже самому попросить не мешать ему позориться дальше. И, наконец-то, эти мучения закончились, он передаёт право слова Шото и пытается отступить назад, но тот моментально хватает его за талию и придвигает к себе ещё ближе, чем было до этого. Публика хоть и удивляется, но старается не подавать виду. За одним из столов давится закуской Энджи Тодороки. — Для начала я бы хотел лично поблагодарить человека, что подарил нашей стране крылья и надежду на самое лучшее и светлое будущее из возможных, — он переводит взгляд на Изуку и продолжает. — Спасибо за твой труд, ты смог показать всему миру, что твоё «Деку» значит «я смогу». От его слов Мидории захотелось лечь прямо на пол сцены и расплакаться от счастья, но он подумал и решил, что обязательно сделает это, но немного позже — дома, в их комнате. Дальше Тодороки говорил о своих военных достижениях, не обходя стороной успехи товарищей. Выказывал уважение генералам и офицерам. И всё так же продолжал держать его талию одной рукой и поглаживать голову Тесеры другой. Словно сцена для него — родной дом, без стен и потолка, но вполне комфортный. До ушей Деку доходил лишь невесть каким образом звук его сердцебиения.***
— Что ты творишь?! — стоило им зайти за кулисы, Изуку не мог не возмутиться чужим поведением, хоть и был полностью довольным. Кричащий шёпот не давал нужного ощущения угрозы, исходящей от него. — Люблю тебя на глазах у всех, а что? — Боже, это вызывает определённо не те ассоциации, которые ты задумывал, — Мидория безнадёжно выдохнул. — Почти, — и снова он улыбается. Это невозможно. Невозможно стоять на ногах ровно, когда Тодороки Шото такой сногсшибательный. Каждый такой раз проявления чувств при других будоражил их обоих. Хотелось закрыть лицо или запереться в какой-нибудь комнате, но одновременно с тем оба жаждали большего. Чтобы все знали, что это не бездумный флирт между двумя лучшими друзьями, что у них всё серьёзно, как у той пожилой пары за первым столиком или у молодых людей за восьмым. Со временем это произойдёт обязательно, а пока они должны пройти к гостям и увидеть остальных выдающихся людей своей страны. — Дальше выходит Каччан. Не могу поверить, что я ещё цел, несмотря на то что моё место в рейтинге выше, чем у него… — нервный смех в конце выдавал напряжение, но его страх перед другом детства уже не имел тех ужасающих масштабов и очертаний, как раньше. — М-м, — мягкая кроличья шерсть под ладонью Тодороки действовала на него успокаивающе. Главное, чтобы никто не заметил его прикосновений к чужому деймону, а иначе их признание изменит свои сроки и перенесётся на прямо сейчас. — Он повзрослел, да и окружение на него влияет, что всё ещё меня удивляет. — Это да, он стал сдержанней, — Деку не держал на Бакуго обиды, искренне радуясь за его успехи и всячески показывая восхищение, даже если Шото этого и не понимал. Ведь как можно простить того, кто столько лет причинял тебе боль? — В таком случае, нам можно пройти к столу. Я уже присмотрел то, что хочу съесть. — Шо-чан! Иногда твоя любовь к еде меня поражает! — Мидория искренне рассмеялся от его слов. Да, им можно пройти к столу. И можно выпить пару лишних бокалов шампанского, а после вернуться домой и отдохнуть как следует.