Фотоаппарат запомнит нас счастливыми

      Скарамучча смотрит на Патону, и ему казалось, будто весь мир разбивается, как зеркало, а за осколками — его воспоминания. Он наблюдал за прошлой версией себя, которая постоянно страдала и из кожи вон лезла, чтобы угодить ей — матери. Там и вспомнилась причина, почему Скарамучча решил встречаться с Моной.       У него тоже был котенок. Мона и Скарамучча нашли его под мостом, совсем слабого и грязного — умирающего. Они хотели спасти его жизнь и сделать самым счастливым котенком в мире. Им, вроде, было по четырнадцать лет — именно в этом возрасте произошел инцидент, из-за которого Скарамучча и застрял в Нон-Эксистент. Убийство отца. Мать тогда навещала своего сына, чтобы проверить, не умер ли он от голода.       Мегистус с энтузиазмом решила приютить несчастное животное к себе. Даже помыла и накормила, но из-за низкой зарплаты ее родителей ей не разрешили оставить котенка. Райден помнил до сих пор, как дешевая тушь расползалась по щекам, делая ее вид еще более жалостнее. Вымыв лицо Моны водой из ближайшей водоразборной колонки, он заявил, что сам заберет котенка, еще не зная того, что его мать приезжает навестить его.       Скарамучча помнил, как наблюдал за ужасным зрелищем: как мать пробила хрупкую грудную клетку животного своим высоким каблуком. Котенок беззвучно пищал в маленькой лужице собственной крови, слабо двигая задними лапками, пока вовсе не перестал шевелиться. Скарамучча посмотрел дальше — рядом с мертвым тельцем была рвота. Его вырвало сметаной, которой его накормила Мона. Он съел слишком много, и его слабый желудок просто не выдержал этого. Это был любимый ковер матери, который существовал еще до ее рождения. С тех пор она запретила приводить животных в дом.       Скарамучча был слишком опустошен, чтобы плакать. Младшему Райдену самому пришлось убирать тело котенка. И когда он поднял бездыханное животное, почувствовав всю его слабость и бремя, начал тихо плакать, проливая горячие и тоскливые слезы на котенка. Этот ковер Эи так и не взяла при переезде — пятна от крови и сметаны всё-таки остались. А младший Райден сжег его, когда мать перестала навещать его.       Скарамучча никогда никого не защитит. Не сделает счастливым. Он не гарантирует хорошие отношения и светлое будущее. Ему никогда не повезет, и он всегда останется в тени, наблюдая за успехами других и завистно сжимая кулаки. Он выучил эти правила и перестал жаловаться на жизнь, стойко принимая все удары сердцем и душой. А также телом — если жизнь к нему особенно не милосердна.       Скарамучча оттолкнул от себя Патону, который ласково терся об его колено, после чего встал с кровати, пошатнувшись. Он без слов начал идти к двери, хмуро глядя перед собой.       — Скарамучча? — вопросительно произнес Кадзуха, который начал чувствовать себя так, словно осознание его существования резко отвергли прямо сейчас.       Райден же просто вышел из комнаты, направляясь к двери. Каэдехара прошел за ним, не понимая, почему он резко начал идти к выходу. Скарамучча же пришел сюда ради того, чтобы выучить историю. Он пришел сюда, потратил свое время. И теперь уходит, снова не жалея эти секунды, хотя они могли потратить это время на изучение и подготовку к экзаменам. Это бы увеличило шансы на выживание Каэдехары…       — Может, выучим хотя бы одно событие? — громким шепотом спросил Кадзуха, хватая Скарамучча за руку.       Каэдехара старался вести себя максимально тихо, потому что он и так подвел Бэй Доу и Нин Гуан сегодня ночью — он не хотел мешать им снова. Райден же остановился. Они простояли в таком положении пять секунд. Никто из них больше не вымолвил ни слова, а Скарамучча уже отдернул свою руку.       — Пожалуйста? — снова сказал Кадзуха. Его брови слегка опустились в некой жалости.       Но Райден вышел из квартиры. Это и было его ответом. Холодное «нет».       Каэдехара вздохнул, глядя на закрытую перед ним дверь. «Почему мне захотелось, чтобы он остался? Я нуждаюсь в его хорошим результатам или присутствии?» — спросил себя Кадзуха и оставил себя без ответа. Впрочем, оно и к лучшему, что он решил не отвечать на этот вопрос — ему никогда не нравилось копаться в себе, потому что так он мог случайно задеть еле заживающую рану. А насчет Скарамуччи… Каэдехара вновь издал тяжёлый вздох, хватаясь за голову, которая резко начала болеть.       Он прошел в свою комнату, закрывая за собой дверь, и его взгляд резко зацепился за тетрадь и ручку, которые Скарамучча оставил, уходя в спешке. Не удержавшись, он снова начал листать его конспекты. Местами почерк был всё-таки был аккуратным — в основном на коротких терминах и датах, которые легко запомнить и записать. Почерк становился острее и неряшливее, когда нужно было записать большое количество слов — Скарамучча торопился, чтобы не задерживать ни себя, ни Кадзуху.       И взор тут же приклеился к полям, на которых было написано то самое «Кадзуха неплох». Он усмехнулся, тут же закрывая тетрадь. По-хорошему надо было бы стереть эту надпись или зачеркнуть, но уж слишком сильно ему хотелось посмотреть на реакцию Скарамуччи.       «Ого, и я даже не подумал о том, что он может сделать что-то плохое, если увидит это», — поймал себя на мысли Кадзуха, после чего слегка приподнял уголки губ в мягкой улыбке, которую никто не заметит. В его груди еще теплится надежда на светлое будущее без паранойи и бессонных ночей. — «Надо потом будет вернуть Скарамучче. Еще обвинит меня в краже...»       Кадзуха осмелится вернуть их сегодня.       А Скарамучча вряд ли вспомнит про забытые вещи этим вечером.       Он сидел на полу, положив голову на кровать и глядя вверх на потолок. Комната была темной и мрачной — свет из коридора слегка освещал помещение, попадая на тело Скарамуччи. На экране почти разряженного телефона пятнадцать пропущенных звонков от Моны. Скарамучча даже слышал, как она стучалась в открытую дверь, но и это он решил проигнорировать. Он не нуждается в помощи, ведь он сам безмолвно копает под себя яму своими же руками.       К черту Мону. К черту Кадзуху. К черту историю. К черту школу, учителей и директора. К черту пусть катится весь этот проклятый мир. Именно эти слова мелькали в его затуманенном разуме. Его мысли — это как изображение через матовое стекло, которое обычно вставляют в двери ради, так скажем, красоты.       Кстати, а сколько время? 1818:3232? Или 1010:8181? Так вообще существует? Что за бред? Ну, щас точно должен быть вечер — за окошком темно. Вроде. Скарамучча вместо четкой картинки видит размыто, раздвоено. Так странно, но привычно. Он не может объяснить свое самочувствие самому же себе. Ему казалось, что это с его глазами что-то не так, но протерев их понял, что это слезы. Или это просто с потолка ему в глаза накапало?       Боже, как же он пьян. Скарамучча не постеснялся подойти к продавцу алкоголя, который торговал прямо на улице. Продавцу безразлично, кому продавать — малолетке или человеку из дома престарелых, поэтому с ним не возникает никаких проблем. Скарамучча купил самое дешевое вино, которое только было, на свои последние деньги.       Нет, это точно слезы. Ведь не может же в квартире сверху сбежать вода из ванной или раковины, когда в этом подъезде уже давно никто не живёт? Не живёт с тех пор, когда распространились слухи, что Скарамучча — убийца. А жить в одном доме с убийцей, конечно, такое себе развлечение на всю жизнь.       Вкус алкоголя такой мерзкий. Так хотелось выплюнуть его, а саму бутылку с содержимым разбить об голову продавца — а чего он такой мерзостью торгует — но эти мысли быстро вылетели из его головы, и Скарамучча делал очередной глоток, после которого желание сломать позвоночник продавцу возвращалось.       Он сам виноват, что гонялся за признанием матери настолько усердно, что собственноручно сжал свою жизнь в кулак, стер в пыль и пропустил сквозь пальцы. В итоге не добился никакого успеха.       Не то, что Кадзуха. Кадзуха — молодец. Вон — его по телевизору показали, хоть и не в самом лучшем свете. На него обратила внимание мать Скарамуччи, хотя Каэдехара даже не постарался над этим. У него две мамы, которые любят Кадзуху, просто потому что он существует. Ему разрешили завести домашнее животное. Его не бросили в самый тяжелый момент…       Даже прямо сейчас лицо Каэдехары мелькает перед глазами. И слышен его голос, как через толщу воды. И его прикосновения на плечах. И его дыхание на лице.       Стоп…       Это настоящий Кадзуха — Скарамучча понял это, когда попытался вернуть зрение в порядок. Для этого он сильно зажмурился и резко открыл глаза. Этим жестом он напугал Каэдехару.       — Бля, почему ты везде, — потирая глаза ладонями, пьяно пробормотал Райден.       С зрением в норму пришел и слух. Скарамучча почувствовал, как что-то приземлилось на его бедра. Глянув вниз, он заметил свои ручку и тетрадь.       — Ты забыл их у меня, — произнес Кадзуха прежде, чем Райден успел спросить про то, откуда эти вещи у него взялись.       — Как же ты меня заебал, — на выдохе ответила Скарамучча и потянулся к бутылке.       Каэдехара сразу заметил, куда и для чего он тянется, и сразу перехватил горло бутылки, не давая темноволосому дотянуться.       — Э?! — возмущенно кашлянув, произнес Райден.       Светловолосый сразу заметил в каком состоянии его «ученик»: раскрасневшееся лицо, растрепанные волосы, «бегающие» глаза, тяжелое дыхание и икание. Он даже куртку не снял, черт возьми. Кадзуха тяжело вздохнул, отодвигаясь от Скарамуччи ещё дальше, пока не встал на ноги.       — Бутылку верни, там ещё немного осталось. Я щас пизды тебе дам, — дальше темноволосый застыл в одной позе. Ему просто было тяжело двигаться из-за выпитого алкоголя. Он просто смотрел на Каэдехару и надеялся, что он проявит понимание и поскорее вернет то, что принадлежит пьяному подростку.       Кадзуха постоял немного, думая, как поступить дальше. Было бы проще, если б он просто отложил бутылку, но ему не хотелось, чтобы Скарамучча крушил свое здоровье этим. Он наверняка пил эту дрянь на голодный желудок. Скорее всего сразу после того, как вернулся домой после посещения Кадзухи. Скарамучча плакал.       Если Каэдехара спрячет бутылку — Райден ее найдет. Кадзуха знал, что прямо сейчас нужно принять разумное решение. Быстро. Срочно..!       Глаза темноволосого слегка расширились в недоумении. Прямо сейчас перед его глазами Кадзуха залпом осушал его бутылку. Каэдехара быстро проглотил все и поморщился, хмурясь и сильно сжимая горло бутылки из-за чересчур горького вкуса алкоголя.       — Ты… — пытаясь понять поступок Кадзухи, произнес Скарамучча, глядя то на пустую бутылку, то на светловолосого, —… ебнутый.       Каэдехара же, как ни в чем не бывало, положил бутылку на рабочий стол. Он постоял немного, стараясь отойти от стремного вкуса, после чего сел рядом со Скарамуччей. Темноволосый хмуро смотрел на него и даже попытался ударить, но Кадзуха быстро перехватил его кулак, ослабший из-за алкоголя. Райден, пьяно фыркнув, опустил руку.       Скарамучча прикрыл глаза и подтянул к себе одно колено для удобства. В комнате было так тихо. Правда, звук громкого дыхания темноволосого совсем немного нарушал эту тишину.       — Я тебе так завидую, — резко начал Скарамучча.       Кадзуха с удивлением взглянул на него. Его голова начинала кружиться под воздействием алкоголя. Он начал ощущать свои чувства намного резче и острее, чем обычно. Прямо сейчас он всем своим телом чувствовал сострадание, с жалостью глядя на Райден.       Темноволосый же решил не ждать его ответа и продолжил.       — Ты живёшь намного лучше, чем я. Ты красивее, чем я. Удачливее, чем я. У тебя две мамы… — Скарамучча поджал губы, глядя на пол и не сводя взгляда. Затем он резко повернулся к Кадзухе. И Кадзуха мог видеть в уголках его глаз скопившиеся слезы, которые блестели из-за света в коридоре. — Ты… Тебя даже моя мама заметила!       Каэдехара продолжал внимательно слушать его, не перебивая. Он хотел возразить, что Нин Гуан и Бэй Доу ему не мамы, а близкие знакомые, но решил промолчать. О боже, нет острее печали, чем той, которую прямо сейчас ощущает Кадзуха!       —… Ты постоянно рвешься к свободе, — продолжал Скарамучча, — пытаешься решить собственные проблемы, чтобы завтрашний день не оказался последним… Тебе не обязательно доказывать кому-то свое доверие и тебе не нужно добиваться внимания от кого-либо. Я так не могу. Почему ты можешь, а я не могу?       Кадзуха продолжал молчать, даже не зная, что обычно отвечают на подобные слова.       — Хотел бы я махнуться с тобой жизнями… — наконец заключил Райден и замолк, склонив голову к груди.       Ресницы Каэдехары слегка дернулись. Он поджал губы, сжимая кулаки и не сводя взгляда со Скарамуччи. Как же ему было жалко темноволосого! Из-за алкоголя казалось, будто Кадзуха сейчас растает от грусти, которая переполняла его. Если так подумать, Скарамучча ничего не знает о его жизни в прошлом. Не знает о тех бессонных ночах, которые Каэдехара провел в бегах. Не знает, как весь город восстал против него ради денег, которые предложила сёгун. Черт, да и вообще, жизнями нельзя меняться!       Но если было бы можно, то Кадзуха предпочел бы обменять ее на жизнь Томо.       — Ты лучше меня по всем пунктам. Почему я просто не могу быть тобой? Я даже этого не могу! — снова начал Скарамучча, кусая губы до крови. — Я даже мамину любовь не смог завоевать. Не пожалел своего отца ради нее. Не смог рассказать Моне всю правду сразу…       Слух Кадзухи вдруг навострился, когда Скарамучча заговорил о семье и Моне. Но больше всего его внимание привлекла Мона, ведь в семейные дела Каэдехара суваться не горел желанием. Кадзуха на самом деле всегда интересовался их отношениями — кто они друг другу и почему Райден так халатно относится к ней, зная, что Мегистус считает его за самого дорогого человека? Почему не позволяет ей касаться его?       — А что с Моной? — робко спросил Кадзуха, надеясь утолить свое любопытство. Он знал, что пользоваться пьяным состоянием Скарамуччи ради добычи информации, это неправильно и это вообще ужасный поступок, но черт… интерес всё-таки одержал верх.       Скарамучча пожал плечами, качая головой.       — Это все моя мама, — ответил он, прижав к себе второе колено.       Каэдехара не заметил, как прижал его в свои объятья. Он хотел утешить его, зная, что Райден, скорее всего, не ответит на этот жест тем же.       Но ошибся.       Скарамучча прижался носом в изгиб его шеи, дергаясь всем телом и прерывисто вздыхая. Кадзуха все понимал и решил не спрашивать больше ничего, поглаживая его шею.       — Я сделал это, чтобы моя мама наконец начала замечать меня, — продолжил он, тихо всхлипывая Каэдехаре в шею. — В итоге я подвел Мону. И себя подвел. И жизнь нашу отправил ко дну. Испортил все, как и всегда.       Кадзуха продолжал понимающе гладить его спину. Он выслушивал все то, что терзало душу Скарамуччи на протяжении многих лет. И было абсолютно все равно на то, что они оба были пьяны.       Каэдехара выслушивает его, потому что так надо, а не потому, что иначе его сдадут сёгуну.