Только скажи...

      Мичикатсу лежит в своей квартире на диване пьяный в хлам, когда в его голову зачем-то приходит их с Ёриичи общая — личная — песня, которую они услышали на каком-то музыкальном канале во время отцовской командировки в Лондоне. Песня, которую старший близнец пел младшему вместо слащавых признаний в любви.       — Только скажи — дальше нас двое, — глядя пустым взглядом в белый, порядком осточертевший, потолок, начинает петь Тсугикуни, и под песню воспоминания идут как-то сами собой.       — Только огни аэродрома, — вспоминаются счастливо блестящие глаза Ёриичи, когда Мичикатсу, практически выкрав машину отца, отвёз его в аэродром. И с каким восторгом брат смотрел на него, когда он сказал, что арендовал на ночь вертолёт.       — Мы убежим — нас не догонят, — поездка в машине до самого аэродрома. Молчание Мичикатсу вместо ответа на вопрос: "Отец разрешил тебе взять машину?". Шок брата, когда до него дошло, что машину они почти воруют, и весёлое хмыканье старшего близнеца, садящегося на место водителя: "Папочка переживёт, если мы одолжим его машину на одну ночь. К тому же, с чего бы ему вообще знать про это, верно?". И Ёриичи кивает, а после садится возле брата. Мичикатсу до сих пор помнит счастливое лицо младшего, когда тот разглядывал ночной Лондон.       — Дальше от них, дальше от дома, — нежелание возвращаться домой после великолепной ночи. У Мичицатсу этого желания в принципе никогда и не было.       — Ночь-проводник, спрячь наши тени, — во время их отношений и Мичикатсу, и Ёриичи больше всего полюбили именно ночь. Только ночью они могли позволить себе хоть какую-то свободу.       — За облака, за облаками, — вспоминается, как они летали на автопилоте между этих самых облаков.       — Нас не найдут, нас не изменят, — находить и изменять не пришлось. Ёриичи сам это сделал.       — Им не достать звёзды руками, — детский восторг брата, смотрящего на эти самые звёзды через иллюминатор. У Мичикатсу в этот момент в голове пронеслось, что одну звезду он всё-таки достал — Солнце.       — Небо уронит ночь на ладони,       Нас не догонят.       Нас не догонят.       Небо уронит ночь на ладони.       Нас не догонят.       Нас не догонят.       Нас не догонят.       Нас не догонят.       Нас не догонят.       Нас не догонят, — под припев лишь складывается полная картина из воспоминаний о ночи, проведённой в аэродроме.       — Мы убежим — всё будет просто, — до какого-то момента действительно просто удавалось сбегать на ночь.       — Ночь упадет, небо уронит, — почему-то Мичикатсу вспоминается то, как он отвозил брата ночью в лес на пикник с ночёвкой.       — И пустота на перекрёстках, — иногда попадавшиеся, действительно пустые перекрёстки во время поездки.       — И пустота нас не догонит, — вспоминается восторг Ёриичи, с которым парень вместе с братом раскладывал палатку и кое-как обустраивал её с помощью пледов и подушек. Вспоминается, как они ели приготовленные Мичикатсу бутерброды, онигири и суши, запивая всё это "Несквиком", что так любил — должно быть и сейчас любит — младший Тсугикуни. Вспоминается, как Мичикатсу пел брату эту самую песню, словно колыбель, когда они лежали в палатке и смотрели на звёзды сквозь прозрачную её часть, а после, не желая менять позы, передал поцелуй с помощью двух пальцев, а младший с лёгким счастливым смешком поцеловал его так же в ответ. Вспоминается такое благодарное: "Спасибо за лучший день рождения, Мичи", — от засыпавшего Ёриичи.       — Не говори, им непонятно, — Мичикатсу и сам не может понять, как умудрился влюбиться в собственного брата-близнеца. Никогда не мог и вряд ли сможет в будущем.       — Только без них, только не мимо, — действительно было лучше "без них". Без отца, без Кибутсуджи. Было бы лучше, если бы остались только они вдвоём. Но Мичикатсу гонит прочь столь наивные фантазии.       — Лучше никак, но не обратно, — "обратно" никогда не хотелось. Хотелось, чтобы ночь никогда не заканчивалась, чтобы они могли всё время быть такими свободными.       — Только не с ними.       Только не с ними, — рядом и впрямь не хотелось никого видеть. Только он и Ёриичи.       — Небо уронит ночь на ладони.       Нас не догонят.       Нас не догонят.       Небо уронит ночь на ладони.       Нас не догонят.       Нас не догонят.       Нас не догонят.       Нас не догонят.       Нас не догонят, — во время припева воспоминания о пикнике соединяются в одну картину.       — Небо уронит ночь на ладони.       Нас не догонят.       Нас не догонят, — закончив песню, Мичикатсу всё-таки позволяет себе подумать, что Ёриичи догонять не пришлось. Он сам ушёл, оставив после себя вечный день, на который старшему теперь плевать.