Нужное время

— Ну хватит тебе. Ты чего завелся так? Серёжа молчит и смотрит вслед уходящему Позу. Если бы он мог не заводиться — он бы не заводился. Арс тихо подходит со спины и кладет руку ему на плечо, слабо сжимая, и Серёжа действительно расслабляется под этим напором, но внутри все равно буря. Солнечная погода почему-то нихрена не компенсирует это состояние. — Он меня достал, — подводит он итог и чиркает зажигалкой. Получается не с первого раза, но упорства Сереже не занимать, поэтому он пытается снова и снова, пока Арс не выхватывает эту чертову зажигалку у него из рук. — Зачем? Серёжа смотрит сначала на Арса, затем на пачку сигарет в своих руках. Точного ответа нет, как и нет ответа — почему в кармане его ветровки лежат сигареты Поза. Помутнение, протест, желание сделать назло. Серёжа знает, что никогда бы не начал курить, и Арс, который стоит рядом, тоже это знает. Вот только в глазах напротив читается беспокойство, почти животный страх, поэтому Серёжа не выдерживает — разрывает зрительный контакт с Арсом, вздыхает и кладет сигареты вместе с зажигалкой обратно в карман. Пальцы неприятно покалывает, и Сереже кажется, что сейчас не май месяц, а самый настоящий февраль. Он снова кидает взгляд на привокзальное кафе, туда, где совсем недавно скрылся Дима. Злость накрывает с новой силой, но Серёжа берет себя в руки и идет обратно к поезду. Уже в вагоне он устало прикрывает глаза и позволяет себе зарычать от бессилия. Вообще-то, Дима не плохой человек. Сереже хочется думать, что он в общем-то — тоже. Вот только от постоянных препираний сносит крышу не меньше, чем от дорогого допинга. Серёжа привык сначала делать, а потом соображать, этим они с Димой разительно отличаются. Он слышит голоса ребят из коридора, они совсем не веселые, и если хорошенько раскинуть мозгами — Серёжа поймет, почему. Но ему не хочется. Он лениво открывает глаза только тогда, когда чувствует рядом чужое присутствие. Дима заходит почти беззвучно, садится рядом и смотрит. — Мог бы вообще не приходить, — ворчит Серёжа. — Мы бы без тебя уехали. Баба с возу — кобыле легче. В одно мгновение весь мир вокруг перестает существовать. Есть Серёжа, который мелко дрожит от накативших эмоций. Есть Дима, которому почти удается скрыть свою улыбку. Есть они вдвоем, — близко-близко, — и по хорошему, они и молчать умеют комфортно. Но Сережу все равно что-то гложет. — Ну прости. Вышел из себя. Собственный шепот звучит до безобразия громко, но Сереже и правда очень жаль. Он ложится на койку, прикрывает глаза и почти чувствует, как Дима ложится рядом. Он всегда использует эту идиотскую тактику молчания. Чтобы надавить, чтобы заставить чувствовать свою вину по максимуму. Чтобы сносило крышу от того, что Дима одновременно и рядом, и — нет. — Ты же знаешь, что мне не все равно? — Серёжа дожидается утвердительного кивка в ответ, прежде чем продолжить. — И если бы я умел по-другому, я бы так и поступал. Но вот такой вот я мудак, Дим. Если бы я знал, что мы с тобой сейчас видимся последний раз, я бы, наверное, признался, что люблю тебя. Будь сейчас Арс вместе с ними в вагоне — он бы пошутил, что об повисшую тишину можно порезаться. — Но я тебе этого не скажу, — быстро добавляет Серёжа. — Успеется. Ты только не злись, ладно? За то, что сорвался на вокзале. Совершенно не к месту Серёжа вспоминает о пачке сигарет, которая до сих пор ютится в его кармане. Ему хочется спросить, зачем Дима вообще их там оставил, но побеждает совершенно иррациональное желание — промолчать. Оставить пачку себе, как очередное напоминание о Диме. В конце концов, в их тандеме Серёжа всегда отвечал за сентиментальность. Под мерный стук колес они оба почти засыпают, но прежде, чем окончательно провалиться в сон, Серёжа замечает, как разглаживаются морщинки на лице у Димы, как он расслабляется и в конце концов улыбается так, как умеет только он один. Сережа верит, что когда они проснутся, от неприятного привкуса ссоры не останется и следа. — Долго нам еще ехать? — раздается над самым ухом, и Сережа от неожиданности едва не вскрикивает. — Я тебе что — часы? — ворчит он, а затем мысленно дает себе пинка. — Дим, откуда я знаю? Я спал, как и ты. Сережа окончательно выныривает из мира грез и сонно трет глаза. Дима рядом уже привычно листает ленту в телефоне, но отчего-то именно сейчас он кажется Сереже каким-то неестественным и чужим. «Не чужим, — мысленно поправляет себя он, — отстраненным!» Какое-то время они оба молчат, а затем Сережа по-свойски пододвигается ближе к Диме и заглядывает тому в телефон. Цветные картинки режут глаза, но так даже лучше. Серёже неуютно, страшно, горько и тесно, но он наслаждается каждой тёмной эмоцией, потому что знает — заслужил. — Я тебя поцелую? — Целуй, — пожимает плечами Дима. Но, вопреки своему безразличному тону, первый проявляет инициативу. Тянется губами к шее Сережи, почти грубо вжимает его в твердый матрац, а затем отстраняется и смотрит в глаза. — Хочешь, Сереж? Я же знаю, что хочешь. Скажи. Дима оставляет после себя горячее дыхание. Одной рукой он гладит тело Сережи под футболкой, пока вторая медленно опускается с щеки на шею и остается там лежать. Все настолько быстро, настолько неправильно, не так, как обычно. В глазах Димы — сталь. А еще холод и дикое желание. Серёжа хватается за последнее, потому что чувствует, как плывет от всех прикосновений. — Хочу, да. Очень хочу. Они целуются рывками. Мокро и быстро. Сереже дважды хочется перетянуть инициативу на себя, но каждый раз он терпит поражение. Дима снимает с него одежду, при этом сам остается полностью одет. Они смотрят друг другу в глаза, и при тусклом освещении в купе все кажется более интимным и личным. Серёжа думает, что этот момент — самый подходящий из всех возможных. Серёжа думает, что если не скажет сейчас — не скажет уже никогда. Серёжа, возможно, впервые сначала думает, а затем говорит. — Дим, я тебя… Но его прерывают почти грубо. Дима быстро закрывает ему рот рукой, близко наклоняется и кусает сначала ухо, а затем опускается к шее. Трется о Сережу, заставляет того то ли скулить от желания, то ли выть от несправедливости. В любом случае Серёжа к этому разговору еще обязательно вернется. Он цепляется за эту мысль и не отпускает ее до самого конца. Ни когда Дима наконец-то дотрагивается до его члена, ни когда шепчет на ухо грязные слова, ни когда он выгибается, чтобы кончить. Недолгая эйфория сменяется тягучей грустью, и Серёжа вдруг думает, что этот вечер — не тот. Что он чуть было не сказал заветные слова в неподходящее время. Ему хочется верить, что это самое нужное время очень скоро настанет, потому что носить в себе — пытка. Когда-нибудь очень скоро, но не сейчас. Не тогда, когда Дима на него все еще злится. Серёже резко становится очень холодно, он тянется за одеялом, но то оказывается так далеко, что невозможно дотянуться. Сережа чувствует, что что-то не так. И дело даже не в Диме, который не лег как обычно рядом, не поцеловал и не начал привычно говорить всякую приторную хрень. Дело в чертовом одеяле, которое Серёжа не может достать. Почему он не может? И почему так холодно? Сережа тянется рукой к мобильнику, чтобы посмотреть время и… Просыпается. — Сука. Димы рядом нет. Либо курит, либо торчит в купе у парней. Серёжа окидывает взглядом все вокруг себя и приходит к выводу, что нахрен такие сны. Мятые и влажные простыни тут же летят на соседнюю койку, Серёжа аккуратно заметает следы и вздрагивает каждый раз, когда за дверью раздаются звуки. Отчего-то очень стыдно сейчас показываться перед Димой в таком виде. Докатился, Сергей Борисович, уже трахаешься с воображаемым Позовым. — Потому что настоящий — та еще задница, — шепчет Серёжа, застилая новую простынь. Становится до чертиков обидно, что Дима куда-то свалил. Появляется ощущение, что тот его все же не простил. Не то, чтобы они раньше обходились без ссор. Просто Серёжа чувствует, что в этот раз действительно взболтнул лишнего. Когда от ночного казуса не остается никаких следов, Сережа устало садится и прячет лицо в ладонях. Если бы они были сейчас дома, они бы уже давно помирились, устроили бы самое настоящее примирительное шоу. И после сидели на кухне и обсуждали всякую хрень. Дима бы обязательно сказал, что Серёжа размяк. Серёжа бы ответил, что это все дурное влияние. Дима бы смотрел на него так, как умеет только он — нежно и немного с тоской. Совсем не так, как смотрел на него во сне. Если бы они были сейчас дома, Серёжа бы признался. Арс появляется в дверном проеме неожиданно и зачем-то коротко извиняется. — Давай поговорим? — О чём? О том, что я напортачил? Серёжа вздрагивает, когда Арс садится рядом и обнимает его за плечи. Их дружба видела многое, но Сережу в таком состоянии — реже всего. Арс тяжело вздыхает и притягивает его к себе. Они бегло смотрят друг на друга, и Серёжа невольно сравнивает. Они с Димой дружили семь лет, не подавали друг другу никаких намеков, но все же каждый раз в глазах Димы Серёжа видел отражение себя, своих желаний и какого-то детского счастья. В глазах Арса преданность и забота, но они ощущаются иначе. — Серёж, прекрати себя терзать. — А то Диме пожалуешься? — не выдерживает, смеется. Кажется, будто даже отпускает. Серёжа отстраняется, достает телефон и терпеливо ждет, пока Арс в него посмотрит. Он лениво листает галерею. Фото с концертов, с вечеринок, с корпоративов. На одном из фото до невозможности счастливый Дима ест торт, а рядом Антон корчит рожицы. В телефоне Сережи — целая жизнь. Жизнь, которая в какой-то момент сначала заискрила яркими красками, а затем уверено пошла по пизде. Если бы Серёжа умел вовремя заткнуться, Дима был бы прежним — улыбчивым парнишей из Ипровизации. Его парнишей, которому скоро сорок, но тем не менее. Серёжа знает, что Дима ему никогда не признается в том, что Серёжа все только портит. Но он же и правда портит? Он сам это чувствует. — Ты знаешь, как у нас вообще все произошло? — спрашивает Серёжа, когда на экране появляется их совместное фото с Димой. — Расскажи. Арс знает. Конечно, он знает. Серёжа всегда делился со своим лучшим другом такими вещами. И готовность Арса выслушать еще раз, когда Сереже кажется это таким необходимым — лучшее доказательство их близкой дружбы. Серёжа вздыхает и погружается в недалекое прошлое. Питер, гримерка, веселые обсуждения после удачного концерта. Антон смеется, обнимает Арса и бесконечно стебёт его за косяки на сцене. Арс не обижается, никто из них никогда на такое не обижается. — Ахуеть, — говорит Дима и разводит руками. — Что? — Серёжа отказывается развозить нас по домам после корпората. — Я такого не говорил. Я сказал, что тоже собираюсь пить. Парни удивленно переглядываются, и Сережу это забавляет еще больше. — Мы тебя в импровизацию взяли, чтобы ты не пил и развозил нас по домам, — замечает Антон и еле сдерживается, чтобы не заржать. — И чтобы шутить над твоим хвостиком, — добавляет Арс. — И чтобы ты играл на сцене мою жену. Кто как не ты? Серёжа смотрит на Диму и улыбается, в груди разливается непривычное тепло, но он не хочет проводить анализ, он хочет плыть по течению, потому что это — то, что получается лучше всего. На вечеринке шумно. Серёже кажется, что на трезвую звуки не так сильно давят. Он выходит на улицу подышать свежим воздухом и не особо удивляется, когда Дима выходит вслед за ним. Музыку слышно даже тут, поэтому Серёжа морщится и отходит еще дальше. — Поз, вот вообще не даешь от себя отдохнуть. Ты чего выскочил? Курил же только недавно. — Ты ж мой заботливый, — улыбается Дима и явно пытается придумать что-то колкое, но не успевает, потому что перебивает Серёжа. — Не заботливый, а рассудительный. Курение убивает — и все такое. — Зато помогает расслабиться. Вот что ты делаешь, если напряжен? На улице прохладно, отчего Дима после последних слов ведёт плечами, и от Сережи это, конечно, не ускользает. Он почти неприлично рассматривает собеседника, и ему кажется, что если кто-то из них сейчас сделает шаг навстречу — Серёжа обязательно совершит какую-нибудь глупость. Что-нибудь такое, отчего весь их слаженный коллектив перестанет быть таковым. — Серёж? — Дима обеспокоено смотрит на него и все же делает этот проклятый шаг. — Земля вызывает Сережу! — Прости, задумался. Так что ты спрашивал? Привычный Поз перевел бы тему. Непривычный Дима повторяет слово в слово. Почему-то шепотом. — Что ты делаешь, если напряжен? — Обычно стараюсь все обдумать, — теперь уже Серёжа неосознанно подходит ближе. — В редких случаях совершаю что-то глупое и неуместное. — Как тогда, когда на спор попытался украсть вискарь? Серёжа не отвечает. Он задумывается над тем, насколько он напряжен. И насколько он рационален, чтобы не совершить глупость. Если бы сейчас вышли парни — было бы многим проще. Антон обязательно разрядил бы обстановку глупой шуткой, а Арс загнал бы всех в помещение, чтобы продолжить веселье. Но никто из них не выходит. На улице только Серёжа, который боится, и Дима, который ждет. Наверное, именно в этот день Серёжа окончательно потерял старого себя. Неуверенный, испуганный и страшащийся признаться самому себе в очевидном. Серёжа из прошлого покрутил бы пальцем у виска от такого зрелища. Благо, что Дима в настоящем и прошлом — один и тот же человек. Умный, догадливый, всегда понимающий Димка. Серёжа не сразу понимает, что происходит. Он чувствует чужое дыхание на своих губах, а в следующий момент они целуются. Неумело, криво, как будто никогда никого до этого не целовали. Серёжа отстраняется первый. Ему нужно знать, что все это по-настоящему: не сон, не мираж и не глюк от алкоголя. Но Дима, кажется, вполне реальный, потому что его улыбку Серёжа бы никогда не смог так же хорошо воссоздать в своем воображении. — Ты такой идиот, — смеется Дима и разворачивается, чтобы наконец-то зайди обратно. Серёжа приходит в себя от резкого восклицания над самым ухом. Какая-то его часть все еще находится там, рядом с Димкой в заснеженном дворе. Серёжа может поклясться, что чувствует запах сигарет и слышит ту самую музыку. Но, конечно, он не там, и уже очень давно. Сейчас он в темном купе, а рядом Арс. Серёжа бегло осматривает комнату и разочарованно вздыхает, когда понимает, что Дима еще не вернулся. — Ложись отдыхай, через четыре часа уже будем на месте. — Лягу, Арс. Подожду, может, Ди… — Серёж. Спокойной ночи. Когда он остается один, мысли с новой силой начинают биться в голове. Сережа снова анализирует события последних месяцев и в очередной раз приходит у выводу: он — болван. Их жизнь — бесконечный цикл событий, которые идут друг за другом. Но даже в этом хаосе они умудрялись найти время для стычек. Они долго спорили, в чьей квартире они будут жить. Сережа ставил на то, что большая и просторная квартира — залог уюта. Дима доказывал, что Сережина квартира не живая, и его маленькая двушка хоть и не кажется роскошной, зато выгодно расположена. Бесконечные споры. Китайская еда или итальянская. Боевик или комедия. Тишина или музыка до утра. Единственная константа в их жизни — они есть друг у друга. Серёжа думает о том, что после тура обязательно запишется к психологу. Дима давно уговаривает, а он все никак, но вдруг и правда — поможет. Еще Серёжа думает о том, что с его стороны было до жути эгоистично оттягивать момент признания, если он уже давно понял, что к чему. Конечно, конечно, Дима знает, что Серёжа его любит. Но он должен сказать ему об этом сам. Обязательно скажет. Серёжа засыпает с тревогой в груди и расслабляется только тогда, когда под утро приходит Дима и садится рядом. Матрац под его весом заметно проседает и Сереже хочется улыбаться, но он слишком сонный даже для того, чтобы просто открыть глаза. Тем более, что уже совсем скоро они приедут. И Дима его простил. Иначе зачем бы он возвращался? – Соскучился, – шепчет Серёжа и окончательно проваливается в сон. Концерт проходит на удивление уныло. Сереже все время кажется, что шутки парни выдавливают из себя, а люди в зале не такие задорные как раньше. Возможно, они постарели. А возможно – просто день такой неудачный. В гримерке к Сереже снова подходит Арс, и это порядком начинает выводить из себя. Не то, чтобы Серёжа не ценил всю эту заботу, но он же не девушка какая – в самом деле! Ему не нужен присмотр и ежесекундная поддержка только из-за того, что он поссорился со своим партнером. Кроме того, они уже помирились. Серёжа в этом уверен, потому что Дима снова смотрит на него с теплом во взгляде. – Пойдешь с нами в бар? – Не, Арс, устал. Завалюсь в номер и лягу спать. Дима тоже не идет, ставлю перед фактом, – смеется Серёжа и думает только о том, что до блаженного сна действительно остались считаные минуты. Арс смотрит на него то ли с упреком, то ли с беспокойством – почему-то именно сейчас сложно разобрать. У Сережи кружится голова, но он спихивает все на изматывание. Все же дорога никогда не давалась ему легко. – Серёж, четыре месяца пошло. Прекрати изводить себя. Арс берет его под руку с явным намерением провести к нужному номеру. Но Серёжа отскакивает от него как от огня. Он даже не смотрит на него, когда быстрым шагом уходит прочь. Арс ни черта не понимает, потому что он – не Серёжа. И не Дима. Он, если на то пошло, сторонний наблюдатель. Первой в стену летит бутылка из-под вина, которая к своему несчастью стояла в мини-баре. Сереже откровенно плевать, какие убытки он понесет, когда придется оплачивать номер. Ему плевать даже на глубокий порез, который он получает по неосторожности, когда кидает в стену вторую бутылку. Запоздало приходит мысль, что содержимое нужно было сначала выпить. Но, – какое счастье, – в запасе еще и коньяк имеется. Серёжа рычит, бьет кулаками о стену, крушит все на своем пути и не сразу успокаивается даже тогда, когда в комнату тихо заходит Дима. Со стороны – то еще зрелище. И если быть до конца честным, таким Сережу не видел даже Арс. Таким себя и сам Сережа не видел. И как же хорошо, что в комнате нет зеркал, чтобы не наткнуться случайно на собственное лицо. – Дим, Димочка, – Сережа бросается к нему и падает у самых ног. Он уже не сдерживает себя, горячие слезы катятся по щекам, но плевать. Как же плевать. – Прости, родной. Дим, ты же простишь? Сережа чувствует, как на голову ложится чужая рука, как по растрепанным волосам невесомо скользят пальцы. Хочется прижаться, обнять, молить о прощении столько, сколько это вообще возможно. Серёжа всхлипывает и совсем немного приходит в себя, когда Дима опускается рядом с ним на колени. В глазах больше нет ни стали, ни отстраненности, ни бог знает чего еще, что успел себе придумать Серёжа. В глазах – безбашенная влюбленность и всепоглощающая тоска. Серёжа отстраняется и смотрит, смотрит, смотрит. Пытается найти что-то новое, не знакомое на родном лице, но каждая морщина, каждая черточка – все изучено уже давно. – Я люблю тебя, Дим, – наконец-то говорит Серёжа и улыбается. Так легко и так просто. Слова, которые Серёжа мог бы говорить Диме каждое утро, когда они просыпались вместе. Он мог бы повторять это за завтраком, после концертов, перед сном. Если бы Сережа знал, что станет так легко дышать после сказанных слов – сказал бы их уже давно. Еще на той заснеженной улице у кафе, где они первый раз поцеловались. – Я люблю тебя, – повторяет он снова. – Прости меня. Прости за то, что не успел тебе этого сказать. Дима улыбается, кладет руку Сереже на щеку, и тот ластится как побитая собака. Жмурится, чтобы больше не видеть, потому что взглянуть в последний раз – пытка. Сережа делает глубокий вдох, открывает глаза и ожидаемо оказывается один в комнате. Дима исчез, прихватив с собой большую часть души Сережи, но оставив взамен самые лучшие воспоминания. И Серёжа будет идиотом, если забудет хоть одно из них.