𝐏𝐱𝐚𝐧 𝐥𝐢𝐯𝐮 𝐭𝐱𝐨 𝐧𝐢'𝐚𝐰 𝐨𝐞 𝐧𝐠𝐚𝐫𝐢

Краски перед глазами Нера’нак смешиваются, превращаясь в единое грязное полотно, и она вытягивает руку в попытке ухватиться хоть за что-нибудь. — Oel fìtseng lu, — доносится до ее ушей едва слышный, далекий голос Мукаты, и старая женщина чувствует, как ее подхватывают под локти, пытаясь вернуть в исходное положение, — kempe kame nga? — Ke'u, — все, что старая Нера’нак смогла сказать. Возможно, Онанту и Муката говорили что-то еще, но она уже их не слышала, полностью погруженная в начавшее проясняться видение. Постепенно разноцветные пятна перед глазами стали пропадать, уступая место разным оттенкам зеленого. Пятна расползались перед глазами, принимая очертания листвы, крошечных травинок и мягкого мха, покрывающего толстые, торчащие из земли корни многовековых деревьев, чьи гигантские кроны уходили высоко в небо и терялись в далеких облаках. Она в лесу. Неожиданно до ее ушей доносится чей-то плач, который с каждым разом становится все громче и громче, словно кто-то очень быстро приближался к ней. В какой-то момент плач стал настолько громким и невыносимым, что Нера’нак закрыла руками уши, лишь бы не слышать этот вой. Кто бы это ни был, он не плакал, а именно выл, словно его настигло какое-то большое горе, которое больше никому не дано понять. Лес перед ее глазами начинает плыть, и она пытается опереться на находящийся рядом ствол дерева, но тот изгибается и пропадает, смешиваясь с остальными растениями ее видения. Полотно снова меняет свой цвет, из зеленого превращаясь в ярко-розовое, после чего женщина оказывается в другой части леса. Перед собой она видит большое углубление, в центре которого находится огромное дерево. Utral aymokriyä. Его корни расстилаются по всему углублению, плавно взбираясь вверх и уходя в землю уже где-то за его пределами. Они переплетаются между собой, создавая сложные узоры и излучая тихое, мягкое свечение. — Ma Sa’nok, — Нера’нак и сама не знает, как оказывается у самого подножия Священного дерева. Она еще раз оглядывается по сторонам, пытаясь понять, откуда доносится голос. Словно из-под земли, перед ней вырастает высокая женщина в странном, слишком пестром одеянии. Она опускается на колени перед Эйвой и прикладывается лбом к одному из выступающих над землей корней, пряча в мягком мхе свои слезы, — Lumpe? Pelun oel längu? И снова этот вой. Нера’нак снова закрывает уши и сгибается, словно от этого ей станет легче. Возможно, это подействовало, потому что вскоре крики начали утихать, сменяясь странным звуком, который старой женщине раньше не доводилось слышать. Она бы сравнила этот звук со стуком мелких ракушек, которые Онанту часто любил перекладывать из руки в руку. Неожиданно все замирает, и старейшина принимает прежнее положение, чтобы проверить, закончилось ли ее видение. Над головой медленно и бесшумно пролетает светящееся семя Дерева голосов. Оно аккуратно маневрирует между длинными тонкими ветвями дерева и опускается к его корням. Резкая вспышка заставляет Нера’нак закричать и отскочить назад. Нога предательски цепляется за выступающий из земли корень дерева, и женщина падает на спину, больно ударяясь локтем о близлежащие камни. Руку неприятно саднит, но старая Нера’нак словно не замечает этого, неспособная отвести глаз от странной картины. Достигшее корней священного Дерева семя светится и извивается, меняя свою форму и превращаясь в нечто странное. Становится слишком громко, и Нера’нак кажется, что она в один момент слышит всё, что происходит на Пандоре. Пробирающее до дрожи рычание свирепого хищника, шелест зеленой листвы где-то очень высоко, стрекотание насекомых и топот копыт пали. До ее ушей доносятся радостные возгласы на’ви, и эти голоса ей абсолютно незнакомы. Женщина пытается разобрать, о чем именно говорят незнакомцы, но их крики тут же утопают в шуме прибрежных волн и урчании тысячи илу, которые разом смолкают, как только зубами клацает огромная налютса. В извивающемся семени Нера’нак видит очертание младенца. Маленький, не такой крепкий, как новорожденные клана Меткаина, и бледный, как свежевыброшенные на берег ракушки. Он кричит и продолжает извиваться, становясь все больше и больше, пока не превращается в ребенка, а громкий плач не сменяется заливистым смехом. Бледный силуэт вытягивается, и перед Нера’нак предстает худой подросток, который тут же падает на колени и начинает неистово кричать, хватаясь руками за ближайший корень дерева. Бледные тонкие руки покрываются чем-то красным, и в нос тут же ударяет неприятный запах. Это была кровь. По коже проходит неприятная волна мурашек, когда они с Нера’нак встречаются взглядами. Она уже видела эти серо-фиолетовые глаза. Очередная вспышка света слепит женщину, и она прикрывает глаза руками, проваливаясь в темноту. — Kempe äìrmie? — глаза неприятно режет от дыма трав. Женщина хочет встать, но ей не дает ладонь Онанту, покоящаяся на ее груди, — Mawey, ma Nera'nak, ftang nga. — Na'rìng ke ayspono, — обрывки недавнего видения непривычно быстро стираются из памяти, превращая рассказ женщины в набор бессвязных слов, — tuté, Eywa, atokirina', 'evi, aymokri nìtxan txampxì, hrrap lu. Онанту задумчиво дергает ушами и наклоняется вперед, почти припадая к груди Нера’нак. — Я впервые за долгое время чувствую, что ты боишься, — уязвленная подобным высказыванием, женщина аккуратно отпихивает от себя слепого на’ви и принимает сидячее положение, — неужели сын вождя так напугал тебя? — Вот еще, — она пересаживается ближе к выходу из хижины, всем своим видом показывая мужчинам, что разговор окончен. *** — И она принесла мне пару вот таких перламутровых ракушек… — Окмайя выкладывает на плетеный пол маруи разноцветные ракушки, добытые ее старшей сестрой на охоте возле рифов, — …а вот эти лучше вплести в волосы… Моран изо всех сил старается хотя бы делать вид, что она слушает подруг, но ее мысли раз за разом возвращаются к той неловкой встрече у моста рыбаков. Девушка снова прокручивает в голове этот момент, представляя, сколько всего она могла бы ему сказать. Волнение прошло, теперь она чувствовала лишь вину за то, что так и не смогла поговорить с Аонунгом. Просто ушла, понадеявшись на завтрашний день. А если она всё же неправа? Вдруг со стороны сына вождя это не более чем простая вежливость? Моран рискует потерять его расположение, он и так в последнее время ведет себя достаточно странно, словно пытается избежать общения с лесной девушкой, заставляя ее копаться в себе и искать причину столь резкой смены его настроения. Была бы рядом милая Укавла, она бы обязательно помогла Моран, ведь больше всего на свете ей хотелось, чтобы ее названная дочь была счастлива. Особенно сильно лесной девушке последние пару дней стало нехватать Киралу, которая, хоть и не отказалась бы поддразнить сестру из-за странной влюбленности в принца Ава’алту, но в нужный момент поддержала бы ее и направила, как делала это всю жизнь. От воспоминаний о любимых на’ви неприятно защипало глаза, и девушка откинулась на стоящие за ее спиной корзины, едва запрокидывая голову. Меньше всего ей хотелось, чтобы другие видели ее слезы. Хвала Великой Матери, девочки не особо обращали на нее внимания, занятые разговорами о чем-то более важном. — …Атан даже не намекнул Куцати, что она ему нравится, вообще никак! — Окмайя, ты слишком много болтаешь! — Ну а в чем я не права? Мимо лица Моран пролетела какая-то тряпка, вырывая ее из мыслей. Красная и явно чем-то недовольная Куцати сидела и сверлила взглядом удивленно хлопающую глазами Окмайю. Последняя явно не понимала, что такие смелые высказывания не доведут ее до добра. — Это тебя не касается, — предостерегающе говорит Дейшана, присаживаясь между ругающимися меткаинками, — Куцати сама разберется. — А ты, Моран? — девушка вздрогнула, услышав свое имя. Зная Окмайю, из ее рта могло вылететь что угодно, — Кого бы ты выбрала, если бы у тебя была возможность? — Возможность? — переспросила девушка. Иногда меткаинка задавала довольно странные вопросы, получалось у нее это лучше старой Укавлы. — Ну, просто ты лесная, — она бросила быстрый взгляд в сторону Циреи, которая всем своим видом намекала, что ей стоит замолчать, — я не думаю, что кто-то из Меткаина осмелится… ай! Принцесса Ава’алту не выдерживает и дергает подругу за волосы, чтобы хоть как-то заставить ее успокоиться, на что Окмайя обиженно надувает губы и принимается тереть голову. — Чтобы я больше такого не слышала! — Но Моран их больше не слушала. Окмайя права, на что она надеялась? Водному на’ви нужна подходящая женщина, тем более будущему вождю. Они с Аонунгом из абсолютно разных миров, поэтому здесь Моран всегда будет чужой, как бы сильно она ни старалась стать похожей на на’ви клана Меткаина, ей не будет места среди них. Не будет места рядом с ними. С ним, если быть точнее. Тогда есть ли смысл обсуждать что-то с Аонунгом? — Не обращай на неё внимания, — Цирея подсаживается ближе к подруге и приобнимает ее за плечи, невольно заставляя Моран расслабиться. Ей всегда было спокойно рядом с Тсакерем клана Мекаина, она была для нее тихой гаванью в этом незнакомом и странном мире. Убедившись, что лесная девушка ее слушает, Цирея аккуратно кладет голову ей на плечо и едва слышно произносит: — теперь ты Меткаина, мы одна семья. — Разве? — тихо спрашивает Моран, и Цирея удивленно дергает ухом, поднимая на нее глаза, — Окмайя права, я другая, это не изменится. — Окмайя слишком много говорит, — в такой же манере отвечает принцесса Ава’алту и переводит взгляд на девочек, которые продолжают выяснять отношения и обсуждать дальнейшую жизнь Куцати вплоть до самой старости, — не важно, как ты выглядишь, важнее, что у тебя в душе. Моран вздыхает и упирается щекой в макушку Циреи. Она сама бы хотела разобраться с тем, что происходит в ее душе. *** «Ты с ума сошел?» — Аонунг закатывает глаза и принимает лежачее положение, слегка свешиваясь с края лодки, — «Почему ты не дома?» «Случилось нечто страшное,» — будущий вождь лениво перебирает пальцами, из-за чего жесты выходят невнятными и небрежными, но его это не особо волнует, ведь духовный брат поймет его в любом случае. «Что произошло?» — Отто подплывает вплотную к лодке, не сводя со своего духовного брата золотистых глаз. Аонунг протягивает руку и так же лениво гладит тулкуна по грубой теплой коже. — Ты оказался прав. Отто недовольно щелкает пастью, заставляя лодку сильно покачнуться. Холодные капли попадают на разгорячённую кожу, от чего наследник клана Меткаина недовольно морщится и сползает вниз, прячась от разгневанного брата в лодке. «Объясни нормально, что произошло,» — Отто сильно обеспокоен поведением своего духовного брата. Аонунг всегда был импульсивен, но он никогда не сбегал из деревни посреди ночи. — Я много думал над твоими словами, — взгляд молодого на’ви устремляется к звездному небу, словно где-то там среди тысячи мерцающих звезд он все же сможет найти выход из сложившейся ситуации. Возможно, Аонунг и сам знал, что ему нужно делать, но никак не мог решиться, — кажется, она мне действительно… небезразлична. «Ты идиот, Ао,» — сын вождя недовольно фырчит в ответ, продолжая вглядываться в темноту ночного неба. Ничего страшного, Отто поворчит, но поможет ему, — «и чего же ты так испугался?» Чего же он так испугался? Аонунг и сам не до конца понял. Сначала ему казалось, что все дело в его родителях и статусе, который он получил еще при рождении. Будущий вождь. Это накладывало на него определенные обязательства, и одно из них — выбор достойной женщины для процветания его клана. Выбирали родители, выбирали старейшины, но выбрали неверно, и это сильно злило принца Ава’алту. Как можно было выбрать такую слабохарактерную девушку? Еще и влюбленную в такого же слабохарактерного недорыбака. Идеальная пара. Аонунг тяжело вздыхает и прикрывает руками лицо. Сам-то далеко ушел от них? Ему всегда казалось, что он перерос то время, когда еще можно чего-то бояться. В таком возрасте бояться уже стыдно, он считал себя бесстрашным на’ви, достойным звания будущего Оло’эйктана, но все пошло под откос тем роковым вечером, когда он надоумил Ротхо и других парней отправиться с ним за рифы. Именно тогда он и встретил ее. *** Из-за шторма вода была темной и мутной, поэтому наследник клана Меткаина действовал на ощупь, где-то расстегивая, а где-то просто ломая крепления, связывающие наездника с его летающим зверем. Сердце бешено колотилось, а воздуха в легких категорически не хватало. В приступе паники он забыл все правила погружения, но бросить просто так этого на’ви он не мог. Боковым зрением Аонунг замечает Ротхо, который пытался нащупать косу наездника, чтобы окончательно оборвать их связь с животным. «Всё,» — жестами показывает лучший друг, и принц Ава’алту, аккуратно перехватив на’ви поперек живота, поднимается на поверхность. Изначально ему показалось, что это ребенок, уж слишком хрупким и тонким было его тело, молодой на’ви боялся, что обязательно ему что-нибудь сломает, если сожмет посильнее. Уши тут же закладывает от шума волн, воя ветра и обеспокоенных голосов илу, преданно ожидающих своих наездников. Его илу понимает его без слов и тут же оказывается рядом, с готовностью подставляя свою спину. — Оно живое? — интересуется кто-то из парней, и Аонунг аккуратно разворачивает на’ви, используя для удобства спину своего зверя. Глаза парня с ужасом округляются, когда он понимает, что спас не ребенка, а девушку и, судя по всему, охотницу чужого клана. Он закидывает белоснежные волосы, собранные в мелкие тугие косички, на спину илу и припадает ухом к груди незнакомки, но не слышит ничего, и это пугает его еще сильнее. Его беспокойство передается Ротхо. — Что нам делать? — кричит парень, но его голос утопает в шуме волн. Аонунг все еще занят разглядыванием незнакомки, поэтому Ротхо хватает его за плечо в попытке привлечь внимание. — Надо довезти её до деревни, мама скажет, что делать, — наследник клана Меткаина даже не смотрит в его сторону, — подержи ее. Ротхо послушно делает то, что велит ему сын Тоновари, и Аонунг, пользуясь возможностью, быстро запрыгивает на спину своего илу, тут же протягивая другу руки, и тот без колебаний передает ему пострадавшую. — Nìwin, nìwin, — будущий вождь то и дело подгоняет своего илу. Первый шок прошел, теперь он боится лишь не успеть, — только попробуй умереть у меня на руках. Беспокойные океанские волны то и дело хлестали мальчишек по спине, заставляя их всем телом прижиматься к илу, чтобы иметь возможность лучше удержаться в седле. У Аонунга такой возможности не было, поэтому он сильнее ухватился одной рукой за крепление, второй рукой поддерживая под спину его новую попутчицу. «Кто она? Откуда здесь взялась? Что с ней делать дальше?» — слишком много вопросов, они вихрем крутились в голове будущего Оло’эйктана; он то и дело раздраженно дергал головой, словно это поможет ему отогнать их. Аонунгу казалось, что все его мысли стали настолько навязчивыми, что в какой-то момент начали застилась ему глаза, но он тут же с облегчением выдохнул, заметив вдалеке огонь костров Ава’алту. — Еще немного, потерпи, — сын вождя и сам не понял, кого пытался успокоить больше. Он настолько был поглощен дорогой домой, что пропустил мимо ушей крики друзей, которые пытались предупредить его о довольно крупной волне. Та нагнала их довольно быстро и накрыла всю группу с головой. Аонунг склонился над девушкой в попытке хоть как-то прикрыть ее от воды, но, учитывая, в каком месте они находились, все его старания закончились неудачей. От неожиданности он не успел задержать дыхание, и соленая вода, попадая в нос, начала сильно жечь, а хватка на креплении заметно ослабла. — Oel asim lu! — Ротхо тут же оказался рядом, чтобы не дать потонуть лучшему другу, но Аонунг принялся старательно отмахиваться от него, словно от назойливого детеныша илу. — Сам держись, skxawng, не хватало нам вместе потонуть! — Замолчи! — Ротхо оглянулся, чтобы оценить ситуацию, — Это была последняя! Аонунг был готов поклясться, что никогда не радовался так родному берегу Ава’алту, как сейчас. Ноги предательски утопали во влажном, еще теплом песке, из-за чего будущий Оло’эйктан злился и непроизвольно ругался на наречии рифовых на’ви. Он должен успеть. До хижины Тса’хик Аонунг бежал машинально, не обращая внимания на редких на’ви, которые встречались ему по пути. Ему абсолютно не было до них никакого дела, он бежал напролом, заставляя своих соплеменников удивленно вскрикивать и спрыгивать на ближайшие мосты. Пораженные таким поведением своего будущего вождя, они с любопытством вытягивали шеи в попытке разглядеть, куда он так торопится и что несет, но Аонунг быстро завернул за ближайшую хижину, ускользая от пытливых взглядов жителей Ава’алту. Вот оно, маруи Тса’хик Ронал. — Мама! — крикнул Аонунг, но этот крик тут же потонул в бешеном биении его сердца, отдававшим в уши неприятной пульсацией. В душе молодого на’ви теплилась надежда на то, что его мать все еще там. Уже вечер, она могла оставить свои занятия и уйти в их маруи отдыхать. Он очень этого боялся. У самого входа он чуть не столкнулся с со своим отцом. Значит, его мама тоже здесь. Великая Мать определенно была на его стороне. Вслед за вождем к сыну выбежала обеспокоенная Ронал и тут же застыла на пороге. Взгляд ее голубых глаз тут же упал на необычную незнакомку, которую ее сын держал на руках. — Ей нужна помощь, — мальчишка прижал уши к голове и испуганно посмотрел на родителей, — я не знаю, жива ли она. Тса’хик клана Меткаина с опасением протянула руку, аккуратно обхватывая пальцами до безобразия тонкое запястье. Этот жест отозвался в душе юного на’ви жутким раздражением, терпким и липким, словно древесная смола. Почему она медлит? Чего ждет? Он торопился, боялся не успеть, приложил все свои силы, чтобы донести ее, а она ничего не делает, лишь стоит и смотрит. Раздраженный вздох, непроизвольно вырвавшийся из груди Аонунга, выводит Ронал из раздумий. Женщина тут же отходит, запуская сына в маруи. — Клади сюда, — Аонунг забегает внутрь и аккуратно укладывает девушку туда, куда указывает мать. Самодельные фонари, расположенные в разных углах маруи, освещали его тусклым голубоватым светом, помогая юноше не споткнуться о лежащие на полу миски. — Уходите, уходите! — недовольно прошипела Тса’хик, бесцеремонно выталкивая мужа и сына из хижины. *** — Сначала я испугался, что не успею, — тихо произнес сын вождя, продолжая разглядывать звездное небо. Каждое слово давалось ему безумно тяжело, но он и сам до конца не мог понять, для кого из них двоих старался больше, — отец сильно ругался тогда, хотя я ничего плохого не сделал…не сделал же? «Нет, Ао, ты оказался в нужном месте в нужное время, того хотела Великая Мать,» — Отто всегда понимал его. Наследник клана Меткаина часто думал об этом, но его родители, как оказалось, придерживались другого мнения на этот счет. — Потом… *** Аонунг видел этих животных всего пару раз, да и то издалека, предпочитая не приближаться к ним и не заводить новых знакомств. Они медленно подкрадывались ближе, угрожающе щелкая зубастой пастью, и его рука инстинктивно легла на каменную рукоять ножа. — Не надо, — теплая тонкая рука тут же касается его плеча. Удивительно, но это движение действительно остановило сына вождя, — знаешь, в чем разница между тобой и стаей нантангов? Парень вопросительно вскинул брови, не сводя глаз с медленно подкрадывающихся к ним животных, которые явно были настроены не очень дружелюбно. Где-то глубоко в груди разрасталось болезненное напряжение, мешающее юному на’ви спокойно сидеть. Их слишком много, вдвоем они не выберутся. — С ними можно договориться, — она серьезно? В этот момент Аонунг был готов задохнуться от возмущения и безысходности от сложившейся ситуации. — Если останемся живы, возьму веревку и привяжу тебя в хижине. Чем меньше ты двигаешься, тем меньше у меня проблем, — взгляд голубых глаз бегал из стороны в сторону. Он пытался уследить за каждым нантангом, который находился на этой поляне. Парень бросил мимолетный взгляд наверх. Кроны деревьев над их головами переплетались друг с другом, напоминая ему потолок родного маруи. Моран могла с легкостью забраться наверх, эти звери не выглядели так, словно могли бы последовать за ней. А что делать ему? От пары таких он, скорее всего, отбился бы, но их слишком много, а где-то за их спинами группа рифовых на’ви собирала плоды и даже не подозревала о том, что им самим вскоре могла понадобиться чья-то помощь. Неожиданно для него Моран подалась вперед, медленно направляясь в сторону недовольных зверей. Аонунг негромко выругался и схватил девушку за тонкий белый хвост, наплевав на все правила приличия. Он не даст умереть этой глупой лесной девчонке. Но ему пришлось довериться этой ненормальной. Мог ли он назвать себя нормальным после этого? Определенно нет. Аонунг внимательно следил за каждым ее движением, одновременно с этим пытаясь унять дрожь в собственном теле. Рука снова потянулась к охотничьему ножу на поясе, но он до последнего надеялся на Моран. Она наверняка знала, что делала. Ему стоило больших усилий не сорваться с места, когда зверь подходил к Моран слишком близко. Пальцы с каждым разом все сильнее впивались в рукоять самодельного ножа, стоило животному угрожающе зарычать или неосторожно шагнуть навстречу лесной девушке. — Вставай. Он не помнил, что было дальше. Не помнил, как они бежали по лесу от диких разъяренных нантангов, не помнил, как крепко держал ее за руку, чтобы эта глупая лесная девчонка не упала и не стала закуской для этих недружелюбных зверей. Действительно не помнил или не хотел помнить? *** — Потом я боялся, что не справлюсь, — полушепотом произнес сын вождя. Грудную клетку неприятно сдавливает, и он делает глубокий вдох, чтобы избавиться от этого неприятного ощущения. Ему было тяжело. Он никогда не любил заниматься самокопанием, тем более озвучивать их результаты кому-либо. Принц Ава’алту чувствовал себя ужасно глупо, но продолжал бороться с собой. Он не может бегать от себя вечность, рано или поздно ему придется заглянуть туда, куда так не хотелось, чтобы понять, кто он и чего хочет на самом деле. Одна его часть просила сдаться, раз за разом повторяя, что этот союз невозможен. Судьба Оло’эйктана подразумевает следование устоявшимся правилам и традициям клана. Это безопасность его народа. Как отреагируют на это родители? Старейшины? Другие на’ви? Аонунг дергает ушами и болезненно жмурится. А чего хочет он? Что он чувствует? Почему он должен страдать и отказываться от того, кто ему дорог? Ради чего? Ради чужого уважения? Разве одобрение родителей и старейшин клана стоит того, чтобы страдать всю жизнь? Разве он хочет всю жизнь делать вид, что у него все хорошо? «Но при этом ты не побоялся умереть,» — после слов Отто Аонунг машинально касается рукой груди, кончиками пальцев ощущая шершавую поверхность бинтов, крепко стягивающих его грудную клетку, — «ты можешь попытаться забыть, но шрамы будут каждый день напоминать тебе о том, за кого ты был готов отдать жизнь.» — Мне не было страшно, — хрипло отзывается сын вождя, — я ни о чем не думал тогда. Это было то, что я должен был сделать. «Как и сейчас,» — Аонунг неловко поджимает губы и поворачивает голову в сторону Отто, но его взгляд натыкается на деревянный бок лодки, — «ты просто должен это сделать.» — А если она меня не примет? «А если примет? Ты никогда не узнаешь, если не попробуешь, Ао.» Неприятная волна мурашек прошла по телу будущего вождя, и его невольно передернуло от осознания неизбежности данного разговора. Эхом в памяти отозвались обрывки фраз, брошенные когда-то мудрецом Онанту: «Страх и неуверенность убивают Оло’эйктана. Не слушай же никого, делай так, как считаешь нужным…» Еще один глубокий вдох. Он уже выбрал. Уже давно. Голос разума кричал ему — либо он сделает это сейчас, либо не сделает уже никогда. — Ты прав, Отто, надо попытаться. *** Впервые я была рада тому, что девочки ушли, а я наконец осталась одна. В голове вертелась куча мыслей; они то сбивались в рой, то бросались врассыпную, оставляя после себя лишь неуютную пустоту, чтобы потом так же внезапно вернуться вновь. Неприятное ощущение горькой смолой растекается где-то внутри, и я аккуратно кладу руку на грудную клетку, словно этот жест мне хоть как-то поможет. Это, конечно же, не помогает, из-за чего на душе становится еще паршивее. Так нельзя. Мы слишком разные, это невозможно. Мне незнакомы традиции жителей Ава’алту. Не в той мере, чтобы стать Тса’хик. Я все испорчу. Подведу его. Делаю глубокий вдох и закрываю глаза, чтобы в очередной раз погрузиться в воспоминания. *** В воздухе витал запах нагретого за день мха и мокрых камней, а до ушей доносился звук журчащей воды. Я сидела у небольшого лесного озера, куда часто приходила, чтобы помыть только что созданные украшения. Занятие монотонное и скучное, поэтому на помощь мне всегда приходила Камау. Девушка сидела рядом, вытирая вымытые костяные украшения грубой плетеной тканью. — Вот скажи, — она слегка наклонилась вперед, разглядывая узоры на новом ожерелье, — что ты планируешь делать после Охоты? — Сложный вопрос, — каменная рукоять для ножа в моих руках тяжелая и покрыта множеством сложных узоров, из-за чего возиться с ней пришлось дольше, — отец дал добро на мой поход к Икнимайе с Бейда’амо. — Бейда’амо? — переспросила Камау, отвлекшись от своего занятия, — Тот самый Бейда’амо из клана Типани? Слава о нем разлетелась далеко за пределы его родного клана, даже Анурай признавали его лучшим воином из всех ныне живущих. Помимо силы он славился своим умением обращаться с икранами, и я была очень рада, что он согласился лично сопроводить меня до их гнезд. — Да, он согласился помочь мне, — я до сих пор не могу поверить, что это не сон, — я выберу себе икрана и смогу охотиться вместе с Рай’уком и Киюной. — Опять Рай’ук и Киюна, — подруга недовольно закатывает глаза и убирает высушенное украшение в небольшую плетеную корзину, — у них один мир на двоих, Моран, они приходят домой только чтобы поесть и поспать, в остальное время их вообще не видно. — Разве это плохо? Камау едва слышно цокает и забирает у меня из рук очередное украшение. — Они одни из старших охотников. Мой отец говорил, что Энток ими недоволен. — Не у всех на’ви Анурай есть такая связь, как у них, — подруга тяжело вздыхает и укоризненно мотает головой. — Рано или поздно этой связи суждено оборваться, у каждого из них будет своя семья. Не могут брат с сестрой жить вот так бок о бок до самого конца. — Не начинай… — Что происходит? — мы одновременно вздрагиваем от неожиданности и оборачиваемся, чтобы рассмотреть нарушителя нашего спокойствия. Этим «кем-то» оказался Отаму. Он ловко спрыгнул с ветки дерева и сел рядом, закидывая мне на плечо тяжелую руку. — Выбираем Моран пару? — в его золотистых глазах загораются насмешливые искорки. Я недовольно морщусь и дергаю его за косичку, которая выбилась из наспех завязанного хвоста и лезла ему в глаза, — Ай! За что? Парень дергается и принимается убирать косичку в хвост, не сводя с меня недовольного взгляда. — Да, — игриво произносит Камау и пихает друга локтем в бок, — есть кто-то на примете? — Пока нет, но ты не переживай, — он снова подвигается ближе и приобнимает меня за плечо, — мы выберем тебе самого достойного… — Лучшего из лучших, — подхватывает Камау, и они оба начинают смеяться, глядя на то, как розовеют мои уши и щеки. — Идиоты… — Моран, — тихо зовет меня парень. Я снова поворачиваюсь в его сторону и замечаю, что он находится настолько близко, что мы почти касаемся носами друг друга. Отаму даже не мограет, лишь продолжает завороженно на меня смотреть, — Моран… *** Открываю глаза и встречаюсь взглядом с чужими. Бирюзовые, с темно-голубым ободком. Это был Ротхо. Парень сидел у изголовья моей лежанки, согнувшись надо мной в три погибели. — Моран, — тихо зовет меня друг. — Что? — так же шепотом отвечаю ему, словно мы обсуждаем что-то очень сокровенное и здесь есть кто-то еще, кто может нас подслушать. Услышав ответную реакцию, он удовлетворенно дергает ушами и обходит меня, усаживаясь рядом. — Мы потеряли Ао, — это было последнее, что я ожидала услышать от Ротхо посреди ночи. Слегка приподнимаюсь на локтях, чтобы лучше видеть сидящего рядом парня. Он не шутит? — Что значит «потеряли»? — Ротхо неловко поджимает губы и пожимает плечами. По нему было видно, что в этот раз он действительно не знает, где носит его лучшего друга. — То и значит, — молодой на’ви опирается на руку и принимает полулежачее положение, чтобы находиться со мной на одном уровне, — после его встречи со старейшинами мы должны были с ним вместе пойти домой, но я его нигде не нашел. — Может, он уже дома? — в ответ Ротхо отрицательно мотает головой. — Пришла Цирея, сказала, что домой он не приходил. Ронал и Тоновари волнуются. По спине пробегает волна мурашек, а сердце начинает биться чаще. Где его носит так поздно? В памяти всплывает наша последняя встреча. Я видела его около моста рыбаков на пляже. — Последний раз он был на пляже, — Ротхо замирает и, кажется, перестает дышать, — он спрыгнул в воду, больше я его не видела. Парень устало вздыхает и поднимается на ноги. — Куда ты? — Искать его. — Я иду с тобой. Ротхо не стал отговаривать меня. Наоборот, он был рад предложенной мною помощи, хоть наследника клана Меткаина искала уже половина деревни. Вместе c Ротхо мы заново обошли весь пляж и часть деревни, но не нашли абсолютно никаких следов будущего вождя. Как сквозь землю провалился. — Его илу на месте? — Илу на месте, — кивает Ротхо, спрыгивая с одного плетеного моста на другой, — он бы не смог уплыть на нем в таком состоянии, — парень оборачивается и протягивает мне руку, помогая спуститься вниз. Спину внезапно обдает холодом, но в Ава’алту сегодня на удивление безветренная ночь. Повинуясь своему внутреннему чутью оборачиваюсь и встречаюсь глазами со старой Нера’нак. Она стояла на несколько мостов выше, опираясь руками на массивный деревянный посох, увешанный разноцветными ракушками и мелкими рыбьими костями. Как я и думала, женщина была довольно высокого роста, даже несмотря на то, что немного сутулилась. Ее лицо не выражало ничего, кроме недовольства и презрения, пока взгляд ее бесцветных глаз пытался прожечь во мне дыру. — Куда ты смотришь? — Ротхо тоже оборачивается, но, заметив одну из старейшин клана Меткаина, приобнимает меня за плечо, заставляя отвернуться от нее, — не смотри ей в глаза. — Почему? — парень проигнорировал мой вопрос и слегка подтолкнул меня, намекая на то, что лучше нам побыстрее скрыться с глаз этой крайне недружелюбной женщины. Мы побродили по деревне еще немного, но так и не смогли найти ничего, что могло бы помочь нам отыскать неугомонного сына Тоновари. Чем дольше продолжались поиски, тем больше я начинала нервничать. С ним явно что-то случилось. От этой мысли меня невольно бросило в дрожь, и это не скрылось от глаз Ротхо. Парень аккуратно кладет руку на мое плечо, слегка сжимая его длинными тонкими пальцами. — Ты замерзла, — тихо говорит он, заглядывая мне в глаза, — иди в маруи, я сам продолжу. — Нет, — аккуратно убираю его руку со свего плеча, но продолжаю держать друга за запястье, — я пойду накину что-нибудь и вернусь к тебе, не уходи далеко. Молодой на’ви одобрительно кивает, и я со спокойным сердцем возвращаюсь в свою хижину, чтобы во что-нибудь обмотаться. Рядом с лежанкой в одной из плетеных корзин нахожу большой кусок разноцветной ткани, которую Цирея обычно клала на пол, когда сидеть было довольно холодно. Наспех накидываю ее на плечи и собираюсь уходить, но краем глаза замечаю какое-то пятно на полу рядом с одним из выходов. Мне не показалось, у выхода в океан на полу растеклась небольшая лужа, от которой тянулась цепочка из мокрых следов, уходящих в темноту хижины. Подтверждением моих мыслей служит пара светящихся глаз, наблюдающая за мной их неосвещенного угла маруи. — Ты с ума сошел? — в горле тут же пересохло, и я скорее хрипела, чем разговаривала. Хвала Великой Матери, этот придурок жив и частично здоров. Теперь, когда глаза привыкли к темноте, мне удалось разглядеть его получше. Аонунг стоял напротив, прислонившись плечом к одному из несущих бревен и скрестив руки на груди. Казалось, его совсем не интересовал тот факт, что из-за него на ушах стоит вся деревня, и это выводило меня из себя. — Ты понимаешь, что родители переживают за тебя? Все переживают! — он слегка морщит нос и недовольно дергает ушами, — Ты считаешь, что это весело? Аонунг дергается, словно только сейчас до него доходит, что он натворил своим внезапным исчезновением, но осознание происходящего так же быстро покидает его, как и всякое сожаление. — Моран, — его голос тихий и спокойный, из-за этого меня начинает трясти. Он поднял посреди ночи всю деревню, а теперь делает вид, что ничего не произошло? — Что с тобой вообще происходит? — он слышит мой недовольный тон, из-за чего прижимает к голове острые уши, а уголки его губ брезгливо дергаются, — Ты ведешь себя отвратительно! Будущий вождь тут же срывается с места. Он делает пару больших шагов и оказывается передо мной, хватая меня под локти, но это меня не успокаивает, лишь вызывает новую волну раздражения, из-за чего я недовольно дергаю ушами и пытаюсь скинуть с себя его руки, но это не помогает, хватка Аонунга лишь усиливается. — Прекрати! — начинаю шипеть, и наследник клана Меткаина толкает меня назад, пока я не упираюсь спиной в холодную стену хижины. — Это ты прекрати! — шипит Аонунг в ответ и наклоняется так близко, что мы почти соприкасаемся носами, — Замолчи и послушай! Мне хотелось высказать ему все, что я о нем в тот момент думала, но слова застряли где-то глубоко в горле, когда он медленно отпустил меня и оперся рукам на стену, сосредеточенно заглядывая мне в глаза.