По лезвию ножа

            Крики ненависти и проклятий с улицы постепенно потонули в трескучем рëве голодного огня. Магия потеряла свою эффективность и красные языки пламени ворвались в дом, с жадностью пожирая всё, что попадётся на пути. От едкого дыма больно слезились глаза и дышать было невозможно — каждый вдох, словно глоток лавы, раздирал горло и лёгкие.       Страх, ужас и безысходность устроили пир в ведьминском доме.       — Мама! Мама! — детский голос не отличим от карканья издыхающей вороны. — Мама!       Ничего не было видно. Оставалось пробираться на ощупь сквозь удушающую мглу. Кожа на руках пузырилась и плавилась от высокой температуры — словно в печку посадили, закрыв заслонку и дымоход. С мерзким запахом гари стал смешиваться запах сгораемых трав, кореньев, шкур животных и перьев птиц.       — Мерзкие людишки! Лицемеры! Да будете вы…       На сухие, потрескавшиеся губы легла мамина ладонь, прерывая неразумные слова, что могли обернуться ещё большей катастрофой для девочки. Малышка обернулась, израненными руками крепко обняла старшую ведьму, прижимаясь дрожащим от боли и страха телом.       — Мама! Мама!       — Всё хорошо, не бойся! — успокаивала мать захлебывающуюся слезами дочь, гладя по опаленным волосам.       — Мама!       — Я с тобой, дорогая. С нами всё будет хорошо.       Ведьма сняла с себя зачарованную шаль и укрыла ею девочку. Та тяжело кашляла, задыхаясь от дыма. Милое личико, измазанное копотью, слезами и кровью, кривилось от боли и страха. Необходимо было поскорее выбраться из горящей ловушки.       Девочка обмякла в материнских руках, изредка кашляя и бредя, зовя на помощь. Сдерживая собственные слëзы, ведьма прижала бесчувственное тело к себе сильнее. Оглядев в последний раз дом, она раздавила в руке голубой кристал, из которого вырвалась белая дымка и в миг окутала мать с ребёнком. Короткая вспышка, тихий хлопок и дом навечно опустел, утопая в проклятом пламени людской ненависти, зависти и жадности…

***

      Маленькая деревенька на окраине леса. Полноводная, извилистая река, берущая исток в горах. Поля покрытые разнообразными цветами и душистыми травами…       Габриэль с тоской вспоминал те далёкие, но родные сердцу, края. Как давно он не был там? Целый год! О, небеса! Целый год он верно исполнял свои обязанности — должность ангела-хранителя сама по себе очень ответственная. Первая подопечная душа требовала особого внимания, потому ангел не имел права, на долго оставлять её без защиты.       Наконец, в один прекрасный день, с небес пришло одобрение на долгожданный выходной. Габриэль не задумываясь, устремился ввысь, торопясь как можно быстрее встретится с одной маленькой шалопайкой. Наверняка за прошедший год Вероника подросла и похорошела, в чëм ангел не сомневался.       Вскоре Габриэль достиг заветного леса, где жила маленька ведьмочка с матерью. Предвкушая радость встречи и крепкие объятия подруги он стал снижаться, лавируя меж высоких деревьев… Но что же это?       На месте уединенного в лесной чаще домика, зияло пепелище… Обгрызанные огнём стены, были покрыты копотью… Двор зарос высокой травой… И ни следа о живых душах… Ни намёка…       Терзаемый страшными догадками Габриэль кинулся в деревню. Кто-то кривился в отвращении при упоминании о ведьмах. Кто-то испуганно озирался по сторонам и убегал от Габриэля. Кто-то довольно смеялся, радуясь, что «получили по заслугам приспешницы дьявола». Лишь одна дряхлая старуха, сквозь слезы отчаяния поведала ангелу, что сгорели мать и дочь в огне инквизиции.       Внутри всё оборвалось, сердце защемило от боли, а на глазах навернулись слëзы… Не может быть… Вероника — его маленькая озорная ведьмочка была в беде, а он даже не знал этого. Не знал, посему и не смог предотвратить гибель… А ведь в последнюю встречу, девочка вела себя странно и на последок, перед расставанием хотела что-то сказать… Но Габриэль — окрылённый своей новой должностью, не придал тому значения…       Не в силах сдвинуться с места, он смотрел безжизненным взглядом на пепелище, что осталось от дома ведьм. «Я — идиот. Это… моя вина…»