«Привет. Телефон работает.»
Реши она написать что-то большее – точно сошла бы с ума. Уэнсдей снова опустила пальцы на свою печатную машинку. Она уставилась на лист белой бумаги, запугиваниями пытаясь заставить свой разум придумать что-то стоящее. В голову ничего не приходило. Вообще. Возможно, ей нужен был небольшой всплеск адреналина. Дзынь. Уэнсдей взяла телефон с легким любопытством, думая о том, какое интересное совпадение заставило ее преследователя написать ей в необычное для него время. Но к ее удивлению, это был ответ Ксавьера. Она смотрела на сообщение, но не читала его, находясь в еще большем замешательстве: как он смог ответить так быстро? Ее собственное короткое сообщение заняло у нее гораздо больше времени, чем она планировала на него потратить. Она выбрала смс, потому что предполагалось, что это легче и быстрее, чем телефонный звонок. Это оказалось совсем не так. А он не только ответил быстрее, чем писала она. Его сообщение оказалось намного длиннее. Невероятно. «Кажется, кто-то наконец снизошел до использования самопровозглашённого устройства для пыток» Смсщики и их проблемы с пунктуацией. Если она не ответит сейчас – не ответит никогда.«Дастигла скуки»
Не удивительно, почему люди предпочитают сокращения и аббревиатуры слов и фраз. Она сама стала жертвой функционального нетерпения и ее сообщение уже страдало от этого. Как и ее правописание. Однако, теперь она не просто написала ему смс, о котором он просил ее. Она еще и ответила ему. Она выполнила план по хорошим делам до самого нового семестра. - Вещь, переложи телефон в его коробку. - А когда Вещь застыл на несколько секунд в нерешительности над телефоном, Уэнсдей пристально посмотрела на него, - Вещь, Немедленно. Но Вещь не успел. Прошло совсем немного времени, когда Уэнсдей услышала новый дзынь. Она бесцеремонно подскочила и выхватила телефон: в голове промелькнуло что-то вроде напоминания самой себе, что это может быть ее преследователь. Но всплывшее на экране имя Ксавьера рассеяло сомнения. Из-за ее прыжков сердце билось слишком часто, и Уэнсдей сделала пару шагов назад, чтобы успокоиться. Чувства были интересными и напоминали панику, но в этот раз причина была в другом – Уэнсдей была заинтересована. Любопытство. Абсолютно не свойственное ей. Оба контакта в ее телефоне, с которыми она теперь вела переписку, были одинаковым образом любопытны, а их сообщения вызывали похожие чувства. Не сказать, что это было хорошо. Или что эти чувства имели какое-то отношение к отправителям. Интриговало получение сообщений само по себе. И возможность выстроить свою собственную историю. Она нашла компромисс с самой собой в том, чтобы не притрагиваться к телефону до вечера. В любом случае, нужно было установить некие правила. Она поделилась своими доводами с Вещью, чтобы ничто не отвлекало ее до конца дня. Особенно Вещь. Уже укладываясь спать, Уэнсдей почувствовала знакомую прохладу, коснувшуюся ее руки. Не было никакого повода злиться на упорство Вещи – она же пообещала. Поэтому она открыла предыдущее сообщение, которое висело непрочитанным. «Должно быть ты была очень занята, если скука настигла тебя только сейчас» Короткий ответ подойдет:«Это временно.»
И легла спать.+
Уэнсдей очень быстро поняла, какую ошибку совершила. Была одна деталь, которая объединяла сообщения Ксавьера и ее неизвестного преследователя: последовательность. И постоянство. Как будто в целом мире больше не было других дел. Она уже засыпала прошлой ночью, когда комнату наполнил новый дзынь; а на следующее утро она обнаружила, что Ксавьер ответил вскоре после нее: «Похоже, тогда я должен извлечь максимум пользы из этого» Уэнсдей не понимала таких быстрых ответов, долгих сообщений, и приоритетов, которые заставляют человека делать это. Это не имело никакого смысла, и последнее, что она хотела – поощрять такое поведение. Однако он продолжил вмешиваться в каждый ее день. Это было как снежный ком. Началось все с того, что она стала брать с собой телефон повсюду из-за преследователя. Поэтому, когда телефон сигнализировал ей о сообщениях Ксавьера, она всегда была рядом. Это было разумно - отвечать незамедлительно. Она могла забыть, если не ответ сразу. Тем более, что весь смысл сообщений – в мгновенном ответе. Он делал тоже самое. Казалось, что скука застигла его еще раньше, чем ее, если у него было достаточно времени сидеть перед телефоном в ожидании ответа целый день. Ответы требовали времени, потому что ее координация во время печатания все еще оставляла желать лучшего. Она даже подумала поручить это Пагсли – что стало бы великолепным планом для его пытки – однако что-то заставило ее сохранить эту информацию при себе. Конфиденциальность. К тому же Пагсли был слишком мягок для такого. Ей бы и в голову не пришло, что все дни теперь будут посвящены тому, чтобы рассказать Ксавьеру о том, что она читала сегодня, пока знакомое ощущение ночи не наполнит ее, и она не вернется в особняк Аддамсов в состоянии самосаботажа. Ей все еще нужно было разобраться с преследователем. Он пока не подобрался к ней слишком близко, но она должна быть готова, когда это произойдет. А вместо того она продолжала проводить свое время бессмысленно. Неделями. И все было нормально до тех пор, пока семейный ужин не был прерван этим неприятным звуком. Дзынь. Головы всех в комнате немедленно повернулись к ней как к источнику звука. А удивление на лицах ее матери и отца красноречиво сказало ей, что все. Хватит. Но, очевидно, не для нее. Потому что она продолжила. Она провели целых два дня в попытках не носить телефон с собой повсюду и доказывая себе, что у нее нет никакого желания проводить дни, печатая сообщения, пока на третий день она не обнаружила пропущенное сообщение от преследователя. И все началось снова. Все ее дни, весь июнь она провела так. Бессмысленные разговоры. Повторяющиеся вопросы. «Какие планы на день?»«Пытка. Людоедские напитки.»
«Без гильотины?»«В ней нужно наточить лезвия.»
И почему ежедневный просмотр сообщений стал такой неотъемлемой частью культуры смс? Иногда они погружались в глубокие беседы. Он мог попросить ее рассказать сюжет ее книги. Или каким образом она выиграла в этот раз в шахматы. Это требовало времени, потому что печатание сообщения – и Уэнсдей была вынуждена признать это – было непростым делом. Он наверняка забыл о ее обширном словарном запасе, императивной орфографии и плавной прозе из-за этих утомительно-коротких ответов, которые все равно печатались слишком долго. Она говорила себе, что возможно, это не так, и он не забыл, раз все еще общается с ней. И напоминала самой себе, что неважно какого он остается мнения о ней, это не имеет никакого значения для нее самой. Как и всегда.+
Роковой день выпал, как кости в домино. На улице было невыносимо жарко, ничего не получалось, а единственной радостью, которую Уэнсдей могла для себя найти, была пустота цвета, которую создавали при падении кости домино в ее воображении. Проснувшись, она обнаружила, что телефон полностью разряжен. А еще, что она спала на боку, а не на спине, поэтому теперь часть волос была всклокоченной и совершенно запутанной. Вообще, засыпать, печатая кому-либо сообщения было слишком по девчачьи. Слишком как девочка-в-розовом-слушающая-поп-музыку. Слишком, чтобы Уэнсдей могла это представить. Наспех причесавших и велев Вещи поставить телефон на зарядку, Уэнсдей решила немного поработать над книгой перед завтраком. И села за стол, только за тем, чтобы обнаружить свою печатную машинку с закончившейся лентой. Завтрак продолжил череду неудач пережаренным мясом совершенно без крови. А после она сделала невероятно глупый ход в шахматах, который стоил ей всей партии. А еще кожаные ремни для пытки Пагсли не выдержали и порвались в самый разгар действия. Она увидела яркий желтый цветок по пути к месту, где обычно уединялась для чтения. Которое сегодня было освящено прямыми жаркими солнечными лучами. Это был просто кошмарный день. В том смысле, что он не щекотал нервы, как, например, пытка. Он был ненужным, незаслуженным и изнурительным. Как печатание сообщений. Словно продлевая ее мучения, мать снова начала рассуждать о Беладонне во время ужина, который так же был пережарен. Уэнсдей приходилось жевать интенсивнее, чем обычно, тогда как ее мать все больше погружалась в свои рассуждения. - Какой позор, что все эти годы Беладонна была заброшена! Уэнсдей, дорогая, я знаю, что ты можешь изменить это. Вернуть ей былую славу. Поднять на тот уровень, когда твой отец и я были там. Этот разговор о сообществе не только оставлял неприятный осадок, но и напоминал о его участниках. И один из них сейчас как раз ждал ответа на свое сообщение, которое Уэнсдей должна была прочитать сразу по возвращении в комнату после ужина. «Как прошел этот замечательный вторник?» Она начала отвечать не раздумывая, бескомпромиссно. Это было так долго, и включало в себя слишком длинные слова, которыми только и можно было объяснить всю отвратительность этого дня. Все на экране двигалось быстрее, чем ее пальцы. Уэнсдей нажала «о» вместо «п», и написала заглавную «а» вместо строчной, и это было слишком раздражающим, чтобы высказывать свое недовольство еще и по этому поводу. На самом деле она была раздражена даже сильнее. В максимальной степени. До той стадии, что причина , по которой она вообще начала эти текстовые сообщения, превратилась в ничто в ее сознании. А методы Ксарьера Торпа отвлекать ее днями напролет стали непреднамеренной пыткой. В плохом смысле. Она снова напечатала короткое сообщение вместо того, что хотела, потратив слишком много времени на бесплодные попытки. Только для того, чтобы ответить ему. В обмене мгновенными сообщениями не было ничего мгновенного. Ничего полезного. Она до сих пор не могла понять, как удобно держать телефон, если ты лежишь на спине. Или как исправлять ошибки, не стирая весь текст целиком. Или зачем тратить столько времени на сообщение, которое будет прочитано за секунду. И возможно, понято неверно. Она снова написала «н» вместо «б». И затем удалила пробелом целое предложение вместо одной буквы. Последняя капля. Последняя падающая кость домино. Это побудило в ней желание начать пинаться ногами от разочарования. И чувство, что она теряет контроль над ситуацией. Именно это, наверное, заставило ее нажать на кнопку вызова без всяких мыслей. Гудки отдавались у нее в ушах секунду или полторы. А терпению, которое было у него, можно было позавидовать. Потому что Уэнсдей не дала времени на приветствия, как только услышала его голос. Она сразу начала с того, зачем сделала это: - Этот вторник можно назвать каким угодно, только не прекрасным. Он стал отличным напоминанием обо всех тех вещах, в которых совсем нет удовольствия. Но я даже не смогла уловить никакого трепета, страдая от их объединения. И этот телефон не пригодился ни для одной из моих целей или желаний, несмотря на то, с какой бессердечностью он был создан. Она закончила вызов раньше, чем он смог ответить. И уставилась в потолок. Вопрос крутился у нее в голове: ради чего она сделала это? Для удобства, конечно. Но что она сделала. Уэнсдей Аддамс позвонила Ксавьеру Торпу. Она закрыла глаза, игнорируя звук входящего сообщения рядом с ней.