***
«Запомни, солдат, как бы ты ни орал, а природе всегда виднее, — посмеивался в усы военный медик, оглядывая едва оперившегося мечника, только-только сунувшегося в армию, пока тот мял в пальцах бельё, старясь лишний раз не смотреть на врача, и краснел, как маков цвет. — Хотя ты, конечно, тот ещё казус: это ж надо, угодить монетой в бутылочное горлышко с завязанными глазами! Ничего, сгодишься ещё кому-нибудь, как отслужишь». «Никак нет, — рявкнул Оочи и тут же прибавил тихое, — надеюсь». «Да куда ты денешься!» — захохотал этот самопровозглашённый доктор Ливси. С неприятной беседы минуло двадцать с лишним лет. После одной из бомбардировок от медика мало что осталось, но его слова горели клеймом. Оочи Фукучи, глава элитного подразделения японской военной полиции, заматерел окончательно к тридцати, а к почётным сорока пяти пережил приключений больше, чем среднестатистический обыватель — походов к зубному за все семьдесят-восемьдесят лет на земле. Он с юности был хорошо сложен, потому нет ничего удивительного в том, что к пятому десятку тело мечника оставалось подтянутым, хоть и исчерченным шрамами, местами — весьма и весьма глубокими. Каждая такая отметина говорила любому другому врачу: хрен Ищейку убьёшь. Из-за напряженной работы командир отряда не позволял себе расслабляться, и эта вечная собранность играла ему на руку: в успешном военном, опытном шпионе и определённо хорошем стратеге общество видело поддержку и опору. Репутация настоящего героя, непринуждённое общение с прекрасным полом и пирушки с боевыми товарищами или коллегами из прочих подразделений поддерживали сугубо брутальный образ самого настоящего мужика, из тех, которые вращали этот мир на... Не думаю, что этот момент нуждается в дополнительных пояснениях. Словом, Оочи Фукучи по всем внешним признакам был альфой. Возможно, главным альфой среди военных. Природой, правда, было заложено обратное.***
Среди населения Японии, особенно населения неодарённого, доминировали — это не удивляло никого тоже — беты. Обычные люди без природных довесков жили обычной жизнью и не менее обычно попадали в полуразобранном виде на страницы анатомических атласов. Все видели подобные картинки в школе и заучивали их едва ли не наизусть, но некоторые потом очень удивлялись, встречая иное. Пятая часть населения суммарно отличалась практически животными повадками и специфическим строением органов. Самый большой процент приходился на так называемых мужчин-альф. Их тела были снабжены несколькими мелкими железами, расположенными около потовых, и парой других, прилегавших к загривку. Челюсть нередко казалась более крепкой, а зубы — острыми и мощными. Мышцы развивались немного быстрее, чем у бет, потому, возможно, они были крайне выносливы, крепки и высоки ростом: альфы ниже метра семидесяти практически не встречались в природе. Из-за обострённой чувствительности отдельные представители отличались отменным обонянием и потрясающей реакцией. Не следовало забывать о недостатках: к инстинктам шёл в довесок гон. Примерно раз в полгода альфы становились нервными, агрессивными и невротично искали партнёра, чтобы снять скопившееся напряжение. Это не занимало много времени — максимум неделю, однако горе тому, кто согласился. Гон обеспечивала ещё пара желёз, находившаяся ближе к основанию члена. Во время полового акта эти железы распухали и, как правило, перед эякуляцией сильно раздувались, запечатывая проход напрочь, пока не опадут. Поскольку мало кого из подвида природа обделяла размерами, такая растяжка часто оказывалась болезненной и требовала дополнительной подготовки, а на неё не всем хватало терпения. Альфам-женщинам, вторым по численности среди необычных людей, было немного легче: подобные железы у них располагались на входе в полость влагалища. Здесь шансов «сбежать» у партнёра было больше, но случались накладки: несчастные ныли, что достать — никак, и нередко оказывались в хирургии вместе с сердитой парой. Третье место принадлежало женщинам-омегам. Их было видно за версту: если девушки-альфы отличались, как правило, тяжёлым характером и относительно скромными формами (они были крепкими, но едва ли нежными, хотя детей вынашивали вполне успешно, в конце концов, анималистическая надстройка не отменяла обычных женских возможностей), то вот омеги... О, мягкие, плавные, нередко пышнобёдрые, они проходили в помещение, и за ними следовал непередаваемый шлейф аромата, который беты часто принимали за дорогой парфюм. Никакой косметики — запах был свой, его выделяли те же железы, что у альф, но располагались они иначе: помимо потовых существовала ещё парочка под ключицами и на загривке, вдоль позвоночника. Женщины такого рода были удивительно красивы и исключительно фертильны, но речи о комфортности характера не шло: постоянный синтез гормонов портил нервы несчастным обладательницам и окружавших их людям. Правдивым можно счесть лишь один стереотип: из омег выходили лучшие супруги и наставницы. Впрочем, хорошее обращение даже из колючего кактуса делало кактус пушистый, так что это не связывали со вторым полом, зато что связывали, так это клептоманию: омеги-женщины часто неконтролируемо тащили что-то в дом. По-настоящему тёмным лесом считали самый малочисленный процент населения. Угодить в него было действительно проблематично: функционально развитые до конца мужские половые органы в сочетании с полостью так называемой щели и маткой с яичниками встречались раз на два миллиона случаев, а размножаться данная сложная рассинхронизированная система позволяла крайне редко — примерно в одном случае на десять миллионов. Если у девушек течки накладывались на месячные и проходили спокойно в течение лет тридцати от первой менструации, то у парней ситуация с подобным тяжёлым периодом варьировалась от одного до двенадцати раз в год, причём влияло на неё чуть ли не чихание соседского пса за забором, потому даже медики затруднялись сразу сказать, всё ли со здоровьем в порядке, если нет воспалений. С продолжительностью тоже было трудно: нередко в консервативных странах подобную особенность стремились скрыть, чтобы не позориться. Условно период выделяли тот же, что у женщин: примерно до сорока пяти. Специалисты утверждали, что в последней войне данная категория пострадала сильнее всего: омеги-мужчины чаще прочих вызывались добровольцами на фронт, служили медиками в госпиталях и не могли покинуть поле боя, если там оставались хоть немного близкие им люди — эмпатия, чтоб её. Воевали так себе, зато вывозили снабжение и медицину. Железы у них были там же, где и у женщин, ещё две, правда, располагались под грудью. Возможно, из-за небольшой выборки после войны сложился вполне конкретный стереотип: омега-юноша — стройный и хрупкий, с большим количеством украшений, макияжем и мешковатой одеждой, мужчина — плавный, холёный до невозможности и капельку стервозный. Может быть, с фигурой-грушей, слегка полноватый, поскольку выработку эстрогенов никто не отменял. Обязательно тихий, но невыносимо сексапильный. Этакий коварный соблазнитель-манипулятор, который любого альфу за пояс заткнёт, а тот и не догадается. Размножались мужские особи редко по трём причинам: кроме низкой фертильности сказывались существенно большие, чем у женщин, физические нагрузки и меньшие размеры таза. Рожать естественным путём было плохой идеей, поскольку пространство между костями, куда должен выходить плод, обычно оставалось узким, и в старину многие забеременевшие омеги гибли в страшных муках от боли или необратимо травмировались в процессе родов. Короче, быть мужчиной-омегой — это катастрофа даже в современности.***
Военный врач не ошибся: Оочи угодил в горлышко бутылки монетой вслепую, точнее, природа угодила со строением его организма. Мало того, что исходно у него развились и базовый, мужской, и дополнительный, омежий, наборы органов, так они ещё и заработали с шестнадцати полноценно. Фукучи тогда сам не понял, почему на него наставник так уставился, когда он вышел сообщить о своем недомогании: с утра юношу бил озноб, и живот у него болел, а потом понеслось — по бёдрам потекла какая-то жижа в смеси с кровью. Гэнъичиро перепугался, намертво замотался в полотенце, отпросился ждать врача, собрался помереть от лихорадки в сарае и написал завещание на всякий случай. Со стороны, наверное, выглядело странно: рослый мускулистый лоб сначала тушевался в углу с очень виноватым видом, а позднее прятался от людей, пока другие нервно втягивали носами воздух и искали его. Повезло с Фукудзавой: остался под дверью караулить друга и не пустил никого, кроме медика. Особо ретивые потеряли пару зубов. Уже ночью Юкичи шепотом рассказал о своей сестре, с которой то же самое случилось раньше. Сосед, и без того деморализованный диагнозом пришедшего врача, осознав масштаб проблемы, проревел пару часов в чужое плечо, зато потом, как оправился, на тренировках валил всех, включая преподавателя, безо всякой пощады. Особенно преподавателя. За каждую проклятую секунду беспомощности в углу зала. К концу обучения никто не смел и пикнуть о втором поле мечника. Фукудзава, кстати о нём, поблажек не делал, хоть и меньше целился в брюхо. Юкичи вообще-то не просили, его забота порой подбешивала, но что с него было взять: бета с сестрой-омегой, по-своему очень добрая, после случившегося не могла делать вид, что всё по-прежнему. Оочи вело раз в полгода. У некоторых течка случалась точно месячные, и этих за линию фронта отправляли сразу, чтобы не сводили с ума отряды. С чем не повезло, так это с ножевым в живот: глупо подставился при атаке и попал на штык. Пропороли прескверно — понизу брюха и наискось. Крови натекло море, в госпитале он едва не умер прямо на операционном столе, потом чуть не сгорел от сепсиса за несколько суток, но выкарабкался. Врачи, поразмыслив над сложной конституцией его здоровья, решили ничего не отрезать, но детей заводить — будто Фукучи вообще собирался уходить в декрет — запретили под страхом смерти. Дальше... его героические потуги на Токоями Дзима заметили и сделали предложение, от которого не отказываются. У инженеров способностей возникло много проблем с модификацией тела: пришлось удалить часть дополнительных желёз, чтобы Оочи не скончался от последствий приёма препаратов, поэтому остались только яичники, венерины петли и те, что на загривке. Течки прекратились, эспер наконец-то выдохнул, однако проблему с женщинами это не решило. Половое влечение не пропало, так что приходилось действовать осторожно: заниматься любовью в одежде и понемногу. Девушки, когда узнавали про второй пол, редко соглашались на секс и звали его выпить. Любопытные хотели приласкать, но стоило кому-нибудь запустить ловкие пальцы за яички — ощупать скрытую парой складок щель — одарённый отстранялся сразу. Из плюсов: пить Оочи научился. Из минусов: всегда было, от чего спрятаться в бутылке. Командование помнило, кто он, и регулярно пробовало продавить: либо задвинуть подальше из-за некомпетентности, либо отправить в отставку по причине декрета. «Мужик-омега суть баба, должен подставляться», — считали особо умные. Собственно, причиной формирования отдельного подразделения среди полицейских стало нежелание Оочи разбираться с этим гадюшником — старой гвардией, для которой второй пол автоматически означал деторождение и вылизывание иерархических ботинок. Омега плевал на стереотипы с высокой колокольни и бесил консерваторов неимоверно. Наверное, должно было всё-таки кончиться тем, чем и закончилось: «Смертью Небожителей», поражением, развалившимся отрядом. Теруко ушла к мафиози, справедливо решив уничтожать организованную преступность на территории оной, Тэттё закинул Дзёно на плечи и унёс ругавшуюся ношу к детективам, Мичидзо вернулся в строй мафиози после очередной эпической драки Фукудзавы и Мори за честь обиженной Йосано, а вот он... Он остался в стороне. Кто бы только знал, что свобода станет самым страшным наказанием.***
Ищейки действовали аккуратно, потому официально кровавого следа за командиром отряда не тянулось. В последней вылазке пострадали эсперы отдельных организаций и минимальное количество гражданских. Фукудзава отказался от иска, хоть и не звал его больше выпить, так что предъявить Оочи было нечего. После разрушения тюрьмы Мерсо чиновники не представляли, куда одарённого можно деть, и в кои-то веки поступили разумно: Фукучи лишили званий, оружия и сослали в государственную квартиру. Работу в доставке продуктов эспер нашёл сам, сам же вкалывал на ней, держась подальше от прибрежных районов города. При малейшей попытке подойти ближе мужчина с раздражающей стабильностью встречал Дазая: тот не простил заключение, потому всеми доступными средствами мешал Оочи приближаться к зализывавшему раны Агентству. Ищейка-в-отставке подозревал, что упорхнувший из-под крыла Мори якудза, судя по слабому солоноватому запаху, альфа, положил глаз на заместителя директора, слегка повёрнутого на самосовершенствовании бету, и теперь увивался за ним. Стремление защитить обиженного новыми коллегами напарника наверняка окрепло, когда Осаму узнал, что происходило в его отсутствие, вот и пас Фукучи, чтобы не тревожить своих и не расстраивать сердитую пожарную каланчу. «Чем эти два метра добра и справедливости вообще можно испугать, если они от отчаяния решили и себя, и Суэхиро подорвать?» — недоумевал бывший военный, однако на территорию совался, только если привозил заказы по адресу, и стабильно демонстрировал Осаму коробки. Это всегда было неприятно: Дазай явно отслеживал его перемещения и терпеливо ждал окончания работы, чтобы выпроводить. Пару раз Оочи наблюдал со стороны Рампо в компании рослого худого американца. Американец ухаживал за Эдогавой столь явно, что усы Фукучи покрывались метафорическим сахаром и застывали вздыбленными, как у Тоторо. Обстоятельность По впечатляла: писатель вёл переписку со своим обожаемым соперником, выпускал романы в надежде на его благосклонность, тоннами закупал сладости и совершал моционы с партнёром по набережной. «Фукудзава, старый лис, привык уже к нему, наверное, хоть и старомоден», — размышлял он, перекидывая ногу через раму. Вообще-то работодатель предложил эсперу стандартный фургончик, но Оочи попросил именно велосипед. С тех пор Ищейка следил за его исправностью, так как одарённому не хватало тренировок на новом рабочем месте. За счёт нехитрой двухколёсной конструкции экс-военный не растерял форму: успел, как говорила молодёжь, «прокачать» балансировку с увесистым рюкзаком на скользкой дороге, навыки экстремального вождения и почти освоил акробатику, чтобы не сбивать спонтанно возникавшего на пути трёхцветного упитанного кота-самоубийцу. Ухаживания были стандартным атрибутом романтического знакомства, хотя больше, конечно, относились к омегам. Фукучи отлично знал, как уговорить практически любую из таковых на жаркую ночь, как задобрить вредную начальницу и как успокоить разревевшуюся свидетельницу преступления — не раз это проворачивал, но сам не получал ни от кого. Во-первых, Оочи не светил своим вторым полом: в отряде только Оокура, как альфа, пусть и миниатюрная, была в курсе. Оба ставили увольнительные так, чтобы в гон девушка держалась подальше. Во-вторых, если кто-то из старших по званию догадывался и начинал поползновения, эспер резко пресекал их. Тяжесть последствий варьировалась от беспощадной отповеди до переломанных рук, но арестовывать омегу за выходки никто не рисковал: репутация Оочи предполагала, что подобного следует ожидать любому самоуверенному идиоту. На новой работе, в доставке еды, Фукучи по умолчанию считали альфой: габариты и общая физическая сила однозначно на это указывали, хотя многих удивляли периодические инъекции, которые мужчина себе делал. В конечном счёте сотрудники решили, что у коллеги — диабет, потому зауважали ещё больше. Диабета не было, конечно. Проблему необходимости поддерживающих операций для Ищеек решили по-разному. Если за Оокуру и Тачихару ныне отвечали мафиози, за ушедшими в Агентство следила Акико, то Оочи получал терапию от государства и продолжал работать на гражданке. Политики признали свой промах в его отношении и предоставили необходимые препараты, все, кроме одного: эффективный подавитель, о котором не было написано ни слова в медицинской карте, заменили на стандартный.***
Утро не было добрым. С момента увольнения оно и не могло быть таковым, но сегодня что-то капитально пошло не так. Лоб и виски точно распирало ватой, не хватало воздуха — Фукучи распахнул узкое окно настежь и присел на стиральную машинку. Мутило. Подташнивало. Ничего подозрительного он не ел. Сорбент не помог. — Да мать вашу, — выругался эспер и зазвонил руководителю курьерской службы. К началу смены легче не стало, потому Оочи дошёл до поликлиники и официально открыл больничный впервые за весь период службы и работы. Врачи собрали консилиум. Осматривавшие его по мужской и прочей части аж впятером, («Вы не понимаете, когда ещё попадётся такая редкость!»), перещупавшие всё, что только можно, единогласно вынесли вердикт: здоровье своё одарённый запустил. Виноваты в прекратившихся течках были таблетки, запрещённые на государственном уровне. Назначать новые до полного вывода из организма действующего вещества предыдущих, на взгляд специалистов, было чревато осложнениями для печени, потому Фукучи оставили так, как он был, и посоветовали найти альфу своего пола, чтобы облегчить состояние на ближайшие пару месяцев. — По-другому нельзя? — Ищейка смотрел на эскулапа исподлобья так тяжело, как только мог смотреть человек, лежащий на кресле с задранными ногами. — Поймите правильно, Вы меня в зеркало видели? Я, мягко скажем, не соответствую принятым представлениям о красоте и не упаду под кого попало. Мне не надо это всё. Я никогда... — Естественное — самое правильное, — понимающе развёл руками старик. — Вы и так полжизни бегали, один раз потерпите. — Как Ваша жена? — уточнил Оочи. Врач поджал губы и отвернулся. Фукучи, ощущая острое желание оказаться в душевой кабине, оделся и забрал карту. Пока шёл вдоль стены, ловил на себе удивлённые взгляды женщин и сильнее стискивал потрёпанный корешок истории болезни. «Конечно, не каждый день у гинеколога с такой проблемой оказывается мужик. Ничего. Дойду — отмоюсь, полегче станет», — уговаривал он себя, тупо таращась на какую-то довольную парочку с пакетами: девушка явно выписывалась, а её партнёр заботливо помогал дотащить до машины сумки. Его-то от врачей встречал однажды только Юкичи. Юкичи, который теперь видеть некогда друга не хочет и дышит с присвистом.***
Душ не помог, только больше разозлил. В конечном счёте мечник выкрутил кран на полную и остыл под практически ледяной водой, матерясь, на чём свет стоит. Шум воды заглушал ругань, становилось чуточку легче, но живот ныл, хотя двойная доза обезболивающих должна была облегчить страдания. Пережив первичный культурный шок, Фукучи сделал то же, что и всегда: взял себя в руки и стал искать решение проблемы. Да, ему было труднее, ведь жар накатывал приливами и брюхо сводило, что свидетельствовало о приближении первой с армии течки, но это не мешало Ищейке прочёсывать сайты аптек и методично взламывать записи о закупках больниц. По эту сторону закона искать оказалось нечего — надлежало проверить подполье. Из всех полулегальных организаций Оочи близко знал только одну, и только её возглавлял медик.***
То ли до зубов вооружённая охрана теряла сознание гораздо оперативнее, чем работала, то ли Ищейки бывшими не бывают: раззадоренный Оочи с удовольствием обезоруживал мафиози, душил их слегка, кому-то что-то ломал, отбрасывал подальше магазины от крутых пушек — словом, впервые за долгое время развлекался, как мог. Накахару он оглушил, напав на того у кофейного автомата, и заботливо устроил на диванчик: всё же достояние организации, может, подружатся и подерутся потом с толком. Коё просто запер в лифте: ей там ничего плохого не грозило, но иметь дело с альфой, да ещё и с такой строптивой — от неё за версту тянуло болиголовом и ландышами — не хотелось. Время для визита подобрано самое лучшее: никого из прежних подчинённых нет в городе. Завалив последних вышибал, Оочи распахнул двери в кабинет босса, предвкушая диалог, и растерянно замер. Внутри никого не было.***
Огай Мори за свою короткую насыщенную жизнь всякое повидал: он и в медицинском учился, и на заграничной стажировке бывал, и на войне выживал, и подминал под себя мафию. Якудза заслуженно считал, что неплохо устроился: для него, попадавшего во все крайние параметры своего второго пола — рост около метра семидесяти, маленький вес, развитые рефлексы и чудовищная избирательность в партнёрах, как для альфы с низкой фертильностью — забраться так высоко было настоящим успехом, ведь Исполком целиком состоял из по-своему выдающихся альф. В то несчастное воскресенье босс всего лишь вывел крошку-Элис на моцион по кондитерским перед тем, как подняться к себе. Стоило ему открыть стеклянную дверь офиса, одарённый уронил все покупки на пол и вынул из пальто ножи, а способность отозвал, чтобы потом материализовать внезапно. Десятки его подчинённых разной степени контуженности были аккуратно разложены на ковре и рассажены вдоль стен. В парочку пустых вазонов кто-то заботливо собрал их оружие и украсил розовой подарочной лентой. Одному особо ретивому мужику сломанную руку примотали наилучшим образом за счёт куска декоративной балки. В лифте бушевала Коё: демон безжалостно сёк стенки, проделывая выход наружу, хотя мог бы просто открыть люк на крыше. Решив не мешать подчинённой выпускать пар, Мори поднялся по лестнице. С госпожой Озаки бывало, а лифт всё равно периодически ломался, так что Мори, как истинно грамотный управленец, не стал расстраиваться. «Если жизнь подсовывает Вам лимоны, готовьте из них лимонад и не переживайте. Что ни делается, всё к лучшему», — улыбнулся босс и начал восхождение к своему кабинету. Люди сидели в каждом проёме. Живые, но оглушенные, связанные скотчем или лентами. Оружие лежало рядом, патроны, правда, были разбросаны всюду. Одарённый замаялся надрезать «упаковки» на своих «подарках». Красневшие якудза вздыхали и просили прощения. Убивать их в наказание не было никакого толка: стирать большую часть шестёрок в непростые времена после ссоры с Юкичи, который не торопился на очередной дружеский поединок, дорогое удовольствие. На кушетке около апартаментов нашёлся Чуя: его примотали к мебели, исполнив традиционное боевое шибари. Полюбовавшись плетением пару минут, Огай надрезал верёвки и, потрепав отошедшего эспера по плечу, посоветовал ему успокоить Коё, если придёт, сразу направить к нему Теруко, как доедет, а сам вошёл в квартиру, заверив Накахару, что всё будет хорошо. Догадывался ли Мори, кого увидит? Нет. Он предвкушал встречу со старым-недобрым соперником-напарником, потому раскинул руки, оскалился шире и собрался запустить парой скальпелей в качестве аперитива, однако сразу почуял запах и скрыл ножи под пальто. Запахи служили отдельной системой общения между альфами и омегами. Для бет этот вид коммуникации не имел никакого смысла, кроме случаев, когда партнёр хотел пометить понравившегося человека и вмыливался в него с утра за завтраком, чтобы пропитать феромонами одежду. В остальном же по оттенку аромата люди вроде Мори с лёгкостью определяли, насколько заинтересован другой, и улавливали переходы эмоций. Страх, например, кислил, усталость отдавала солью: вечно не высыпавшегося Дазая за глаза прозвали «солонкой», а Чую — «перечницей». Похоть оседала на рецепторах цветочной сладостью и соками перезревших фруктов, на которых лопается шкурка. Болезнь — сложной индивидуальной смесью гнили и крови, искажавшей любой шлейф. В течку аромат усиливался даже на подавителях, потому ни одна марка лекарств, на самом деле, полностью не маскировала запах, чем Мори, как врач, бессовестно и профессионально пользовался, пока служил, чтобы своевременно ссылать омег с корабля на гражданку. С точки зрения медицинских пособий, каждый второй пол в сочетании с первым давал свой образцовый букет. Альфы-мужчины на первых нотах разили чем-то сродни шипру с обязательным переходом через свежесть в мускус, женщины — через пряные терпкие ноты в амбру, сладко, но не приторно, как омеги: тех отличал полный спектр цветов, фруктов и конфет. Мужчина-омега, по версии медиков, мог благоухать только свежестью, уходящей в сладость. В идеальном случае запахи вступавших в союз дополняли друг друга, но исходно были полностью противоположны. Огай бы оспорил каждое из этих суждений: как врач, он многое нюхал и понимал, что нет ничего менее постоянного, нежели данные справочников. Его невеста, с которой медик так и не обручился, пахла, например, горечью полыни и свежестью мяты, через чабрец тянувшей базиликом. Элиза, пусть и омега, отличалась железной волей и удивительной подвижностью во всём. Японец, с лавандой, пряным яблоком и смесью мускуса и кедра, не мог заглушить её шлейф даже во время близости, хотя оба неплохо сочетались по ароматам. Она сама разорвала отношения: начиналась война, Огая призывали, а труппу театра эвакуировали. К сожалению, все политические перипетии прошёл лишь альфа: эвакуация запоздала тогда, огромное количество людей просто не успели вывезти из города. Врач отгоревал, но продолжил жить: исторически складывалось, что, к счастью, ему всегда было, чем заняться. Подпольная клиника, Фукудзава, мафиози... Теперь и кто-то ещё. Якудза опустил ножи на стол и тихо двинулся в кабинет. — Доброе утро? — максимально доброжелательно произнёс Огай. Не имело смысла наступать со скальпелями на того, кто обошёл всю охрану. Этот человек явно мог постоять за себя, и до начала диалога он проявил удивительную вежливость, не искалечив никого из подчинённых босса по-настоящему. Враги так не приходили. Собеседник нашёлся в одном из кресел: свернулся на месте для посетителя в шарик, руками вжав в живот подушку и скрестив ноги. Поза и запах выдавали его: омега за несколько часов до течки, судя по всему, мучился от спазмов. Мори мог не поверить глазам, но не носу. В офисе прежде не чувствовалось тонкой свежести зелёного чая, молодых весенних листьев, влажной земли, бергамотово-сосновой горечи и какой-то ещё ноты, вкусной, мускусной. Для того, кого ломало горячкой накануне так называемого цветения, оппонент пах совсем слабо и держался чудовищно адекватно: та же Коё, у которой гон закончился неделю назад, могла перебить шлейф. Мори вдохнул поглубже, пытаясь разобрать составляющие. Не получилось. Задумавшись, он два не запнулся о чемодан, стоявший на ковре, и невольно отскочил вбок. — Добрый день, — тихо отозвался собеседник, отодвинулся, вжимаясь в спинку кресла, и поднял на Огая больные глаза. — Мы знакомы, поэтому буду краток. В кейсе — деньги. Мне нужно лекарство, которое не достать иным способом. Получу — уйду. Прошу прощения за подчинённых, но иначе Вы бы не поверили, насколько ситуация серьёзна. Lotter Medium, фирма, кажется, немецкая, Uberfahrt. Мне нужна хотя бы одна коробка. Далее предлагаю согласовать передачу препарата: Вы не из уличных банд, значит, закупаете оригинал, а не синтезируете его в подполье. Это не наркотическое средство, пусть и запрещённое. Сделка будет полулегальной. Вы принимаете условия, Мори-сан? — Признаться, я впечатлён тем, что Вы устроили в фойе и выше, — Огай обошёл омегу по кругу, пытаясь понять, что собеседник испытывает, но не разобрал и устроился за столом, — но я не могу этого сделать. Мы приобрели партию, чтобы передать её непосредственно в ведение Танеды-сана, поскольку Отдел не справлялся с этой миссией. Что до таблеток... Я не храню у себя подобное. Как медик добавлю, что Lotter — сильнодействующий препарат, вызывающий стойкие побочные эффекты. Они того не стоят. Сомневаюсь, что его Вам посоветовал врач. — Врачи, — Оочи сжал зубы, выпрямился и навис над столом, опершись на столешницу руками, — посоветовали мне альфу, что идёт вразрез с рекомендациями их коллег и моими личными ожиданиями от жизни. Если у Вас нет таблеток, разрешите откланяться, мне тут делать нечего. Мори повёл носом: запах усилился. Вместо одной мускусной ноты он насчитал минимум три. Впервые в жизни у Огая практически слюнки потекли, правда, он быстро взял себя в руки. «Если получил лимон, сделай из него лимонад!» — это альфа усвоил давно. Лимон, ещё тот строптивый фрукт, стоял перед ним и отказывался лезть в соковыжималку. — Перед тем как Вы отсюда выйдете, — бархатно проговорил мафиози, — подумайте вот о чём: там, за дверью, примерно шесть десятков альф, которых Вы успели раззадорить. Они с удовольствием зажмут Вас в углу и активно воспользуются Вашим состоянием. — Тут меньше ста этажей? — деловито перебил его Фукучи. — Да, верно, меньше, — опешил Огай. — Инженеры способностей говорили, что я могу пережить такое падение почти без последствий, но как-то не приходилось. Вот и проверим, — закончил Оочи. Коротко поклонившись, омега прищурился, развернулся к окну и потянулся к ручке стеклопакета. Для того, кто недавно вверг в хаос большую часть мира, перессорился с остатками семьи и потерял работу, эспер оставался недюжинно здравым. «М-да, Вы, конечно, удивительно толстокожи, да я не лыком шит, — мысленно усмехнулся Мори. — Не таких по косточкам разбирал». — А потом опять в больницу, да? — посочувствовал якудза, глядя на свои кипенно-белые перчатки и не поднимая головы на гостя. — Держу пари, что с Вами не церемонились. Ни одна организация не пропишет омеге рецептурный препарат без должных осмотров и анализов, а это, насколько я помню, предполагает ежемесячные визиты до начала регулярного цикла. В среднем, на такое уходит шесть месяцев, но Вы сидели на этой немецкой дряни... Я бы сказал, потребуется года полтора, не меньше. Lotter Medium запретили именно из-за длительного периода восстановления и перспективы стерилизации принимающих его. Не буду спорить с тем, какую эффективность имели эти таблетки в Вашем случае. Давно не практикую уже. Ищейка замер, как стоял, а босс мафии мысленно потёр руки, не выражая радости никак. «Попался», — подумал альфа и грациозно поднялся из-за стола. — Полтора года, да? — пусто повторил Фукучи, со стуком опустил чемодан и сел, наконец, у окна, прямо на кейс. — Полтора года без любых таблеток. Ками, лучше бы меня тогда зарезали. Вы оба с Фукудзавой — отвратительные люди. — В каком смысле? — якудза тихо ступал по ковру, приближаясь к гостю. Медицинские справочники сходились в одном: не все омеги в течку рады альфам, но запах, если удачен, может действовать как слабое седативное средство, главное — прижать к нужному месту и держать крепко. Эта вот особь, похоже, то ли боялась, то ли просто была вымотана симптомами, ей бы помогло. — Мы разошлись с Вами миром, да и друг с другом не заходили дальше спаррингов. Сомневаюсь, что мы с Фукудзавой-доно представляем из себя угрозу для города сейчас. — Оставили меня разгребать всё это. Убить было милосерднее. Вы особенно хороши, — заметивший движение Оочи отпрянул назад. — Засуньте Ваше яблоко туда, где оно было, пока я Вам руки не переломал. Вы мудак, Мори-сан. Таблетки лежат в нижнем ящике Вашего стола. Они Вам без надобности. Мне Вы их не продаёте. На чёртовом острове Вы бросили всех, кого я знал, в самое пекло, и никто не выжил, про Йосано с её поехавшими от насилия нервами не говорю. Половину отряда, с которым Вы ни дня не пробегали, оттяпали себе, как мебель при разводе, и радуетесь, хотя Теруко выгорит за полгода здесь. Сейчас Вы думаете о том, как меня завалить и потыкать этим в эго Фукудзавы. Он бета и ему на меня плевать. Идите нахер. — Какие бы термины Вы ни использовали для описания моей предприимчивости, будем честными: Вы наворотили дел, Фукучи-сан, и заслужили всё, что с Вами случилось, — Мори фыркнул. Иногда Юкичи очень не хватало: мечник здорово добавлял его словам веса одним наличием за спиной. — Будь я полным мудаком, я бы не стал с Вами беседовать и рассказывать о побочных эффектах лекарства, а поделился пачкой и молча наблюдал, как Вы загибаетесь от попытки остановить течку, когда та уже началась. Будь я полным мудаком, я бы отдал Вас Озаки-сан, а та в ярости направила бы Вас в бордель. К альфам. Что там ещё полные мудаки делают? Ах, да: направил бы Вас в шаловливые ручонки Оокуры-сан с приказом: «Смерть под пытками». Вы славно обучили её. Если бы хоть что-то осталось от нервов девушки потом, после Вашей бесславной кончины, она бы заняла кресло Дазая. Что до Фукудзавы-доно... Сейчас он редко тренирует даже своего незабвенного зама и позволяет себе небольшие прогулки под присмотром Йосано-сан после того, как Вы изрезали его. Спарринги едва ли вернутся в нашу жизнь после такого. Дзёно-сан сопровождает его и свистит рядом. Не мои ножи превратили их лёгкие в сыр. Раз мои намерения для Вас не секрет, предлагаю упростить жизнь нам обоим: идите в душ, приводите себя в порядок, после — в спальню. Клеёнка у меня есть, пару простыней и пледов убить допустимо. Мои коллеги, те, что не-мудаки, вполне справедливо направили Вас искать партнёра, так действительно легче. По Зарковицу и Гденьски, можно ускорить протекание течки и сделать её менее болезненной, если заниматься незащищённым сексом с альфой, близким к гону, следовательно, яблоки здесь будете получать именно Вы, если, простите за каламбур, кишка не тонка. Ясно? В течение монолога Огай уверенно наступал на собеседника, а Оочи не менее уверенно отодвигался, пока не упёрся спиной в шкаф, однако впечатлённым недавний Ищейка не выглядел от слова «совсем». — С дороги, Мори-сан, — прорычал Фукучи. — Да ради Ками! Земля Вам пухом, если рискнёте сбежать любым доступным способом. От Вас уже несёт, — Мори отступил, практически поклонившись, и приоткрыл дверь в коридор. Поставленной цели он достиг: покидать кабинет визитёру стало опаснее, чем находиться внутри, а лицо омеги стремительно белело, хотя щёки покрывал румянец. — Поздно. Вы и сами знаете. Впрочем, раз Вы хотите страдать — вперёд: полноценное соитие облегчило бы Вашу жизнь за пару суток, а так проваляетесь в горячке недели две. Вы не первый, кто приходит за этими таблетками, коими я, кстати, подкармливаю цветы в вазонах. Только глубокое и искреннее уважение к моему коллеге останавливает меня от исполнения Вашего желания, да, пожалуй, пара запасных матрасов и пустая кладовая, где один из них поместится, заняв весь пол. Их всё равно хотели выбросить, кровь прежнего босса так и не отстиралась, но Вам повезло. Поздравляю. Комната в конце коридора. Прочее принесу, я не настолько плохой хозяин. Ни одна уважающая себя омега такое открытое хамство терпеть бы не стала, но экс-военный почему-то молчал, явно что-то прикидывая. Мафиози ждал истерики или мольбы о помощи. Про матрас он, конечно, приукрасил: всего-навсего разлили бутылку дешёвого вина во время корпоратива, но пятно выглядело многообещающе. — Стена прочная? Что с вентиляцией? Связь есть? Сколько я буду должен за постой и безопасность здесь, если попрошу несколько бутылок воды и возможность мыться ночью? — засыпал его вопросами Фукучи, уточняя явно все интересовавшие его детали. «Не думал, что Вы тоже любите лимонад», — мысленно присвистнул Мори. — Стены могут пережить обстрел, плексиглас в окнах довольно толстый. Связь есть, есть даже розетка, но она не вполне исправна, поэтому не рекомендую. Охранять Вас нет никакого смысла. В коридоре — кулер и пара пустых канистр, душ — слева, но кто Вам сказал, что я собираюсь так о Вас заботиться? — возмутился альфа. — Вы сами, — усмехнулся Оочи, скинул куртку, ссыпал в неё половину наличных и, завязав рукава и полы, подтолкнул к Огаю по ковру. — Надеюсь, хватит в качестве вознаграждения. Вы же нарвались: задержали меня, угрожали мне, ещё и удерживать решили насильно. Страдайте теперь. Ах, нет: наслаждайтесь. Как здорово, что Вы — мазохист, легко совместите приятное с полезным. Всё сам найду, не беспокойтесь. Следующие десять минут бывший врач с изумлением наблюдал, как омега, освоившись, освобождает кладовку, укладывает матрасы на пол, запасает воду, ищет старые пледы и простыни, отзванивается работодателю и почему-то прежним коллегам, а потом, подмигнув, притворяет дверь. Похоже, мелкая хозяйственная деятельность позволяла тому отвлечься от неудобств, ведь горячка явно досаждала мужчине, старавшемуся не садиться и не стоять подолгу на одном месте. Весь ужас ситуации настиг Огая, когда в комнату всё-таки вбежали Исполнители, а он, как идиот, завис с пахшей чужими феромонами курткой, полной не иен — евро. Чуя с Коё переглянулись, поклонились и, предельно вежливо уточнив, на какой срок шеф переведёт работу в дистанционный формат, удалились с очень сложными лицами. Со стороны всё выглядело так, словно Мори позвал к себе невероятно своенравного любовника, возможно, представителя дорогого эскорт-агентства, которого, на минуточку, обидел до глубины души. Их ролевые игры не должны были стать достоянием организации, потому подчинённые дипломатично оставили обоих в покое. И всё. Никто больше не стремился заглянуть к боссу, а жизнь в Портовой Мафии продолжалась, как ни в чём не бывало. Мори тупо таращился на явно заношенную вещь и не понимал, что чувствует по этому поводу. Он провёл носом над воротником, разбирая по нотам зелёный чай, листву, влажную землю, бергамот, сосновые иголки, смолу и мускус. Было что-то ещё, но, видимо, узнать, что именно, можно было только столкнувшись с омегой лоб в лоб, а тот затих в комнате.***
Оочи честно не высовывался из помещения допоздна. Чего ему это стоило! Без лекарства организм дурил: спазмы учащались, болела голова, постоянно хотелось пить. В тесной каморке было прохладно, но Фукучи горел, катаясь по матрасу из стороны в сторону, пока не прислонился лбом к стенке и не впал в забытье. В горячке приснился Фукудзава, насаженный на меч, с ужасом и неверием смотревший другу в глаза и будто не узнававший того совсем. Кровь капала на асфальт. Где-то кто-то стонал, пищала электроника системы «Гробов», хрипло дышал пребольно оглушённый мечом по хребту Рампо. Ничего такого, чтобы бывший военный не видел и не слышал в предыдущие ночи. На моменте, когда Юкичи медленно заскользил на землю, потому что ноги его уже не держали, Фукучи очнулся от особенно резкого спазма и заругался, вжимая руки в низ живота. От приёма разных поддерживающих препаратов и неоднократных операций к тем следам, что остались от неудачного боя, добавились новые шрамы, а с ними, похоже, спайки. Омега не строил иллюзий на счёт своего здоровья: оно не могло быть бесконечным, но раньше проблемы не ощущались так остро. Течек не было, следовательно, связанные с ними циклы тоже остановились, а теперь они возвращались на прежнее место в катастрофическом масштабе. Поскольку превышать дозировку обезболивающих в третий раз за короткое время боялся, эспер по стенке дополз в душ и, навалившись на фартук из кафельной плитки, подставил спину почти горячей воде. Полегчало минут через десять, но потом боль стала отдавать в железы щели. Ищейка осел на пол и зашипел. В этом смысле мужчины-омеги очень напоминали женщин-альф: на входе в щель, как дополнительную полость, немного уступавшую по эластичности влагалищу, лишённую половых губ, прикрытую парой кожаных складок, располагалась пара небольших длинных утолщений. Венерины петли, как ласково прозвали их медики, вырабатывали богатую феромонами слизь и, поскольку были оснащены двумя дополнительными нервами, уходившими к простате, позволяли получить гораздо больше удовольствия от соития, чем можно ожидать. К сожалению, недостаток аккуратности или чересчур крупные узловые железы альф-мужчин приводили к сильному сдавливанию их в процессе и, как следствие, продолжительным резям. — Чёртовы эскулапы, почему не отсекли нахер?! — прорычал Ищейка и, делая перерывы, мелкими перебежками почти достиг отведённого угла, но резко налетел на что-то небольшое и слабо пахшее яблоками. — Мне не надо это всё, я у природы не просил! — Что, по-Вашему, мои коллеги от Вас должны были отделить? — полусонно осведомился Мори и устало поглядел на него снизу вверх, как Фукудзава, но ещё недовольнее, ведь разница в росте была существенно больше, а потом поднялся на носочки и силой уткнул собеседника к себе в стык между плечом и шеей. Оочи попытался его отпихнуть, но между ног опять прострелило, и по внутренней стороне бедра поползла вязкая капля. Под полотенцем её видно не было, однако оживившийся мафиози явно почуял запах и вдохнул глубже, облизнулся и с некоторым трудом стиснул Фукучи обеими руками за плечи, не давая отстраниться. — Если Вы про второй набор органов, то идея плохая. Никто не знает, как бы Вас разнесло на дисбалансе гормонов, — негромко произнёс хирург, подняв ладони выше. — Кстати, почему я так и не могу разобрать Ваш запах? Вроде о нём должен знать целый этаж, но это не так. Фукучи не был в восторге от происходившего, особенно от лёгкого отупения, накатившего при вдыхании, но решил получить от ситуации максимум пользы. Самые простые выводы свидетельствовали о том, что альфа подкован в медицине, потому может посоветовать нечто дельное. — Операция по методике Ксавье-Верди. Не удалили только те, что на загривке, петли в промежности и яичники, если Вы об этом. Чересчур много мороки с нервами, вот и оставили. О целях не будем, гостайна, — отчитался мужчина и удивился молчанию Мори. — Личную жизнь не построишь, но на любой миссии риск того, что запах заметят, практически нулевой. В сочетании с приёмом Lotter — точно. — Вы в курсе, что эту операцию, — начал Мори, нетерпеливо пытавшийся встать на полную стопу и утянуть омегу вниз. — Считают калечащей практикой, да, но бумаги я подписывал трезвым. Меня всё устраивает. Я недостаточно пьян для пояснений, перестаньте-мне-шею-ломать! — пробурчал оппонент, пытаясь расцепить руки на загривке. — Да мать Вашу, и так едва стою, а Вы!.. — Ринтаро, — брякнул врач. — Чего? — собеседник его настолько изумился откровенной наглости, что не заметил мелькнувшее за спиной светлое пятно, и, только оказавшись в воздухе, осознал: ситуация вышла из-под контроля, а пол ушёл из-под ног. Элис, нечеловечески сильная и слишком мелкая, чтобы дотянуться до неё успешно, занесла замершего омегу в спальню Мори, уронила на кровать — Фукучи свалился на матрас из её рук — и сбежала, захлопнув дверь. Якудза присел на край постели — Оочи вытянул ноги и плотнее запахнулся, нервно соображая, как выбираться из патовой ситуации. — Ринтаро, — повторил босс мафии и протянул руку для пожатия. — Предпочитаю обращение по настоящему имени и, если не против, перехожу на «ты». Моё предложение в силе. Обещаю быть аккуратным. — Это не то, что может обещать якудза. Бросьте и отцепитесь от меня, — Фукучи тяжело выдохнул: живот сводило, полотенце тихонько намокало, но он держался. — Найдите кого-то другого, кто согласится под Вас лечь. Это не проблема для человека с таким высоким местом в иерархии преступного мира. Я не рад Вам. — Были бы по-настоящему не рады — убили, — пожал плечами Мори. — Подумайте сами, Вы ничего не теряете: отойдёте быстрее. Я не сделаю больно, хотя это, — он провёл пальцами по своей ключице и поднёс подушечки к носу Оочи, — беда: гон наступил раньше, чем я ожидал. Упростим друг другу жизнь? Никаких обязательств после. — Идите нахер, — Фукучи подобрал ноги и отодвинулся. — Не моё это. Ищите кого-нибудь ещё. — Мне кого-то абстрактного не надо. Считайте, что Ваш запах запал мне в душу, — Мори подсел ближе. — Я остро чувствую такие вещи и не могу ничего поделать, если партнёр не нравится в органолептическом смысле. Вот уже десять лет ни на кого ничего не реагировало, а тут Вы. Сами пришли, помните? — Угу, и восприятие у Вас кинестетическое, — оскалился Оочи полушутливо-полузамученно. Между ног тупо раздражающе ныло. — Плавали, знаем. Врёте, как дышите. — Нет. Я в хирургию в своё время пошёл, потому что там можно много чего изучать тактильно. Обоняние и осязание помогают, — Огай подобрался ещё ближе. — Если позволите, я... Не надо так дёргаться, да что ж Вы такой недотрога! Я просто задену Вашу руку. Ничего страшного, ага? — Вам лучше вообще ничего не давать: по локоть откусите, — экс-Ищейка отпихнул себя пятками подальше, и тут внутри опять дёрнуло. Он тихо выругался и судорожно втянул воздух. — Я могу сделать так, чтобы это прекратилось, но Вам нужно немного расслабиться, понимаете? Совсем чуть-чуть. Довериться мне, чтобы стало легче, — мафиози навис над мужчиной, хотя в силу разницы их комплекций это выглядело не так уж и агрессивно. — Мы оба в любом случае выбиваемся из выборки, просто находимся по разные края распределений Больцмана в своих категориях. Терять нечего, правда? — Допустим, — нехотя признал Оочи и поднял голову. Боль выматывала, а сидеть на больничном неделями и терять работу не улыбалось. — При условии, что никто из моих прежних подчинённых, а также потенциальных друзей и родственников не должен попасть под раздачу, всё, случившееся в этой комнате, останется между нами. После, когда я перестану напоминать полуобморочную деву, а Вы соберёте мозги в кучу, расходимся и живём, как до этого. — Мне будет мало, поэтому поблажек сегодня не ждите, — протянул руку для пожатия снова Мори. — Ёкай с тобой. Не Оочи, Гэнъичиро, раз так, — стиснул её Ищейка.***
Место босса якудза под самым небом Йокогамы предполагало, что занимавший его человек не удивлялся ничему. Убийства? Да не вопрос. Грабежи? Вы сами виноваты. Пытки? Большое количество насилия? «Надо» — значит «надо». Нужно городу — будет, а трупы куда-нибудь денем. Мори подобное отношение не смущало, он привык, но... Фукучи вызывал когнитивный диссонанс уже в пятый раз за вечер. Во-первых, за ним, высоким и довольно привлекательным (усы, конечно, не в счёт, но они красят разве что Нацумэ), никто не пытался толково ухаживать. Во-вторых, Гэнъичиро сам держался подальше от альф любого пола, даже женщин, хотя нормально уживался с ними профессиональной сфере. В-третьих, он действительно допускал мысль, что с ним не станут церемониться, и стремился побыстрее завершить процесс, отчего Мори вынужден был профессионально понести чушь и примотать партнёра к кровати всеми брючными ремнями, которые нашёл в гардеробе. В-четвёртых, эспера пришлось отматывать от неё, потому что тот не любил шибари, но сам вязал узлы более чем прилично. В-пятых, с альфой он не был ни разу за всю свою жизнь и не собирался, но не срослось. Уставший стоять под этим водопадом информации, Мори в какой-то момент плюнул на всё и, забравшись верхом на продолжавшего нервничать недавнего Ищейку, распластался по нему. Уткнувшись носом под ключицу, в место, где находился блёклый, почти незаметный шрам от операции, Огай слабо-слабо лизнул кожу — пряную смесь феромонов перебивала кислина. Мужчина под ним вздрогнул и аккуратно обхватил альфу руками за пояс, прижимая к себе. Разницу комплекций можно было бы назвать красивой, когда б не трагикомедия положений. Мафиози собрался с мыслями: омега под ним ощущал себя настолько зашуганным, что не торопился помогать ничем, пусть и был в состоянии переломить Мори спину об своё колено, следовательно, главная задача — не сделать ещё хуже. — Предлагаю вот что: я буду гладить. Вы просто лежите, если не захочется ничего нетравматичного в моём отношении, и пытаетесь понять, дальше продолжать или нет, — предложил он. — Если захочется, спрашиваете. Оочи — Гэнъ-и-чи-ро — кивнул, сцепил пальцы в замок и завёл руки за голову. Выглядела эта конструкция более безопасно, чем всё, что было до неё. «Славно: меня, если ошибусь, всего лишь придушат бёдрами, зато какими», — меланхолично подумал Мори, аккуратно коснулся губами кожи на шее, ближе к краю ключицы, и заскользил ладонями по рукам. Удобство позы заключалось в том, что он мог заниматься нехитрыми манипуляциями, не вставая с партнёра, валяться на котором оказалось удивительно умиротворяюще. От кистей — к локтям, от локтей — по плечам — к ключицам, и назад, сверху вниз, и вперёд, снизу вверх, и снова. Ринтаро не помнил, кого в последний раз оглаживал, кроме Элизы, но с той не практически не было нужды: она охотно тянулась к нему навстречу. Сейчас всё было иначе. Он чувствовал, как дыхание и сердцебиение партнёра замедляются, мышцы, напряженные для попытки сбежать, постепенно расслабляются, а Оочи с интересом следит за движениями рук взглядом. — Можно выше, к шее, — тихо заметил Фукучи, отводя взгляд, — и на пару ладоней ниже, по груди. — У тебя хватает шрамов. Их стоит трогать? — уточнил Мори, снова коротко облизывая край ключицы. Из-за операции тут феромонов почти не было, но кислины стало меньше. — Не запрещено, только толку мало: нечувствительные, — покачал головой омега. — Проверим, — фыркнул на кожу Огай и, к своему изумлению, получил ответный смешок. — Что не так? — Ты очень любопытный, как для альфы, — заметил Оочи и осторожно откинул щекотавшую кожу чёлку Мори назад одним мягким широким движением. — Ластишься совсем не в их манере. — Я попал в редкий процент отклонений, мне можно, — буркнул смутившийся якудза и застыл, наблюдая короткую, мягкую улыбку собеседника. Красивую улыбку. — Даже нужно, м? — тихо заметил Фукучи и осторожно подтянул его чуть выше, пристально поглядел в глаза... Кто потянулся первым, как-то позабылось: целоваться с тем, кто это делать умеет, оказалось практикой не менее приятной. Мори, правда, слегка ошарашили долгие, успокаивающие прикосновения к спине. Руки у его партнёра были гораздо шире и крепче, чем у самого хирурга, но это не вызывало ни капли паники, наоборот, Ринтаро чувствовал себя невероятно довольным. Оторвался первым экс-Ищейка — пробормотал что-то и сильнее затянул ноги полотенцем. «Раньше чаще щурился. Похоже, процесс пошёл, а это к лучшему», — отметил якудза. — Частота спазмов снизилась? — уточнил Огай. — Вроде да, — омега смотрел на него напряженно, — но они не закончились. — Не всё сразу, — понимающе улыбнулся Мори, — я — вниз. Понравится — говори. Не понравится — тем более. Он действительно сполз и продолжил ласку, на этот раз чередуя поглаживания и мелкие лёгонькие укусы: поблёкшие шрамы от операции нашлись ровно там, где им и надлежало быть, и этот простой факт неимоверно раздражал. У Фукучи хватало отметин: жизнь сначала в армии и позднее в военной полиции не могла быть спокойной и безопасной по определению, но эти следы нервировали Мори. Подвоха не было никакого: железы, не совмещённые с потовыми, считались эрогенной зоной во всех культурах мира, и их удаление выглядело настоящим надругательством. Гэнъичиро тем временем беспокойно заёрзал, пытаясь немного сместить альфу, и крепче вцепился в простыню, но тот не уступил — опёрся на руки, нависая, и вмылился своим телом в чужое, улавливая однозначную реакцию. — Больно? — Мори глядел полупьяно-полухищно: в воздухе пахло так вкусно, что его хвалёная выдержка начинала сдавать. «Плохо. Слишком рано. Пока я ещё в здравом уме, надо принять кое-что. Сомневаюсь, что кому-то из нас действительно нужны дети», — бывший хирург откатился в сторону и свалился с постели. — Можно ниже, — рыкнул на него омега, щурясь. — Куда ты? — Полотенце разматывай и ставь ноги шире. Сейчас вернусь, — Мори шумно втянул воздух и поспешил в ванную комнату. — Клеёнку возьми! Эта тряпка вот-вот прикажет долго жить, — раздалось ему вслед. — К чёрту клеёнку! Руки слегка подрагивали, между бёдер пекло, а бывший врач, содравший с себя галстук, жилетку, рубашку, брюки, в которых допоздна сидел за бумагами, перерывал аптечку для особых случаев в поисках трёх синих таблеток. Первую же Огай съел в ванной и запил водой из-под крана. В мире, где принести в подоле мог любой, существовало множество видов контрацепции, в том числе — экстренная мужская, вроде этой. Гон она не подавляла, но гасила определённые процессы, в результате которых половые клетки становились своего рода «пустыми» и не годились для оплодотворения, так что риски для обоих партнёров были минимальными. Действовал препарат примерно двенадцать часов, чего, с учётом хотя бы двух коротких перерывов на сон, было более чем достаточно Мори.***
Лежать в тишине, в комнате, где все вещи слабо, но отчетливо пахли альфой, было непривычно. Аромат, сладковатый и ненавязчивый, успокаивал и как-то странно действовал на мозги: Фукучи прикрыл глаза и старался глубоко дышать, мысленно считая вдохи. Нервозность никуда не делась, однако сам факт наличия медицинского образования у того, с кем он собирался дебютировать, утешал. Интенсивность болевых ощущений снизилась, поэтому мужчина действительно размотал ткань и, сложив полотенце пару раз, опустил на него бёдра, терпеливо ожидая партнёра. На ласки отреагировали и человеческая, и анималистическая части: член поднялся и набух, яички потяжелели, снизу продолжала выделяться слизь. Недостаточно обильно, чтобы образовать лужу, которую нередко демонстрировали в порнографии, но всё равно ощутимо. Страннее всего были нараставший внутренний зуд, словно организму чего-то не хватало, и желание кататься по кровати, правда, отнюдь не от боли. — Всё, вернулся, — Мори, раздевшийся до белья, залез на постель. — Теперь точно никаких последствий. Оочи потребовалось собрать всю свою выдержку, чтобы аккуратно раскрыть колени, расслабить ноги и не придушить облизнувшегося альфу. В горле моментально пересохло, к лицу прилила кровь, поэтому он зажмурился. Смотреть на то, что запихнут внутрь, не очень-то хотелось. — Давай уже, не тяни. Думаю, нормально получится, — пробормотал он. — Опять дёргаешься. Это никуда не годится, — мафиози хмыкнул, заскользил подушечками пальцев по икрам, по бёдрам. — Ты же меня убьёшь, если захочешь, буквально одним ударом. Бёдрами задушишь. Чего бояться? — Я ничего и никого не боюсь! Слушай, прекращай уже. И так пиздец неловко, — Гэнъичиро прорычал это и всё-таки открыл глаза, чтобы обматерить и разозлить бывшего врача, но затих. Альфа не предпринимал никаких агрессивных попыток подтвердить статус, просто внимательно смотрел на него, хотя глаза у Огая горели. — Боишься. Судя по крепким мускулам и отличной реакции, ты привык контролировать всё, что происходит вокруг, и пересчитывать зубы любому зарвавшемуся, коих, как я понял, было достаточно. Стоит признать, что в силовых структурах полно придурков. Сам от них не в восторге, поэтому так не работаю, — вполне серьёзно заметил Мори. — Могу положить руки на твои колени? Спасибо. Так вот, в норме всё случается не так. Перед тем, до чего мы сегодня дошли, происходят ухаживания, у некоторых — даже обустройство жилья. В отдельных культурах партнёру, с которым проводят течку или гон, приносят небольшие подарки. Мне жаль, что всё это выпало, но что есть, то есть. Фукучи молчал. Он действительно не знал, как реагировать на происходящее, однако Мори ещё не закончил, продолжая успокаивающе оглаживать его ноги, не задевая внутренних сторон бёдер, пусть и водил носом, вдыхая запах глубже. От него и самого резче тянуло лавандой и специями. Обычно альфы так не пахли. — Вообще хорошее отношение должно быть ко всем. Вопреки статусу я не сторонник агрессии в постели, поэтому, наверное, предупрежу о том, что будет происходить дальше. Если ты не против, я всё-таки ещё немного поглажу тебя, а потом опущу руки ниже. Я потру щель поверху, если ты, опять же, подпустишь, введу внутрь пару пальцев и промассирую ими венерины петли. Дальше я планирую постепенно увеличивать количество пальцев, пока не раскрою эту полость до максимально возможного размера. Подозреваю, что пять — это твой предел, поэтому... Ох... На проникновение с узлом я сегодня особо не надеюсь, хотя это было бы приятно. Здорово, если в слизи появится кровь, потому что это свидетельствует о попытке внутренних органов работать нормально. Сильная боль во всех проявлениях не считается нормальной, особенно в сочетании с обильным кровотечением. Если так будет спокойнее, — Мори опустил правую руку на постель и поднял флакон с дозатором, — смазка есть, а таблетки я выпил. Вопросы? — К тебе притрагиваться можно или самоконтроль посыплется? — Фукучи посмотрел в ответ хмуро, но слегка расслабил ноги. Альфа счёл это своей маленькой победой. — В любом случае должен чуть-чуть, чтобы всё получилось, — не успел Огай договорить, его опрокинули сверху и втянули в очередной поцелуй, и снова, и снова. Пальцы заскользили по бёдрам, стянули бельё, из которого мафиози выпутался уже как-то на автомате, губы снова вжались в губы, потом — в стык между плечом и шеей. Железу едва-едва прихватили зубами и мягко облизнули. Ринтаро почти взвыл, ощущая, как партнёр оглаживает живот и поднявшийся член, размазывая капли предъэякулята по головке, мнёт яички, задевает железы, начавшие набухать. От запаха омеги слабо кружилась голова, между бёдер тянуло и требовало уже заняться делом, но сейчас Фукучи «занимался» Мори, и ему было, кажется, совсем неплохо. Огай плыл. Соотношение размеров и сил вообще перестало заботить его, ведь чужие руки и губы оказались такими умелыми и ласковыми. — Ноги шире. Так, да, — они устроились на боку. Одну кисть экс-Ищейка положил к нему под пояс и методично мял ею на узел в основании члена, на вторую выжал смазки, опустил её сверху, продолжая скользить по стволу и головке. При этом омега прикусывал железы альфы, впрочем, не вгрызаясь и не оставляя следов, сразу же зализывал эти чувствительные участки. Мори мелко трясся и коротко стонал. Тепло тела партнёра, нераздражающий шлейф феромонов, ощущение какой-то тотальной безопасности и безнаказанности, касания без остановки — ему давно не было так хорошо. Первый из оргазмов прошёл сухо, накатил и заставил альфу выгнуться, вмылившись в лежавшего за спиной человека, второй последовал почти сразу — мафиози вскрикнул и обмяк, выплеснувшись на пальцы Оочи, уткнувшегося носом в его макушку и переставшего мучить шею. — Ты был потрясающим. Пять минут, слышишь? Мне нужно прийти в себя, — тихо пробурчал якудза, когда позади зашевелились. — Это даже в гоне не меняется. — Не настаиваю, — Фукучи отодвинулся, но Мори подполз обратно. — На надо так. Ты тёплый, — продолжил Огай, успокаиваясь. — Не любишь прикасаться после? — Нет, почему? В этом нет ничего такого, просто жарко. Ками, почему ж оно всё так, а? — якудза развернулся и оглядел экс-Ищейку, слабо подрагивавшего на простыни и довольно сильно возбуждённого. Волосы его взмокли и частично свалялись. — Горячка вошла в пик, — в критических ситуациях мозги Ринтаро всегда соображали быстрее, наверное, потому он подобрал ноги и посмотрел на партнёра, по-своему очень красивого, даже сейчас. — Как себя чувствуешь? — Горю, как ещё? Не хватает воздуха. В голове пусто, между бёдер болит, но не так, как до этого. Слушай, может, ну её, прелюдию, и сразу уже, а? — Гэнъичиро приоткрыл глаза. Зрачки почти вытеснили радужку. — Ты снизу довольно аккуратный. Проблем возникнуть не должно. — Я сначала проверю, можешь ты принять хотя бы четыре пальца, потому что иначе пережмём тебе всё, а это плохо, — Огай закинул себе правую ногу бывшего Ищейки на плечо и, придерживая её левой рукой, заскользил пальцами по промежности, за яички. От одного этого омегу слабо тряхнуло, от мелких потираний обильно взмокшей щели он с трудом подавил стон. — Давай уже, — попытался возмутиться Фукучи и громко вскрикнул, когда два пальца уверенно протиснулись внутрь и немного надавили на железы прямо так. — Блядь! — Нет здесь никого с похожей фамилией, — фыркнул Мори и, дав стенкам расслабиться, протолкнул ещё один. Ищейка нервно дёрнулся и повёл бёдрами по кругу, пытаясь уйти от прикосновений, но его не отпустили: экс-медик немного согнул пальцы и мелко заскользил ими, потирая костяшками переднюю стенку щели, упираясь в петли и выше, под крики омеги, завертевшегося на постели и протяжно застонавшего от своеобразного массажа. Четвёртый палец Оочи, кажется, не заметил, а на пятом, добавленном с другой руки (Огай наклонился и вынудил партнёра согнуть ногу для его же удобства, пару раз прикусил кожу под грудью, отвлекая), закрыл пылающее лицо локтем, поражаясь скрытым возможностям своего организма. Внезапно движения прекратились. Фукучи, тяжело дыша, посмотрел на Мори и заёрзал, стараясь вернуть ласку. — Да что такое, инквизитор? — Думаю, можно, — тихо произнёс Ринтаро. — Я их сейчас уберу и войду сам. Подложи что-нибудь под бёдра, будет не так резко. — Пробуй. Смазки добавь и, может, даже узел поместится, раз там всё настолько эластично, а в справочниках пишут ёкай весть что, — кивнул бывший военный и уронил голову на подушку, которую, впрочем, тут же подпихнул под бёдра. — Давай. Видит Ками, мафиози от бурной реакции завёлся сильнее, чем до этого, и с трудом удержал себя в руках, но на омегу послушно забрался и плавно толкнулся внутрь, дурея от удовольствия.***
Следующие сорок восемь часов Мори помнил урывками, во многом связанными со своевременным приёмом таблеток. Кажется, помимо кровати, ножки которой не вынесли энергичности экс-Ищейки, пострадали ковёр, стена, стол и душевая, где эсперы, пока целовались, снесли полочку с гелями для душа. У него давно не случалось гона в чьей-то приятной компании, и, наверное, Огай был бы рад на третьи сутки обнаружить в своём жилище сопутствующий погром, но его, погрома, не оказалось. Ножки кровати были отремонтированы, аккуратно подпилены и зашлифованы, а сама постель заправлена. Матрасы, упакованные в чехлы, сгрудились в прихожей. Гели для душа стояли на своём месте на выправленной полке, намертво закреплённой на стене. Пол, столы, почти все поверхности, пока Мори отсыпался, как выяснилось, на диване под тёплым чистым пледом, отмыли до блеска, ковры приготовили к сдаче в химчистку. Омега нашёлся в конце коридора: Оочи скатал в рулон матрас с тем самым неоднозначным пятном и, завернув его в плёнку, вытащил из кладовки, около которой сгрудились швабры и тряпки. — Доброе утро! Не люблю оставлять после себя бардак, — повёл плечами... любовник? Знакомый? Враг? — Вот, реанимировал, что можно, с остальным, надеюсь, справится химчистка. Есть будешь? Я продуктов заказал. У тебя молоко в холодильнике собралось умереть, потому пошло на блины, найдешь их в кухне. Мне выходить через пару часов. Отпустило вроде, спасибо. Деньги оставляю, поскольку ты вообще не был обязан разбираться со всем этим, да и мелкий ремонт может потребоваться, если ещё что-то разбилось. Следующий визит, возможно, через полгода: у меня цикл обычно шёл так, по крайней мере, до вступления в отряд. Мори, обернувшийся пледом, грустно смотрел на своего без пяти минут пленника, а в голове у него крутилась, точно заевшая пластинка, одна мысль: «Это что, всё? Как? Как так? Это же моё...» — Ты сам сказал, что никаких обязательств за встречей не следует, поэтому не вижу смысла задерживаться, — Фукучи расправил подол слегка влажной от воды футболки. — Позвонишь своим, чтобы пропустили меня, или всё-таки проверим мою живучесть? — Да, сейчас, — Мори кивнул и направился в кабинет, как был. Гэнъичиро тихо прошёл за ним, придерживая кейс в руке. Ничто в его походке и опрятном внешнем виде не выдавало, где он провёл последние дни: волосы причёсаны, одежда чиста, хоть и слегка помята, лицо, если не считать усов, гладкое, в шаге — никаких перекосов. Запах перебивал гель для душа. Дождавшись окончания разговора, омега подхватил куртку с кресла, заранее опустошённую от купюр, и, предварительно низко поклонившись, вышел за двери. «Так кланяются деловым партнёрам, любовников целуют, хотя бы недолго, — проскочила ещё одна мысль и погасла. — Это действительно всё».***
Утро, мягко говоря, не задалось. Вода в душе была слишком тёплой, лейка висела слишком высоко, полка держалась слишком хорошо, блинчики были слишком нежными и сладкими, а кофе... Кофе в термокружке — да кому вообще нужна такая ерунда! В помещениях было слишком чисто, в воздухе — слишком стерильно, а проклятая плёнка на матрасах, когда их забирали в химчистку, шуршала слишком громко. Элис была дематериализована после первой же выходки, потому что была слишком надоедливой. Мори бродил по зданию темнее тучи. Позднее альфа лишь чудом не провалил переговоры из-за своего угасшего обаяния. — Что на тебя нашло? — поймала его вечером Коё. Озаки-сан о субординации вспоминала только на официальных мероприятиях, а наедине бурчала на него по-домашнему. Кто знает, сколько жизней она спасала этими разборками на кухне? — Всё же прекрасно, разве нет? Ты впервые за всё наше знакомство не сублимировал, а развлекался по-настоящему, но стало ещё хуже, чем было. Даже Элис не зовёшь. В низах организации пустили слух, что ты не в ударе, это не дело. Шеф глубоко вздохнул и мрачно посмотрел на Исполнительницу. — Ты права. Всё прошло чудесно и контролируемо, а потом он уехал, и всё рухнуло, как карточный домик, — в голове всплыли насмешливые слова про самоконтроль, за ними накатило воспоминание о горячем теле за спиной и не менее ласковых руках, творивших непотребства, а потом радужные пузыри в мозгах перекрыла ядовитая горечь. — Знаешь, Коё-сан, я многому научился на войне, прежде всего — радоваться мелочам и оборачивать себе на пользу любое, казалось бы, самое безвыходное положение. Я был уверен, что освоил этот навык в совершенстве, и тут — это. — Забудь, — шумно выдохнула мечница. — Один омега не стоит таких проблем. Тебе жить дальше ещё, я тебя уверяю, дольше, чем пару ночей. Спокойствие организации превыше всего. — Прости, что напоминаю, но не ты ли снимала с задания Чую-куна или Рюноске-куна, чтобы вернуть Кёку-тян обратно? — Мори перевёл на неё взгляд. Коё дёрнулась и стиснула зубы. — Я знаю, это больно, но! Мы суть люди, которых мы знаем и ждём. Он тоже так сказал: «Организации состоят из людей. Хочешь нормально тащить — должен учитывать своих, без этого никак». Я не брал в расчёт это правило — прощай, Дазай. Одни финансовые потери были колоссальны, про моральные говорить не мне: по этому балбесу здесь скучали. За ним — Изуми-кун. Акутагава-кун пытается никого не убить, потому что не хочет проспорить сбежавшему от нас оборотню, который, хоть не входит в Портовую Мафию, обладает впечатляющим влиянием на него. Мне давно приходило в голову: у нас что-то капитально не так. Я логически понимаю: мы делаем, что положено, а эффективность выходит никакой. Может, дело в этом? — Предлагаю завязать с разговорами на сегодня и ложиться спать. Такие рассуждения не доведут нас до добра, ведь в бизнесе подобная модель не работает, — заметила женщина. — Ты, конечно, права. Наверное, мне нужно перебеситься и отойти. Это не просто и не быстро, увы, — Мори понимающе усмехнулся. — И всё-таки странно: неужели существует лимон, которым подавится соковыжималка? — В твоём случае таких лимонов становится чересчур много, — цыкнула Озаки-сан. — Не хочу пугать, но настало время что-нибудь предпринять по этому поводу. Наладить отношения с тем же Фукудзавой-доно, поскольку у вас двоих из-за переходов молодёжи в некотором роде возникли общие подчинённые, а потом, кто знает, может, что-то тебе и перепадёт. — Возьму на заметку, Коё-сан, но, справедливости ради, мне ничего не светит за мою доброту: Агентство никогда не шло на уступки, а с его шефом наш недавний гость рассорился, судя по всему, в пух и в прах, — босс фыркнул тихо. — Рассорился, не сказав ни слова? — прыснула Исполнительница за веер. — «Самурайские традиции», — развёл руками Мори.***
«Иди ко мне... Ками, как хорошо... Хорошо ведь, правда? Ты гораздо громче, чем я мог представить», — Фукучи потряс головой, отгоняя неуместное воспоминание. Прошло два месяца тишины, а два прошедших дня из головы не выветривались: вспомнишь — вот они. С собой бывший военный предпочитал быть честным, и он так же — честно и отчётливо — осознавал, что у него на альфу заточен зуб с той самой адской операции на острове, где никто не имел шансов победить, а народ в землю клали пачками, по сути, ни за что. Тем не менее, начальники медицинских частей не могли регулировать течение военных конфликтов никогда, и эту часть злости мужчина находил контрпродуктивной. Не Мори ж туда несчастных отправлял, не Огай отдавал приказ на штурм раз за разом. Конфликт между организациями в городе, проигранный и Ищейками, и «Смертью Небожителей», дело совсем другое. Здесь мафиози активно отбивались и вклинивались всюду, и, если не учитывать предательства Теруко, в последний момент направившей к Ацуши его соперника, чтобы защищал ценой своей жизни полубессмертного из-за регенерации оборотня, и, если закрыть глаза на Тэттё, плюнувшего на приказ и объединившегося с жизнерадостным деревенским мальчишкой, и, если забыть про Дзёно, ранившего Оочи в шею, а потом попытавшегося высосать кровь начальника, когда тот приложил Суэхиро при спасении полуобморочных из Агентства, и если... Многовато было условий, чтобы Фукучи размышлял о них трезвым, но Мори — иное. Мори, отхвативший больше всех, так и не появился на поле боя, как когда-то Фукудзава, приползший, видимо, умирать: Юкичи не исполнил ни единого по-настоящему смертельного удара, но обогнал друга в скорости. Пока они цапались, мог вспороть ему горло раза четыре, пусть едва ли тренировался. Если бы хотел. Если бы. Если. От этих «если» лучше всего помогала ноша за спиной и велосипед под бёдрами. Максимальное сопротивление на педалях, крутой подъём — о чудо, думать некогда! Хуже всего приходилось ночью: там не было двухколёсного товарища, но кошмары чередовались с изумительно непристойными грёзами-воспоминаниями. Оочи плохо спал и чаще держался в стороне от коллег, когда приходила очередь развозить продукты, ведь среди курьеров тёмные глаза и ровная стрижка-каре были у четверых. Фукучи привык быть честным с собой, и эта честность привела его к простому выводу: в те два дня горячки дорвался не только Мори, как бы ни хотелось повесить на Ринтаро всю вину за происходившее. Да, альфа был хорош и откровенно ненасытен. Орать под ним от оргазма и гнуться до звёзд перед глазами оказалось полным безумием. Экс-Ищейка, скорее всего, смог бы сдержать всё это, но не стал. Не захотел. Поражённый отдачей, сам потянулся за лаской. Сам сбил мафиози на подушки и устроил тому полноценное родео, когда окончательно освоился. Сам чуть ли не вылизал альфу в ванной, потому что, блядь, лаванда, пряные яблоки, мускус, кедр и свежесть — это действительно вкусно. Сам позволил уронить себя на стол в кухне и вылюбить так, что вставать не хотелось, и они проспали прямо там, пока не свалились на ковёр в коридоре и не посмеялись оба над этим. Никто не заставлял в перерывах таскать любовника на кухню и бурчать что-то любопытное по поводу театральных постановок, на которых Фукучи доводилось побывать — должно же быть хобби? Сооружать еду на двоих и целоваться у окна, кстати, Оочи не был обязан, но это случилось. И полная неспячка, когда экс-Ищейка очнулся среди ночи около мафиози, завис на его расслабленном мягком лице, вскинулся, отвесил себе мысленную оплеуху и отправился наводить порядок, чтобы соблюсти условия сделки. И средства для уборки, которые он попросил у ночной уборщицы. И набор инструментов, одолженных у ремонтников, в отсутствие офисных работников чинивших испорченный барельеф на стене. И Мори на руках, совсем хрупкий, толком не проснувшийся, пока его устраивали на диване в гостиной. Это тоже случилось. Это было реально. По крайней мере, он не ушёл по-английски, как последняя сволочь, и приготовил завтрак напоследок. На душе, как Фукучи не менее честно признал позднее, всё равно кошки скребли, но ему никто ничего не обещал, а требовать после всего, что произошло между организациями — концентрированное хамство. Подчинённые ни разу за весь прошедший после боя в аэропорту срок не пришли его навестить, нечего говорить о Рампо и Фукудзаве — за решение устроиться в офисе на холме Волк-Недоодиночка, скорее всего, ругал себя последними словами, потому что после ранений дойти до работы стало настоящим испытанием. У Мори не было ни единой здравой причины искать Оочи после той ночи: альфа выглядел разочарованным с утра, так что... Похоже, судьба была у бывшего командира Ищеек — так никому и не сгодиться, как отслужит. Как он, собственно, и надеялся. И вот нахрена? Размышления прервал грохот стрельбы и вой сирен полиции. «Чего это они?» — подумал Фукучи. Поскольку его рабочий день официально был окончен, а достаточной для сна вообще без сновидений усталости не скопилось, омега нажал на педали и припустил за ними. Брюхо побаливало от таких издевательств — УЗИ подтвердило часть проблем со здоровьем, но Оочи уже предвкушал весёлый вечер, потому себя не жалел. Какие-то психи оккупировали торговый центр и взяли людей в заложники, требуя баснословный выкуп, визит какого-то чиновника и ещё одного политика. Один из них приставил пистолет к голове тощего мужчины в светлом пальто и не отпускал того. Правое запястье невезучего человека неестественно свисало вниз, левое вроде тоже, и вообще человек выглядел плохо, словно попытался сопротивляться, да тут же огрёб — лицо разбили. И тут этот тощий прищурился в бесконечно знакомой манере и очень знакомо фыркнул. Эспер осторожно сложил велосипед за мебель, стоявшую у стены вдоль баков, подхватил пару кусков арматуры, активировав способность, выправил железо, взял пустую коробку из-под пиццы из ящика с картоном и, натянув кепку пониже, двинулся к чёрному входу в торговый центр.***
Мори-сан всего лишь безумно устал от сидения за документами и вывел Элис-тян на прогулку по магазинам. За плюшевого зайца и здоровенный торт она была готова простить неуёмную тягу эспера к переодеваниям, однако всё, как это часто бывало в Йокогаме, пошло коту под хвост: в кондитерскую высыпала банда грабителей. При попытке сопротивления один отморозок выпустил в висок способности около двенадцати пуль, пока его напарник-бугай скрутил бывшего врача, вывихнул ему руки в разных суставах и без жалости врезал по голове прикладом. Останавливать это оказалось некому — Огай не взял с собой телохранителей. Дуло пистолета у виска способствовало панике, но мафиози не раз попадал в передряги раньше, потому привычно молча искал хоть какую-то возможность спастись, стараясь не обращать внимание на своё отражение в витрине — Ками, как жутко и жалко оно смотрелось! Перспектива отбиться с двумя повреждёнными конечностями от пяти вооружённых громил выглядела весьма сомнительной: если ему удастся растолкать грабителей, убежать не дадут их же товарищи в коридоре, которым на прошлой неделе не простили нападение на ювелирный магазин в центре города и попытку убийства мэра. Огай бы никому это не простил, он полгода подбирал подходящую кандидатуру и подтасовывал карты так, чтобы в кресло угодил нужный ему человек. «Поскольку ни Агентство, ни Отдел по делам одарённых не собираются договариваться со мной, я буду действовать более радикально и найду базис надёжнее», — решил тогда якудза, и вот где он? Преемника нет, остаётся надеяться, что в случае бесславной кончины хотя бы Коё-сан сможет толково разобраться с конфликтом. Налётчики ждали ответа полицейских, и тут услышали вежливый стук в ту дверь, за которой недавно стояли вооружённые до зубов преступники. В кафе повисла мёртвая тишина. Кажется, остальные посетители, лицезревшие расправу над эспером, перестали дышать, а Мори прикипел взглядом к ручке. Стук повторился. — Да ладно? — фыркнул один из громил, подошёл к хлипкой картонке и открыл огонь. Полетели щепки, кто-то отчаянно заорал от боли, потому что в него попали. Дверь же тем временем распахнулась, и крышка от коробки пиццы, с грохотом артиллерийского снаряда смяв преступника, отправила того в непродолжительный полёт через окно прямо на асфальт, прочь из здания. Завыла сигнализация на разбитой машине. Долговязый растрёпанный курьер с кепкой, надвинутой на лицо, и с шарфом, закрывавшим всё ниже носа, вскользнул в помещение, пока люди, находившиеся там, не отошли от шока, перевернул столик и швырнул его в двух других растерянных грабителей. Третьего он оглушил монтировкой, предусмотрительно выбив у того автомат, прыгнул в гущу толпы по столам, сцапал за руки четвёртого, вывернул их под страшным углом, отчего взрослый мужчина заверещал, как маленькая перепуганная девчонка, и самодельным оружием с разгона запустил в живот громиле, что удерживал Мори. Огай изо всех сил рванулся вбок от скривившегося бугая и слепо бросился в коридор. Руки ныли страшно, но Мори терпел и уносил ноги: нельзя боссам легализованной преступности попадаться полиции так глупо. За ним побежали другие посетители. Позади послышался хруст и полные агонии вопли того, последнего. «Очень уж громко. Бедро, наверное, или запястье», — попытался представить себе травмы Мори. Вдоль стен в очень знакомой манере лежали разоружённые и намертво связанные скотчем прочие преступники, оружие их торчало из вазонов, магазины стояли в ведре в самом дальнем конце коридора. Им досталось гораздо больше, чем охране и мафиози в его офисе. От встряски на бывшего хирурга накатила усталость. Понимая, что рискует свалиться в обморок и навредить себе этим ещё больше, одарённый прислонился к стене в незаметной нише и действительно ненадолго выпал из реальности, в которую его вернули хруст и нестерпимая боль в правом плече и повторение оных с локтевым суставом левой руки. Судя по прекращению этого тупого нытья в конечностях, по-своему варварские действия возымели успех. — Эй, живой? Ринтаро, ты здесь? Ага, так. У тебя не было переломов, но тот амбал вывихнул тебе два сустава, — Фукучи, слегка запылившийся от поединка в помещении, полном осыпавшейся декоративной штукатурки, сдвинул кепку со лба, — я прощупал всё и вправил, но ты на рентген всё-таки загляни. Я умею это: научился на подчинённых, они травмировались постоянно, особенно Дзёно. Сейчас сиди тихо, я намерен доставить тебя в офис. Не уверен, что ты дойдёшь сам, а курьеров везде полно, поэтому придётся немного потерпеть неудобства.***
Залив сиял, отражая желтоватый приветливый свет фонарей и последние лучи солнца. Толпы народа высыпали на улицы в преддверии праздника, среди них разъезжали доставщики продуктов и угощений. Никто не обратил внимания на рослого мужчину, с пыхтением петлявшего по городским улицам. Ноша его весила без малого шесть десятков килограммов и беспощадно оттягивала плечи, но не гордость. До входа в центральную высотку курьер добрался без проблем, единственное, пришлось попросить вышедшего навстречу миниатюрного альфу в шляпе присмотреть за транспортом, пока человек, церемониально подняв гигантский короб с надписью «Цветы», занёс его в холл и, поставив на диван, открыл крышку, явив перенервничавшим якудза их босса, сонно потиравшего глаза. Отсалютовав местным, он помог Мори выбраться и передал того заботам загудевшей организации, уверенной, что она в очередной раз потеряла шефа, а сам, оставив маленькую визитку на кофейном столике для посетителей, незаметно покинул холл и вернулся за своим велосипедом. Чуя удивлённо наблюдал, как его прежний враг, закинув за плечи пустой короб, исчезает среди празднующей наступление Рождества толпы, не взяв, на первый взгляд, ничего. Теруко когда-то так же исчезла, а потом почему-то вернулась к нему, и пару месяцев назад заняла кресло его напарника. На визитке, которую невезучему начальнику передала утром Коё-сан, внизу оказались одиннадцать цифр и маленькая приписка: «Купи айву, сам поймёшь. Мне говорили, что это она». Оочи пообещал себе быть более откровенным, потому что, раз уж всё его положение — огромный лимон, из него можно выжать чистое концентрированное бесстрашие, ведь ему больше нечего терять. Почти.