402 метра адреналина

«Нельзя ожидать, что мир будет выглядеть светлым, если вы постоянно носите темные очки»

(Томас Стернз Элиот)

      Чонгук проснулся с чётким намерением сделать это. Время пришло. Уже завтра предстоит гонка, поэтому он должен быть готов как морально, так и физически.       Но оказавшись перед распахнутыми дверьми гаража, он не переставал мяться на одном месте, никак не решаясь зайти внутрь. Внутри неприятно что-то сдавливало. Он так давно здесь не появлялся, что сейчас невольно прощупывалось сомнение. А не поспешил ли он? Правда ли готов?       Всё это время Чонгук пытался отгородить себя от того, что могло бы возродить в памяти те ужасные картины. Ему всё ещё сложно и горько, но он хотел. Хотел снова вернуться к тому, что делало его счастливым. Вновь почувствовать забытые эмоции, что окрыляли до небес. Отбросить удушливый страх и, наконец, переступить черту, за которой испариться та серость, что окружала его ныне. Возможно, ещё не время. Возможно, он вообще пожалеет об этой затеи. Но попробовать он был обязан.       Зайдя в ярко освещённое помещение, Чонгук минул Мерседес отца и подошёл к Ямахе, что сейчас была прикрыта чёрной тканью. С неуверенностью и в то же время интересом он по кругу обошёл байк, получше осматривая обтянутые грубой материей очертания. Целый год он не подходил к нему ни на шаг. Случившееся настолько отбило желание видеть и прикасаться к этой вещи, что пришлось запереть её в гараже и не сметь больше приближаться.       На самом деле Чонгук всем своим существованием обожал езду. Ему до одури нравилось выжимать бешеную скорость и каждой клеточкой чувствовать врезающиеся иголки холодного воздуха. Он трепетал от риска и опасности, что ровнялись к настоящему безрассудству. Он грезил о порции сводящего с ума адреналине, что словно наркотик растекался по разгорячённым венам и даровал неимоверный экстаз. Но что больше всего накрывало с головой, так это пересечение заветной белой линии. Исключительно первым.       Испытуемое было несравнимо ни с чем. Ничего сильнее, острее и безумнее он не ощущал. Для него гонки являлись не только способом скоротать время и потешить собственное эго, приходя из раза в раз первым. Это было то, с помощью чего рассеивались душевные тревоги и хоть на время забывались будничные заботы. Гонки — его личный кислород, надышаться которым не хватит и всей жизни.       Но всё это было раньше. Это было до. Все мечты и надежды разрушились в один день. Боль, ненависть и страх не позволили сесть за байк и, как ни в чём не бывало, продолжать гонять. Теперь это казалось слишком опасным и чересчур рискованным. Оказывается, один неверный шаг, одна неосторожность, единая непозволительная вольность — и в итоге можно лишиться всего того, что имел и мог бы ещё иметь. Для того чтобы всё разрушить, хватало и одной секунды, а чтобы возобновить рухнувший мир заново, может оказаться мало и целой вечности.       Раньше Чонгук не придавал этому значения. В то время он был самым безрассудным человеком в мире, который не понимал ценности жизни. Считая, что мнимая опасность никогда не станет реальной, ради эфемерных ощущений он не страшился рисковать собой, напрочь забывая, что плата за подобное удовольствие может оказаться слишком высокой. Это как любая из зависимостей: поначалу ты непоколебимо уверен, что у тебя всё под контролем, поэтому бояться того страшного, что случается с подобными тебе не стоит. Но со временем ты не замечаешь, как ради головокружительного удовольствия забываешь о том самом контроле и позволяешь то, чего нельзя было допускать. В конечном итоге ты заканчиваешь точно так же, как и все те, кто поддался непростительному легкомыслию.       Увидев собственными глазами последствия этой беспечности, Чонгуку довелось переосмыслить многие вещи, в том числе и свою жизнь. В одно мгновение розовые очки слетели, а затем наступило запоздалое осознание. Вследствие этого пришлось изменить закоренелые привычки, пересмотреть своё мировоззрение и даже поменять планы на будущее.       После случившегося Чонгук зарёкся появляться на дорогах и хоть как-то сталкиваться с тем, что могло напомнить о самом худшем дне. В один миг его беззаботная жизнь превратилась в бессмысленное существование. Он до сих пор ощущал отголоски той боли, что каждый день выжигала нутро и оставляла изуродованную ожогами пустоту. И хоть время шло, хоть на лице изредка появлялась улыбка, но душа всё также тосковала и умывалась горькими слезами.       Но дороги тянули к себе, словно магнитом. Как бы он не пытался отогнать навязчивые мысли, но в итоге они взяли вверх. Спустя пять месяцев после произошедшего Чонгук впервые решился поприсутствовать на гонках. Оказавшись среди былой атмосферы, завидев десятки байков, услышав любимый звук мотора — одновременно затерзало сомнение и проснулось сладостное предвкушение.       Только в голове пролетела мысль, что у него получиться преодолеть давящий страх, но сразу же после сорвавшихся с мест гонщиков, Чонгука одолел прежний ужас, заставив трусливо сбежать. Он не помнил, как добрался домой, но первое, что он сделал, так это зашёл в гараж, взял попавшийся молоток и начал громить свой байк. Рассудок затопил непроглядный туман. Перед глазами стояло красное марево. И если бы не находящийся поблизости отец, от Ямахи осталась бы груда металла. Всё-таки он не смог. Всё-таки было ещё не время.        Чонгук вернулся к размеренной жизни и на время забыл об этой затеи. Но спустя полтора месяца он снова появился на очередном заезде. В этот раз было не менее тяжело, но, по крайней мере, он не сбежал и даже дождался конца.       Каждый последующий раз давался легче предыдущего, и в какой-то момент Чонгук понял, что мог без былой паники и тревоги спокойно присутствовать на гонках. Но только присутствовать. Самому же поучаствовать он не мог ещё долго. Чонгук не перестал любить гонки, но страх оказался сильнее.       Наконец, спустя целый год ему заметно полегчало. Конечно, не на сто процентов. Шрам затягивался медленно, а для полного восстановления требовалось больше времени. Но Чонгук был рад и этому. По сравнению с тем, что доводилось переживать раньше, сейчас было в разы проще. Альфа знал, что к прежнему образу жизни вряд ли вернётся. Теперь к нему пришло осознание всей ценности и скоротечности бытия. Хотелось уже окончательно отбросить сожаления и неуверенность и снова зажить нормальной, наполненной красками жизнью.       Что ещё подтолкнуло к долгожданному возвращению, так это слова Тэхёна. Это был словно знак, зеленый свет, не воспользоваться которым Чонгук не имел права. По правде говоря, к личному желанию прибавлялся интерес посмотреть на отличающегося самоуверенностью омегу. Но при любом раскладе на этих дорогах Чонгук был и оставался лучшим. В собственной победе он никогда не сомневался.       Стянув резким движением плотную ткань, Чонгук то ли от восторга, то ли от испуга завис. Перед ним стояла внушительного размера Ямаха, окрашена в полностью чёрный матовый цвет. И лишь две белые вертикали украшали обратную сторону рулевого управления. На таких байках, как этот, разъезжали не только любители адреналина, решившиеся побаловать себя подобной покупкой, но и профессионалы гоночных треков. У любого, кто завидел этого железного зверя, вмиг спирало дух от той красоты и мощи, которую он источал. Вот и Чонгук, покорённый им ещё в семнадцать лет, решил, что когда-то и сам будет на нём разъезжать.       Как только он получил права, родители осчастливили сына и подарили на его девятнадцатилетие ту самую Ямаху. Вместе с приобретением байка Чонгук будто обрёл и смысл жизни. Особенно ему запомнился последний год старшей школы, который отпечатался в памяти самым ярким пятном. В то время он совместно с друзьями и начал гонять по улицам, впервые распробовав сладостный вкус драйва.       С каждым новым днём нешуточный азарт разрастался всё больше и заполнял своим безумием душевные пустоты. Чонгука ничего не страшило. Он неистово жаждал испытать острые ощущения. Хотел почувствовать, как скопившаяся внутри энергия свободной птицей вырывалась на волю. Вот так он и нашёл себя в уличных гонках, еженедельно участвуя в заездах и соревнуясь за место лучшего. И уже спустя несколько месяцев он завоевал своё место под солнцем, а имя Джей Кея, как лучшего гонщика Сеула, до сих пор оставалось на слуху у каждого здешнего байкера.       Казалось бы, что могло быть прекрасней, когда нашёл увлечение по душе? Что могло быть идеальней, когда проживаешь жизнь на полную катушку в окружении любимых друзей? На тот момент Чонгук был действительно счастлив. Он думал, что так будет всегда. Но всем известно, что хорошему рано или поздно свойственно заканчиваться. Мечта добраться к слепящему солнцу и прикоснуться к сверкающим звёздам обернулась в горстку пепла. Взлетев слишком высоко, его неокрепшие крылья безжалостно опалились огненными лучами, вынудив больно рухнуть на землю. Снова подняться ввысь хотелось до дрожи, но страх обжечься прятал это желание в задворки сознания и подталкивал как можно дольше оставаться в кромешном мраке, где бы не было и намёка на разрушительный свет.       Протянув подрагивающую руку к Ямахе, Чонгук невесомо огладил холодный пыльный металл, ощутив под ладонью родную гладкость. Долго не думая, альфа пододвинул подножку и вывел байк на улицу. Смотря на отбивающиеся на матовой поверхности весенние лучи и ловя солнечные зайчики, что, словно россыпь бриллиантов, игрались на небольших зеркалах, сердце зашлось в восторженном трепете. Крупицы сомнения и тревоги постепенно улетучивались, а вместо них Чонгук услышал отголосок былого желания снова встретиться с манящим светом.

***

      Перед тем как снова сесть за байк, Чонгук решил оповестить об этом родителей. Теперь он старался ничего от них не утаивать и по возможности делиться всеми важными новостями. Но только озвучив своё решение, те с неприкрытым шоком уставились на него во все глаза. Папа оторвался от разглядывания своих эскизов, а отец, подняв очки на лоб и нахмурив густые брови, отложил газету. Даже младший брат Юнхо, что постоянно копался в своём телефоне, застыл в неверии.       — Ты с ума сошёл?! — затянувшуюся тишину прервал возмущённый возглас папы. — О чём ты вообще говоришь?! Уже забыл, что случилось год назад? Забыл, как после трагедии не мог ни спать, ни есть, ни жить?       Не успел Чонгук и рта раскрыть, как его прервал басистый голос отца:       — Сын, ты знаешь, я всегда разделял твоё рвение. Молодость и всё такое — я всё прекрасно понимаю. Несмотря на наше с папой волнение, лично я никогда не запрещал тебе этого. Да и лишнего повода усомниться в тебе ты не давал, поэтому я и позволял тебе многое, — альфа говорил негромко, но с каждым последующим словом тон приобретал нотки стали. — Но сейчас другая ситуация. Случилось то страшное, что и сломало тебя. Да и не только тебя. Поэтому, сын, не спешишь ли ты? Всё-таки твоё душевное состояние оставляет желать лучшего. Я это говорю не только как твой отец, но ещё и как врач.       Чонгук знал, что так будет. Реакция папы ничуть не удивила. Он всегда был тревожным, а тема гонок и вовсе водила его в состояние невроза. С отцом же было проще, тот действительно разделял его увлечения, лишь просил быть осторожнее. Хотя на самом деле Чонгук не всегда исполнял его просьбу, но знать ему об этом не стоило. Теперь это всё неважно. Отныне он будет особо осмотрителен, ведь осознание ценности жизни, которая по итогу могла оказаться удивительно короткой, не позволит попусту рисковать собой, как было это раньше.       Чонгук был уверен и в себе, и в своём душевном состоянии. Конечно, он не забыл о той жуткой трагедии. Она до сих пор являлась в страшных кошмарах, ежедневно напоминая об ужасной потере. Несомненно, его всё ещё не отпустило, а рана продолжала болеть, но он понимал, что так не может длиться вечность. Нужно выбираться из тугого кокона, в который он самолично себя заточил. Надо возвращаться к жизни и проживать её в своё удовольствие. А какой самый лучший способ преодолеть страх? Правильно, встретиться с ним лицом к лицу.       — Гук-и, я, конечно, обожаю твой байк и уже вижу, как однажды тебя обгоняю. Но ты точно в норме?       И мелкий туда же. Юнхо не меньше родителей переживал за брата. Чонгук ценил их заботу. Он любил свою семью, поэтому время от времени старался прислушиваться к их мнению. Но сейчас он не спрашивал у них совета. Он ставил их перед фактом, хотя получить одобрение тоже хотелось.       — Со мной всё хорошо. Я полностью уверен, — чётко заговорил он. — Я не пришёл к этому решению спонтанно. Я обдумывал его несколько месяцев. Ещё долго сомневался, копался и взвешивал все «за» и «против». И сейчас я уверенно могу заявить, что готов. Пожалуйста, поймите меня, а главное, доверьтесь. Я ни за что вас не подведу, ни за что не поставлю свою жизнь под угрозу. Я никогда не допущу чего-то подобного, потому что, к сожалению, урок был слишком поучительным, — от воспоминаний горло сдавило удушливым спазмом. — Не буду лгать, я не оправился до конца, мне до сих пор больно и сложно. Но и жить в постоянном страхе я тоже не могу. Чтобы начать двигаться дальше, мне необходимо через это переступить. Я очень хочу попробовать это сделать.       В просторной гостиной вновь повисла тишина, и лишь мерное тиканье часов разбавляло гнетущую обстановку. Чонгук не знал, что ещё говорить. Какие ещё подобрать слова, чтобы заверить родных?       — А я думаю, ты говоришь ерунду, — строго отчеканил папа. — Я вообще не понимаю, как после такого можно снова захотеть ездить на этом чёртовом байке! Как можно забыть, что из-за ваших идиотских гонок погиб человек! Как, Чонгук?! Господи, ты даже не представляешь, как я жалею о том дне, когда мы купили тебе эту груду металла! Хоть сейчас пойду и собственноручно его уничтожу!       В уголках серых глазах скопились слёзы. Лицо, что для своего возраста выглядело ещё молодо, раскраснелось от злости и переживания. Из-за сбитого дыхания фразы на конце обрывались. Хёнсо подошёл к Чонгуку ближе и, заглянув тому в глаза, скептически поинтересовался:       — Неужели тебе не страшно? Неужели перед глазами больше не всплывают те ужасные картины? Неужели ты перестал дрожать и впадать в панику только от одних воспоминаний? Ты ведь собственными глазами всё это видел. Или уже забыл о вдребезги разбитом байке, что полыхал огнём? Забыл о растёкшейся по асфальту крови твоих друзей? Забыл о собственном крике и плаче? И после всего ты собрался дальше на нём разъезжать?       Сдержать скопившиеся слёзы не хватило сил. Они мокрыми дорожками покатились по раскрасневшимся щекам и застелили вид на растерянного Чонгука.       — Видимо, урок оказался не настолько поучительным, — едко выплюнул он.       Чонгуку нестерпимо было смотреть на плачущего родителя. У него самого сердце разрывалось от той боли, что сейчас испытывал его папа. Он понимал его чувства. Каждый любящий родитель хотел защитить своих детей от всевозможных бед и уберечь от любой опасности. А опасность в этом случае действительно была. Жаль только, что Чонгук осознал её неотвратимые последствия слишком поздно. Но лучше уж поздно, чем никогда. Пусть хоть сейчас до него дошло, что у него нет и никогда не будет семь жизней. Пусть хоть так он станет ценить каждый прожитый день. То страшное, что произошло год назад, он навеки запишет себе на подкорку, как вечное напоминание о том, что смерть всегда шагала где-то рядом. Главное — не дать ей схватить тебя за руку.       — Пожалуйста, поверь мне, — всё, что получилось из себя выдавить.       Не переставая лить слёзы, Хёнсо не отрывался от сына, что так отчаянно просил ему довериться. Но страх за собственного ребёнка даже не думал отпускать.       Трагедия сломала всех без исключения, а Чонгука особенно. Хёнсо прекрасно помнил, как сложно ему было пережить случившееся. Как он страдал, убивался и винил себя. Как мучился от кошмаров, сутками запирался в комнате, не желая никого ни видеть, ни слышать. А ещё Хёнсо помнил, как было больно семье погибшего. Как их разрывало от горя и печали, когда они, склонившись перед открытой крышкой гроба, издавали душераздирающие вопли, глядя на своего мёртвого сына. А что может быть хуже, чем похоронить собственного ребёнка? Единственного ребёнка, что даже до двадцати не дожил. Для Хёнсо ничего хуже этого не существовало. Он души не чаял в своих детях, а мысль, что тогда он мог потерять Чонгука, выедала паразитическим червём. Родительское сердце не могло позволить подпустить его к этой опасности ещё раз.       — Знаешь, Чонгук, а я всё думал, что, если бы на его месте оказался ты? Что бы мы делали, если бы тогда разбился именно ты? Как бы жили дальше? Как бы справились с такой потерей? А я скажу тебе: я бы не пережил этого. И если бы не Юнхо, я бы пошёл за тобой, потому что справится с таким горем я бы не смог. Для меня это невозможно, — Хёнсо преподнёс к заплаканному лицу рукав рубашки и принялся вытирать солёные капли. Взглянув на сына сквозь пелену, омега склонил голову и насмешливо спросил: — А теперь скажи: ты хоть иногда думаешь о нас? Думаешь о наших чувствах? Или в твоей голове одни гонки?       — Я всегда думаю о вас, — ломко ответил Чонгук. Вставший ком резал горло. Скопившаяся в собственных глазах влага вот-вот грозилась скатиться по болезненно бледным щекам. — Но дороги так и тянут меня к себе. И как бы я не пытался, но отказаться от них я не смогу. Пожалуйста, пойми меня.       — А я смогу без тебя? Смогу жить дальше, если с тобой что-то случится? — содрогался в рыданиях папа. — Ты просишь понять тебя, но почему не можешь понять меня?       — Я понимаю, но…       — Раз понимаешь, то пообещай, что больше не сядешь за свой байк и никогда не будешь участвовать в гонках.       После случившегося родители даже заикнуться не успели, что на этом его развлечения заканчиваются, ибо рисковать своей жизнью они больше ему не позволят, как Чонгук сам заявил, что оставит дороги. Папа только рад был. Он изначально твердил, что такое опасное увлечения до добра не доведёт. И не довело.       Но для себя Чонгук уже всё решил. Что-то обещать папе он не мог, ведь знал, что сдержать слово не получится.       По виноватому выражению сына Хёнсо всё понял. Не произнеся ни слова, он кинул на него то ли сердитый, то ли отчаянный взгляд и, развернувшись, быстрым шагом удалился из гостиной. Глядя ему вслед, Чонгук чувствовал, как больно сжималось сердце. Папа чётко дал понять, что отступать от своего мнения не намерен, собственно, как и Чонгук от своего. Стоило надеяться, что рано или поздно любимый родитель однажды примет его решение.       Переведя взгляд на отца, всё это время неотрывно за ним следившего, Чонгук, словно провинившийся котёнок, мрачно опустил голову и поджал губы. Он, конечно, догадывался, что получить понимание от семьи будет непросто, но не думал, что настолько сложно. А это ещё Чонгук не сообщил о завтрашней гонке. Узнав об этом, его точно убьют.       Решив, что делать ему здесь больше нечего, он развернулся и направился на выход. Хотелось побыть в одиночестве и привести мысли в порядок. Не успев сделать и два шага, как в спину донёсся спокойный голос отца:       — Я поверю тебе.       Чонгук статуей застыл на месте. Ему же не послышалось? Или мозг сошёл с ума и теперь выдавал желаемое за действительность? Медленно обернувшись, он столкнулся с мягким взглядом и лёгкой улыбкой, от которой в уголках отцовских глаз появились мимические морщины. Старший альфа подошёл ближе и, положив свою большую ладонь на его плечо, монотонно проговорил:       — Если ты так уверен, если так хочешь попробовать, то я не в силе препятствовать. А зная твоё упрямство, нет смысла тебе что-то запрещать — всё равно поступишь так, как считаешь нужным. Ты главное, береги себя, — обеспокоенно. — А с папой я поговорю. Ему будет тяжело принять такое, всё-таки он очень переживает за тебя, но нужно дать ему немного времени, чтобы он свыкся.       Чонгук не мог поверить сказанному. Неужели отец поддержал? Неужели хоть от одного родителя он получил зеленый свет?       — Спасибо. Даю слово, что не подведу вас, — без особой радости пробормотал Чонгук. Теперь нужно раскрывать все карты. Так-то отец у него очень добрый и понимающий, но такая новость даже для него может стать потрясением, что уж говорить об папе, который принимал всё близко к сердцу. Опасаясь реакции отца, Чонгук опустил глаза и сцепил пальцы в замок, нервно ими перебирая. Слова вылетали с заминками. — Тут такое дело… Кхм… Уже завтра состоится гонка, и я… хотел бы в ней поучаствовать.       Робко подняв взгляд, Чонгук понял, что всё пропало. Ледяной прицел Джихёка пробирал до костей. Нахмуренные чёрные брови омрачили приветливое лицо. Отцовская ладонь, всё это время покоившаяся на плече, сжалась крепче, заставив Чонгука ещё больше стушеваться.       — Что?! — вдруг послышался громкий выкрик.       Чонгук с Джихёком одновременно обернулись и столкнулись с хлопающим пушистыми ресницами Юнхо, который не мог удержать рвущихся наружу эмоций.       — Ты это серьёзно? Завтра на гонку? Прям завтра? — восторженно пищал он. — Ахуе… то есть капец! — присутствие отца не дало в полной мере выразить своего шока.       Тяжелый отцовский вздох резал слух. Вновь обратив внимание на старшего сына, он наконец решил подать голос:       — Чонгук, это…       — Отец, я знаю, что ты хочешь сказать. Ты думаешь, что для гонки я ещё не готов. Что всё это слишком рано. Но это не так, поверь. Мне не страшно. Мне не так больно, как было раньше. Я очень хочу этого. Очень. Обещаю тебе, что буду предельно осторожен. Пожалуйста, отец.       Гонки на байках всегда были опасной вещью, но Чонгук никогда не попадал в неприятности (по крайней мере, Джихёк о них не знал). Это не значило, что он не волновался или ему было всё равно. Старший альфа старался доверять своим детям и не держать их на привязи, позволяя небольшие вольности. Но на этот раз дела обстояли куда иначе.       По правде, Джихёк не меньше мужа волновался за сына, ибо смерть близкого человека сказалась на Чонгуке далеко не лучшим образом. Он видел, как сильно тот страдал, как панически боялся подойти к байку, что уж говорить о гонках. А теперь он ставил перед фактом, что уже завтра собрался в них участвовать? Зачем же так спешить? Но если начать запрещать, они лишь поссорятся, но ситуации это никак не изменит. Не проще ли прийти к общему знаменателю и решить всё мирным путём?       — Мне бы очень хотелось пойти тебе на встречу, — Джихёк не убирал с плеча сына крепкой руки. Чонгук навострил уши и приготовился вникать в каждое слово. — Я ещё могу понять твоё желание сесть за байк, но гонка… так ещё и завтра… Если уж принял такое решение, то сначала заново научись ездить на байке, удостоверься, что не испытываешь ни паники, ни страха, а потом уже участвуй в своих гонках. Так будет правильнее. Если всё сделать одним махом, неизвестно, как отреагирует твоя психика, которая, согласись, после такого не до конца восстановилась.       Возможно, отец был прав. В этом деле лучше не спешить и делать маленькие шажки, чтобы постепенно привыкнуть к тому, от чего давно отвык. Но на это у Чонгука не было времени. Он хотел всего и сразу. К тому же все уже были в курсе, что Джей Кей возвращается. С порога упасть лицом в грязь, даже не удостоившись принять участие в гонке, он не мог. Честолюбие — одна из не самых лучших черт его характера.       — Я уже пообещал. Я не могу отказаться.       — Можешь.       — Не могу, — упёрся на своём.       — Чонгук, — свёл брови к переносице Джихёк.       — Отец, всё будет нормально. Я сейчас пойду и попробую поездить. Если всё будет хорошо, а я уверен, что всё будет, то я буду завтра на гонке.       Джихёк видел, что последующие аргументы окажутся бесполезны. Сын не собирался отступать.       — Тебя, как всегда, бессмысленно переубеждать, — наконец убрал руку с плеча и, не меняя строго тона, продолжил: — Но пообещай, что если что-то пойдёт не так, если хоть на секунду почувствуешь страх — от завтрашней гонки ты откажешься.       — Обещаю, — уверенно заявил. Нельзя подавать ни малейшего признака сомнения, незаметно осевшее на дне тёмных зрачков.       Покинув дом, Чонгук вприпрыжку направился к своему байку. Разговор с родителями оказался непростым. Хоть он с самого начала знал, что всё сделает по-своему, но сообщить им эту новость было важно. С отцом он договорился. Теперь нужно надеяться, что тот подготовит папу.       Выведя Ямаху за территорию, Чонгук принялся надевать свои перчатки и чёрный шлем, что за время покрылся пылью. Осторожно перекинув ногу, он уселся на кожаное сиденье и несколько секунд не двигался, давая себе время привыкнуть и понять собственные ощущения. Пока всё было хорошо: ни паники, ни страха, ни сомнений. Только долгожданное предвкушение.       Индикатор показывал, что бензина осталось немного, но этого должно хватить, чтобы добраться до ближайшей заправки. Вставив ключ в замок зажигания и повернув его, Чонгук проверил, находилась ли коробка передач в нейтральном положении, а затем нажал кнопку запуска. Первая передача включена. Обороты ручкой газа прибавлялись. Родной рёв мотора патокой ласкал слух и миллиардами нейронами добирался до возбуждённого мозга. Как же сильно он скучал. Аккуратно опустив рычаг сцепления и немного толкнувшись, Чонгук, наконец, сдвинулся с места.       Выехав на трассу, больше тридцати он не выжимал. Нужно всё делать постепенно, спешить вправду незачем. Даже на такой небольшой скорости альфа чувствовал, как тело пробирало холодным воздухом, а под кожанкой ускорялось сердцебиения, отдаваясь пульсацией в висках. Боковое зрение цепляло ещё голые деревья и кусты, а перед восторженными глазами ясно виднелась растелившаяся широкая дорога, по которой изредка проезжали автомобили. Несмотря на поднимающуюся стрелку спидометра, мир вокруг, словно в эффекте слоу-мо, стал замедляться, давая возможность впитать в себя каждую деталь и секунду.       Страшно не было, руки не дрожали, ноги не онемели, а перехваченное дыхание являлось результатом лишь волнующего восторга. Вместо ожидаемой паники где-то в районе солнечного сплетения из пепла возрождалось то, что давно умерло. Оно надёжно пускало корни, щедро разрасталось и распускалось душистым бутоном, который Чонгук вдыхал по-новому. Он ведь слепо верил, что навеки потух изнутри. Что ему больше не суждено увидеть мир в прежних красках и вновь пропустить через себя излюбленные эмоции. Ведь не заслужил. Ведь должен вечно томится в котле самобичевания. Но это оказалось не так. Всё, что было нужно, так это немного времени, а главное — веры в себя. И какой парадокс: именно то, что думалось убьёт, снова возвращало к жизни.       Стрелка достигла шестидесяти. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы ухватить обожаемый драйв, что разрядами тока пронзал тело. Это был поистине настоящий наркотик, в потребности которого Чонгук нуждался так же сильно, как и в глотке воздуха. И хоть на время ему пришлось от него отказаться, так как тот начал изощрённо пожирать изнутри, но сейчас, рассекая поток свежего воздуха, вслушиваясь в рокочущий двигатель и крепко сжимая рычаги сцепления, он понял, что никогда не посмеет от него отречься. Его изысканный вкус и взрывной эффект были уж слишком прекрасны, а главное — неповторимы и незаменимы.       Расправленные за спиной крылья теперь были намного сильнее и крепче предыдущих. Они подымали к лучистому солнцу и к алмазным звёздам, наконец, исполняя долгожданную мечту. Чонгук уверен, что в этот раз он больше не обожжётся. Он не позволит случиться этому вновь.       Дорога до заправки заняла не больше пятнадцати минут. Быстро заполнив опустошённый бак, Чонгук подумал поездить ещё, как в голову закралась неожиданная идея посетить одно место. Развернув байк в противоположную сторону, он направился туда, куда всё время было страшно появляться. Раз уж решил бороться со своими страхами, тогда нужно добираться до самого пекла.       Доехав к назначенному месту, Чонгук припарковался возле железных ворот и неспешным ходом направился на территорию. Атмосфера этого места ни в прекрасный весенний день, а ни в снежную зиму не была приятной. Кладбище всегда навевало тоску и скорбь по умершим. Оно пробирало тело замогильным холодом и навевало мысли о хрупкости человеческой жизни. Люди, что раньше жили, дышали, радовались каждому дню, теперь навеки захоронены под толстым слоем земли. Уже никто из них не поговорит со своими близкими, не произнесёт слова любви второй половинке, не проведёт время с друзьями, не поделится успехами и неудачами. Звуки их голосов, задорный смех, безутешный плач навеки исчезли вместе с невысказанными словами. Кого-то забрала старость, кого-то болезнь. Немало и тех, кто лишил себя жизни самолично. В руки костлявой попадали все без исключения. Она, такая несправедливая сука, забирала даже тех, кто был ещё совсем молод и здоров. Тех, кто явно не заслужил уходить так рано. Но её это не заботило. Смерть была слишком беспощадной.       Идя вдоль ровной дорожки и разглядывая небольшие серые надгробия, Чонгук чувствовал, как по коже, словно сотни маленьких пауков, бежали мурашки. Было тяжело здесь находиться, но не приехать он не мог. Последний раз альфа появлялся здесь в день похорон, а прийти ещё раз так и не осмелился. Печаль и вина затапливали неудержимым потоком. Душераздирающая боль ни на секунду не переставала терзать изнеможённое тело, всё дальше загоняя в клетку отчаяния. В тот момент, когда на опустившийся чёрный гроб упала первая грудка земли, в его истлевшей душе потухла последняя свеча, на долгое время поселив непроглядный морок. Именно тогда Чонгук по-настоящему осознал, что это был безвозвратный конец. Именно в тот миг весь его мир, ранее красочный и беззаботный, превратился в бескрайнюю пустошь, по которой он блуждал до сих пор.       Если бы он только не увяз его в этом, если бы не подпустил к себе, если бы не позволил сблизиться, то, возможно, сейчас он был бы жив. Но гадать, что было бы, поступи иначе, не имело смысла. Это уже произошло. Вернуть близкого человека, к сожалению, больше не представлялось возможности. Всё, что оставалось, так это сделать выводы и учиться жить с этой болью дальше.       Наконец заметив нужное надгробие, глаза лихорадочно заблестели. От нахлынувших воспоминаний с лёгких выбило весь воздух, ноги подкосились, а стучащий пульс больно сжал виски. Невидимые холодные пальцы пробежались от затылка к самой пояснице, оставляя на них неприятные мокрые следы. Как и в тот день, Чонгука охватил ужас, что кровожадным монстром выедал все внутренности.       Он осторожными шагами подошёл ближе и ещё раз вчитался в выбитые на сером камне инициалы и даты жизни.

«Ли Сухо, альфа, 05.03.2002 — 01.03.2022»

      От этих цифр губы расползлись в горькой усмешке. Он погиб за четыре дня до своего дня рождения, а ведь они готовили ему подарок. Сухо увлекался фотографией, но он вечно был недоволен своим стареньким фотоаппаратом, а денег на новый ему не хватало. У родителей он никогда ничего не просил. Знал, что их финансовое положение желало лучшего, поэтому о всякой ерунде (как он считал) не заикался. Вот они своей небольшой компанией решили осчастливить друга, купив ему один из лучших фотоаппаратов. Но подарить его, к сожалению, не представилось возможности. Не успели.       Чонгук хотел было отдать его родителям Сухо, но те категорически отказалась принимать что-либо из рук, как они выразились, убийц их сына. Разбитым горем родителям больше ничего не оставалось, кроме как обвинять в смерти единственного ребёнка всю компанию Чонгука. Они считали, что если бы они не подпустили Сухо к их дурацким гонкам, то ничего бы этого не случилось.       Возле ухоженного надгробия лежало несколько белых лилий. Видимо, наведывались к нему часто. Чонгук присел на корточки и, грустно улыбнувшись, коснулся влажной ладонью нагретого весенним солнцем гладкого памятника.       — Здравствуй, Сухо, — хрипло произнёс он. — Прошёл год и две недели, как тебя нет с нами. Прости, что так долго не приходил. Я боялся. То, что ты…       Чонгук не договорил. Горло сдавило стальными тисками, в голове забушевал ураган спутанных мыслей. Чёрт, это оказалось намного сложней, чем сесть за тот же байк. Сделав несколько протяжных вдохов, восстанавливая сбитое дыхание, спустя несколько секунд он решился продолжить:       — После того как тебя не стало, я будто умер вместе с тобой. Там, на дороге, видя твоё окровавленное тело, я погиб с тобой. Ты даже не представляешь, как мне тебя так не хватает, друг.       Опустив голову вниз, сдерживаемые изо всех сил слёзы крупными каплями скатились по бледному лицу и ударились об пыльную землю. Затыкать рвущиеся наружу эмоции больше не находилось сил. Его, словно ту дамбу прорвало. Судорожные вздохи превратились в громкие рыдания, которые своей истошностью нарушали умиротворённую тишину этого места. Сгорбленные плечи несдержанно задрожали, а ослабевшие ноги, не удержав, опустили тело на холодный пол.       Чонгук так долго держался, всё пытался быть сильным и не поддаваться скорби, что сейчас всё то, что скопилось за год, хлынуло из него бурным потоком. Последний раз он плакал в день его смерти, даже на похоронах не смог выдавить ни слезинки. Все чувства и эмоции вытеснил всепоглощающий пожар, что губительным огнём испепелил всё в нём живое.       Все знали, что Сухо для Чонгука был как родной брат. Потеряв его, он и потерял частичку себя вместе с любым желанием жить дальше. Нет, альфа никогда не думал о суициде, но вместо этого он погрузился в полнейшую апатию. Он стал безразличен абсолютно ко всему: к окружающему миру, родной семье, близким друзьям и, конечно же, к самому себе. С каждым днём его одолевали подавленность, усталость и упадок сил. На долгие месяцы он закрылся в себе, стал нелюдимым и холодным, равнодушным к чему и кому-либо. Друзья и родители видели перед собой не того жизнерадостного и пылкого Чонгука, каким он был раньше. Перед ними была ходячая мумия, безэмоциональный робот, что послушно исполнял чужие приказы. После потери Сухо его жизнь буквально разделилась на счастливое «до» и мрачное «после».       На предложение отца пойти к психологу он отказался. Но не потому, что не верил, что ему помогут, а потому, что не хотел делиться своими переживаниями с чужим для него человеком. В тот период он и родителям-то не выворачивал душу, а какому-то незнакомцу, хоть и специалисту, и подавно не смог бы. Чонгук посчитал нужным самому вариться в этом аду, продолжать вымаливать прощения и накапливать ненависть.       Все близкие всячески помогали разделить эту утрату, особенно Чимин, с которым Чонгук старался держаться вместе. Он понимал, что омеге приходилось куда хуже, поэтому о чувствах друга старался не забывать. Хоть не сразу, но в конечном итоге и ему, и Чимину, наконец, полегчало.       Отвлечься от давящих мыслей также помогала учёба, выбор специальности которой пришлось внезапно сменить. Тогда неожиданно для всех Чонгук забрал документы с музыкального и подал на медицинский. К сожалению, свободных бюджетных мест не осталось, поэтому он поступил на платное. Время для страдания понемногу забирала нелёгкое обучение, в котором он поставил себе цель преуспеть.       Подняв голову к безоблачному небу, Чонгук принялся вытирать заплаканное лицо. Ему ни капли не стыдно, что он, такой взрослый альфа, разрыдался, словно маленький ребёнок. Он не палец ударил, а потерял друга, который порой был важнее собственной семьи. Для того чтобы двигаться дальше, необходимо было оплакать то, что так сильно ранило. С пролитыми слезами Чонгуку действительно полегчало. Кнопка «стоп» выключилась, а прежний мир снова пришёл в движение.       Немного успокоившись, Чонгук снова посмотрел на надгробие. Вместо грусти в чёрных глазах разгоралась злость на несправедливость всего этого мира. Сухо не должен был уходить так рано. Он был последним человеком, кто заслуживал на такую участь. И почему Бог забирал самых лучших?       В тот ужасный день Чонгук лишился не только Сухо. Тогда он потерял ещё одного друга, который когда-то был так же важен. Вспоминая его, альфа молнией начал заводиться. Всё это случилось именно из-за него. Это он виноват в смерти Сухо. Он его убил. Он сломал жизнь его родителям, друзьям и близким. За это Чонгук возненавидел его больше всех на свете. За это он никогда его не простит. И как бы он не пытался стереть с памяти его лицо, голос и всё то, что раньше их связывало, но в конечном итоге это приводило к ещё большей злобе и отвращению.       Уже около года Чонгук не видел его. После случившегося тот уехал из города и в столице больше не появлялся. Он молился всем богам на свете, чтобы с этим человеком больше никогда не свиделся. Попадись он ему на пути, последствия окажутся куда хуже, чем в их последнюю встречу.       Чонгук изо всех сил пытался обуздать рвущийся наружу гнев, всё-таки он приехал сюда не за этим. Не меняя сидячего положения, он обхватил руками колени и заговорил чуть бодрее:       — Сухо, все твои близкие и друзья безмерно скучают по тебе. Мы тебя не забыли. И никогда не забудем. После той аварии я больше не мог разъезжать на байке. Я был так зол, мне было так больно. Но ещё мне было страшно. Знаешь, это как чуть не утонув, после у тебя появляется паническая боязнь воды. Вот и у меня также было. Только тонул не я, а ты. Но я решил, что хватит бояться. Не могу же я позволить страху управлять мной вечно. Сегодня я впервые сел за руль. Не буду врать, я сомневался. Даже подумывал, что родители правы, и я ещё не готов. Но нет, всё прошло замечательно. Я ехал и совсем не боялся, — Чонгук искренне радовался тому, что у него всё-таки получилось. Теперь он надеялся, что гонка пройдёт не менее успешно. — После школы я поступил в наш Сеульский университет, как мы и хотели. Но, к сожалению, не на музыкальный. Зато эту специальность выбрал наш Чимин. Ходит весь такой серьёзный и песенки свои распевает, — подавил в себе смешок, вспомнив нахмуренного Чимина, что старательно вытягивал высокие ноты. — Думаю, у него всё получится. А вот я решил поступить на медицинский. Всё-таки ситуация с тобой очень сильно на меня повлияла и мне пришлось сменить свои планы.       Зажмурившись, Чонгук потёр переносицу. Воспоминания того дня невольно встали перед глазами: оглушающий звук сирены, охваченный пламенем байк, истошные крики людей, растекающаяся по асфальту алая кровь и ухнувшее в пятки собственное сердце. Но даже не это оказалось самым худшим. Ведь тогда Сухо ещё был жив, а значит, надежда его спасти ещё существовала. Самым худшим стало известие врачей, что его сердце остановилось навсегда. По их словам, они сделали всё возможное.       — В один момент я задумался: а что если бы на месте тех врачей был я? Может, у меня получилось бы тебя спасти? Даже не знаю. Вот поэтому я и решил пойти на реаниматолога. Признаю, учиться капец как сложно, но я ни о чём не жалею, потому что знаю, чего хочу. А хочу я спасать чужие жизни. Единицы, десятки, сотни, я постараюсь всех-всех спасти. А поскольку мой отец тоже врач, он помогает мне с учёбой, даже подумывает скоро взять на практику.       На несколько долгих минут Чонгук замолк. Вглядываясь в ясное небо, он был уверен, что Сухо его видел и слышал. По правде, Чонгук никогда не был верующим, но именно в такие моменты все мы вспоминали о существовании чего-то высшего. Только в по-настоящему трудные периоды жизни мы поднимали глаза к небу и вымаливали у Бога блага для себя и своих близких.       — За этот год я познакомился с прекрасными людьми. Они не только помогли справиться с твоей потерей, но и стали лучшими друзьями. Один из них — Ким Намджун. О нём я знал ещё до того, как бросил гонки, но тогда мы не сильно общались. А вот в университете хорошо сблизились. Кстати, он по уши влюблён в Чимина. Всё бегает за ним и ждёт ответа, но наш омега оказался не так прост. Посмотрим, чем закончатся их кошки-мышки, — усмехнулся про себя, вспоминая взаимоотношения этих двоих. — А другой — Бён Бэкхён. Хороший парень, уверен, он бы тебе понравился. Лишь тебя, Сухо, и не хватает.       Как же здорово было бы, будь они все вместе. Но, увы, такого больше никогда не случится.       — А ещё завтра будет гонка, представляешь? Я, конечно, немного волнуюсь, но по-прежнему уверен в своей победе. К тому же мне нужно уделать одного самоуверенного омегу, которого я, оказывается, недооцениваю, — весело ухмыльнулся, вспоминая слова Тэхёна. — Его зовут Ким Тэхён. Он со своим старшим братом Сокджином перевёлся в наш университет из Пусана. Джин более-менее спокоен, а вот Тэхён то ещё приключенческое чудо. За один день меня ещё никто так не удивлял, — уже в голос засмеялся Чонгук. Этот омега взаправду очень забавлял. Хоть со дня вечеринки они редко пересекались, но Чонгук был уверен, что у него ещё будет время узнать эту удивительную персону. — Но так-то он хороший. Думаю, мы с ним подружимся.       За болтовнёй Чонгук и не заметил, как сгустились сумерки, а солнце медленно спустилось к закату, окрасив его в нежно-оранжевый цвет. В свежем весеннем воздухе ощутилась вечерняя прохлада, что заставила зябко поёжиться. Вокруг не было ни души, а умиротворённую тишину еле слышно разбавляло негромкое пение птиц и шелест пока ещё голых веток. Пора было возвращаться домой. Родители наверняка испереживались.       — Мне уже пора, — немного грустно проговорил он, поднимаясь с земли и отряхивая штаны от прилипшей грязи. — Обещаю приходить почаще. Я безумно скучаю по тебе, друг, — в последний раз огладил гладкий камень и, наконец, покинул кладбище.

***

      По возвращению домой Чонгук не лишился разговора с папой, который уже был в курсе о предстоящей гонке. Как бы Чонгук не пытался показать, что он в порядке, но тот продолжал стоять на своём. В итоге ни к чему не договорившись, они поссорились, а папа со слезами на глазах ушёл к себе.       Не успел Чонгук прикрыть за собой дверь, как в комнату забежал запыхавшийся Юнхо, что звёздочкой плюхнулся на его кровать.       — Мд-а… Ты не перестаёшь нас удивлять. То за байк впервые за год сел, то уже завтра на гонку собрался. Гук-и, а ты точно не спешишь? Может, папа дело говорит?       — Юнхо, я уже всё решил. Хоть ты не доставай, — недовольно цокнул Чонгук. Он устал повторять одно и тоже.       — Эй, мы вообще-то волнуемся за тебя! Какой неблагодарный! — швырнул в брата подушку. Чонгук поднял ту с пола и бросил Юнхо в лицо, получив в ответ тоненький писк. — Боже, и почему у меня такой бессердечный брат! Ты случайно не в курсе? — недовольно пыхтел младший.       — Не в курсе, потому что у тебя лучший брат на свете, — самодовольно усмехнулся Чонгук.       Наблюдая за переодевающимся братом, в голове Юнхо внезапно всплыла мысль, от которой он несдержанно захихикал. Чонгук, бросив в него равнодушный взгляд, продолжил заниматься своими делами. Он уже не удивлялся его резким перепадам настроения. Так-то Юнхо всегда был чудаковатым.       — Слушай, Гук-и, — ехидно заговорил он. — А вдруг после года перерыва ты потерял хватку? Не боишься, что в этот раз король сеульских дорог окажется недостаточно силён? Уверен, за это время появилось много крутых гонщиков.       Удивлённо вскинув бровь, недоуменный Чонгук на пару секунд завис. Юнхо, не выдержав его потерянного выражения, засмеялся громче.       — Что ты такое несёшь? — в сердцах воскликнул он. — Я и проиграю? Большей глупости и не слышал. Кто бы там не появился, я как был лучшим, так и остаюсь им. Как говорится, талант не пропьёшь.       — Выскочка, — фыркнул Юнхо. — Завтра я тоже буду. Не могу же я пропустить твоё легендарное возвращение.       — Ты уроки сделал, чтобы завтра куда-то идти? — насмехался Чонгук, зная, как брату не нравилось, когда с ним обращались как с ребёнком. Хотя почему как? Юнхо и был самым настоящим ребёнком.       — Сделал, не переживай. И мне не десять лет, чтобы каждый раз это спрашивать. Я давным-давно взрослый, так что не надо мне тут умничать. Вот сдам на права, отец купит мне байк и вот тогда-то, братик, тебе придётся подвинуться, потому что я обгоню тебя и займу твоё место!       Чонгук только и мог с него умилиться. Какое же Юнхо ещё дитя. Ему всего шестнадцать, а строил из себя, как он выразился, взрослого альфу. Но до такого ему ещё очень далеко. Сейчас брат учился на первом году старшей школы и уже давно мечтал обзавестись собственным байком. Когда Чонгук ещё не ушёл с дорог, то младший не пропускал ни одного заезда, смотря на всех и вся восхищёнными глазами. Тогда ему было лишь четырнадцать, но это не мешало прожужжать родителям все уши, что он, как и Чонгук, хочет этим заниматься. Родители же навешали ему лапши, мол, исполнится девятнадцать, тогда-то и поговорим. Вот Юнхо и ждал, когда же уже можно сдать на права, а потом намекнуть и на байк.       Но после случившейся трагедии Чонгук на все сто был уверен, что родители не позволят этого. Папа уж точно. Да и сам Юнхо был слишком несерьёзным и взбалмошным. Он и неприятности — слова синонимы. Даже Чонгук в своё время был посерьёзней. Поэтому мечта Юнхо останется пока лишь мечтой, ибо когда-то осуществить её у него вряд ли получится. По крайней мере до тех пор, пока слово родителей имело весомое значение.       — Боюсь, боюсь. Ещё молоко на губах не обсохло, чтобы ты заикался о таком. Собрался он меня обгонять. Ага, мечтай дальше, — потешался с надутых щёк Чонгук.       — Ну, Чонгук! — обиженно ударил ладошкой об кровать. — Не издевайся! И не думай, что ты такой всемогущий, что тебя никто и никогда не победит!       — Ещё не родился такой человек, — самоуверенно заявил. В этом он был уверен наверняка. Лучшего, чем Джей Кея не отыскать.       — И как я с тобой живу? — его брат был пуленепробиваемым. А ещё больше невыносим. — Короче, скинешь мне потом место и время.       — Сначала спроси у родителей, а потом уже подходи. И вообще, вали из моей комнаты, я хочу принять душ и отдохнуть.       Юнхо с мучительным стоном поднялся с мягкой постели и ленивой походкой покинул комнату. Для семейства Чон день выдался не из лёгких. Всем следовало хорошенько отдохнуть.

***

      День икс наступил. Запланированная гонка пройдёт вечером недалеко от выезда из города на пустом шоссе. Поскольку времени в запасе хватало, Чонгук, устав томиться в ожидании, решил наведаться к Чимину. Припарковавшись возле двухэтажного дома семьи Пак, он достал мобильный и набрал омегу, который снял трубку спустя нескольких затяжных секунд.       — Чего хотел? — донёсся с той стороны сонный голос.       — И тебе привет, — а в ответ неохотное «ага». — Только не говори, что ты до сих пор не поднял свою задницу с кровати.       — Да проснулся я! Чего ворчишь? Я просто лежу.       — Пиздец, — вздохнул Чонгук, опершись поясницей на свою Ямаху. — Ты разве не собираешься на гонку?       — Собираюсь, конечно. Времени ещё полно. Куда спешить? Это ты чего подорвался ни свет ни заря?       — Чимин, уже почти час дня. Или ты, как Юнхо, раньше этого времени с кровати не встаёшь?       — Ой, блядь, Чонгук… — послышался тягостный вздох. — Тебе не говорили, что ты слишком душный? Ах да, это же я тебе постоянно говорю. И вообще, у меня выходной. Могу спать до скольких захочу, — Чимин замолк, а Чонгук услышал скрип кровати. Видимо, всё-таки поднялся. — Так чего звонишь?       — Да вот, хотел вместе с другом в первый раз за год прокатиться на байках. Но ты, вижу, ещё и глаза не до конца открыл.       — Чего?! — сонливость как рукой сняло. — Ты сейчас на байке? Уже ездил на нём? Ну да, конечно же, ездил. Но когда успел? Почему мне ничего не сказал? Ты вообще как?       — Так! — прервал засыпавшего вопросами омегу. — Если так интересно, выходи и сам всё увидишь. Или мне самому к тебе подняться?       — Через десять минут буду, — и отключился.       Но прошло не десять минут, а целых двадцать. Пожурив Чимина в черепашьей медлительности, Чонгук с пыхтением направился к его дому.       — Ты чего так долго? Ты же сказал десять минут, — недовольно пробубнил, завидев на пороге растрёпанного омегу.       — Совсем охренел? — резанул злым взглядом альфу. — Я и так спешил! Чтоб ты знал, это мой рекорд! — осмотрев себя с ног до головы, Чимин захныкал, словно маленький ребёнок. — Блядь, ты только посмотри, что я на себя нацепил! Какой ужас! Так спешил, что оделся, как какой-то бомж!       На омеге были молочно-бежевого оттенка свободные штаны, а поверх серой толстовки чёрная пуховая куртка, один из рукавов который пестрил ярко-оранжевым. Волосы пребывали в лёгком беспорядке. На не до конца сошедшем ото сна лице не имелось ни грамма макияжа.       — Да нормально ты выглядишь, — пожал печами Чонгук, не видя никакой проблемы. — Не альф же цеплять идёшь.       — Для тебя, может и нормально. Сам вечно во всём чёрном. Будто другой одежды нет, — беглым взглядом оглянул Чонгука, на котором была излюбленная кожанка и обтягивающие штаны, что отлично подчёркивали его подкаченные ноги. — Слушай, а может, подождёшь ещё пару минут? Я пока схожу переоденусь?       Он было развернулся, как Чонгук схватил его за капюшон толстовки и потянул на себя.       — Нет уж. Ждать тебя ещё полдня я не собираюсь. Либо ты выводишь свой байк сейчас, и мы едем вместе, либо я еду один.       Надутый Чимин направился к гаражу. Выведя чёрно-фиолетовую Ямаху за территорию, он завидел перед собой сидящего на байке Чонгука. Надев на себя шлем и перчатки, альфа завёл мотор и приготовился двинуться с места.       — Ну ты чего застыл? — окликнул он омегу.       — Просто… — заикнулся тот. — Я так давно не видел тебя на байке.       Видеть Чонгука в прежнем амплуа оказалось необычно, но Чимин был рад, что друг, наконец, поборол свой страх.       — Короче, я поехал, — опустив шлем, Чонгук рушил с места и оставил ошарашенного Чимина растворяться в клубке дыма.       — Эй, подожди меня! — закашлялся омега, поторапливаясь завести собственный байк.       Покинув жилой район, спустя десять минут они выехали на оживлённую трассу. Не выжимая больше сорока, обе Ямахи двигались почти что наравне, осторожно лавируя среди рассекающих автомобилей. Чонгук немного вырвался вперёд и послал Чимину знак свернуть направо. Недолгая дорога привела их к широкой набережной реки Ханган. Припарковавшись, они подошли к самому краю, любуясь невероятно красивым видом реки. По голубому небу плыли воздушные облака, а солнечные лучи искорками игрались на водной глади, создавая на ней золотистое мерцание. Порывистый ветер взъерошивал их волосы в беспорядочную копну, а вдыхаемый холодный речной воздух отлично бодрил.       — Как ты? — разрушил затянувшуюся тишину Чимин.       Издав усталый вздох, Чонгук указал на недалеко расположившуюся лавочку, предлагая присесть.       — Вчера я впервые за год сел за байк, — начал он, откинувшись на спинку. — Всё прошло хорошо, я бы даже сказал, лучше ожидаемого. Так что думаю, на гонке проблем не возникнет. А ещё… — немного замялся, устремив немигающий взгляд вдоль реки. — Я наведался к Сухо.       Чимин заметно погрустнел. Он знал, что после похорон Чонгук так и не решился прийти к Сухо. Омега, как никто другой, разделял и понимал всю ту боль, что чувствовал альфа, ведь испытывал абсолютно тоже самое. Всё это время Чимину было так же невыносимо, всё-таки Сухо был и его другом тоже.       — И как? — осторожно поинтересовался он.       — Нормально, — выдавил подобие улыбки Чонгук. — После того как я с ним поговорил, мне стало намного легче. Будто для того, чтобы эта боль утихла, мне всего лишь требовалось прийти к нему и высказаться. Сейчас мне правда лучше. Я чувствую себя… живым? Да, именно так. Так что понемногу всё возвращается на круги своя.       Растрогавшись, Чимин крепко его обнял. Зная, каким омега был сентиментальным, Чонгук с лёгкой улыбкой погладил его по спине, пытаясь выразить поддержку и немного успокоить. Но почувствовав, как водолазка начала пропитываться чем-то мокрым, а до ушей донеслись тихие всхлипы, он отодвинулся и растерянно заглянул в плачущие глаза.       — Ну ты чего?       — Я просто рад, что ты начал двигаться дальше, — всхлипывая, вытирал рукавом куртки слёзы.                    — Да, Чим, я стараюсь. Не думаю, что мои страдания привели бы к чему-то хорошему. Затянувшаяся чёрная полоса наконец должна смениться белой.       Согласившись, Чимин прекратил лить слёзы и обхватил себя руками, знобко поёжившись от дуновения холодного ветра. Повисло тягостное молчание, каждый погрузился в свои мысли. Смерть Сухо оставила несмываемый отпечаток, который будет служить вечным напоминаем о том, чего они лишились. Но даже так — мрачное прошлое послужит для них уроком для светлого будущего.       — Он не связывался с тобой? — вырвал Чимина из раздумий голос Чонгука.       — О ком ты? — растерянно переспросил, утратив нить разговора.       — О нём самом, Чим.       — Нет, — быстро догадался, о ком шла речь. — За это время ничего нового я о нём не слышал. Ещё год назад родители сообщили, что после выписки из больницы он уехал из Сеула и перевёлся в новый университет. А куда уехал, куда поступил — никому и не сказал. Я ведь даже не попрощался с ним. После… — опасливо взглянул на Чонгука, что смотрел перед собой. — После вашей драки он будто испарился. Дядя пишет ему, но он редко отвечает. А если и отвечает, то говорит, что всё хорошо. По правде, его родители очень переживают, даже как-то хотели вычислить его местоположение. Но он категорически запретил им искать его. Сказал, что не готов видеть кого-то из своего прошлого.       — Вот и пусть здесь больше не появляется. Видеть его не могу, — поморщился Чонгук, стараясь не подавать виду, что этот разговор его не на шутку раззадорил. Но Чимин, впрочем, как и всегда, всё заметил. — Хоть он и твой родственник, но это никак не влияет на мою ненависть к нему. Так что извини, Чим, я ничего не могу с собой поделать.       — Я всё понимаю, — кивнул тот. — Но, как ты и сказал, он мне не чужой человек. Я переживаю за него так же сильно, как и за тебя. Вы оба мне одинаково дороги. Ты же понимаешь, что он не хотел этого? Это был несчастный случай. Он вместе с нами потерял Сухо, ему тоже было боль…       — Чимин! — злостно оборвал его Чонгук, со всей силы сжав кулаки. — Даже не пытайся его защищать! Я никогда не поменяю своего мнения. Несчастный случай или нет, мне абсолютно похуй. Факт остаётся фактом: за рулём был он и именно он не справился с управлением, нахрен перевернув байк! Так, сука, довыделывался, что из-за него погиб Сухо, который мог ещё жить и жить! — он резко подорвался с места и, тяжело дыша, грозной тучей навис над испуганным Чимином. Чонгук больше не мог сдерживать рвущийся наружу гнев. Эмоции переполняли, и он не нашёл ничего лучшего, как выплеснуть их на ни в чём неповинного омегу. — Он-то сам легко отделался. Пролежал в больничке каких-то два месяца, а потом съебался в другой город! Ёбаный трус! А вот Сухо не спасли! Он умер, понимаешь! Я прекрасно помню, что он твой двоюродный брат, но и ты не забывай, кем раньше он мне приходился. Он был мне так же важен, как и ты, но это не помешало мне воспылать к нему ненавистью, которая, я считаю, вполне обоснована. Поэтому не пытайся меня переубедить. Меньше ненавидеть его я точно не стану, — Чонгук развернулся и быстрым шагом направился поближе к реке.       Глядя на удаляющуюся спину, Чимин не смел сдвинуться с места. Кажется, он даже дышать забыл как. Давненько он не видел Чонгука в бешенстве. Кажется, ещё со времён старшей школы. Но не стоило забывать, какую реакцию могло вызвать у него хоть малейшее упоминание об одном конкретном человеке. И несмотря на то, что за этот год они старались не упоминать о нём лишний раз, но отношение Чонгука к нему ничуть не изменилось. Вообще за этот год он очень сильно изменился. Смерть Сухо его очень подорвала. Но Чонгук не стал озлобленным на весь мир. Он возненавидел лишь одного человека. И всю свою обиду, злость и боль он направил лишь на него одного, считая, что тот действительно этого заслужил.       Но Чимин так не считал. Он не винил брата и уж точно не ненавидел, взаправду понимая, что это был несчастный случай, от которого никто застрахован не был. Он ведь мог погибнуть вместе с Сухо, но Бог распорядился забрать лишь одного из них. Чонгук наотрез отказывался это понимать. Видимо, ему необходимо было обвинить хоть кого-то. Наверное, так ему было легче справиться с утратой. Чимин не осуждал друга за это. Он дорожил Чонгуком, а потерять ещё и его он уж точно готов не был.       Поднявшись с места, Чимин подошёл к Чонгуку и осторожно коснулся его спины, объявляя своё присутствие.       — Прости. Я не хотел тебя разозлить. Давай больше не поднимать эту тему, — всё-таки не стоило ворошить прошлое. Пусть всё идёт своим чередом.       Чонгук обернулся и миролюбиво ответил:       — И ты прости. Что-то я сорвался, — потянул губы в дружелюбной улыбке, вызвав у Чимина такую же. Зачесав выбившиеся из укладки пряди, Чонгук достал мобильный и проверил время. — Так, до гонки ещё три часа, а мне ещё нужно проверить байк. Так что звони своему Намджуну и скажи, что мы едем к нему.       — Он вообще-то не мой, — фыркнул Чимин, доставая свой телефон.       — Ну это пока, — поиграл бровями Чонгук. — Я вообще не понимаю, почему ты его морозишь. Разве не видишь, как этот бедный альфа за тобой упадает?       — Ай, — отмахнулся Чимин, не горя желание обсуждать эту тему. — Ты лучше за себя переживай. Не боишься, что Тэхён или Джин тебя обгонят? Случаем, хватку за год не растерял?       — М-да… Вижу, все начали во мне сомневаться, — на выгнутую бровь Чимина пояснил: — Вчера Юнхо мне что-то подобное втирал. Типа я не всемогущий и однажды меня кто-то победит, — спародировал голос младшего. И с чего это они это взяли? Чонгук никогда не проигрывал и на этот раз тоже не собирался.       — А если он прав? Если тот же Тэхён победит, то что тогда? Твоя самооценка будет слишком задета, и ты навсегда уйдёшь с дорог? — не удержался от подкола.       — Чим, не неси ерунды. Чтобы Тэхён, какой-то омега, и победил? Меня? — от собственных слов Чонгук хохотнул. Это звучало смешно. А ещё больше бредово.       — Эй, не недооценивай омег, — возмутился Чимин, пихнув его под бок.       — Я просто говорю, что этого никогда не случится. Разве что в какой-то параллельной вселенной. И то, даже там я не позволю ему победить. Джей Кей лучший из лучших, не забывай.       — Да, что-то я действительно подзабыл, каким ты можешь быть самоуверенным альфачом.       — Вот увидишь, ни Тэхён, ни Джин, ни кто либо ещё не победит меня. Сегодня я в очередной раз докажу, что место лучшего занимал не зря, — с гордостью заявил Чонгук. — Ну а теперь звони Намджуну.       Набрав альфу и подождав, пока он подымет трубку, Чимин услышал голос Намджуна, что зазвучал как-то запыхало.       — Да, Чимин-и, слушаю тебя.       — Привет. Чонгуку нужно перед гонкой проверить свой байк. Мы можем приехать к тебе?       — Эм, тут такое дело, — с той стороны послышалось странное копошение. — Сейчас я немного занят, поэтому не смогу посмотреть, — он замолкнул, что-то обдумывая. — Но у меня есть один знакомый, что тоже ремонтирует байки. Сейчас перезвоню ему и уточню, свободен ли он. Если да, то ждите адрес. А я, как только освобожусь, подъеду к вам? Окей?       — Хорошо, — согласился Чимин и отключился.       Спустя пять минут на телефон омеги пришёл адрес некого Мин Юнги. Оба байка отправились в указанное место, стремительно покидая набережную.

***

      Дорога до назначенного места заняла не больше двадцать минут. Это оказался небогатый район с небольшими одноэтажными домиками. Припарковавшись возле одного из них, Чимин с Чонгуком прошли на личную территорию и направились прямиком к открытому гаражу, который оказался маленькой мастерской. Внутри витал металлический запах вперемешку с техническими маслами. На продолговатой стене в идеальный ряд разместились разного размера гаечные ключи и плоскогубцы. Широкий стол был заполнен паяльниками, электродрелями и остальными инструментами для ремонта. Хоть свободного пространства было не так много, но в этом месте преобладала удивительная аккуратность и чистота.       Чонгук хотел окликнуть не наблюдавшегося владельца, как тот сам вышел из-за угла, держа в руке гаечный ключ. Видимо, тот самый Мин Юнги. На вид альфа был такого же возраста, что и Чонгук с Чимином, да и ростом ровнялся к последнему. Шею опоясывала пара серебряных цепочек, в ушах поблёскивал пирсинг, а отросшие угольные волосы мягкими волнами обрамляли симпатичное светлое лицо. На нём были рабочие чёрные штаны, а сверху такой же расцветки кофта с выведенными белыми буквами английской надписью. Переведя её, у Чимина получилось что-то вроде: «Земля плоская. Разве ты не знал?» Этот парень определённо был дивным. Когда Юнги подошёл к ним ближе, Чимин смог уловить исходящий от него аромат свежей мяты, что смешался с запахом мастерской.       — Вы Чонгук и Чимин? — первым заговорил Юнги.       — Да, — Чонгук протянул руку для рукопожатия. — Сможешь посмотреть байк? А то сегодня гонка, хочу быть уверен, что с ним всё в порядке.       — Окей, — кивнул альфа, переведя взгляд на разглядывающего его Чимина. — Тебе тоже нужно?       — А, да, можно, — растерянно закивал тот.       — Хорошо. Тогда приводите их сюда, а я пока подготовлю место.       Приведя свои Ямахи, Чонгук настоял, чтобы начали с его. Всё-таки байк целый год простоял без движения. Может, где окисление какое пошло. Хоть он не единожды успел опробовать его, не заметив никаких изменений, но на гонке требовалось выжимать совсем другие скорости. Стоило всё тщательно проверить. С такими вещами лучше быть осмотрительным.       — Так, говоришь, сегодня будет гонка? — спросил Юнги, осматривая чёрную Ямаху.       — Ага, — Чонгук с Чимином присели на предложенные им стулья и поглядывали за работающим альфой. — Вот после перерыва в целый год решил снова поучаствовать.       — А почему перестал ездить? — поинтересовался новый знакомый, присев на корточки и что-то подкручивая в нижней части.       — Да так, по личным причинам, — увильнул от ответа Чонгук. — А ты тоже гоняешь или только ремонтом занимаешься?       — Гоняю, но редко. Гонки не совсем моё. Больше предпочитаю тихие вечерние поездки, а на заездах я не появлялся уже… — призадумался. — Полгода? Да, где-то так. Времени всё не хватает. Да и желания как такого нет.       — А не хочешь сегодня поучаствовать с нами? — решил вклиниться в беседу Чимин.       — Даже не знаю, — проверив всё ли надёжно закрепил, Юнги вытер тыльной стороной перчатки выступивший на лбу пот. — Не уверен, что успею завершить все дела. После вас приедет ещё парочка байков. Кто знает, сколько с ними работы.       — Если что, гонка на пять, — продолжил говорить омега. — Сейчас только полтретьего. У тебя в запасе ещё два с половиной часа. Успеешь?       — Я постараюсь, но ничего обещать не могу. А где будет гонка?       — Недалеко от выезда с города. Я могу скинуть тебе геолокацию. Только дай мне свой номер.       Юнги продиктовал Чимину нужные цифры, а омега, поспешно записав новый контакт в телефон, скинул ему нужную геолокацию. После того, как он закончил осматривать байк Чонгука, сообщив, что тот в полном порядке, Юнги принялся за Ямаху Чимина.       Вместе с тем как Юнги делал свою работу, они продолжили с ним знакомство. Как оказалось, ему двадцать один, учился на юридическом, но не в их университете, так как поступить в СНУ на бюджет у него не получилось. Сам Юнги из Пусана, но душа тянула в столицу. Здесь и учился, и бариста подрабатывал, так ещё и ремонтом байков занимался. Дом, в котором он сейчас жил, принадлежал дедушке, но тот ещё три года назад перебрался на квартиру. Поэтому как только любимый внук переехал в столицу, любезно уступил своё жилище. Пока Юнги не хотел менять своего места жительства. За время учёбы он планировал побольше накопить денег, а потом купить собственную квартиру.       По мере рассказа Чимин не переставал удивляться. И как Юнги всё успевал? Ему самому не хватало десяти минут, чтобы собраться, а для Юнги этого времени должно хватить, чтобы чуть ли не полмира спасти. От этих раздумий Чимин приуныл. Всё-таки какой же альфа молодец. Не то, что он, который раньше двенадцати не мог с кровати подняться.       — Чимин, можешь подать мне вон тот ключ? — попросил Юнги, пальцем указывая за спину омеги. — Он четвёртый по счёту.       Обернувшись, Чимин снял со стены нужный ключ и протянул его альфе.       — Кстати, тебе бы заправиться не помешало, — Юнги заглянул в бак, на дне которого плескалось небольшое количество бензина. — Не знаю, хватит ли тебе на гонку. А у меня, как назло, закончилось топливо.       — Так я же недавно заправлялся! Вот только пару дней назад был полный бак, — негодовал Чимин, зло зыркая на свою Ямаху. — Капец, этот байк жрёт, как не в себе.       — Ну а как ты хотел? Дорогая вещь требует соответственно больших затрат, — усмехнулся с надутого Чимина.       — Ай, будем надеяться, что мне хватит, — небрежно махнул рукой. — На победу я всё равно не претендую. И так знаю, кто победит.       — И кто же? — заинтересованно спросил Юнги.       — Да вот, — кивнул на сидящего в телефоне Чонгука. — Король сеульских дорог собственной персоной. Или как он себя называет Джей Кей.       — Так Джей это ты? — Юнги с удивлением посмотрел на названного. — Тот самый, которого никто и никогда не может обогнать? — Чонгук гордо кивнул. — Наслышан. Я-то Джея в лицо не знал, а это, оказывается, ты. Теперь моё желание поприсутствовать на гонке и лично лицезреть твою победу резко возросло.       — Тц, — цокнул Чимин, подавая Юнги ещё один ключ. — Уверен, из-за него сегодня соберётся куча народу. Легендарный Джей же возвращается.       — Завидуй молча, — фыркнул Чонгук, на что омега в очередной раз закатил глаза.       Воцарившуюся идиллию прервал вошедший Намджун, которой не сразу заметили.       — Ну как вы здесь? Уже познакомились с Юнги?       — Познакомились, познакомились. А ты чем занят был? — пожал ему руку Чонгук.       — Другу помогал, — отмахнулся Намджун, здороваясь теперь с Юнги. — Они же не доставали тебя?       — Да нет. Твои друзья классные. Чимин вообще мне помогает, так что не жалуюсь.       — Чимин и помогает? — окинул насмешливым взглядом омегу. — Неожиданно. На моей памяти ты никогда не отличался трудолюбием, наоборот, предпочитал лишний раз не утруждаться.       Чимин почувствовал стыд. И зачем такое говорить при незнакомом человеке? Так ещё и перед Юнги, который трудился как пчёлка. Хоть он в самом деле не отличался особой прилежностью, но и не настолько, чтобы отказать человеку в помощи.       — А мне вот решил помочь, — как ни в чём не бывало ответил Юнги, снимая с рук грязные перчатки. — Короче, я тут всё посмотрел, кое-что подкрутил, но в целом всё в порядке. Можете смело гонять и не боятся, что по дороге что-то отвалится.       — Спасибо, что выручил, — поблагодарил его Намджун. — Я бы и сам посмотрел, но правда был занят. Так сколько с нас? — достал из кармана бумажник.       — Не нужно, — в отрицательном жесте выставил ладонь. — Работа была несложной, я даже не устал. Считай это благодарностью за знакомство с твоими друзьями.       — Но, Юнги, деньги…       — Я сказал не нужно, — резко прервал Намджуна, которому ничего другого не оставалось, как повиноваться просьбе. — Если вы не спешите, могу угостить вас чаем. У меня как раз есть немного время к следующему клиенту.       Не будучи против, все приняли данное предложение. Нужно же как-то убить время. Закрыв гараж, Юнги завёл их в небольшое, но очень уютное жилище. В продолговатом коридорчике Чимин выцепил зеркало, посмотрев в которое, содрогнулся в ужасе. Влажное от испарины лицо покраснело. И так не уложенные волосы растрепались во все стороны, а ещё эта одежда, которую он неосмотрительно одел. А всё из-за чёртового Чон Чонгука, что не мог немного подождать! Господи, и вот так идти на гонку? Где куча красивых альф и омег?       — Какой кошмар, — схватил себя за красные щёки.       Решив позже вернуться домой и переодеться, он неохотно засеменил на кухню. Рассевшись за столом, Юнги разлил всем напитки и выставил разные угощения. Чимин, не увлечённый их болтовнёй, тихонько попивал свой кофе и листал ленту телефона.       — Почему ты ничего не ешь? Ты же любишь эти маффины, — дёрнул его за локоть рядом сидящий Намджун.       — Эм, просто не голоден, — сделав очередной глоток, спрятался за большой кружкой.       — Тебя и так скоро ветром сдует, — пожурил его Намджун. Взяв в руки один маффин, он поднёс его прямо к губам омеги. — Ну съешь.       — Намджун! — сердито выкрикнул он, резко отвернувшись.       — Не хочешь, как хочешь, — усмехнулся со злого личика Намджун и при нём же съел лакомство. — И вообще, чего такой хмурый?       — Ничего, — пробубнил тот. — Просто кое-кто подгонял меня, — кинул недовольный взгляд на Чонгука, — вот я и не успел нормально собраться. Вырядился, как не знаю кто. Так что я, наверное, поеду переоденусь.       Чимин привстал из-за стола, как голос Юнги остановил.       — Может, у меня что подыщем? Думаю, у меня найдётся подходящий для тебя размер. Да и бензин сэкономишь. Его у тебя и так мало.       Чимин недолго помялся, а затем, решив, что терять было нечего, согласился.       Оставив альфа наедине, они покинули кухню и по недлинному коридору добрались в комнату Юнги. Войдя внутрь, Чимин любопытно оглянулся и не смог сдержать удивления. Он и подумать не мог, что у такого, на первый взгляд сдержанного и холодного альфы, может быть такая милая комнатка. Нежно-салатовые обои создавали удивительно тёплую атмосферу и уют. На небольшой кровати разместилась кучка зелёных подушек в виде мягких авокадо. Низкий подоконник был заставлен горшками различных цветов. На письменном столике, находившемся в творческом беспорядке, стоял круглый аквариум, где плавало несколько золотых рыбок. А в самом углу расположился огромный зеленый пуфик, в котором не то что сидеть, а утонуть можно.              — У тебя очень мило, — искренне восхитился Чимин.       — Спасибо, — Юнги открыл деревянный шкаф и начал разглядывать полочки.       Подойдя к нему ближе, Чимин заглянул через плечо и удивился, как мало у альфы имелось одежды. Собственный гардероб превышал как минимум в три раза, и то, омеге постоянно казалось, что ему нечего надеть.       — У тебя что, всё только чёрное? — издал измученный вздох Чимин, не заметив ни одной красочной вещи.       — Я предпочитаю практичную одежду, — буднично ответил Юнги, усердно что-то выискивая. — Вот! — протянул стопку аккуратно сложенной одежды. — Примерь. По размеру должно подойти.       — И всё чёрное, — расстроено протянул.       Не то чтобы Чимин не носил тёмные оттенки, просто он не любил, когда весь образ состоял лишь с одного чёрного цвета. Ему казалось, что так он выглядел слишком угрюмо и тучно. Выбор одежды влиял на его настроение и уверенность. Вот как сегодня, например: надел то, что не по душе, и всё — банальный комфорт утерян.       — Примерь сначала, а потом уже жалуйся, — настоял Юнги.       Неохотно забрав с рук одежду и дождавшись, когда альфа покинет комнату, Чимин начал переодеваться. Одевшись, он встал перед настенным зеркалом и с хмурыми бровями и сморщенным носом начал себя разглядывать. Чёрные джинсы сели уж слишком обтягивающе, под бомбером струилась свободная футболка, доходящая чуть выше середины бедра. Позвав Юнги обратно, тот принялся обходить его со всех сторон, пытаясь оценить наряд.       — Тебе идёт, — заключил он.       — Шутишь? — взвизгнул Чимин. — Я на похороны собрался или куда?       — Не на похороны, Чимин, а на гонку. Ты как в первый раз. Или я чего-то не знаю, и все начали одеваться в ярко-розовый?       — Не в ярко-розовый, но… — с сомнением наклонил голову вбок. — Просто мне кажется, этот цвет мне не к лицу.       — Не к лицу? — с явным шоком произнёс альфа. Он встал позади него и взял за плечи. — Ну же, Чимин, присмотрись внимательнее. Карие глаза, пухлые губы, маленький нос, густые волосы. И как тебе может быть «не к лицу?» Да к такому лицу подойдёт абсолютно всё, что угодно, любой цвет и фасон, — Юнги отошёл к комоду и, открыв небольшую шкатулку, вынул из неё какой-то кулон. — А если мы сделаем так, — снова оказавшись позади, начал застёгивать на шее серебряную цепочку, — то ты будешь самым красивым омегой.       Чимин чувствовал, как от этих слов щёки залились румянцем, а ладони вспотели. От нахлынувшей неловкости он опустил глаза в пол и закусил нижнюю губу. Ему не впервые слышать, какой он красивый, но в большинстве случаев все эти слащавые комплименты были сделаны лишь для того, чтобы затащить в постель. Но от Юнги эти слова звучали по-другому. Искренней, что ли? Но несмотря на то, что Чимин мог нравиться другим, это ещё не значило, что он нравился самому себе.       — Ты правда так считаешь? — подняв голову, столкнулся в зеркале со спокойным взглядом.       — Правда.       — Даже, когда я был в пуховой куртке и пижамных штанах? — недоверчиво спросил.       — Даже в них. Зачем мне тебе лгать?       — Чтобы подкатить? — выпалил, не подумав. Боже, Чимин, что ты несёшь? — Я не это хотел сказать. Не подумай ничего такого, — пытался оправдаться перед немного ошарашенным Юнги. — Просто все те, кто делал мне подобные комплименты, преследовали лишь одну цель: склеить меня.       — Обо мне ты такого же мнения?       — Нет! — громко вскрикнул Чимин. — Конечно, нет. Я вижу, что ты не такой.       — А вдруг такой? Разве ты знаешь меня?       — Нет, ты точно не такой, — улыбнулся шире, обернувшись к Юнги лицом. — И спасибо тебе.       — За что?       — За одежду и комплименты.       — Это были не комплименты, а констатация факта.       — Пусть так. За это я тоже благодарен.       — Не нужно меня благодарить. Ты лишь… — сделав небольшую паузу, Юнги обдумывал, говорить ему или нет. Они с Чимином не друзья, даже хорошими знакомыми их трудно назвать, чтобы с такими темами лезть в душу. — Ты лишь люби себя. Вот и всё.       — Если ты про одежду, то мне…       — Не про одежду, — сразу же оборвал. Следующий вопрос был поставлен с особой осторожностью: — Как долго?       — Что как долго? — Чимин не улавливал нити разговора.       — Как долго ты не ешь?       И тут он завис. Ему же не послышалось? Вроде нет. Но откуда… Как Юнги понял? С чего он сделал такие выводы? Крутившиеся в голове шестерёнки пытались придумать хоть один вразумительный ответ, но всё было тщетно.       — Что? — всё, что получилось выдавить.       — Ты ничего не съел. Может, кто-то другой и поверил в твоё оправдание, что ты не голоден, но не я. Я видел твой взгляд. И это был взгляд ненависти. К себе, Чимин. Твои слова могут быть ложью, но только не твои глаза. Так ответь на вопрос: как долго ты этим занимаешься?       Чимину до сих пор трудно подобрать ясное объяснение. Юнги читал его как открытую книгу. Чёрт, и как он это делал?       — Не выдумывай ерунды. Я просто не хотел сладкого, вот и всё, — попробовал оправдаться, но нервно теребящие пальцы выдавали его с потрохами.       — Не ври, Чимин, — тёмный взгляд насквозь пронзал растерянного омегу, который в этот момент желал лишь одного — испариться в воздухе. — Так скажешь, сколько?       — Я… — запнулся, лихорадочно бегая по лицу напротив. — Я не голодаю! Я просто сижу на диете. Со мной всё в порядке, честно, — голос звучал слишком взволновано. В глазах уже начало щипать.       Чимин не любил в лишний раз подымать неприятную для себя тему. Он не трепался об этом. Не считал нужным. А для чего? Чтобы в очередной раз сказали, что он страдает ерундой? Чтобы обесценили все его старания? Родители, собственно, так и поступали. Они были в курсе о его вечном загоне похудеть, но не понимали этого, относились слишком легкомысленно. Они равнодушно отмахивались, говоря, что их сын снова занимался глупостями, а потом пытались запихнуть в него любимую еду. Всё это вызывало у Чимина горькие слёзы. Ему становилось больно от того, что его не поддерживали.       От друзей Чимин старательно скрывал своих тараканов, зная, что у каждого имелись свои собственные. Наверное, если бы они узнали, то, как и родители, начали бы запихивать в него еду, как пытался это сегодня сделать Намджун. По правде, это было очень неприятно. Какая бы сила воли у Чимина не имелась, но железным он тоже не был.       На самом деле он считал, что у него всё было не так плохо. Многочисленные диеты уже давно стали обыденным этапом в жизни. Чимин всё время то худел, то поправлялся, поэтому этот нескончаемый водоворот надёжно закрепился в привычку. Приходилось ограничивать себя во многом: сладком, жирном, остром и чрезмерно калорийном. Было сложно, но он держался. И в итоге добивался нужного результата. Правда ненадолго. Со временем вес возвращался и ещё больше распалял злость на себя и на свой убитый метаболизм. Из-за резких скачков в весе, которые длились на протяжении не одного года, состояние здоровья заметно ухудшилось. Течки время от времени пропадали, волосы выпадали больше положенного, ногти стали ломкими, а кожа, хоть и без прыщей, окрасилась в явно нездоровый белый оттенок, который омега старался перекрыть слоем тоналки.       Но Чимин не собирался сдаваться. Здоровье уж точно не стояло в приоритете. Ну и что, что выстраданный организм страдал от нехватки витаминов и давал сбой. Главное — увидеть ожидаемый результат. Он истратит все силы, выжмет все соки, но добьётся желаемого. Ему необходимо было похудеть, так как то, что он каждый день лицезрел в зеркале, вызывало дикую злость и брезгливое отвращение. Он ненавидел ни свои пухлые щёки, что никак не хотели сходить; ни мягкий живот, который из-за изнуряющих тренировок ни в какую не приобретал желанный рельеф; ни жирные ляжки, что являлись самой проблемной зоной; ни низкий рост, делающий его фигуру ещё тучнее.       Восприятие своего тела, которое он поистине считал отвратительным, занижало и без того низкую самооценку и порождало неистовую ненависть к себе и зависть к другим. Сравнивая себя с красивыми, а главное, стройными омегами, Чимин замечал в себе столько недостатков, что имеющийся вагон комплексов разрастался в геометрической прогрессии. И тогда снова начиналось всё по кругу: изнурительные тренировки до дрожащих конечностей и какая-нибудь питьевая диета.       В последнее время приходилось всё сложнее. Учёба и репетиции отбирали не только много времени, но и физических сил, которых осталось очень мало. Слабость ощущалась всё сильнее, головные боли участились, нервная система вместе с нормальным сном уже давно дали сбой. Но Чимин не подавал виду. Он продолжал ярко улыбаться, беззаботно общаться с друзьями и старательно учиться. Чимин считал, что это просто такой этап в жизни, который в очередной раз ему следовало преодолеть. И вот как только он похудеет, как только увидит заветный идеал, сразу же станет счастливей. Станет же?       — И как долго ты сидишь на диете? — повторил вопрос Юнги.       «Всю жизнь?» — пронеслось в голове. Но дать такой ответ он, конечно же, не мог.       — Где-то пять или шесть месяцев, — пытался вспомнить, когда начался очередной «этап в жизни». — Но как ты понял? По одной встречи, по одному взгляду нельзя же…       — Не по одному. Такие глаза я видел не только у тебя, — грустно вздохнул Юнги, погрузившись в нерадушные воспоминания. — У меня был брат. Он, как и ты, был омегой. Жил счастливой жизнью, проводил время с друзьями и семьёй, наслаждался каждым прожитым днём. Он был старше меня и после окончания школы захотел стать моделью. Тэмин ещё с детства мечтал ходить по подиуму, позировать на фотосессиях, получать бурные овации. Но он не прошёл кастинг. Ему сказали, что для модели у него слишком много лишнего веса. И вот тогда он сел на диету. Поначалу он «правильно» питался, старался готовить здоровую еду, занимался спортом. Но так как результат приходил очень медленно, он начал значительно уменьшать свои порции и добавил больше тренировок. И он похудел. Скинул за три месяца двадцать килограмм и это при том, что у него никогда не было лишнего веса. Он всегда был достаточно стройным. Но вместо счастливого человека с мечтой он превратился в живую мумию. Родители молили его поесть, но он, как и ты, говорил, что не голоден. Я указывал на его торчащие рёбра и ключицы, на выпирающие скулы и тоненькие запястья. Просил, чтобы он, наконец, остановился. Но Тэмин никого не слушал. Он убеждал всех нас, что до желаемого результата осталось совсем немного. Ещё чуть-чуть и он станет идеальным и пройдёт кастинг. Но остановиться он так и не смог. Ему постоянно было мало.       Отвернувшись, Юнги подошёл к кровати и присел. Он мрачно опустил голову под ноги и сжал пальцами переносицу. На несколько долгих секунд небольшая комнатка погрузилась в гнетущую тишину, разбавляемую лишь потяжелевшим дыханием Чимина, который изо всех сил пытался сдержать рвущиеся наружу слёзы. Блестящие глаза с искренним сочувствием смотрели на посеревшего Юнги, делившимся с ним настолько личным и сокровенным, что становилось до жути неловко.       — Позже выяснилось, что помимо анорексии у него была ещё булимия, — снова заговорил. — И в какой-то момент он себя настолько истощил, что ему стало сложно наклоняться, чтобы банально завязать шнурки, — Юнги прервал рассказ, почувствовав, как сбоку прогнулась кровать. Чимин присел рядом. — Спустя несколько месяцев Тэмин всё-таки прошёл кастинг. Но надолго его не хватило. Он даже до первого показа не продержался. На одной из репетиций он потерял сознание и его положили в больницу. Пролежал он в ней около полугода. Врачи всячески пытались его откормить, пичкали различными лекарствами, но организм отказывался их усваивать. Уж слишком над ним поиздевались. И Тэмин… — прикрыв дрожащие ресницы и набрав в лёгкие воздуха, на одном дыхании закончил: — Он умер. Из-за истощения всего организма у него случился сердечный приступ. Тэмин так и не дожил до своих двадцати пяти. Умер, так и не исполнив свою мечту.       Не сдерживаясь, Чимин во всю издавал сдавленные всхлипы, которые пытался заглушить прикрывающей рот ладошкой. Хрупкие плечи содрогались в рыданиях, в груди нещадно щемило, а слезящиеся глаза устремились на профиль Юнги, что так и не поднял головы, устремив потухший взгляд в пол. Поглощённый сочувствием, он пододвинулся ближе и дрожащими руками обхватил альфу за плечи.       — Мне так жаль, — глухо буркнул он, пытаясь выразить хоть толику поддержки.       Юнги уложил похолодевшие ладони на его подрагивающую спину и, прикрыв глаза, вдохнул земляничный запах, что теперь отдавал приторной кислинкой. Конечно, ему было больно всё это вспоминать, но, возможно, хоть так Чимин что-то для себя вынесет. Он не уберёг брата, может, хотя бы этого омегу спасёт. Пока ещё не слишком поздно.       — Так что, Чимин, не мучай себя. Прошу. Я понимаю, одной печальной истории здесь будет недостаточно, но ты хотя бы постарайся. Я от чистого сердца хочу уберечь тебя от той же страшной участи, что постигла моего брата. И если ты думаешь, что у тебя всё под контролем, то это не так. Если у тебя не просвечиваются кости, это ещё не значит, что ты в порядке. Болезнь не в теле, а в голове, пойми. И пока ты не начнёшь с ней бороться, она так и продолжит тебя медленно убивать.       Чимин понимал, о чём говорил Юнги. Мозгом осознавал, что то, что он делал, возможно, и было неправильно, но остановиться попросту не мог. В голове прочно засел блок на любые обдуманные мысли и адекватные действия. Жуткие комплексы и неуверенность в себе подталкивали добиваться заветной цели далеко не самыми здоровыми методами. Если честно, он так сильно от всего этого устал. Хотелось однажды проснуться и понять, что его больше ничего не тревожит. Что надоедливые загоны исчезли. Что больше нет прежней ненависти к себе и своему телу. Чимин надеялся, что однажды этот день обязательно наступит. Должен наступить.       — Я постараюсь, — сдавленно ответил он.       Юнги поднялся с кровати и, потянув Чимина за руку, снова подвёл их к зеркалу, глядя на отражение потерянного омеги.       — Просто посмотри, какой ты красивый. Почему же ты этого не видишь? — мягко улыбнулся. — Пожалуйста, не порть эту красоту дальше. Я знаю, так сразу у тебя не получится. Необходимо всё делать постепенно. Шаг за шагом, чтобы случаем не навредить ни психике, ни организму в целом. Ты согласен? — в ответ утвердительный кивок. — Уже хоть что-то.       — Я буду стараться, — шмыгал носом и вытирал заплаканное лицо.       — Повезло, что ты без макияжа, а то бы всё давным-давно растеклось, — с лёгкой улыбкой протянул ему салфетку.       После того как Чимин умылся и немного привёл себя в порядок, они вернулись к заскучавшим друзьям. С порога его встретил ухмыляющийся Чонгук.       — Ты же ненавидишь чёрный, — напыщенно скрестил руки.       — Захотел быть тебе под стать. Что-то не устраивает? — идентично сложил руки Чимин.       — Да всё устраивает, не пыхти, — Чонгук быстро утратил к омеге интерес.       Посидев у Юнги ещё немного, было решено выезжать на гонку. К началу осталось совсем немного. Нужно поспешить.