Поцелуи

      Бледная кожа соприкасалась с тёмной в поиске сладкого экстаза. Плоть к плоти, и лишь томные вздохи во мраке позднего вечера. Их скрывает от чужих взоров какая-то Богом забытая каморка — лишь такое место станет пристанищем двум отвергнутым любовницам. Ни Уэнсдей, ни Бьянка не стремятся к нежности, им достаточно животной страсти и быстрого достижения оргазма, чтобы забыться еще на какое-то время.       — Хей, поосторожнее с зубами, нам не нужны лишние вопросы, — рассерженно прошептала королева академии и резко оттянула голову Аддамс за косы назад, заставляя ту зашипеть рассерженным котом. Младшая смотрит снизу вверх на девушку в фиолетовой форме черными, как ее душа, глазами. В них плещутся гнев и похоть, таящиеся в глубине души без возможности выплеснуться наружу. Как мерзкий червь, они пожирают органы и скоро доберутся до ослабленного муками мозга, захватывая над телом власть. Уэнсдей слишком любит Энид, чтобы показать свою ревность. Волчица счастлива — должна быть счастлива и ее соседка. Ведьма скорее сгорит заживо до тла, чем признается в грехе своих родителей, передавшемся ей по наследству.       — Еще раз так сделаешь, я вырву твой язык и запихну его тебе поглубже в глотку, — прохрипела Ворон и грубо проникла пальцами под ткань дорогих трусов Бьянки, борясь с желанием разорвать их на зло владелице.       — Ты не станешь. Тебе он доставляет слишком много удовольствия, чтобы от него отказаться, — раздался певучий голос в ответ над самым ухом. Но рука отпустила тугие косы, чтобы огладить худые бока невысокой девушки. Какое прекрасное сочетание — идеально-гладкая тёмная кожа, лежащая на столь бледной, что в темноте может показаться, как Барклай соблазняет труп, а не другую ученицу.       — Я не погрешу убить тебя и после вернуть его на место с помощью хирургии. В семейной библиотеке наверняка найдутся книги по некромантии. Так ты будешь меньше болтать, — Аддамс говорит ровно и холодно, как и всегда. Ее возбуждение выдаёт лишь сердце и лёгкая дрожь в руках, заметная только уточнённому эксперту. Бьянка в восторге от того, какой жалкой сучкой бывает эта новенькая, ища утешения. Хоть Ворон и пытается доказать всем, в том числе и себе, свою бессердечность и силу, но приходит каждый раз к, по сути, своему врагу для ласки и низменного удовольствия, вставая на колени, лишь бы забыть о том, как час назад Энид целовала Аякса и смеялась для него, улыбалась ему, прикасалась к нему… Глупый, мерзкий мальчишка.       Сирена догадывается по тому, как сжимается челюсть ведьмы при виде подобных картин, что влюбленная девушка каждый раз придумывает все более и более изощрённые способы пыток и убийств для несносного горгона. И вряд ли Тьму сможет удержать столь хрупкий сосуд, как сердце, неприспособленное к чувствам…       …как смешно — она была права. Какая злая шутка судьбы. Бьянка смотрит на разбросанные по помещению одного из дальних склепов клочья плоти и под аккомпанемент в виде огней полицейской машины провожает взглядом милую, добрую Энид, скованную цепями. Запах крови бьет жестким хлыстом по нежным рецепторам обоняния, заставляя прикрыть рукавом рот и нос.       Уэнсдей добралась до Аякса. Когда их нашла Синклер, спасать было нечего. Наверное, красиво вышло: молодая Аддамс стоит рядом с прикованным к железному креслу трупом, проткнутым шипами и с обрубками вместо змеиных голов, столь хрупкая и залитая кровью, шепчет обезумевшей волчице о вечной любви до тех пор, пока острые когти не разрежут хрупкую девичью шейку, заставляя захлёбываться, стоя на суше. Ведьма была наполовину сожрана зверем, когда в помещение вломились копы. Такая отвратительная трапеза, завершающая больную сказку о любви.       Единственное, чего не могла понять Барклай — как ее любовница не узнала конец истории. Разве ворон настолько отчаялась, чтобы испортить жизнь своей Любви? Разве что… Червь съел и мозг, заставляя поверить в абсурдное чудо, лишая рассудка и прошибая током мёртвое тело.       Бьянка не будет удивлена, если вскрытие покажет многочисленные дырочки внутри Уэнсдей — поцелуи надвигающейся Смерти.