Ты просто выбрал не то

      Антон давно хотел попасть на подобное мероприятие, только оно то проходило в ебенях, то на работе не выдавали выходной, а в первый раз, когда звёзды сошлись, он сдрейфил прям перед самым выходом. Стоял возле двери одетый, смотрел на ручку и представлял, как там всё будет. Напредставлялся такого, что разнервничался и послал всё к чёртовой матери. Остался дома и заел своё горе фисташковым мороженым из бочонка, а стоило оно шестьсот рублей, между прочим. Так что стресс он тогда испытал знатный, но после этого себя корил за проёбанный шанс просто неустанно.       Оно и понятно, ведь вторая попытка выпала только через полгода непрекращаемого мониторинга и слёзных отпрашиваний у руководителя. Зато в это время Антон самозабвенно готовился, просматривал тематические видео, читал про разные практики, умные слова запоминал, термины всякие учил, например, спанкинг или флагелляция, а это только с поверхности, самое, так сказать, основное.       В общем, готовился он к роли доминанта конкретно так.       Но сколько бы он не готовился и не успокаивал себя, первый раз был крайне волнительным. В социальных сетях Антон завёл несколько советчиков, которые уже были в Теме, спрашивал у них всякое разное, надоедал им порой слишком, зато много интересного узнавал. Банальное, про стоп-слова или безопасность на сессиях, он знал прекрасно, а вот от них получал дополнительные знания по желательной продолжительности сессии, про то, что можно делать с сабами, а что нельзя. Как за ними нужно следить. Что недостаточно просто взять связать, ударить пару раз ремнём или рукой и считать, что дело сделанно. Там сложнее всё было, нюансов кучу нарыл, и даже подумал, что не для него это.       Столько всего знать, следить за чужим состоянием, да и вообще, думать не о собственных потребностях, а об удовольствии другого человека — это уж совсем много было. Вот только эту идею Антон забросить никак не мог, сколько ни старался. Время шло, шло, а он всё время перед дрочкой заходил на порно сайт и открывал лишь один конкретный раздел. Не отпускал он его. На работе думал временами о том, как будет связывать симпатичную девушку, и по телу разливался трепет, предвкушение, но ещё больше было чувств всё же разрозненных, он ощущал стойкое непонимание, как это всё будет, а вместе с ним страх. Антон боялся растеряться и тем самым опозориться в свой первый раз.       Поэтому, когда день «Х» настал, воздух стал тяжёлым, небо неприветливым, хоть на нём и сияло во всю солнце, а пальцы снимали сами с себя кольца, теребили их, передавали друг дружке и возвращали на место. Антон не замечал за собой этих действий, слишком погряз в собственных мыслях, но когда всё же осознал, что творил, зарделся, помотал головой и выдохнул.       Он убеждал себя, что готов и даже поверил в это. В метро ехал, слушая свою любимую музыку на огромной громкости, улыбался мечтательно и глаза ненадолго прикрыл, а, когда открыл, понял, что поезд как раз отъезжает от его станции на следующую.       В любом случае, он прокатался лишнюю одну остановку, а не пять, семь или десять, поэтому пришёл вовремя.       Это была большая арендованная студия, возле которой располагался небольшой павильон, откуда выходили организаторы. Мероприятие украсили помпезно, всё переливалось тёмными лиловыми оттенками, на некоторых гостях были маски, практически у половины на самом деле. Довольно большая часть людей была в костюмах, что-то из раздела фэнтэзи и хентая одновременно. Антон не нарядился как вампир, волшебник, рыцарь или терминатор, пришёл в своей повседневной одежде, которую надевал только в те дни, когда хотел отпадно выглядеть в глазах окружающих. Во-первых, его любимых украшений он не пожалел: три браслета на левой руке; четыре — на правой; пять колец, раскиданных по всем пальцам — он часто на нервах менял их местами; и железная цепочка на шее. Во-вторых: бежевый кардиган без застёжек с удлинением по бокам, из-за чего он всегда красиво складывался волнами, прилегая к бёдрам; тёмная футболка с модным принтом, но не слишком вызывающим; чёрные зауженные штаны, сбившиеся в кучу складок у лакированных берц. В-третьих, постригся недавно, мама, по скайпу когда звонила, самым красивым назвала, а это аргумент.       И всё равно весь такой нарядный в кругу незнакомых людей, полностью погружённых в область, которую он лишь вожделел, но до которой так и не мог дотянуться, волновался до потевших ладоней и резких вздрагиваний от любых звуков и касаний.       В двух метрах от него худенькая девушка с маленькой чёрной маской на лице и шоколадными волосами, закрывавшими соски своей длиной, приземлилась перед брутальным на вид мужчиной на колени, чуть улыбнулась и закинула вверх голову, демонстрируя свои такие же шоколадные, как и волосы, шаловливые глаза.       Антона от этого аж коротнуло, он чуть отпрянул, а сердце забилось учащённее, предчувствуя что-то такое сладенькое, совсем ему ещё неизведанное, но такое до одури влекущее, что поджилки перехватывало. Он нервно облизал губы и стал оглядываться по сторонам, желая что-либо сделать, подойти к кому-нибудь и в целом влиться как-то в этот коллектив, от которого он был всё ещё обособлен.       — Здрасьте, — неловко начал Антон, смущённо улыбаясь перед компанией из трёх человек: двух девушек в красивых полуобнажённых платьях и одним в довольно обыденном, но всё равно сексуальном костюме мужчиной. — А не подскажете, как себя здесь вести что ли надо?       Собственный вопрос вогнал Антона в краску, но каждый из компании ему только приветливо улыбнулся и кивнул. Девушка бокалом вишнёвого сока показала в сторону небольшого банкетного стола.       — Выпивать у нас здесь не принято, всё же экшены лучше не проводить под алкоголем для безопасности, но поесть и выпить чего-то обычного никто не запрещает. Еда зачастую успокаивает нервы.       — Рафаэлку возьми, — посоветовал мягким голосом черноволосый мужчина, глядя Антону своими голубыми глазами прямо в его глаза.       Такое соблюдение зрительного контакта было для Антона слишком неловким, и, если это была битва, он проиграл, отведя глаза в сторону. Мужчина смотрел слишком тепло и твёрдо одновременно, явно являясь доминантом. А к доминантам у Антона было особое отношение, он ведь хотел стать таким же, как и они.       — Я не люблю кокос, — ответил Антон, рассматривая блики на угольных туфельках одной из девушек.       Мужчина протянул в его сторону руку, когда Антон поднял на неё взгляд, увидел в ладони лежащую конфету Merсi со вкусом марципана.       — Merсi, — улыбнулся Антон и быстро забрал сладость себе. Была у него особенность, сам не раз за собой замечал, что порой начинал действовать как капризный кот. Лапку протянет и вжух, подцепит себе вкусняшку, в зубки и лапки драть, чтобы не поймали, а там уже и поесть нормально можно.       Вот и теперь он немного интуитивно отошёл назад, нетерпеливо развернул шоколадную палочку и отломал сразу половинку. Рот позволял даже всю запихнуть в себя, но настолько жадным Антон не был: поперхнётся ещё, а то совсем уже унижение будет перед другими домами. Ему такого не надо.       — Ты здесь впервые? — с кроткими интонациями в голосе спросила девушка с бокалом сока. Антон не стал юлить или говорить что-либо, просто кивнул, понадеясь, что так он будет выглядеть лучше в чужих глазах. — Понятно, — улыбнулась девушка. — Меня Ира зовут, это Окси и Арс.       Антон задержал взгляд на лице каждого, изучил тёмные засасывающие в себя Ирины глаза, светящиеся и отливающие зелёным глаза Оксаны и источающие безмятежное спокойствие с морским непокорством и непостоянством глаза Арсения. Между тем он надеялся, что правильно вывел полные имена из этих сокращений, а то он не был уверен, знаток по русским именам из него на троечку. Представился и протянул всем руку для приветствия. Ира и Арсений сжали её чуть крепче и улыбнулись более хищно, так что по спине прошлась дрожь.       — Тебе что интересно? — всё так же продолжила спрашивать Ира. — Кем хочешь быть в Теме?       — Доминантом, — ответил Антон.       — Правда? — разочарованно переспросила Ира. — Очень жаль, давно хотела себе высокого неопытного саба. Скажи, Арс?       — Неопытность чаще мешает, чем доставляет, — лениво ответил Арсений, цепким взглядом проходясь по Антону с ног до головы и останавливаясь в итоге на его зелёных волнующихся глазах. — А уж тем более доминанту. Ты уверен? Никогда не думал о позиции сабмиссив?       Вот так вот за пару предложений можно убить всю самооценку и заставить натянуться нить волнения до самого предела. Антон сморщился от болезненного укола в сердце и вновь потупил взгляд, на этот раз в каменный пол. Он здесь был выполнен в таком стиле, очень красиво смотрелось — так Антон и стал себя забалтывать, на ходу бездумно отвечая:       — Надо же с чего-то начинать, я читал там всякое разное, но какая уверенность может быть без какой-либо практики, и не думал я о нижней роли, это как-то не по мне.       Мямлил он знатно, слова то растягивал, то проглатывал, пока глаза то застывали на граните, то начинали бегать из стороны в сторону, пока вновь не находили какой-нибудь серый камушек для созерцания.       — Если ты не думал, то как можешь говорить, что это не по тебе? — с усмешкой спросил Арсений.       Антон поднял на него взгляд и пожалел об этом, настолько он обжегся об его глаза. Вроде бы и насмехались они, а с тем душу обдирали, пытались раздеть, вывести на чистую воду, поиграться, растоптать и приласкать. И улыбка была не для создания добродушности, а скорее показывала острые уголки губ, делая вид ещё более плотоядным.       Точно доминант. И Антону от этого совсем не по себе.       — Это же надо боль любить получать, а я не люблю, — попробовал защититься он. — И унижения тоже не люблю.       Он замолчал и губы поджал. В голове забегало сотни мыслей, мешая друг другу формироваться во что-то здравое. Вдруг заговорила Оксана:       — Я понимаю, о чём ты, но ты явно не понимаешь сам, о чём говоришь, — мягко улыбнулась она, разница с улыбками Арсения и Иры была настолько впечатляюще заметна, что Антон смог на неё посмотреть и увидеть её тёплые располагающие к себе глаза. — Это нужно на практике проверить, что конкретно тебе нравится или нет. А унижение вообще не главное в БДСМ, там скорее безоговорочное послушание, когда ты отдаёшь контроль над собой другому человеку. Ну разве не здорово? — её пухлые привлекательные губы опять сложились в улыбку, такую подкупающе открытую и подбадривающую, что Антон невольно тоже поднял уголки губ.       — Разве всё дело только в контроле? — негромко решил он поинтересоваться.       — Не только, конечно, — начала говорить Оксана, но её вероломно перебил Арсений:       — BD — Бондаж и дисциплина; DS — доминирование и подчинение; SM — садизм и мазохизм. Открою, может быть, тебе секрет, но DS напрямую отсылает на контроль, как и бондаж с дисциплиной, ведь не ты сам себя плёточкой хуяришь и связываешь так, что развязать без чужой помощи не получится. Если ты не любишь контролировать, то с вероятностью в восемьдесят процентов, хотя на самом деле больше, но так уж и быть, это не для тебя. Контроль ударов, силы связывания, состояния сабмиссива, отслеживание его состояния, в том числе и психологического, потому что если вдруг саба схватит дроп, то это сугубо твоя вина и тебе с ней ещё разбираться нужно будет, а тем более, если вдруг что пойдёт не так, если оборвётся подвес какой-нибудь. Ты ж понимаешь, что доминант не просто плёточкой хуярит, да?       После этой наставнической речи возникло молчание. Антону нечего было ответить, он себя стал накручивать, а потому испугался ещё больше и пожалел, что вообще пришёл на этот огонёк. Каким-то таким образом Арсений выбил из него все силы быть доминантом, несмотря на то, что БДСМ его просто нереально притягивал к себе.       — Ты запугал бедного паренька, — вздохнула Ира. — Хочет попробовать, так пусть пробует. Не думаю, что первый его экшн будет сколь-либо опасным. Просто лёгкий бондажик и какой-нибудь флоггер.       Арсений поднял вверх руки, махнул ими и отрапортовал, что пойдёт прогуляется. Как только он повернулся спиной и отошёл на достаточное расстояние, Антон смог выдохнуть и с некой благодарностью посмотреть на оставшихся Оксану и Иру.       — Арс — педант, — улыбнулась Оксана. — И давно в Теме.       — И ты в его вкусе, — подмигнула Ира. — Он любит мальчиков, особенно тех, что его превосходят в росте. И я с ним очень солидарна в этом. Так что если вдруг не понравится быть доминантом, я буду ждать.       — У меня знакомая одна недавно стала в сессиях участвовать, сабмиссив как раз, хочешь познакомлю? — спросила Оксана и мягко коснулась плеча Антона.       От этого жеста он получил облегчение, настоящее облегчение, придающее смысл тому, что он сюда пришёл. Он улыбнулся Оксане в ответ и кивнул. Дальше они пошли вместе искать её знакомую. Бродили среди кучи людей, Оксана вслух восхищалась некоторыми костюмами, порой называла некоторых по имени, с двумя мужчинами она проводила сессии, а ещё здесь был один парень, который и привёл её впервые в этот необычный мир боли и наслаждения. От её присутствия, нежного мелодичного голоса и уверенных лёгких действий Антон наконец-то расслабился.       Подругу Оксаны звали Алёной, это была грациозная девушка, похожая внешне на лань. Её глаза, а Антон постоянно встречал человека по глазам, были бархатными, насыщенного карего цвета. Она немного смущалась, но это почти не бросалось в глаза. Её ладонь была меньше ладони Антона почти что в два раза, а саму девушку поднять в воздух и закружить или просто подержать на руках было сделать на раз-два, толком не утруждаясь. Как с этим телом можно было что-то делать, а тем более бить его или крепко связывать, Антон понятия не имел.       — Здесь недалеко от павильона есть центр с комнатами для сессий, всего полторы тысячи в час за одну неплохую комнатку. И реквизит тоже входит в аренду, — рассказывала Оксана Антону.       — Там есть комнаты и получше, но они стоят уже прилично, — добавила от себя Алёна, смущённо уводя глаза в сторону. Антон её понимал, как бы он сильно не хотел попасть в Тему, его опыта было ещё слишком мало, чтобы говорить на такие вещи, к тому же по своему характеру тема секса казалась ему крайне личной и постоянно вызывала пунцовые щёки и уши, даже если это мама по телефону интересовалась нужно ли в магазине купить презервативы. Выдать ей правдивое: «и смазки, пожалуйста» было задачей для него нереальной, поэтому он начинал рьяно отнекиваться, зачем-то доказывая, что ему ничего не надо, такие темы вообще не надо поднимать и он мальчик взрослый, если что, то сам всё купит.       А мама просто внуков хотела.       Антон вот просто секса с нотками БДСМ-а хотел, и что? Не каждому, видимо, суждено удовлетворять свои хотелки. Антон уже разочаровался во всей этой тематике, потому что в очередной раз струсил. Нет, его по-прежнему привлекали девайсы для порки, секс-игрушки, связывание и вся эта штука с превосходством одного над другим, но что-то всё равно ему не подходило.       Через двадцать минут Антон пасся ближе к выходу, уплетал какой-то бутерброд, запивая его колой, и мысленно катился домой на метро с грустной музыкой в ушах.       Вдруг ему на плечо легла тяжёлая рука. От неожиданности Антон чуть не подавился, он резко обернулся и встретился с двумя глазами, которые не так уж и давно задушили его своим грёбаным чистым океаном. И в этот раз вместо нормального возмущения, мол, чего так подходишь неожиданно, лапаешь и доводишь до инфаркта ни в чём неповинных людей, Антон тихо буркнул: «чего пугаешь» под самый нос и вернул свой взгляд в сторону не то стола, не то выхода.       — Не нашёл никого? — поинтересовался Арсений.       На удивление, это было сказанно почти мягко, без тех унижающих насмешливых ноток, хотя голос и сочился странной бодростью. Антон не хотел ему отвечать, он его, если честно, боялся, особенно смотреть ему в глаза, хотя те и были очень красивыми, а зрительный контакт имел для Антона очень большое значение, всё равно смотреть на Арсения он не мог.       Это было для него слишком.       Слишком тяжело.       — Да нет, не нашёл.       Ответил он замкнуто, всем своим внешним видом закрывая эту неудобную тему. Только Арсению на это было по барабану, либо он не увидел вайбов «отстань от меня», чего было странно, потому что Антону Арсений представлялся человеком чрезмерно понимающим. Лезущим не в своё дело, но всё же понимающим.       А. Ну, да. Лезущим не в своё дело.       — Почему не нашёл? Не понравились здешние сабмиссивы? Или потерял уверенность в собственные силы?       — Не знаю. Просто представить не могу, как над такими хрупкими девушками можно издеваться.       — Издеваться? — выгнул бровь Арсений. Антон опять сделал ошибку и, заглянув в его глаза, а там увидел непонимание, ту же самую насмешку, что была раньше, и нечто давящее, принижающее собственное достоинство и тело.       Поэтому он отвернулся, как ему самому показалось, слишком резко, поджал губы и кивнул. Объясняться словами с этим человеком было слишком сложно. И бросить его, уйти, кинув короткое: «до свидания» не получалось. Словно был подсознательный страх, что Арсений отправит в догонку: «Куда? Мы не закончили», выгнет бровь, посмотрит по-своему, и придётся возвращаться, извиняться и, повинуясь, стоять дальше, продолжая прерванный разговор.       Стоп. В смысле «повинуясь»?       Блядский дом.       Антон не успел испугаться собственных мыслей, только слегка-слегка покраснеть, как Арсений стал говорить:       — Котёнок, ты чё-то не врубаешься в БДСМ. Ни за контроль не шаришь, ни за банальные фетиши. Во-первых, необязательно причинять сильную боль. Боль может быть и очень лёгкой. Во-вторых, помимо физического доминирования есть психологическое. Многие прутся от одной мысли, что отдают кому-то полный контроль и подчиняются, выполняют чужие приказы, идут на поводу чужих правил. И не просто садятся на колени, чтобы их выпороли, а падают на колени перед своим господином, потому что он это им приказал, и получают их удары, чтобы они были довольны. Я, к примеру, не люблю слишком уж тяжёлые практики, но мне нравится выматывать сабов, подолгу держать их связанными, беспомощными, чтобы они знали, что ничего не могут сделать, но не теряли мысль, что они в безопасности, что им просто можно ненадолго отпустить себя, выпасть из этой жизни.       Чем больше он говорил, тем больше Антон верил его словам, перенимая формулировку самого Арсения, шёл на поводу чужих правил. И даже вновь посмотрел в его глаза, увидел в них серьёзность, вовлечённость и искренность в словах, которые он пытался донести. Сияющие, как самое чистое море на ухоженном пляже со светлым песком в самый солнечный день, глаза на этот раз не вызывали порыв отвернуться, спрятаться, убежать и провалиться сквозь землю, теперь в них хотелось всматриваться и им хотелось доверять.       Арсений закончил говорить, а Антон продолжал его созерцать, забывая напрочь, что это был диалог, а не лекция в институте, и ему вообще-то нужно дать ответ. Арсений усмехнулся и с мягкой улыбкой потянул к нему руку. Пальцы костяшками нежно коснулись его щеки и медленно провели вниз. Антон вздрогнул, вобрал воздуха побольше в лёгкие и отвернулся.       — Ты чего?.. — спросил он приглушённо, не проследив за своим голосом.       Арсений заинтересованно скосил глаза ему на шею и по-свойски провёл пальцами, как по щеке буквально пару мгновений назад, по загривку, чуть ниже так называемого затылка, ровно по пробежавшим там мурашкам.       — Котёнок, ты просто выбрал не то.       Антон непонятливо, но несильно, чего-то он его опять побаиваться начал, повернул к нему голову.       — В смысле «не то»?       Арсений участливо нежно улыбнулся в ответ.       — Не твоё это — быть домом. Ты слишком нежный для этого, податливый, боишься смущающих вещей, но они тебе нравятся. Это скорее сабские черты. Сабмиссивы, конечно, разные бывают, но я не вижу в тебе жёсткости, характерной доминанту. Тебя притянуть и гладить хочется, а не слушать и подчиняться тебе.       — Ты просто как дом говоришь, — огрызнулся Антон. — И я в твоём вкусе.       Арсений усмехнулся и кивнул.       — Я — дом, и ты правда в моём вкусе.       Антон посмотрел на него почти умоляющим взглядом, полным ужаса и непонимания.       — Ты об этом так спокойно говоришь?       — Я об этом так спокойно говорю, — подтвердил ласково Арсений. — Тош, ты взрослый высокий парень, на кота моего друга похож, у него толстенький такой мэйн-кун, далеко ведь не должен быть девственником, у тебя сложились свои предпочтения, вот только ты их явно не понимаешь. Тебе неловко, потому что ты не на своём месте. В незнакомом месте, конечно, но и не на своём. У меня большой опыт с разными сабами, я вижу, когда человек склонен к доминированию, а когда к подчинению. Так вот, Тош, в тебе явно больше второго.       — Очень мне твоё мнение интересно, — попробовал защититься Антон, фыркнул и голову отвернул.       Потому что если в глаза посмотрит, то точно проиграет. Он даже уже идти начал в сторону выхода в надежде просто слинять и отсюда, и от себя до кучи, но ему на плечо вновь легла тяжёлая рука.       — Стоять, — бросил Арсений.       Именно что бросил. Выдал приказ с лёгкой руки, а не попросил или извинился за лишние слова. И Антон остановился, повернулся на него и заглянул ему в лицо — на брови куда-то, не в глаза ж смотреть, — демонстрируя лютейшее негодование.       — Спесь сбивать я тоже люблю, — кивнул спокойно Арсений. Антон округлил глаза. — Да, именно тем самым способом, о котором ты подумал.       Антон хотел было сказать, что ни о чём он таком не думал, но подумал неожиданно, представил себя лежащим на коленях Арсения с голой задницей и терпящим его неумолимые удары, и покраснел густо, подавившись словами возмущения. Голову было принято импульсивное решение организма отвернуть.       — Котёнок, — прожурчал насмешливый голос Арсения рядом с ухом — ниже всё-таки был. — Мне нравится ход твоих мыслей. Хочешь ко мне домой?       — Иди ты нахер, Арс. Откуда ты знаешь, о чём я думаю?       — Всё, что заставляет тебя так краснеть мне заведомо нравится, — беззаботно ответил Арсений, даже не задумываясь, и, убрав ладони в карманы, стал раскачиваться едва заметно на носках и пятках — вперёд-назад, вперёд-назад, как маятник. — Но мне больше импонирует мысль, что на хер пойдёшь ты, а потом уже, если захочешь, можно будет и поменяться.       — Я вообще не гей, — ответил резко Антон.       — Верю. А в то, что ты натурал не поверю, как бы ты не пытался меня убедить. Тебе в кайф мои касания. Я вижу это.       — Глаза протри, — буркнул Антон, вертя голову уже в другую сторону, а то Арсений попытался подойти к нему сбоку, чтобы в глаза заглянуть.       А зрительный контакт налаживать с Арсением было катастрофически запрещено.       — Котёнок, на меня посмотрел, — сказал низким властвующим голосом Арсений.       Приказал точнее.       Антон прижал голову к груди, глаза скосил к какой-то шумно разговаривающей парочке, увидел среди них улыбающуюся Иру, попробовал задуматься о чём-то постороннем, например о том, как пойдёт домой, но перед глазами встал образ приказывающей ему Иры, а затем он сменился ставящим его на колени Арсением.       Да чёрт. В горле пересохло, Антон обрадовался, что стоял рядом со столом, стал выискивать, чем бы напиться, и в этот момент ему в волосы грубо вплелась рука, натягивая на себя, буквально заставляя повернуться к Арсению.       К его ебейшим тёмным глазам с широким зрачком. К его недовольным, горящим огнём, бушующим штормом глазам.       Антон сглотнул вставший в горле ком.       — Котёнок, я объясняю непонятно?       — Арс, — выдохнул Антон. В нём боролось одновременно два чувства — блядски ответить и согласиться поехать к нему домой, и слинять отсюда нафиг, покрыв его матом. Боролись они не в равных условиях, потому что…       — Что «Арс»? — рыкнул Арсений почти в самое ухо.       Потому что здесь было третье лицо, которое интересовал сугубо первый вариант с «согласиться», то есть поддаться, то есть подчиниться, то есть стать ёбаным сабмиссивом, точнее просто сабмиссивом, а потом уже ёбанным.       — Блять, ну что ты от меня хочешь? — проскулил Антон. — Отпусти, мы вообще не на сессии. Нельзя так общаться с людьми.       Арсений, к удивлению Антона, послушно его отпустил и даже отступил на полшага.       — Извиняюсь, котёнок. Сути дела это не меняет. Я хочу тебя отдоминировать. Поехали ко мне домой. Обещаю быть нежным и чутким домом. Всё же у тебя первый раз.       — И бить не будешь? — хмыкнул Антон.       Арсений растянул губы в насмешливой улыбке.       — Размечтался. У меня давно рука чешется тебя по заднице ударить.       — Мне не нравится боль, — сказал Антон и нахмурил лоб.       — А ты проверял? — протянул недоверчиво Арсений.       В каком-то смысле его пыл чуть спал, Антон расслышал печальные нотки, и от этого даже тоскливо стало как-то. Антон поджал губы и, явно идя на хреново заканчивающуюся авантюру, ответил:       — Не проверял.       Лицо Арсения вновь расслабилось, а тело подсобралось, как у гепарда, готового наброситься на газель.       Через минуту Антон смог попить воды, через пять минут увидел чёрную блестящую на солнце, будто только что из салона, машину, а через тридцать пять минут и около трёх песен Короля и Шута, двух Аллы Пугачёвой, одной Майкла Джексона и остальных, неизвестных Антону, оказался у небольшого пятиэтажного дома. Светленького, на шесть подъездов, с красивым фасадом и деревянными окнами с незастеклёнными балконами.       — А тебе внутри не холодно зимой? — рассматривая всё это внешнее великолепие, спросил Антон.       Арсений как раз закончил парковать машину и покачал головой на вопрос.       — Недавно избавился от этой напасти и от жары летом. Купил очень хорошее оборудование, которое разрешили провести. У нас дом входит под категорию объектов культурного наследия, так что ничего нельзя делать, что внешку здания может попортить. На любой ремонт нужно разрешения брать, иначе штрафы будут, матерь божья.       Пока он рассказывал, они прошли маленький дворик, дошли до нужного подъезда и начали подниматься по лестнице вверх.       — Квартира от бабушки досталась, — улыбнулся ностальгически Арсений, останавливаясь возле двери.       Внутри не было той вычурности прямиком из девятнадцатого века, здесь всё было современным в стиле минимализма и редкими подростковыми вставочками. По-другому постеры с рок-группами и картины экспрессионизма Антон обозвать не смог. Но ему понравилось. Невычурно, по-домашнему и с каким-никаким вкусом.       Кухня — серая, коридор — бежевый, туалет с ванной — зелёные, спальняя комната — синяя, а последняя комната — неизвестная, так как была закрыта на ключ.       — Делать всё в одной цветовой палитре — это не для тебя? — съязвил Антон, когда огорчился, что последняя комната не поддалась на его любопытство.       — Везде нос свой совать — это про тебя? — отправил ему ответочку Арсений с кухни.       Антон пришёл, увидел горящий синим светом электрочайник, а рядом с ним две чашки. Арсений без слов протянул две коробки с чаем, чёрный со вкусом клубники и зелёный со вкусом мелиссы. Антон ткнул в чёрный и добавил вслух:       — С тремя ложками сахара.       — Слипшуюся жопу ебать неприкольно, — сказал Арсений и, закинув пакетик с чаем, стал накладывать три ложки сахара.       Антон улыбнулся на эти действия, противоречащие словам, а потом округлил глаза, когда до него дошёл подтекст.       — Жопу вообще ебать неприкольно, — решил отбить он.       — Правда? — хмыкнул Арсений. — А мне мой опыт говорит, что очень даже прикольно. А тебе что говорит твой? Ах да, у тебя ж его не было.       — Ты откуда знаешь? — ощетинился Антон.       — Котёнок, — усмехнулся Арсений и посмотрел на него в упор, при этом насмешливо приподнимая брови, — ты же не гей. Сам сказал, да так рьяно. Моё чутьё сразу поняло, что парни тебе нравятся, а вот спать ты с ними — ещё не спал. Но это поправимо. Хотя, если не хочешь, я не буду настаивать. Но связать тебя и выпороть в моих планах есть.       Щёлкнул приготовившийся чайник, и Арсений, развернувшись к нему, невозмутимо стал разливать кипяток по кружкам.       — А мы договоримся о чём-то, прежде чем начинать? Ну, там, жёлтый, красный, стоп-слова?       Кружки с тихим ударом встали на стол, Арсений сел напротив, чуть нагнувшись вперёд. У стены стояла большая тарелка с кучей конфет, с которой Арсений взял себе две и положил рядом с собой.       — Стоп-слово? — бесстрастно начал он. — Обязательно. Его выбираешь ты. Желательно, чтобы это слово было легко произносимое, короткое, яркое, какое ты точно не забудешь. Если что, можешь перейти на обычную схему со светофором. Напомню, что красным ты прекращаешь сессию, зелёным продолжаешь её, а жёлтым приостанавливаешь, чтобы мы могли обсудить варианты продолжения. Стоп-слово — это тот же самый красный цвет. То есть это само по себе является стоп-словом, но можешь выбрать и какое-нибудь другое. Например, которое тебе или мне противно. Пожалуйста, не то, которое приятно. Это ещё больше заводит, а слово из-за этого начинает приобретать окраску беспокойного и раздражающего. Меня так бывшая курить заставляла бросить, — Арсений сморщился и откусил от маленькой шоколадки половину. — Помимо стоп-слов, я в целом хочу обсудить с тобой всё допустимое. Анальные игрушки, хвосты, шарики, пробки, дилдо. Прищепки. Маски, кляпы. Связывание строительной лентой, верёвкой, цепями. Использование наручей и понож, обычных наручников. Подвеса у меня дома нет, секс-машины тоже. Касаемо порки: по каким частям тела, какими девайсами? Не думай, что я дам тебе рулить сессией, я лишь спрашиваю, что ты разрешишь с собой делать, а что нет. Дальше буду решать я.       — То есть я даже не смогу получить того, что хочу?       — А что ты хочешь? — моментально осведомился, прищурившись, Арсений.       Антон прикусил язык и неловко повёл плечами.       — Ничего я не хочу, я вообще попробовать согласился, а не на серьёзный экшн.       — А будет серьёзный экшн, — хмыкнул Арсений, а на взволнованно вскинутый взгляд Антона покачал головой. — Котёнок, ты всегда можешь остановить сессию, но я не буду просто пробовать на тебе сначала одну игрушку, потом другую, потом третью, выясняя, что тебе больше зайдёт. Делать мне нечего. Я просто сделаю так, как я хочу и как тебе может понравиться, а потом, когда у тебя появятся внятные желания чего-либо, мы это обсудим. Ты не торопишься ведь? Можем до вечера сидеть?       — До вечера? — неверяще переспросил Антон. — Это сколько часов? Ты меня так долго мучить собрался?       Арсений вздохнул, вздох получился безумно тяжёлым.       — Ты прежде, чем волноваться, может, всё-таки попробуешь, а? И чай пей. Я тебя здесь силой не держу. БДСМ — это про добровольную передачу контроля. Сессии в любом случае дольше, чем обычный секс, даже с длинной прелюдией. Потому что на одно наложение верёвок может уйти полчаса, от позы и сложности обвязки зависит. Не забываем, что около того же времени уйдёт на развязывание, а между этим пройдёт ещё больше времени. И это только бондаж. Так что да, котёнок, до вечера. Так долго я собрался тебя мучить. Только это недолго, но опустим. Возражения?       Антон сидел и упрямо молча смотрел на него в ответ. Возражать ему много что было, но отчего-то язык отказывался даже пытаться это сделать, да и возражения в нормальные предложения формироваться не хотели. Больше было предвкушения от того, что с ним скоро будут что-то делать. Что-то такое… необычненькое. Болезненное и унизительное. Звучит плохо, но сердечко схватывает в приятном спазме.       — Допивай чай, я пойду подготовлю комнату. В душ пойдёшь? — сказал Арсений и встал из-за стола.       — Я ходил утром, — ответил Антон.       — Клизму делать пойдёшь? У меня есть новая упаковка.       На вытаращенные глаза Антона Арсений усмехнулся и погладил его по голове, как игривого щенка.       — Давай, котёнок, рожай быстрее. А лучше скажи, какие у меня запреты, а что можно. Мне ещё раз начать перечислять? Какие практики тебе допустимы?       Антон нахмурился в раздумьях и стал перечислять всё, что всплывает в памяти:       — Фетиши, связанные с ногами и обувью, в принципе, допустимо. Трамплинг — тоже. Асфиксия… не уверен, но можно. Спанкинг — наслаждайся, раз так хочешь, — на этом моменте он ненадолго замолчал, ощутив прилив жара к щекам и ягодицам. До него стало вдруг доходить, что всё, что он тут говорит, реально может быть использованно на нём. Из-за этого стало чуть страшновато, но куда больше Антон ощутил азарт и жгучее жжение от него в районе между сердцем и желудком. — Без клеймления, только если маркером. Напиши: «Арсений — лох».       — Напишу тебе на жопе «Антон сосёт», дальше.       Антон поперхнулся. От невозмутимого тона, от приказного «дальше», от вида серьёзно вслушивающего лица Арсения с лёгким нахмуриванием бровей и задумчиво смотрящим куда-то вдаль взглядом. А ещё от того, что он «сосёт».       — Минет — нет!       — Поправимо, — вздохнул Арсений. — Дальше.       — Чё у тебя там поправимо-то всё… — промямлил Антон, дуясь.       — Потому что это всё реально поправимо, — как тупому объяснил Арсений и вновь сказал: — Дальше, — таким тоном, что пришлось продолжать, а то спанкинг грозил начаться раньше времени.       — Дальше, так дальше, — пробубнил Антон и спешно продолжил: — Флагелляция — да, раз уж спанкинг разрешил. Чё уж там… Без всяких феминных штучек, типа платьев и макияжа. И женских имён. И вообще я тебе не котёнок.       — Только сейчас заметил? — усмехнулся чуть надменно Арсений и качнул головой. — Котёнок, меньше возмущайся, больше по делу. А то сейчас будем исправлять твоё: «минет — нет».       — Без хуя останешься, — предупредил Антон.       — Проверим? — с вызовом спросил Арсений, вскинув бровь.       Антон решил не проверять.       — Шибари можно. На роже моей сидеть не надо. Мумификацию тоже не хочу. Сенсорную депривацию боюсь, её не надо…       — Боязнь — недоверие к партнёру? Полная сенсорная депривиация, лишающая возможности видеть, слышать, обонять, двигаться — это полный контроль верхнего над нижним и полное доверие нижнего верхнему. У нас сейчас таких отношений нет, так что в любом случае я не буду делать что-либо подобное, но в целом это охуенная практика, если у тебя нет боязни темноты, замкнутых пространств, в целом, если тебе не страшно на время остаться без всяких чувств.       — Думаю, мне страшно, — осторожно сказал Антон. — одно дело, когда тебя связывают, а другое, когда надевают мешок, стягивают все части тела, что даже чуть-чуть нельзя пошевелиться, надевают маску на глаза, капюшон, отсекающий все звуки, когда нос зажимают, убирая обоняние… Кляп на рот… Нет, это всё слишком.       — Ладно. Не спорю, что это далеко не для всех. Просто не ставь сразу на этом такой жирный крест, — мягко улыбнулся Арсений и успокаивающе погладил Антона по плечу. — Кляп-то просто можно?       — Можно, — кивнул Антон. — И ошейник можно. И наручники. Ссать и срать на меня не надо. В целом хватит.       — Как относишься к психологическому садизму? Могу тебя обзывать? Или приказывать быть кошечкой, собачкой? Слугой?       Антон на этом вопросе чуток выпал. Особенно дал эффект голос, невозмутимый и серьёзный, будто бы это допрос по билетам на экзамене, а не натуральное: «могу тебя шлюхой назвать по-приколу?».       — Я… не, — стал тянуть Антон, а в голове в основном сквозняк был, так что как продолжать свою умную речь он не знал, но старательно делал вид, что глубоко раздумывает над вопросом.       Арсений не поверил. Он перебил.       — Просто скажешь жёлтый. Анальное проникновение? Моим членом, игрушками?       — Выебать меня хочешь, — хмыкнул Антон.       — Не секрет, я это даже не скрываю, — улыбнулся на это Арсений и сделал небольшой кивок, вынуждающий ответить на вопрос, а не подшучивать на нервяках. А как тут не увиливать, когда такое спрашивают, Антон понятия не имел. Очень уж щепетильная тема была.       — Я не гей.       — Ну хоть пробку? — со вздохом попросил Арсений.       — Да чё тебе мой зад сделал?       — Можно? — надавил Арсений.       — Можно, — сдался Антон и понурил голову.       — Хорошо. В принципе, всё меня интересующее я узнал. Иди в душ, сделай клизму. Коробка со спринцовкой за зеркалом, если никогда раньше не делал, посмотри в интернете или позови меня, объясню, покажу, сделаю. В Комнату не входить. Это приказ.       — А мне надо слушаться и повиноваться? — съёрничал Антон.       Арсений посмотрел в ответ тяжёлым взглядом, чуть прищурив потемневшие глаза.       — Да. Именно это тебе и нужно делать. Считай, сессия началась.       — Я ВУЗ вроде год назад окончил.       — Пошути мне тут, — серьёзным тоном отбил Арсений. Лицо у него было каменным, он закатал рукава хлопковой рубашки, из-за чего теперь оголялись его руки с немного набухшими жилками.       Антон перестал пялить на руки, поднял осторожный взгляд обратно на глаза Арсения и поджал губы.       Сессия началась, да? В голове пронеслось слово «красный».       — Хочу, чтобы стоп-словом было: «папочка», — на одном выдохе протараторил Антон.       Арсений вскинул брови и едва заметно качнул головой.       — Я ж просил без приятных слов.       — А тебе оно нравится?       — Назови меня папочкой.       Антон молчал. И чувствовал, как неотвратимо стали краснеть собственные уши.       — Назови, — повторно приказал Арсений.       И они всё так же смотрели друг другу в глаза. Только Антон не уводил свои, потому что ему это запретили глаза Арсения. Так вот невербально, но от них исходили вайбы: «только попробуй, сука, глаза отвести, тебе хуже будет».       — П… папочка?       Антон сбился, потому что слишком волнительно, потому что уши уже болели от того, насколько это всё было пошло. А ведь это слово у него ассоциировалось с чем-то не совсем приятным, оно казалось смешным, а не…. а не вот таким.       — Всё ещё считаешь, что это слово стоит использовать, как стоп-слово? — подняв брови, на вид безучастно поинтересовался Арсений.       А он когда так говорить начинал, у Антона как-то совсем не получалось с ним спорить.       — Тогда «импра».       — И что это значит?       — Да хуй его знает. Если что есть «красный».       Арсений пожал плечами, соглашаясь в целом с этим, и кивнул в сторону ванной.       Антон не дурак, что от него требовали понял сразу. Пошёл в ванную. Задерживаться там не стал. Быстро ополоснул себя, помылся шоколадным гелем для душа и гипоаллергенным шампунем, запах которого ему отчего-то напомнил запах презерватива. Новенького, не использованного. Зацикливаться на этой мысли он не стал, вылез из душа, вытерся призывно висящим синим полотенчиком и остановился перед зеркалом. То есть дверцей настенного шкафчика.       Вот теперь и подумать можно. Начиналось всё с того, что он хотел отдоминировать барышню, а сейчас собираются методично доминировать его самого. Особых чрезмерно сильных протестных мыслей в нём нет, это он давно ещё понял, когда Арсений стал его обхаживать. Да и внутренний голос временами соглашался с Арсением, мол, есть такой вот наклон в сабмиссивность. Принимать это было сложно, но не то, чтобы непосильно. Неловко скорее. Хотя во время взаимодействия с Арсением неловкость зачастую пропадала или просто не мешала. Подумаешь, неловко, всё равно действия он выполняет, потому что ему приказывают, а приказы лучше выполнять, а то вдруг что, а Арсению это не мешало абсолютно, он с этого тащился немного — сам что-то подобное говорил.       Но одно дело принять свою сабмиссивность, когда днями и ночами грезил о чём-то связанным с Темой, а другое дело принять свою бисексуальность, когда всю жизнь только с девочками, а о мальчиках в таком ключе… ладно, не то, чтобы прям не думал, но всерьёз не рассматривал.       Ну думал же порой… Чёрт, ладно, Антон себя уломал и открыл зеркальную дверцу, соглашаясь тем самым со всем гейским, что ему предложит Арсений. Даже с его, прости Господи, хуем. При мысли взять в рот Антон призадумался и густо покраснел. Чтобы снять морок замотал башкой и стал спешно распаковывать спринцовку.       Раньше клизмы он себе не делал, так что ему помогал гугл и всякие форумы. Но лучше всего помогло видео с доходчивыми картинками. Звук он, правда, выключил, чтобы чувствовать меньше неловкости.       Вышел минут через тридцать после того, как уходил. Стало даже понятно, почему они будут экшн до вечера проводить. Столько времени на всякие мелочи ушло: до дома добраться, допустимости обсудить, себя в порядок привести, а это ведь ещё сама сессия не началась.       Антон остановился возле неизведанной ранее двери и уже было положил ладонь на ручку, как вспомнил приказ Арсения.       «В Комнату не входить», ударило по мозгам стальным голосом.       Рука одёрнулась, будто ошпарившись. Антон шумно задышал.       Вот он БДСМ во всей красе. Вот оно — доминирование. Вот оно — подчинение. Психологическое. На грёбанном расстоянии, даже без чужого присутствия рядом — за дверью не считается.       Антон пожевал пару секунд нижнюю губу и, собравшись с духом, аккуратно постучался.       — Можно?       Сначала было тихо. Затем раздалось приглушённое позволение войти. Антон с сердцем, уносимым стаей белых голубей, приоткрыл дверь и протиснулся внутрь, глазами пробегаясь сразу по всей комнате, пытаясь выцепить всё, что в ней было.       А было в ней много чего. Она не была как в «Оттенках серого», цвет был насыщенным дубовым. На стенах были обои цвета молочного шоколада, а в половину них вниз шли парадирующие вертикальные деревянные доски, на полу был ламинат в тон. Стол и открытый шкафчик, увешанный девайсами для порки, были выраженно деревянными. Одно с другим отлично гармонировало. С левой стороны, перпендикулярно стояла неширокая кровать, как раз для одного человека, не более, застеленная чёрными шёлковыми простынями с шоколадным орнаментом.       Арсений сидел в углу комнаты в роскошном кресле, перекинув ногу через другую мягким знаком и лениво перебирал пальцами чёрный флоггер с вставками бордовых полосочек.       — Здрасьте, уже можно кончать? — отшутился Антон, опять начав ощущать волнение вперемешку со стыдом.       Арсений мягко, еле растягивая уголки губ, улыбнулся ему и легонько взмахнул флоггером.       — Нельзя, — сказал он совсем не похожим на улыбку стальным голосом. — Раздевайся догола. Одежду аккуратно складывай у двери. Когда закончишь, садишься на колени и зовёшь меня.       — А ты типа не увидишь, что я разделся? — огрызнулся Антон.       Арсений чуть приподнял бровь и без тени улыбки добавил:       — За каждый лишний вопрос и в целом открытый не по делу рот — штрафной удар. Два уже есть.       — В смысле два? — возмутился Антон.       — Три.       Антон глубоко вдохнул. Возмущение перекрыло стыд, а вид такого непоколебимого Арсения, реального, блять, папочки, как-то напомнил в каких они позициях и зачем они здесь находятся. Антон раздевался под его пристальным взглядом, это было похоже на приём у доктора, поэтому смущение вызывало несильное, а вот дальше было сложнее. Закончив с одеждой, Антону нужно было сесть на колени и позвать Арсения, а делать это ему не хотелось, пальцы гудели и дыхание тяжелее становилось.       Арсений видел эту заминку и молчал, продолжая незатейливо играться с хвостиками флоггера. Ещё он видел небрежно сложенную одежду и чуть привставший член. Но и это никак не комментировал.       Антон запоздало подумал, что ему это всё может аукнуться, и сел на колени туда же, где и стоял. Не зная куда деть руки, положил их себе на бёдра. А дальше совсем дыхание перехватило.       «Позовёшь меня», металось из стороны в сторону в голове. «И как тебя, блять, позвать? По имени? Господин? Мой доминант? Сука, а подробную инструкцию можно было всучить?». Антон поднял жалостливые глаза на Арсения, надеясь, что сможет его разжалобить, что ли, но тот и бровью не повёл. Продолжал молча сидеть, рассматривать его и гладить чёрную кожу девайса пальцами.       «За каждый лишний вопрос — штрафной удар», возник в голове голос. «Отлично», огрызнулся ему Антон и вздохнул. Ни вопроса задать, ни позвать нормально. Антон решил импровизировать и брякнуть первое, что пришло на ум.       — Я готов.       Арсений с места не сдвинулся, не дёрнулся даже. Продолжал сидеть, будто ничего не слышал, и смотреть.       «Чёрт, а можно ещё неправильно позвать?», Антон поджал губы. От взгляда голубых глаз, от холода и стояния на коленях голым перед мужиком, который его «игнорирует» по спине пробежались мурашки.       «Ебучий господин», пальцы вцепились в кожу на бёдрах. «Сука, Арсений, а как мне тебя позвать? Солнышко, приди ко мне и отдоминируй меня?», «Охлади мой пыл, господин», «Выеби меня, папочка». «В Вашем распоряжении, хозяин»… «Стоп». Антон вспомнил их диалог перед душем, где они с Арсением пришли к выводу, что они оба неравнодушны перед словом…       — Папочка, что дальше?       Ч-чёрт, по Антону пробежали в очередной раз мурашки, пальцы сжались на секунду в недокулак и вновь расправились. Столько чувств, столько волнений, а всё ради чего?..       Ради того, чтобы Арсений наконец встал и вальяжно, с очень слабой улыбкой на хищном, как у голодного зверя, лице подошёл к нему и остановился ширинкой штанов ровно перед его носом. Антон, сглотнув, поднял вверх голову.       Арсений повёл рукой, и флоггер нежно стал гладить его ключицы, постепенно перемещаясь ниже по груди.       — Дальше, котёнок, ты встаёшь, идёшь на кровать в изголовье и садишься на неё так же, как сидишь сейчас, лицом к стене.       Антон кивнул, но прежде чем подняться выпалил:       — А зачем тогда я здесь садился, почему сразу не на кровать?       Флоггер прошёлся чёрно-бордовыми хвостиками по плечам.       — Пять.       Потому что плюс один в копилку ненужных вопросов, подумал Антон, но его подсчёты дали сбой. Он нахмурился и сказал:       — Но ведь должно быть четыре, — понядеясь, что не сделает шесть.       — Плюс один за одежду. Я как сказал сложить её? Аккуратно. А ты её просто в одну кучу скинул.       — И к этому приёбываешься?       — Шесть.       Антон прикусил язык. Он в целом мог себе и на полсотни спокойно наговорить, но решил, что Арсения лучше послушаться. К тому же так приятно было его просто слушаться. Без всяких задних мыслей просто делать, что он велит, и всё на этом.       До Антона, когда он поднимался и шёл к кровати, это вот и дошло. Те слова Арсения ещё при второй встрече.       «Многие прутся от одной мысли, что отдают кому-то полный контроль и подчиняются, выполняют чужие приказы, идут на поводу чужих правил»       Матрас прогнулся, подушку в изголовье Антон оставил, сам сел чуть подальше от неё. Подошедший Арсений его даже ещё немного сдвинул назад, а эту подушку просто откинул в сторону.       — Грудью на кровать, руки протяни к щиколоткам, насколько сможешь, не нужно чудеса гибкости демонстрировать, тебе так ещё лежать.       Рука Арсения надавила на спину между лопаток, помогая нагнуться. Антон упёрся щекой в шёлковую простынь, закрыл глаза и, как было велено, протянул руки.       — Молодец, Тош, — сказал Арсений довольно ласковым голосом — с начала сессии это было впервые, и несильно ударил флоггером по спине.       Боль была совсем слабая, Антон это даже болью назвать не смог, скорее резкое касание ноготочков. Но так было только поначалу. Флоггер обхаживал буквально все доступные ему области. Спину, руки, задницу, ноги — бил везде. И чем дольше бил, тем сильнее. В какой-то момент вместо эффекта «дождика» по чуть раскрасневшейся коже стали раздаваться самые настоящие кусючие удары. Антон не вскрикивал, толком не дёргался, только дышал громко и проглатывал все удары. После одного болезненного удара по ягодице потянул к ней ладонь, но его за запястье перехватил Арсений.       — Я разрешал двигаться? — спросил он низким предостерегающим голосом.       Антон одёрнул руку, положив её в изначальное положение, и мотнул головой.       — Тоша, я сейчас с тобой разговариваю или нет?       — Семь? — тихо спросил Антон.       — Восемь, — рыкнул Арсений.       «Восемь, так восемь», подумал Антон, лишь бы Арсений больше на него не злился, а то это как-то страшно было. Арсений тем временем перестал бить флоггером, с вопросами провокационными тоже больше не лез, а пошёл куда-то. Его Антон даже краем глаза видеть не мог, а поворачивать к нему голову, изменяя положение, он как-то не решился. Девять не хотелось.       Возле кровати раздались шаги. Арсений оказался рядом и стал накладывать на предплечья верёвку. Антон руки не убрал, не дёрнулся даже, но любопытство взяло верх, и он повернулся в его сторону, с интересом начав изучать, как аккуратно пальцы Арсения перекидывались верёвку через коленку, приподнимали ногу, плотнее прижимали руку, и делали следующий оборот.       — Девять, — бросил Арсений, не отвлекаясь от своего занятия.       Антон вздохнул и уткнулся носом в подушку.       С закрытыми глазами ощущать все действия Арсения было во много раз интереснее и волнительнее, чем наблюдая за ним. Верёвка всё опоясывала и опоясывала его кожу, стягивая предплечья к икрам, соединяя их, лишая всякой возможности убрать руки, закрыться ладонями и просто взять и уйти.       Арсений получал полную власть, мог ударить, чем хотел, мог ещё сильнее связать, мог просто выебать, ему даже в позу ставить не нужно, лапки уже раздвинуты, и задница призывно торчит — бери и еби на здоровье.       А с другой стороны они договаривались, и Антон не давал на это согласие.       — Котёнок, даю выбор: кляп надевать или не надо? Возможность, что ты хуйню скажешь, с кляпом сведётся к нулю, но назвать стоп-слово будет проблематично.       — А как же это всё, мол, я решаю, я доминант, я верхний, а ты нижний, так что подчиняйся моей воле.       Антон сказал прежде, чем успел подумать. Молчание его чуток напрягло. Сильно напрягло.       — На одиннадцать, может быть, что-то добавишь? — любезно спросил Арсений. Антон упорно держал рот закрытым, и глаза тоже. Его пальцы были привязаны к ногам, так что их сжать в кулаки у него не вышло, а очень хотелось. — Не добавишь. Ладно, дело времени. Ничего, когда до наказания дойду, желание огрызаться у тебя надолго пропадёт. Тем более на сессиях. Тем более на сессиях со мной.       — С чего ты уверен, что между нами будут ещё сессии? Может, я с этой сбегу и больше ты меня не увидишь.       — Я не уверен, нужно ли это относить к одиннадцати, — задумчиво сказал Арсений. — Котёнок, я тебе не дам просто сбежать от меня. Если я сделаю что-то плохо, мы это обсудим, но все сабы после меня оставались довольными. Сбежишь ты только от стыда, что тебе зашло, и сам потом будешь вылавливать меня, требуя продолжения.       — Часто перед зеркалом дрочишь?       А что? Антон такой, не может порой сдержать в себе ненужные шутки.       — Спасибо, теперь точно одиннадцать. На себя не дрочу, меня удовлетворяют случайные связи. Ещё вопросы, Тош?       — Так за это штрафные же?       — А это засчитывать за двенадцатый? Думаю, да. Ещё что-то? — Арсений сделал паузу, чтобы получить ответ, но его не последовало. И тогда он продолжил: — Сейчас будет порка. Слова помнишь.       И ушёл за девайсом. Антон стал прикидывать, насколько сильно скажутся его одиннадцать штрафных ударов и в какой момент они появятся. Сейчас, после основной части? Или в самом конце сессии? Он лежал и думал, справится ли со всем этим, будет ли ему нестерпимо больно, забыл даже про то, что связан. Хотел перебрать кольца на пальцах, но не вышло. И это отрезвило, избавляя от лишних мыслей.       Тело крепко сковывала верёвка, ему было не уйти, она впивалась ему в кожу, принося постоянные, непрекращающиеся лёгкие боли. Антон перевёл своё внимание на них и при первом ударе ойкнул от неожиданности. Нечто плоское ударяло его по ягодицам раз за разом. Антон пытался вертеться, сдерживая звуки, но от ударов было не уйти. Когда он уже почти завалился на бок, Арсений резко вернул его в прежнее положение и прошипел на ухо:       — Двенадцать. Двигаться нельзя.       — Но…       — Тринадцать.       Затем удары продолжились. Антон пытался их считать, затем думать о постороннем, затем просто расслабился и перестал сдерживать звуки. Он и стонал, и кричал, и вздыхал протяжно, и мычал, потому что боль выходила хотя бы через звуки. Это было не совсем приятно, но останавливать это ему не хотелось. Тяжёлое дыхание кружило голову, ощущения от верёвок стали острее, задница пылала, каждый удар на ней чувствовался.       На какое-то время Арсений оставил мучение ягодиц, отошёл и вернулся уже с другим предметом. На этот раз таким же флоггером, каким был первый, но с другими кончиками, связанными будто бы в шарики. Они приносили больше острой боли, а прилетали в основном по спине. Очень редко Арсений замахивался и бил чётко по пылающим следам на ягодицах, но это тем не менее случалось, вызывая у Антона дикие протяжные стоны с вскриком в начале. На глазах Антона стояли слёзы, он ярко реагировал на любой, даже самый слабый удар, если он приходился на место, куда били до этого. Арсений стал ударять по плечам, немного задевал живот, особо сильно разыгрался на бёдрах, так что Антон на них стал кричать и интуитивно крутиться, мгновенно себя сдерживая, ведь нельзя, так же, как и на ягодицах, к которым к концу Арсений решил вернуться. Он ударил раз пять этим флоггером, затем откинул его и нанёс ещё столько же ударов ладонью. Он бил не быстро, методично, с одним и тем же промежутком по времени, и Антон на каждый, зная, что он будет, кричал и скулил, вбиваясь лбом в кровать.       Наступила тишина. Антон не хотел ничего говорить, следить за тем, куда же ушёл Арсений, он не хотел двигаться, он ничего не хотел, только лежать с закрытыми глазами и дышать. Он почти не заметил, как ему между ягодиц осторожно что-то протиснулось, входя внутрь, раздвигая стенки сфинктера и прямой кишки, он ощутил только пьянящий холодок от основания этой, как он понял, пробки.       Арсений оказался сбоку, дёрнул на себя, по скользким простыням Антон легко оказался рядом с ним, а затем от его лёгкого тычка в плечо завалился на бок. На глаза ему легла чёрная маска, на затылке завязался тугой узел. Простынь Арсений поправил, невесомо прошёлся ладонью по спине и удалился от кровати.       — Лежи и ни о чём не думай, когда нужно будет, я развяжу.       Антон ему не ответил, он почти спал. Ему было спокойно. Он чувствовал себя так, будто вернулся домой с очень тяжёлой смены, где задействовал одновременно и мозг, и физическую силу. У него не осталось собственных сил ни на раздумья, ни на перемещения. Связанные конечности показались блаженством, ведь не нужно было даже думать, как лечь. Он уже лежал так, как надо, и этого нельзя никак изменить.       Так он и лежал, можно даже сказать спал, потому что когда он очнулся, ощутил небольшое падение сердца, как бывает после неожиданного пробуждения. Арсений развязывал его. Антон молчал, не желая открывать рот и что-либо говорить. Ему не мешала маска, она казалась частью его тела, подумаешь, он был без возможности видеть, она ему была не нужна. И двигаться он не стал, послушно и неподвижно лежал, пока тёплые руки Арсения неторопливо снимали слой за слоем.       — Встань на колени, — сказал Арсений.       Антон повиновался. Желания острить, спрашивать или не исполнять его приказов в нём не возникло. Даже крохотной мысли.       С глаз ушла маска. Антон поморщился, но слабенько — приятный дубовый цвет комнаты не сильно ранил глаза. По спине от лопаток до поясницы нежно проплыла ладонь.       — Вставай, котёнок, у нас вторая часть. Потом наказание.       Антон сглотнул накопившуюся во рту слюну и кивнул. Он не имел в себе сил на вторую часть, но спорить не стал. Встал, ноги изнутри заскрежетали, натянулись затёкшие мышцы, и между ягодиц, сидящая прям в анальном проходе, ощутилась маленькая пробка. Она не давила даже на простату, но от её наличия Антон уже задышал чуть быстрее и громче.       Арсений привёл его в угол, к своему креслу, потянулся к журнальному столику, взял с него ошейник цветом шкуры бурого медведя и будто бы обожжёнными краями, без шипов, но с блестящим карабином, от которого длинною в метр тянулся поводок, и стал его застёгивать у Антона на шее. Вид у него был сосредоточенный, Антон шею подставлял, чуть подняв подбородок, выглядел он совсем уж присмиревшим. Глядя на него, Арсений поднял уголки губ в маленькую улыбку, пока глаза его воспламенялись от тепла.       — Не передумал брать в рот?       Сердце Антона на несколько мгновений ускорилось, он облизал изнутри губы, не спеша с ответом. Арсений смотрел на него, прям в глаза, своими двумя чистейшими океанами, не отводя их, ожидая положительного или отрицательного ответа. Антон не знал, сколько может молчать, ему самому это надоело быстро, он был готов сейчас практически на всё от Арсения, его общее состояние всё ещё продолжало находиться на грани дрёмы.       — Можно и в рот, — выдохнул Антон.       Арсений улыбнулся пошире, медленно кивнул и опустился на кресло. Поводок натянулся, но не дёрнул Антона в его сторону, расстояние было ещё не слишком велико. Арсений это исправил другим способом: стал наматывать поводок на ладонь.       — На колени, котёнок.       Антон послушно опустился на колени и стал ждать следующих указаний, ладони сложил на бёдрах.       Арсений наклонился к нему, улыбка пока оставалась с ним, и вплёл с затылка ему ладонь в волосы, сильно сжал кожу головы пальцами, притягивая Антона к себе. Между их лицами оставалось расстояние в мизинец, носы почти касались друг друга. Арсений сказал Антону прямо в губы, попутно усиливая хватку на затылке:       — Сейчас котёнок будет лизаться. Начнёт с ног. Закончит с членом в глотке. Когда нужно будет переходить от одного к другому, я скажу.       И вновь развалился на кресле, прижавшись спиной к его спинке. Поводок дёрнул на себя, вынуждая Антона завалиться вперёд.       Желтый?       Антон упёрся ладонями в пол и посмотрел на ступни Арсения. От них не пахло чем-то неприятным, даже скорее наоборот, запах был свежим, как после душа. Ногти подстрижены под корень, очень аккуратные, пальцы ровные, видны жилки. Как вишенка на торте, эстетично торчала косточка щиколотки, хоть чёрный тонкий кожаный браслет вешай. Антон упёрся лбом Арсению в ноги и наклонился ниже, так что нос стал касаться верхней части ступни.       На пробу лизнул. Затем ещё. И ещё. И стал самозабвенно вылизывать всю верхнюю часть, тереться о неё носом, слегка покусывать, опускался ниже, облизывал пальцы, большой даже прикусил, но ничего на это не получил. Только раз поводок натянулся, призывая заняться и второй ступнёй. Антон перешёл на неё. Дело пошло быстрее, он уже не стеснялся, проводил широко, не боялся легко покусывать и часто бодался носом.       — Хватит, — сказал хриплым голосом Арсений и дёрнул за поводок Антона вверх. — Переходи на член.       Антон дышал тяжело, в глаза Арсению не смотрел, только ему между ног. Руками осторожно, будто на пробу, опёрся о сидушку кресла, по стороны от бёдер. Он прекрасно понимал, что для минета нужно хотя бы снять штаны, после них трусы и только тогда уже появлялась возможность брать в рот. Но он не спешил тянуть пальцы к ширинке и расстёгивать чёрный ремень.       Нужно было сначала смириться с мыслью, что он будет сосать хуй другого мужика. Как иронично организм решил обратить на это внимание, Антон вдруг ощутил анальную пробку и густо покраснел.       — Мне кажется, я тебя не допорол, — сказал Арсений. — Мне самому что ли всё делать?       Антон посмотрел ему прямо в глаза.       — Нет, папочка.       Пальцы быстро разделались с собачкой и пряжкой ремня, взгляд после сказанных слов Антон поднимать не решился, слишком ссыкотно было. Он только вытащил из трусов член и, как получилось, яички.       — Ты в первый раз будешь делать, так что слушай: рот у тебя большой, но брать до горла не надо, начнёшь давиться и только. Не стесняйся помогать себе рукой. Можешь поиграться немного, но не затягивай. Ритмичные движения руки и рта, я кончу. Что будешь делать со спермой? Глотать или на лицо тебе спускать?       Антон поскрёб зубами нижнюю губу, пальцы вцепились в стоящий член Арсения и нервно его поглаживали.       — Проглочу.       — Хорошо. Приступай.       Антон сглотнул накопившуюся в горле слюну, а когда нагнулся к члену, неожиданно понял, что зря это сделал. Со слюной двигаться по стволу было бы в разы легче. Он обхватил головку губами и лизнул. В нос ударил запах семени, знакомый ему, но немного другой, на языке вкус был солоноватый с будто бы мятными нотками. Антон стал двигаться головой, с каждым новым насаживанием опускаясь всё ниже и ниже. Брать до горла идеей было плохой, так и Арсений сказал, но отчего-то в нём заиграл азарт.       Закономерно Антон поймал рвотный порыв, чуть задел нежную плоть члена зубами и почувствовал проступившие слёзы в уголках глаз. Его это не остановило. Он продолжил насаживаться, вылизывать ствол, в один момент вспомнил о яичках и поигрался ими, но в рот брать не стал, это было слишком неудобно.       Арсений дёрнул за поводок, из-за чего Антон, всё ещё насаженный ртом на член, поднял на него глаза.       — Котёнок, ускоряйся. Я хочу кончить.       Антон согласно промычал, перестал экспериментировать, задвигался чаще ртом, но только на половине члена, нижнюю часть надрачивал ладонью. Всё стало получаться слаженно, головой он порой интуитивно вертел, выделывая восьмёрки, так было легче, чуть приглушался рвотный рефлекс. Член в его власти стал набухать, венки окрепли, головка стала плотной, как настоящая грибная шляпка, а это состояние Антон прекрасно знал по собственной физиологии. Он ускорился ещё сильнее, последний рубеж переходил, и получил первую порцию семени в глотку. Едва не подавился, но не снялся, только от вкуса поморщился, задвигался дальше, выдавливая всю подготовленную организмом сперму.       Когда выпрямился, поморщился и от вкуса на языке, и от боли в коленях, и от затёкшей спины, и от собственной слюны на губах, а ещё вспомнил про пробку. Он её ощущал постоянно, но настолько она была маленькой, что её присутствие забывалось.       Арсений погладил его по волосам.       — Хороший котёнок, — сказал он мягко. — Вставай, — повелел, и Антон поднялся на прямые ноги, чуть подрагивающие, но всё же держащие его. — Повернись. — Он и это сделал. — Наклонись.       Это Антон сделал уже с заминкой, но всё же послушно наклонился и почувствовал, как из него медленно стала выходить пробка.       — Как думаешь, смогу потом туда свой член запихнуть? — спросил Арсений, кладя пробку на журнальный столик. Он нежно погладил половинки ягодиц, слегка надавливая и разводя их в стороны, будто желая разглядеть, что там между ними.       Антон рвано выдохнул и вновь поморщился, но на этот раз от касания к болезненным участкам. Он не то, что сидеть не мог, но задница оставалась очень чувствительной к любого рода прикосновениям.       — Да.       — Я же говорил — поправимо, — усмехнулся Арсений. — Хорошо, — и шлёпнул несильно по ягодице, но Антон уже от этого протяжно застонал. — Теперь будем заниматься твоим оргазмом. Дрочил когда-нибудь с удушением?       — Нет.       Сердце опять заскакало. Как так? Сейчас его душить будут? Антон не помнил, разрешал он это или нет, и не знал, готов ли сейчас после всего произошедшего на новые эмоции. У него и так был перебор всего. Ему и кончать было необязательно, он вообще был бы рад завалиться на кровать и продолжить свою дрёму. Хотя так приятно, как тогда, уже не будет, это он понимал прекрасно. Потому что сейчас будет обычный отдых, а тогда был сабспейс. Эйфория выпоротого связанного человека.       — Не хочешь? — сжалившись, спросил Арсений.       — Устал.       Арсений понятливо кивнул и погладил по голове.       — Хорошо. Кончать вообще сейчас не хочешь? Можем на следующий раз оставить. Сейчас отдохнёшь, сил наберёшься и продолжим. Идёт?       Антон с готовностью кивнул, после чего упал перед ним обратно на колени, из-за того, что Арсений дёрнул поводок на себя и сказал:       — На колени.       С него снимали ошейник. Арсений делал это медленно, постоянно задевая пальцами кожу и поглаживая её в эти моменты. Антон готов был ластиться к его рукам.       Когда ошейник оказался на журнальном столике рядом с анальной пробкой, Антону показалось, что сессия закончена. Он не стал самовольно подниматься и идти за одеждой, но ждал именно подобного приказа. Однако получил другой:       — Иди к окну, обопрись на подоконник ладонями. Будешь считать вслух.       — Что считать? — спросил, испугавшись, Антон.       — Удары, — снисходительно бросил Арсений, глядя на него сверху вниз, насмешливо подняв брови.       До Антона не сразу дошло, но когда дошло, он покрылся розовыми пятнами в лице и шее.       — Повторить, что тебе нужно делать?       — Нет, папочка, — ответил Антон, собравшись с остатком (очень маленьким) сил.       — Тогда исполняй.       Антон поднялся, пару секунд постоял, разминая ноги, и занял указанное ему место у окна, выставив вперёд для опоры ладони на деревянный лакированный подоконник. Тёмные шторы были раздвинуты по краям гардины, но на самом окне была натянута тёмная ткань, скудно пропускающая уличный свет, но отлично скрывающая смущённое лицо Антона. Он выпятил задницу, готовясь получать удары.       Первое, что случилось, он услышал звук лязгнувшей пряжки. Затем шорох проходящего между шлевок ремня. И последним перед первым ударом — пробный шлепок сложенного ремня по ладони Арсения.       Только после этой пытки звуками, Антон почувствовал первый тяжёлый удар, от которого вскрикнул, больно вцепившись пальцами в подоконник.       — Один, — выдавил он сквозь зубы, надеясь, что следующий удар будет более щадящим.       Ага. Конечно. Арсений ведь говорил, что после наказания Антону больше не захочется огрызаться и говорить не по делу на сессиях с ним? Антон на третий удар был полностью согласен с этим утверждением, очень согласен, так что сроднился с ним, прочувствовал его всей душой и пятой точкой. Особенно пятой точкой.       — Пять, — еле слышно прохрипел Антон.       — Сейчас будет ещё один штрафной, — сказал холодно Арсений. — Говори так, чтобы я слышал.       Антон взвыл, опустив голову. Он подумал сказать «красный» или «импра», но чувство, что это наказание, а не часть запланированной сессии, то есть то, чего он сам вызвал, заставило его всё стерпеть до конца.       — Шесть, — сказал он уже более чётко.       И дальше старался говорить так же, только стоять на одном месте было всё сложнее.       — Двенадцать, — взвыл Антон, заваливаясь на подоконник. Он и думать не хотел о том, как будет сидеть потом. Он хотел лишь одного — прекратить это. А себе прошлому сказать: «заткни пасть, сука».       — Встань, как было.       Антон выпрямил дрожащие руки, поплотнее обхватил подоконник, ожидая следующего удара. Он уже не помнил, сколько раз накосячил, сколько там должно было быть ударов. А ещё он боялся сбиться. И получить за это штрафной удар. Только не штрафные! Антон боялся их теперь, как огня. Потому что они шли по уже хорошо выпоротой заднице, то есть боль от этих сильных метких ударов, а рука у Арсения была пиздец какой тяжёлой, когда он хотел, удваивалась до невыносимого.       Удар.       — Тринадцать, — вскрикнул, зарычал, заскулил, застонал Антон, вновь заваливаясь на подоконник и тяжело, очень тяжело дыша.       — Это был последний. Сессия закончена. Можешь одеваться.       Антон рухнул на колени, лбом упёрся в стену под окном, и закрыл ладонями лицо, растирая слёзы.       — Чёрт, — выдохнул он, что сидело внутри. — Скажу я тебе лишнее слово теперь на сессиях.       Арсений подошёл к нему, остановился за спиной и усмехнулся.       — Значит, хочешь и дальше проводить со мной сессии? А кто там говорил, что сбежит?       — Я уже получил за это, — со стоном ответил Антон, наконец выпрямляясь. В уголках глаз до сих пор было влажно, двигаться ему не хотелось совсем. Только лечь на живот и испариться на пару часиков из этой вселенной.       — Получил, — согласился Арсений и нежно провёл ладонью по спине. — Молодец, Тош. Хорошо выдержал. Хочешь обниму?       Антон подумал бы раньше, ещё до сессии, что это звучит плохо, а от Арсения так вообще будет дико подобное услышать, но сейчас он только согласно кивнул, повернулся к нему и упал на колени, прям в его приглашающе распахнутые руки. Арсений обнимался очень чувственно и аккуратно, не надавливая на болезненные участки, гладил по спине и волосам, немного массажировал кожу головы. Антон пободался о его шею носом и, как ребёнок, боящийся, что его маленькую шалость заметят, оставил лёгкий поцелуй.       А Арсений заметил и усмехнулся.       — В губы слабо, Тош?       Антон фыркнул, повернул к нему голову, они столкнулись носами. Слишком близко. Глаза Арсения, искрящиеся теплотой и подначивающие, смотрели прямо на него. Даже скрыв их веками, Антон всё равно видел их отпечатки в темноте, а затем ощутил губы Арсения на своих. Целоваться с ним было балдёжно. Сухие губы позволяли себя оттягивать, накрывать их, касаться самого кончика. Языка никто из них не вводил, и так было чрезмерно тепло. Антона вновь начало клонить в сон, он боднулся лбом Арсению об подбородок, сдерживая зевок.       — Пойдём, котёнок, тебе нужно полежать.       — Слушаюсь и повинуюсь, — выдохнул, шутя, Антон.       — Мой котёнок, — усмехнулся Арсений и, обхватив пальцами его подбородок, чтобы удобнее подвести к своему лицу, он поцеловал, почти чмокнул, Антона в губы. — Пошли. У меня отпадная кровать. Я тебя на ней как-нибудь выдеру.       — А шанс выдрать тебя на ней у меня есть?       — Почему бы и нет? — повёл плечами Арсений. — Вставай, давай, или ты на полу будешь отдыхать?       — Мне так лень, — протянул Антон.       — Штрафной?       Антон вскочил раньше, чем понял, что у них закончилась сессия и, бурча под нос ругательства в сторону смеющегося Арсения, направился в спальню.       Какой день. Пиздец какой-то.       Ладно, ему понравилось. Хорошо, что не зассал на этот раз.