смех.

он смеялся не потому, что ему было очень весело, а потому, что чувствовал себя бесконечно счастливым. туве янссон; «все о муми-троллях»

тусклый свет недалёкого костра еле доходил до спины юноши, лишь на несколько мгновений защищая от рьяной метели. карие зрачки расплылись перед укрытыми снегом горными вершинами, чьих превосходство завораживало до сдерживания дыхания. острыми шипами горы внизу столпились смертельной ордой у обрыва, с которого свисали короткие ноги мальца. темень вокруг окутала скалы бережливым звёздным покрывалом, доброжелательно приветствуя нежданных гостей. сзади расставленные белоснежные палатки сливались с зимним пейзажем и были напрочь забиты путниками, тихо сопящих в такт. одинокий час духовного умиротворения ощущался тенью где-то за спиной, которая осторожно, будто боясь спугнуть, осмелилась опуститься рядом с героем. тяжёлый взгляд любимой пары глаз улёгся на чужом лице, опущенного вниз, куда-то далеко отсюда. тонкие ладони мягко прикладывают к замёрзшей спине спутника габалью шерсть, щекотливо играющей на коже и согревая крохотное тело. —простудишься ведь, —шёпотом замечает амалия, лёгкими, словно перья тофу, прикосновениями поглаживая через шапку возлюбленного. на щеках играет румянец то ли от холодного нрава ветра, то ли от влюбленного взгляда на объект обожания. бледная кожа на щеках, чистая и нежная, как у младенца, а прямо рядом изящный нос, который так и притягивал к себе внимание. трескающиеся губы испускали пар, точно хотевшие сказать столько слов, которые так и остались без очереди стоять в горле комом. весь юго целиком, от головы до ног, был больше похож на чудо, настоящее искусство опытного художника, что работал годами, если не столетиями, чтобы создать идеал существа, который был достоин этого мира, но сам мир — навряд-ли. неизвестно, как богиня сумела создать сосуд без изъянов и вложить в него столько любви и честности. искреннее сострадание ко всему живому и детское любопытство к каждой детали застыли на охладевшем лице мертвеца. что-то успело поменяться в нём за эти года, расплылось прямо под ногами в песках, и сколько бы не копай — оно больше не найдётся, а будет навсегда похоронено в глубинах сознания как самое светлое воспоминание. —было бы неплохо, если честно, —признаётся элиатроп, вымученно улыбаясь уголками губ и сильнее прижимаясь к теплой шубе, —может, тогда бы я смог отдохнуть от всего, как думаешь? садида качает головой, прислоняясь ею к коленям. —не-а, не отдохнёшь. просто будешь ходить уродцем, с забитым носом и отекшим лицом, —тихая усмешка зависает в воздухе, лаская уши, которые совсем не думали, что им нужно именно это. наконец, взор юго поднимается на собеседника, одарив его самой яркой искрой в глазах, словно у малыша, впервые увидевшего самое ценное, что будет у него в жизни и до самого ее конца. взгляд умещается прямо перед густыми карими глазами шеран шарм, которым было достаточно лишь одного мгновения, чтобы утопить каждого, кто засмотрится на них. и юноша не сопротивляется, отдаваясь потоку поглотить его полностью, увести прочь далеко и навсегда, застелить звёзды ночным покровом вокруг, будто весь кросмоз готов служить этим двоим. тепло чужих пальцев соприкасается с собственными ледяными глыбами вместо рук, заботливо согревая закрытыми ладонями. этот жест срабатывает как будильник, звонящий посреди долгожданного сна, но не раздражает, а лишь даёт расплавится в этом моменте ещё сильнее, что юго и делает, придаваясь чарам принцессы. молчание нависает колыбельной над головами влюблённых пташек, нарушаемая лишь приглушённым грохотом мыслей в голове. даже в такие моменты уединения, они находят способ сказать о себе, показать, что от них нет спасения. оба молчат, придаваясь ощущениям чего-то тяжелого в грудной клетке, заставляющего пасть на колени. столько слов, которые хочется сказать, застревают в глотке, прилипают к языку, но не находят выхода из своей тюрьмы. о таком не принято говорить, не принято даже думать, но ничто не в силах остановить мыслительные процессы. загадкой остаётся лишь то, кто из них раньше сможет разрушить оковы разума и хотя бы немного облегчить свой груз. —я давно не слышала твой смех, юго. фраза пронзает всё окружение меткой стрелой воинственного кра, разбивая вдребезги тягучую тишину, чьи осколки звонко падают на мягкий снег, чтобы их никогда не смогли найти и соединить. немые вопросы пылко расставляются на губах мальчишки, явно удивлённого подобным заявлением и вниманием на такую, казалось бы, мелочь. амалия протяжно вздыхает. клубок пара вздымается над землёй и спешит удалиться прочь в небеса, дабы избежать роли свидетеля в предстоящем неприятном разговоре. —что случилось за это время? я не знаю что именно, но что-то тебе не даёт покоя. ты сам на себя больше не похож. элиатроп сглатывает, отводя взгляд. самые тёмные тени прокрадываются незаметно, быстро, словно молния средь ясного неба пронзают реальность. они стоят прямо здесь, разувая пасть и противно улыбаясь во все зубы, активируя рвотные рефлексы у своей жертвы. оставленные без ответа слова начинают раздражать. брови плавно падают к переносице, а глаза загораются огнём решительности продолжить допрос, дабы добиться хоть какого-то результата, хоть одного слова от упрямого молчуна, считающего, что должен справляться со всем один. —не молчи, юго, —уже на тон громче, чем предыдущие разы, выпаливает садида.—я не смогу тебя понять, если ты так и продолжишь строить стену между нами. в чем проблема? что тебя так тревожит? мы все исправили, снова всех спасли. ты снова спас наш мир, и это не первый и даже не второй раз. что может быть важ- —какой ценой? юго отрезает, шипя сквозь зубы и не давая спутнице продолжить свою речь. в этом одном отрывке звучит что-то дикое, опасное, как шипы ядовитой розы, вонзающиеся в чувствительную кожу и застревая в венах. яд расплывается в крови, с бешеной скоростью достигая остальных органов. —да, я спас, но какой ценой? нокс, килби, адамай, оропо и сотни моих копий. думаешь, они заслужили того, что я сделал с ними? я не спас их. и теперь их голоса неустанно сидят в моей голове. с каждым звуком голос становился всё тише, пока не перешёл на прежний шёпот, точно юноша, сидящий рядом, за несколько секунд превратился в беззащитного ребёнка, растерявшего всех своих друзей, которые оставили его одного со своими демонами. ребёнок сидел спиной, пытаясь скрыть подступившие слёзы и дрожащие голосовые связки, что предательски выдавали уровень давления. —невозможно спасти всех, и ты это понимаешь. но даже так, ты имеешь право на то, чтобы быть счастливым, хотя бы на несколько мгновений. амалия вдыхает холодный воздух в лёгкие, чувствуя, как кровожадные призраки выстраиваются над душой юного героя. их острые когти ощущаются даже на расстоянии различных миров. нужно было их отогнать, выбросить обратно в их потустороннее измерение, чтоб даровать спокойствие храброму, израненному сердцу. конечности уже давно перестали ощущаться как нечто живое, обжигаясь от каждых лишних касаний как об огонь, и даже это отошло на второй план, когда руки захотели опуститься на чужие трясущиеся плечи. но они их оттолкнули, разрывая пропасть еще больше, оставляя мальчишку совсем одного. —а если я не смогу спасти вас? гроуви, амалию, детей, адамая, тебя?если придётся выбирать между всем миром и самыми близкими людьми? голос срывался почти на крик, но не тот, который громыхает и разрывает землю на куски, а жалобный, просящий о чуде, чтобы прекратить свои страдания. стеклянные глаза смотрели на героя, извиняясь за свое бессилие. в них отражались языки пламени тлеющего костра так чётко, будто вместо глазных яблок поместили чистые зеркала, грозящиеся с минуты на минуту треснуть. —тогда тебе нужно будет сделать правильный выбор, юго. ответ ощущается ударом в спину, будто тысячи ножей вонзаются в лопатки как можно глубоко, с каждым ударом всё жгучее оставляя кровавые следы. элиатроп не верит услышанному, томно качает головой, дабы забыть слова, топором вонзившиеся в мозг. шеран шарм опускает взгляд куда-то сквозь землю, понимая, что ничем не смогла помочь тому, кто делал это тысячи раз для неё. кривая улыбка фальшиво красовалась на круглом личике, отчаянно надеявшись сгладить вину перед юным королём. тщетно. осторожно поднявшись с места, девушка направляется к своей палатке, поставив точку в сегодняшней беседе, понимая без слов, что видеть ее больше не желают. не сейчас. —попалась! снежный шарик из неоткуда врезается прямо в нос, заполняя ноздри холодным льдом. элели выпрыгивает из укрытия, победно улыбаясь до ушей и держа в правой руке самодельную рогатку, а в другой — заранее подготовленную порцию снежков. рыжие волосы потрепались от долгого нахождения под снегом, а тело подрагивало, но это не представляло из себя серьёзных проблемы для дочери того самого иопа. как говорится: «месть подаётся холодной». —что, думала я просто так оставлю то, как ты издевалась надо мной в башне оропо? девочка показывает язык и исчезает во мгле, замечая бурлящий яростью взгляд принцессы, что явно не планировала заканчивать тяжелый день подобным образом. секунда, и в лицо прилетает ещё один снежок, на сей раз больше, чем предыдущий. —так её, пап! с разных сторон начинается целый град неумело выкиданных снежных патронов, которые, на удивление, неплохо так попадали в свою цель, наивно полагая, что шалость останется без последствий. —вы что, совсем сума посходили? фигура наклоняется, дабы быстро прекратить эти детские игры и лозами закрыться от глупых иопов, но что-то заставляет девушку остолбенеть на мгновение. до слуха доходит нечто нежное, родное и позабытое, вызывающее светлое чувство ностальгии. нечто, подобное звону колокольчиков ранним утром в гуще леса после сильного дождя. спокойствие среди различных растений, мирно сосуществующих друг с другом, жужжание насекомых вокруг, лучезарное солнце, грациозно освещающее окружение сквозь густую листву. гармония леса, а может быть и всего мира двенадцати, звучит в голове эхом. смех. его смех. еле слышный, тихий, словно секретный, доступный лишь для неё. и это заставляет даже самую бурную бурю эмоций отступить. правда, ровно до еще одного удара, наступившего после небольшой заминки, только в этот раз удар промахивается, попав прямо в короля элиатропов. —ой, —вздыхает элели, не рассчитав мощность и траекторию удара. —вы подписали смертный приговор, —с довольной ухмылкой объявляет принцесса, уже лепя из снега неряшливые шарики, —мы с юго вас отделаем. —тише-тише, —хихикая, противиться малец, —если мы разбудим спящих, нас всех точно отморозят. взгляды карих глаз встречаются друг с другом, с мягкими улыбками и светящимися зрачками. парень поднимается с места, словно наконец готовый построить мосты над своей пропастью, а для себя самого — расправить крылья. один взор смягчённых черт лица говорил красноречивее любых слов, и в то же время таил в себе лишь один незамысловатый мотив: «спасибо, амалия».