Феникс

Родители Рана прилетели. Вернее, прилетел только Салах. Он сказал, что запретил сообщать новость Ясмину, чтобы не рвать ему сердце, если выяснится, что это все же ошибка. Он привез прозрачные вкладыши тестов ДНК, которые сразу с образцами крови караванщика послали на корабль в лабораторию Хатима. Ран выглядел старше отца. Тот до сих пор был статным и красивым альфой, а вот Ран выглядел старой развалиной. Худой, высохший, сутулый и совершенно потухший. В нем не чувствовалось ни силы, ни огня. И, главное, у него не было запаха альфьих феромонов. Он пах старым бетой. Салах глядел на сына через стеклянную дверь, боясь поверить, что его сын на самом деле жив. Заки принес полный поднос еды, и Ран с опаской принялся есть. Было заметно, что он голоден, руки слегка подрагивали, но он ел аккуратно. - Это и правда отец? Оми, ты уверен? - рядом остановился сын, - он совсем не похож на отца. Он выглядит старше Джабаля! А тот совсем старый альфа! Этот выглядит как бета! Оми, ты ошибся! Дед Салах, вы когда-нибудь слышали, чтобы из альфы сделали бету? Разве такое возможно? Альфа всегда останется альфой! - Нет, - Альби мягко улыбнулся, - я уверен, что это мой Ран. Неважно, как он выглядит, что у него гормональный сбой. Неизвестно, что с ним сделали и как именно стерли ему память, но мы со всем разберемся. Главное, что он живой. Они так и стояли, смотря, как караванщик в разорванной рубашке аккуратно ест, осторожно оглядываясь по сторонам. Эта была гостиная Альби, и, хотя Заки пытался упираться, отказываясь постороннего, вернее, мужчину с недоказанным родством привести на омежью половину, но Альби в глубине души надеялся, что муж, оказавшись в родном доме, вспомнит, как счастлив был здесь раньше. Альби не разрешал изменять в своих комнатах даже подушки и ковры. И каждый раз вместо одной старой вещи приносили точно такую же новую. Примчавшийся вслед за Заки Хатим потрясенно разглядывал Рана. Экспертиза доказала, что это действительно Ран. Но поглядев еще немного, он решительно зашел внутрь и потребовал чтобы незнакомец закатал рукав и позволил взять у него еще один образец крови. Ран испуганно покосился на закутанного в черное омегу и протянул руку. Хатим лично взял образец крови и сказал Салаху, что «этот образец крови он из рук не выпустит и точно проверит этого бету!». Но Салах уже никого не слушал. Этот пожилой бета был действительно похож на его сына. В мелочах, которые заметны только близким. Например, как он, прикрыв глаза, облизал ложку после шурпы перед тем, как положить ее на стол. Тигренок так всегда делал, когда был маленьким. Айдан долго отучал его от этой привычки, когда он подрос. Или, например, высунул кончик языка, прежде чем поднести к губам горячую чашку. Он как змееныш всегда пробовал температуру языком, прежде чем сделать глоток. С этой глупой привычкой боролся уже Ясмин. Маленькие глупости, которые может помнить только любящий родитель. Салах зашел в комнату и успокоил жестом мужчину, который чуть не перевернул столик, пытаясь вскочить при виде вошедшего эмира. Салах с болью смотрел на изможденного и потухшего первенца. Он не мог понять, как его сильного и отважного сына могли так сломать, чтобы потом сложить из обломков это несчастье. - Ты наелся? Хочешь еще чего-нибудь? Все хорошо? Расскажи о себе, - Салах сел напротив и впился взглядом в незнакомца, пытаясь уловить ложь, но заметил только растерянность, - все, что помнишь. Пожалуйста, это важно! Мужчина, сказав, что почти ничего не помнит, начал свой рассказ. Он помнил себя с момента, как его, голого и с кандалами на руках нашли караванщики, дали еды и одежду. Он не помнит, что было раньше. Его нашли в пустыне так далеко от любого эмирата, и он не представляет, что с ним было и откуда он сбежал. Он остался с караванщиками, у которых работал вначале охранником за одежду и еду, а через год устроился охранником в другой караван. Там уже платили деньги. Хотя их хватало только на еду и одежду. Но зато он перестал бояться, что беглого каторжника сдадут разъезду альф в надежде получить вознаграждение за поимку беглых преступников. Он скитался по планете еще пять лет, когда, наконец, смог накопить денег на свою машинку и еще год возил чужой товар из города в город. И вот сейчас собрал достаточно денег, чтобы купить собственную партию качественной кожи. И очень переживал, чтобы его капиталовложения не пропали. Салах похлопал его по руке и пообещал, что сам лично проследит, чтобы его машинка и купленная кожа не пропали. - У тебя есть семья? Жена, дети? - Что вы говорите, господин, - рассмеялся караванщик, - откуда у меня деньги на калым? Я и себя не могу толком прокормить, разве можно обрекать на нищету еще кого-нибудь? Я один, совсем один. Салах вышел из комнаты и прижал к себе Алишера. - Это действительно Тигран! Теперь и я в этом уверен. О, Аллах, я так счастлив! Он действительно жив. Но пока давайте придержим эту новость в тишине*. Пойду, поговорю с альфами. Надо позаботиться, чтобы об этой новости не кричали на улицах. Надо дать Тиграну время вспомнить все. Спрошу Айдана. Уверен, он придумает, как вернуть память моему первенцу! * Альфы бросились в разные места, выискивая первого караванщика, который нашел Тиграна, а нашел ли? Или просто прятал его от людей, превращая в бессловесного и бесплатного слугу для своих нужд. Но караванщик оказался убит буквально накануне приезда дознавателей, ночные воришки украли несколько тюков и убили главу каравана, так бывает, но подозрительно вовремя! Остальные мало что помнили или не хотели говорить, да и люди в караване часто менялись. Поэтому альфам оставалось только собирать сведения в тех эмиратах, где столько лет крутился тот караван и там, где Ран появлялся раньше, чьи грузы возил в последний год. Как, наконец, попал в этот эмират? Слухи неизбежно просочились в город, и весь эмират смаковал новость, как хасеки нашел потерявшего память мужа. А в это время Айдан бился как рыба об лед и ничего не мог поделать. Настойки не помогали. Ран ничего не помнил и только шарахался от жеребцов и альф, ронял из рук мечи, когда его вызывали на спарринг. Рассматривал, открыв рот, красоту дворца и растерянно улыбался всем, слугам и родственникам, никого не узнавая. Все отчаялись пробудить его память. Айдан пожимал плечами и говорил, что он слишком давно Махмуд, чтобы опять делать из него Тиграна. Надо смириться с тем, что есть. Алишер уже признанный эмир и будущее эмирата сложилось. Ну и пусть Ран проживет свою жизнь бетой, зачем мучить его несбыточным? Из беты все равно никто альфу не сделает. Если бы была настойка или любой способ, как сделать из беты альфу, то Айдан давно бы стал богаче Джабаля! Так что пусть все будет, как будет. - Пойми, Альби, - Айдан схватил его за руки и заставил себя слушать, - пойми. Мы не знаем, что произошло. Было это последствие стресса или грубый гипноз? Если мы полезем туда, где все зыбко, мы можем разрушить то, что есть, и получим пускающего слюни идиота вместо вменяемого человека. Нет, можно, конечно, наплевать на последствия и, сломав то, что есть, вложить ему новые-старые воспоминания, но ты должен понять, что это будет очередным насилием над мозгом и, возможно, похоронит остатки того, что еще теплится. Рана отселили из комнат гарема в отдельные комнаты, туда, где жила прислуга дворца, и оставили в покое, пообещав ему посильную работу, чтобы тот не переживал, что останется без куска хлеба. А быть нахлебником и сидеть на чужой шее Махмуд не собирался. Ему доверили ходить за лошадьми альф, и тот с удовольствием чистил стойла и носил воду вместе с альфятами. Львенок старался быть ближе к отцу, но тот не выделял его из других подрастающих альфочек казармы. Махмуд окреп на казенных харчах, прибавил в весе и нарастил мускулы, постоянно занимаясь тяжелой работой. Но все равно, все осталось по-прежнему. Он был бетой без памяти. Альби смотрел на все через потайные воздуховоды дворца. Бета не может быть с омегой – это закон Сабаха. И Альби так и остался вдовцом при живом муже. Все во дворце пытались помочь Махмуду вспомнить, но тот только ласково жаловался на свою дырявую память. * Альби пришел поздно ночью в комнату к Махмуду и, быстро раздевшись, забрался к нему под тонкое одеяло. - Что ты делаешь? - Нарушаю закон, - Альби прижался к мужу всем телом, - утром я скажу всем, что соблазнил тебя и тебя никто не тронет, не беспокойся. Мой слуга подтвердит, что это было только мое решение и про тебя плохо не подумают. А вот меня, скорее всего, забьют камнями, как распутника. Закон един для всех. Но лучше одна ночь с тобой, чем вечность без тебя. Я больше не выдержу спать один в пустой кровати. Пожалуйста, сделай так, чтобы я погиб не напрасно. Подари мне ночь, как будто ты меня любишь! Первый поцелуй был робким, так целуют ребенка. А потом Альби потушил свет, и они остались в темноте. Они узнавали друг друга наощупь, как два подростка, впервые познающие радости плоти. Альби был чутким, а Махмуд вначале стеснялся, а потом набросился на него, как голодный на каравай. Омега почувствовал терпкий мед на языке и родной запах, который начал заполнять комнату. Они любились до утра и только когда рассвело, упали на узкую кровать одинокого работника. - Альби, сердце мое, как я мог тебя забыть? - Ран прикоснулся к опухшей новой метке на изящной шее. - Как мне искупить свою вину? - Ну-у, я еще не придумал, - омега сыто потянулся, глядя, как у мужа опять наливается член, а радужка глаз темнеет от края к середине. - Давай еще один заход, потом поедим и я обязательно что-нибудь придумаю. И они опять любились на узкой кровати в маленькой комнате. Альфы довольно улыбались, слыша вскрики омеги и чувствуя, как красиво сплетается с домашним запахом хасеки душистый сладкий запах кедра. Запах их любимого эмира Тиграна – Стража пустыни. А Заки сидел под дверью и строго шикал на любого, кто смел громко топать. * - А что ты помнишь последнее? - Помню все до того момента, как поцеловал тебя в спальне, прежде чем уйти. Ран заложил руки за голову и задумался, откинувшись на единственную подушку спиной. Альби улегся на него сверху и водил пальцем по шрамам – старым и новым, и слушал, как стучит сердце любимого мужа. - Нет, помню, как ехал с побратимами вначале на багги, а потом мы пересели на коней, потому что с бедуинами стоит разговаривать только с высоты коня. Помню, я проверял подпругу и думал… не помню...кажется, о том, что запах у тебя стал странным и надо посоветоваться с селафь. А кто у нас родился? - Никто, - Альби сел и поджал ноги, пытаясь укрыть голые плечи руками, - ребенок погиб в утробе и его вырезали из меня, пока я был практически при смерти. Ран сел рядом и обнял его поверх тонких рук, позволяя оплакать потерю. Он с ужасом слушал о том, как пропустил заговор против своей семьи, зревший практически под носом. Внимательно слушал о том, как искали предателей и как распутывали клубок по ниточке, выискивая возможные метастазы застарелой вражды. О том, как тяжело умирали враги и как их крики успокаивали собственное отчаяние. О том, как страшно остаться одному. Хотя не одному. С детьми. И чуткой родней, которая хоть и скорбела вместе с ним, но не опускала руки, помогая словом и делом. Но только вот ночи… Лучше всего проводить их за бухгалтерскими книгами. Так, чтобы уткнуться носом в исписанные листы, когда все колонки сойдутся в четкие цифры, как солдаты на плацу. - Что мне сделать, любовь моя, чтобы искупить свою вину? - Ран перекатился и подмял под себя омегу. - Ну, для начала, после всего, что было этой ночью, ты, как приличный альфа, просто обязан взять меня своим супругом и подарить новый браслет, - Альби показал пустое запястье, - прежний с меня срезал твой отец, когда я был в беспамятстве после потери ребенка. Все были уверены, что это твое тело было на твоем жеребце и в твоей одежде. Они были в таком ужасе, что как дети поверили своим глазам. Они даже не стали проверять, что тело в твоем халате и одежде принадлежит именно тебе. А еще этот закон, призывающий похоронить тело до заката дня. Все так торопились добраться до крематория, что, если бы Заки не успел содрать с тела халат, то они даже не смогли бы доказать потом, что это тело принадлежало тебе. Все бы упиралось в их слова и заверения. А они не сомневались, что это был именно ты. Да и наличие халата с твоей кровью только подтвердило их слова. - Ничего не помню, - Ран сел и виновато потер руками лицо, - помню только песок и крики бедуинов, выпрыгивающих отовсюду. Наверно, мы попали в засаду, но я не помню, где и что произошло. Мне снились ужасы, я вскакивал среди ночи и страшно кричал, но я не мог вспомнить, что именно мне снилось. Помню только слепящий ужас – и все. В такие страшные ночи мне помогали ночные костры. Их запах успокаивал меня и дарил покой. - А мне дарил ночной покой один постоянный любовник, - Альби сверкнул глазами, - и я даже не представляю, как расстанусь с ним после восьми лет такого постоянства, - Ран раздраженно рыкнул и жадно принюхался к омеге, но от него пахло им самим, а теперь еще и их общим запахом пары. Альби подставлял и шею, и руки, и грудь, чтобы их внимательно обнюхали, а потом еще и бережно перецеловали, и только после этого томно сознался, - хотя, я со своим зайцем спал задолго до тебя. Так что он был моим первым любимцем. И даже не знаю, стоит ли опять пускать тебя на его место? Мне он кажется более постоянным партнером. Сбежать от меня на восемь лет! Альби выдернул из-под головы подушку и врезал ею мужу по голове в отместку за все одинокие ночи. Но Ран рассмеялся, как сумасшедший, и опять набросился на свое сердце с поцелуями. Они барахтались, как дети, пока не свалились с узкой кровати и, забравшись обратно, хихикая и толкаясь, снова улеглись друг на друга и, сплетясь ногами и руками, опять говорили, а потом опять целовались, пытаясь успокоить и поддержать друг друга. Альфы появлялись время от времени в проеме коридора. Смотрели на Заки, который подпирал спиной дверь и сверкал на всех глазами, как пес, охраняющий родной дом. Принюхивались сами, как псы, к запаху, разлитому густой волной, который, казалось, уже не мечтали унюхать. Запах их побратима, их любимого эмира и верного друга. А еще слышали крики и стоны, которые принадлежали любимому и уважаемому хасеки и, улыбаясь своим мыслям, тихо отходили вглубь, чтобы разнести радостную новость по всему дворцу. И только Ради недовольно сопел в зоне видимости сурового Заки, сидящего под дверью. Он, хоть и закутал кашу в котелке, чтобы она окончательно не остыла, но ведь сколько можно? Это ведь волшебный рецепт дедушки Рафика. Та самая исключительная каша, которая помогает от всех болезней и сердечных мук. А она стынет, пока они опять… Опять? О Аллах, так глядишь у Львенка еще один братик получится… 05.01.23 – 16.01.23 А теперь традиционное спасибо) Спасибо бетам! Мои золотые, поддержали, вытянули, спасли от позора ошибок и опять сделали из меня приличного, грамотного человека! Не устаю благодарить за это чудо! Спасибо читателям! За то, что прочли и попереживали, оставили мысли в комментариях и волнения со страхами на обочине работы. Спасибо, это действительно очень ценно, когда понимаешь, что пишешь не в пустоту, что тебя слышат и сопереживают. Спасибо, мои хорошие, я вам очень благодарна за такие эмоции и переживания. Теперь по работе. Работа написана как миди, поэтому открытый финал. Считайте это моим новым экспериментом. У меня еще не было работ с открытым финалом. Для сюжета не важна сама личность злодея. И не будет простого решения проблемы – не прилетит отважный герой со своей командой, и не решит все щелчком пальцев. Мои герои взрослые, умные люди и сами разберутся. А враги были, есть и будут дальше. Формат работы небольшой, поэтому без жалости вырезала все лишнее, не относящееся конкретно к этой работе, хотя порой приходилось выкидывать целые написанные листы, но не стоило перегружать одну работу обрывками других, которые потом начнут мешать при выкладке самих историй. Что касается Лучика - Ехидны. Да, они с Алишером троюродные, но церковь разрешает такие браки, а я не смогла пропустить такой яркий персонаж и не утащить в эту историю. И да, Лучик и Соня старше Барсика лет на пять-шесть. Когда тебе семнадцать, то это несколько чувствуется, но после тридцати это уже незаметно. И остальные омежки, прямо скажем, умницы-красавчики и, конечно, все сильные личности, но… Алишер не тюфяк и сможет найти для каждого именно то, что надо. Прямо плакала, когда выкидывала куски текста, как они обустроили свои комнаты и ладили между собой. Какие у них возникали идеи, и во что все вылилось с постройкой молодежного центра. Поэтому и открытый финал. Все только начинается, но это не касается сюжета конкретно этой работы и поэтому все в черновики на будущее, а здесь история феникса. Альби говорит в конце, что его могут забить камнями за прелюбодейство, да закон один для всех, но не думаю, что, если бы у него ничего не получилось, с ним бы поступили так сурово. Скорее всего, весь дворец старательно замалчивал бы правду и делал вид, что ничего не было, хотя авторитет Альби упал бы в глазах многих. Но если бы он понял, что «целует пустой череп», то и сам бы умер от горя к утру. И ни дела, ни дети его бы не остановили. Но он в очередной раз прыгнул в снег, не задумываясь о последствиях для себя лично и переживая только о любимом человеке. И не будет сладкого в конце, когда родня обнимается и счастливо рыдает на плече друг друга. Как пишут мои читатели: «а я бы почитал», Эх-х, я бы тоже почитал, если б кто-то написал… Но это будет сродни манной каши по столу. Пусть и вкусно, но не к месту. Поэтому хоть и будет каша, но от Рафика… За сим позвольте откланяться Ваша полевка