* * *
В офисе было слишком тихо. Детективы даже не обращали на это внимание. Работать в тишине приятнее: когда никто не орёт, когда никто не жалуется на жизнь и прочее, когда не нужно заполнять лишние документы из-за работника с суицидальными наклонностями. Прекрасно. Дазай, откровенно говоря, уже всех задолбал. Даже Фукудзаву. Его выходки уже привыкли терпеть, но иногда Осаму был полезен. У каждой розы есть шипы, а у Дазая слишком много шипов, но бутон идеален, если он раскроется. Раскрывшийся бутон видели только два человека. Его друзья из Мафии, Анго Сакагучи и Ода Сакуноске, когда все трое выпивали в баре. Но уже через месяц детективам стало не хватать перебинтованного придурка. Портовая Мафия, узнав о пропаже довольно-таки ценного кадра, насторожилась. Дазай мог учудить что угодно: от пункта «перейти на сторону зла» до «миру пизда, поэтому собираем монатки». Кто знает, кроме самого Осаму. Хотя, иногда, он и сам не может разобраться в своей голове. По ночным улицам стала разгуливать особо опасная организация. Преступники звали себя Новым Колизеем. Звучит абсурдно, но это правда. Если информация верна, то в Новом Колизее одни эсперы. Поэтому победить их довольно-таки проблематично. Отдел по делам одарённых бездействует. Кажется, их устраивает нынешнее положение в Йокогаме. Но ходили слухи, что Правительство просто боится противостоять. Или у них нет информации о беспределе: возможно, у них завёлся «крот». Или Отдел всё устраивает.* * *
Сегодня девятнадцатое июня. Ровно семь лет назад умер Сакуноске Ода. В квартире бардак. На полу валяется всё — от ножей до одежды. На тонкой коже ладышек выпирают вены. На ногах множество царапин. От тех самых ножей и редко встречающихся осколков. Бинтов на руках нет. Вместо рук — месиво. Удивительно, что он ещё жив. На шее виден фиолетовый синяк. «Оздоровительное самоповешенье». До сих пор висящая верёвка тому доказательство. Волосы отросли, одежда испачкана. Когда настроение поднималось, а это было редко, то Дазай мог сменить одежду. Суставы выпирали на запястьях, рёбра можно было посчитать, прикоснувшись. С обеих сторон выпирали ключицы, щёки впали, также появились синяки под глазами. В квартире бардак, как и в голове. Глаза не «сияют» прежней живостью. Или что там было вместо неё? Уже неважно. Желание жизни, что маловероятно, или смерти, счастья или печали — в глазах пустота. Глубокая, словно Чёрная дыра. Вместо карие глаз — два омута. Кажется, что даже цвет изменился: стал темнее. Из орехового в шоколадный. Взгляд упал на телефон. Можно позвонить человеку, который вытащит Дазая из этого состояния. А он хочет этого? В голове всплыла последняя, уже посмертная просьба Оды. Измениться. Изменить себя. Что сказал бы он? Расстроился? Обрадовался? Вряд-ли. Ведь Ода был тем самым человеком, который пытался изо всех сил спасти друга. Поэтому придётся звонить. А не слишком ли поздно? Кажется, сейчас около часа-двух ночи. За окном темень. Не видно даже луны. Только фонари освещают холодные улицы. Вне дома — омут зла, сама госпожа Ночь. Существо, погубившее несколько сотен, а то и тысяч людей. Она — безжалостная убийца, губительница душ. Но в то же время Ночь влечёт. Влечёт в свои крепкие, холодные объятья, из цепкой хватки которых не выбраться. Значит, звонить. Тонкие бледные пальцы быстро набирали выученный, как и все другие, номер и, задержавшись на мгновение в воздуха, нажимают на зелёную кнопку. Поставив звонок на громкую связь, Осаму лёг на пол. По тёмной уже давно неживой квартире раздавались гудки. Первый… Второй… Третий… А всё-таки три — счастливое число. — Слушаю. Чужой, да и вообще какой-либо голос неприятно бьёт по ушам. Дазай слабо жмурится, но тут же возвращает обычное выражение лица. — Кто это? Ах, да. Нужно же ответить. Девять месяцев без общения дают свои плоды. — Куникида-а-а-а! Приве-е-е-ет! — голос выходил сиплым — Дазай не мог контролировать громкость. — Серьёзно? Ты звонишь мне в половину третьего ночи, чтобы просто поздороваться? — Ну-у-у, мы с тобой не говорили чуть больше года… Почему бы не поболтать? Не встретиться? — Осаму слабо улыбнулся. — Уйдя из Агентства, ты продолжаешь меня доставать… С Портовой Мафией было также? — Хе-хе-хе, ты не видел, как страдал Чуя, — взяв телефон, Дазай направился на кухню, чтобы сделать глоток воды. — До будильника три часа, думаешь, я буду тратить на тебя время своего драгоценного сна? — Да, мистер Сама-Пунктуальность, — Осаму выпил немного воды, пока телефон лежал где-то на поверхности столешницы. — И почему же? — Ты ведь сам знаешь, так зачем мне тебе объяснять? — Дазай сделал короткую паузу. — Я легко могу разобраться с Новым Колизеем — основной вашей задачей. Также как разобрался с Достоевским. И ты собираешься отказываться от милого разговора под луной? Ай-я-яй, Куникида, не умеешь ты… — Где? — Ты не против, если я пришлю тебе адрес сообщением? Собеседник повесил трубку. Дазай прислал адрес, теперь осталось выбрать одежду. Кажется, где-то была чистая рубашка и брюки. Но в шкафу их не оказалось. Поэтому пришлось надеть толстовку и джинсы, которым лет двести. Надев на ноги кеды, примерно такого же возраста с толстовкой, Осаму покинул своё жилище.* * *
Дазай сидел на пристани, свесив ноги. На ногах носков не было, и кончики пальцев ног касались ледяной воды. Удивительно, он пришёл заранее, а не опаздывает. До назначенного времени минута, и Куникида уже близко. Он, как всегда, был идеален, если так можно сказать: прекрасно уложенная причёска, одежда без единой складки, сна не в одном глазу. А вот Дазай был его полной противоположностью: волосы были собраны в хвост, но некоторые пряди всё-таки выбились из причёски. — Стиль решил сменить? — усмехнулся Доппо. — Не-а, — возразил Осаму, продолжая смотреть на водную гладь. — Просто долго не выходил из дома. — И почему же? — Тебе-то какая разница? — Дазай надеялся на поддержку, но… — Действительно, никакой, — такой не оказалось. Куникида был зол. Дазай бросил детективов, когда Колизей ещё образовывался. Тогда подозрения пали на него, что неудивительно. Но Рампо опроверг все теории. — Ты мог на день назначить встречу, так почему выбрал именно сейчас? — не понимал Доппо. — Помоги, — прошептал Осаму, но Доппо услышал и опешал, удивившись. — Чего? — переспросил Куникида, но Дазай не ответил на этот вопрос. — Куникида, — прошептал он, не решаясь повторить просьбу. Он никогда не просил помощи. Кроме Френсиса, но это была чисто деловая сделка.* * *
— Зачем ты вытащил меня? Зачем?! — Работа у меня такая — тебя спасать, горе-суицидник, — усмехнулся Куникида. Его одежда, как и одежда шатена, промокла, благо, «Идеал» блондин оставил на берегу. — «Поэзия Доппо». Плед. Куникида накрыл себя и перебинтованного идиота пледом. — Как давно это произошло? — Недавно. — А точнее? — Девять месяцев назад. Наступила тишина. Блондин думал о бывшем напарнике, глядя в ночное небо: «Ты никогда не признаешь, что тебе плохо». Шатен ни о чём не думал, смотря на водную гладь. Почти ни о чём. Кроме вопроса: почему он позвонил Куникиде? Теперь он знает об одной из проблем Дазая. Это плохо. — Почему ты не говорил? Нужно делиться проблемами со своими близкими. Ведь они помогут. — Я делился: один умер, другая — квартира. — Ты говоришь с… квартирой? — Нет. Снова тишина. Отчего же она такая пугающая и неприятная? А ведь уже рассвет. Наручные часы показывают четыре часа утра и семнадцать минут. Долго они, однако, провозились. — А у меня сегодня День Рождения, — горько усмехнулся Дазай. — Поздравляю, Осаму.