***
Мияхира Макато тридцать два года. Он окончил муниципальную среднюю школу в префектуре Канагава. Затем поступил на литературное отделение скромного частного института в Токио. Обучение в этом заведении Макато в глубине души считал бесполезным. Вялые преподаватели, стандартная, исключительно по учебному плану, программа, нагрузки, сокурсники, мнящие себя будущими Джеками Керуак и Уильямами Берроуз. На их фоне Макато выглядел заурядным человеком без амбиций, но несмотря на это, он закончил институт с отличием и покинул его стены с легким сердцем. Он был упертым реалистом, ко всему относящимся с прагматизмом. Будучи замкнутым и необщительным человеком, временами он испытывал желание поболтать и он мог поддержать любой разговор вне зависимости от рода занятий и увлечений собеседника. Макато владел несколькими языками, которые изучал самостоятельно, кроме японского, родного языка, он свободно владел корейским и английским, мог бегло разговаривать на итальянском. Главной страстью мужчины было чтение книг, он читал много и жадно. Для него это было так же естественно, как биологические потребности — дыхание и чувство голода. В любое свободное время он выискивал тихий уголок и погружался в чтение. Произведения отечественных авторов или зарубежных, современная литература или классическая, авангардистская или бестселлеры — все, что хотя бы в малой степени возбуждало воображение, оказавшись в его руках, было прочитано. Его любимым занятием были походы в библиотеки и букинистические магазины, он мог провести там целый день напролет, бродя по району Канда. Еще Макато много курил, эту вредную привычку он приобрел еще на первых курсах института, и она стала неотъемлемой частью его жизни. В привычном понимании Макато можно назвать красивым мужчиной. Четко очерченная челюсть, впалые щеки и большой рот. Особенно впечатляюще выглядела линия носа. Благодаря ему, его образ был приближен к европейскому стандарту внешности. Эту утонченность уравновешивали чуть топорщащиеся уши. Жесткие черные волосы всегда аккуратно уложены. Он всегда был безупречно одет, отдавая предпочтение классическому стилю. Во времена студенческой жизни Макато имел связи с двумя-тремя девушками, помимо тех, с кем проводил одну или две ночи без обязательств. Двумя-тремя, потому что на последней он женился на третьем курсе. Мужчина к случайным партнерам относился с точки зрения полезности и удобности, но никогда под давлением чувств. Первой и постоянной девушкой стала Хенри, третья в списке постоянных партнеров. Она была на несколько лет младше и на момент их знакомства только поступила в институт. Они учились на разных специальностях. Был конец марта, сакура только начинала свое цветение. Он стоял на остановке, увлеченно читая роман Чарльза Буковски очень старого издания, найденного на окраине Токио в забытом людьми книжном магазине. Страницы практически рассыпались в руках, клей переплета иссох от времени. Боковым зрением он заметил, что рядом с ним, вытянув шею, стояла миниатюрная девушка и взглядом водила по строчкам. Она не сразу заметила, что Микато наблюдает за ней и, как только девушка заканчивала читать страницу, перелистывал на другую. Только спустя несколько минут девушка осознала, что мужчина делает это специально и давно сам уже не читает. — Ой! — вздрогнув, воскликнула девушка и, поклонившись, отошла в сторону. — Сэмпай, извините, я помешала вам. — Вы мне не помешали. Вас заинтересовала эта книга? — чуть улыбнувшись, ровным голосом ответил Макато. — Я ранее не читала этого автора. Кто это? — подойдя на полшага ближе, ответила девушка. — Это Буковски, роман «Хлеб с ветчиной», — ответил мужчина. Так они познакомились. Разговорились. Хенри так же страстно любила Литературу, как и Макато. Вообще у него с ней было больше общего, чем с предыдущими пассиями вместе взятыми. Они проговорили до конца вечера, пропустив все возможные автобусы, а потом Макато проводил ее до дома. Они говорили о книгах, о музыке — Хэнри любила классическую музыку, в особенности арии Россини и Верди, художниках — девушка испытывала страсть к Рериху и Гогену. Макато впервые встретил человека с похожими взглядами и разделяющий такие же интересы. Хэнри была скромна и ненавязчива, одним словом, практична и удобна. Когда Хэнри закончила первый курс, а Макато третий, они съехались для совместной жизни, а по окончании четвертого мужчина сделал предложение, которое приняла девушка. Их семейная жизнь была тихой и спокойной, сотканная из нюансов. Хэнри тонко чувствовала настроения Макато. Они жили в небольшой квартире, в которой было минимальное количество мебели и огромное количество книг. Сразу же после окончания института мужчина сел за создание своего первого романа и писал его несколько лет. Макато не знал, что такое «творческие муки». Он писал много и страстно. Он складывал свои рукописи в папку и относил редактору, который вычленял из них стоящее, возвращал, и Макато продолжал работу. Он часто говорил, что со временем Макато сможет выработать свой профессиональный стиль, а пока это написанные по шаблонам и законам эпистолярного жанра любовные истории. Тексты страдали определенными недостатками, но основной заключался в том, что в них не было энергии, экспрессии. Редактор говорил Макато, что тот еще не пережил главное потрясение в своей жизни, после которого начнет видеть и писать по-другому. Параллельно для содержания своей семьи, пока состоящей из Хэнри, он работал в небольшой газете и писал статьи для заполнения печатного пространства. Свой первый роман Мияхира Макато написал в двадцать восемь лет и сразу же приобрел известность. Его роман несколько раз перепечатывали дополнительными тиражами. Из выпускника малоизвестного института, Макато стал перспективным начинающим автором. Их финансовое положение резко изменилось, и они переехали в небольшой дом. Примерно в это же время Хэнри и Макато развелись. Это было полностью решением женщины. Она тихо и спокойно объяснила Макато, что не может больше жить с ним, так как устала быть частью его интерьера, подобно удобному стулу, который всегда стоит возле его рабочего стола. Макато тогда перевел взгляд на стул, который стоял за столом, а иногда мужчина уносил его на кухню и сидел исключительно на нем. Он не любил Хэнри, но она была очень удобна для него. Мужчина принял ее желание и развелся без каких-либо разбирательств. Он оставил новый дом, забав только свои книги. Так он переехал в свой лофт. Сохранив тот же аскетизм. Сегодня Макато предстояло прийти на совещание к своему редактору. Он задумал новый грандиозный план по продвижению его романа, теперь на рынки мира. Первую книгу должны были перевести на два языка — корейский и английский. Зайдя в здание редакции, он неспешно поднялся в кабинет своего редактора и, поклонившись, зашел. Его встретил невысокий пожилой мужчина, хорошо выглядевший для своего возраста. — Проходи Макато, у меня для тебя есть хорошие новости. Присаживайся. — Добрый день, Танако-сан, — ответил Макато и сел в предложенное кресло. — Уже отпечатана первая партия на корейском, это расширит узнаваемость на азиатском рынке. Скоро будет версия на английском. — Это хорошие новости, — все так же сдержанно отвечал Макато. — Я думаю, нам нужно для продвижения еще выпустить аудиокнигу на трех языках. Японском, корейском и английском, — Танако был воодушевлен и много жестикулировал. — Вы считаете, что это необходимо? — переспросил писатель. — Да. Попробуем, по крайней мере. Но основная идея заключается в другом, чтобы выделиться на фоне всего, что есть на рынке, мы хотим наложить музыку на задний план. — Я не совсем понял, — брови Макато взметнулись вверх. — Мы хотим сделать не просто звуковое сопровождение, а наложить композицию, созвучную идее твоей книги. — Нужно будет нанять композитора, чтобы тот прочитал мою книгу и создал произведение? — уточнил Макато. — Верно! — воскликнул редактор. — Для этого тебе необходимо явиться в звукозаписывающую студию и дать техническое задание. Согласно смете мы уже выбрали композитора, который нам по карману и который уже готов взяться за работу. — Я понял вас, Танако-сан. — Вот и молодец, с тобой приятно работать, Макато. Я всегда это говорил. Макато внимательно выслушал все, что от него требовалось и ушел. Встреча в студии была назначена на вечер этого же дня. Вернувшись домой, мужчину опять окутало это наваждение, которое он испытал ночью. Мысли застилал предрассветный туман, точно такой же, который стелится ранним утром, перед тем как проснется все живое, оставляя маленькие капли росы. Макато глубоко вздохнул, думая о том что с ним происходит. Ему даже показалось, что он чувствует запах росы, и в квартире стало влажно. Никогда до этого момента не было с ним ничего подобного. За последнее время с ним не происходило ничего неожиданного или беспокоящего, что могло фоновым шумом тревожить его и расшатывать нервы. Усилием воли Макато подавил в себе беспокойство, которое было вызвано непонятным состоянием, и постарался поскорее покинуть квартиру. Здание звукозаписывающей компании находилось недалеко от его места жительства, и он решил пройтись пешком, чтобы развеять этот смог из тревоги. Студия находилась в самой гуще городских построек, с улицы невозможно было догадаться, что там в глубине. Макато несколько раз сверил адрес и, окончательно убедившись, зашел внутрь. Его встретила приятная девушка, почему-то разочарованно опустившая глаза. Мужчина решил, что она ожидала увидеть на его месте кого-то особенного, но в итоге проза жизни не пощадила ее. Он подошел к ней и объяснил, с кем назначена встреча. Оказывается, его уже ждали и за ним в течение пары минут придут, чтобы проводить в переговорную. Макато решил за время ожидания осмотреть холл. Свет в помещении был приглушенный, на стенах развешаны постеры с распечатанными обложками синглов, их мягко подсвечивали настенные лампы, расположенные сверху. Мужчина бродил уже несколько минут, когда заметил, что к нему приближается другой мужчина, очевидно, тот самый сотрудник, который должен сопроводить его в переговорную. Он подошел и поклонился, Макато сделал ответный жест. Сопровождающим сотрудником оказался сам композитор, с которым предстояло работать. Они разговорились и остановились у одного из постеров — это была одна из успешных работ студии. Макато начал замечать наэлектризованность в помещении, которая частично передалась ему. Он поднял взгляд на девушку администратора. У нее точно так же загорелись глаза, как и при встрече с Макато, но в этот раз не потухли в одно мгновение. Мужчина перевел взгляд в сторону, куда смотрела девушка. В дверях толпились несколько человек, слышалась корейская речь и перевод на японский, кто-то низким грубым голосом отвечал на корейском, его переводили и обратно. Композитор деликатно стоял в стороне. В один момент толпа расступилась, и вперед вышел невысокого роста мужчина, хаотично двигаясь, он практически впечатался в Макато, так как тот стоял на его пути. Макато отшатнулся. Он встретился глазами с незнакомцем, и чувство тревоги вернулось. Его опять погрузило под толщу воды. Звуки вокруг стихли, на мгновение все вокруг замерло, только глаза незнакомца, словно две иглы, зло впились в Макато. Марево рассеялось, и Макато услышал, как мужчина на корейском произнес сквозь зубы извинения, обходя его. Макато опустил голову в ответном жесте, но незнакомец уже ушел быстрым шагом вглубь холла. Его фигура растворилась в полумраке. Макато парализовало, он испытал микропаническую атаку, тело парализовало в тяжелой судороге, он не мог пошевелить конечностями, дыхание сперло. Наваждение прошло мгновенно, стоило незнакомцу скрыться в мраке коридора. Макато в непонимании обернулся на композитора, тот неверно истолковав его эмоции, виновато пожал плечами и, вытянув руку, пригласил следовать за ним. Они прошли в небольшое помещение, служившее переговорной. В углу на небольшой тумбе стояла кофемашина, на полках — чашки и всевозможные принадлежности. Композитор предложил кофе, но Макато, не совсем отошедший от своих впечатлений, попросил только воду. Выпив залпом два стакана, он наконец-то почувствовал, что состояние его начинает стабилизироваться, и он может поговорить о работе. Композитор, видимо, чувствуя ответственность за столкновение в коридоре, попытался объяснить ситуацию. — Макато-сан, прошу прощения за такую давку. У нас такое редкость, — виновато сказал музыкант. — Вам не стоит извиняться, тем более не вы были причиной, — сухо ответил Макато. — Сегодня к нам приехал очень известный корейский айдол. Может быть, вы даже слышали? — Я не интересуюсь современной музыкой, — ответил писатель. — Не слышали о Мин Юнги? — продолжал композитор. — Это с ним я столкнулся? — уточнил Макато. — Да, на самом деле он милый парень, добрый. Видимо, сегодня был тяжелый день. Прошу еще раз простить. — Его лицо мне показалось знакомым, но сомневаюсь, что сходу могу вспомнить, где видел. Возможно, что-то все же слушал, — смягчаясь, ответил мужчина. — Скорее всего слышали. Ну что ж, приступим к работе. Макато намеренно слукавил. Он знал, кто такой Мин Юнги. Сегодня ранним утром, борясь с бессонницей, он смотрел репортаж о группе, в которой тот состоял. Возможно, этот эпизод был поводом его плохого настроения. Макато не понравилась собственная реакция на эту неожиданную встречу. Не то чтобы он не знал, как сохранять свое душевное равновесие или был подвержен резким скачкам настроения, вовсе нет. Любое проявление человеческих эмоций было ему интересно, но только со стороны наблюдателя. Проживать подобное самому он отказывался, считая, что только неуравновешенный и необразованный человек не может взять под контроль свои эмоции и желания. Создавая своих героев, писатель подолгу продумывал психологические портреты, обдумывал мотивацию поступков, анализировал их жизни, словно живых людей, складывал все плюсы и минусы. Макато и композитор продолжили работу, больше не возвращаясь к этой теме.***
Вернувшись домой, Макато решил послушать индивидуальные работы Мин Юнги, который выпускал их под псевдонимом Агуст Ди. Найдя на Спотифай исполнителя, мужчина включил Интро из первого микстейпа. Грохот первых аккордов раздался в его полупустой квартире. Тяжелый бит отлетал от одних стен, врезаясь в противоположные. Определенно, это не та музыка, к которой привык Макато. Она усиливала в нем состояние тревожности. Надрывный голос музыканта и его быстрая читка ставили Макато в тупик. Он подавил первое желание выключить трек и никогда к этому не возвращаться. Прослушанное оставляло послевкусие сначала подавленной, но впоследствии прорвавшейся злости. Голос с истеричными нотками будоражил. Были спокойные мелодии, но в них Макато услышал надрыв, вызванный бессилием, и ни капли надежды, хотя исполнитель пел о мечтах. Эти противоречия казались писателю хаосом, смерчем, налетевшим на равнину, разрушая все на своем пути. Макато сел за стол и внимательно прослушал все треки, крепко скрестив руки. Он был меломаном, но только касательно классической музыки, другие течения или направления его практически не волновали. Точнее сказать, не трогали сердце. Макато закурил. Слушать второй микстейп мужчина категорически отказался. Его душевных сил не хватало на это. Сумбур и хаос — вот как для себя он охарактеризовал данное творение. После того как музыка закончилась, в комнате показалось оглушающе тихо, мужчина подошел к проигрывателю и достал из небольшой коллекции пластинок Четырнадцатую Лунную сонату Бетховена в исполнении Поля Льюиса и установил ее в проигрыватель. Игла мягко коснулась поверхности пластинки, в колонках зашипело, и мелодия плавно начала растекаться в пространстве. От удовольствия он откинул голову и уселся на голый пол. Музыка бальзамом ложилась на душу, успокаивала и убаюкивала. Макато задумался, что это столкновение произвело на него слишком большое впечатление. Неожиданно большое. Ранее он все воспринимал с присущей ему снисходительностью и отстраненностью. Этот озлобленный взгляд артиста пронзил его насквозь. Два абсолютно черных глаза, в полумраке холла именно такими они казались, смотрели на него с такой ненавистью, какую Макито до этого момента по отношению к себе не встречал. Даже расставаясь с женой, он видел её спокойный взгляд, без обиды или каких-либо других эмоций. Хотя одна все же была — усталость. Макато тогда не придал этому значения. Все же как мало он интересовался человеком, жившим столько лет рядом с ним. Ее аналогия со стулом крепко запомнилась ему. Их совместная жизнь была ровной, как гладь озера, и расставшись, он не заметил изменений, не было не единой ряби. Его распорядок дня остался тем же, просто в его пространстве на одного человека стало меньше. Ни о каких душевных терзаниях не шло и речи. С композитором они договорились, что первый вышлет ему зарисовки, и они решат, когда встретиться, чтобы обговорить выбранный им вариант. С учетом возможностей современности Макато не понимал, зачем это делать, ведь все можно согласовать через интернет, но, не став спорить, он согласился.***
Прошло около месяца. Макато брел по тихим улицам Токио. Композитор назначил дополнительную встречу. Все, что он прислал за прошедшее время не подходило. Писатель подозревал, что это связано с тем, что композитор не читал его книгу или читал, но не глубоко, пробежавшись по верхушкам сюжета. Все это порядком уже утомило Макато. Редактор постоянно подгоняла его с решением. Первая партия книг на корейском была распечатана и вскоре должна была появиться на прилавках магазинов. Стратегия заключалась в том, чтобы расширить узнаваемость через азиатский рынок, а затем выйти на международный. Макато ждал этого с нетерпением и страхом. В Японии он был уже достаточно известен, продажи красноречиво говорили об этом, но в профессиональных кругах его еще не признавали, считая слишком молодым. Быстрая популярность не признак огромного таланта. Несмотря на это, самолюбие Макато ликовало. Одна из немногих эмоций, которые будоражили его. Они снова сидели в тесной переговорной, на этот раз пили кофе и курили. Дым плотными клубами поднимался к потолку и не спешил рассеиваться. — Макато-сан, признаться честно, я не знаю что вам еще предложить? — откинувшись на спинку стула, проговорил композитор. — Мне неловко, что я доставляю вам столько трудностей, но найти для меня подходящую мелодию очень важно, — ответил Макато. — Я понимаю вас. Вот вроде бы вы четко изложили мне ваши пожелания и в некоторых образцах мне удалось их передать, но в целом композиция не строится. Голос диктора мы быстрее подобрали, чем нашли звучание фоновой музыки. По сути мы там же, с чего и начали, — мужчина стряхнул пепел сигареты в пепельницу и залпом выпил остывший кофе. — Хм… Мы уже несколько раз начинали сначала, — констатировал факт Макато. — Схалтурить мы не можем. Вы достаточно известны, и моя плохая работа сильно отразится на репутации, — музыкант поддержал ход мыслей Макато. Писатель засмеялся в голос. — Звучит как отличная мотивация, сенсей. Композитор ответно усмехнулся. — Черт! Что же делать?! Что мы еще не пробовали? — уже самому себе сказал Танато. Дверь резко открылась, и в проеме показалась лицо неизвестного мужчины. — О! — удивленно воскликнул он. — Я думал, вы один. Добрый вечер, Макато-сан, — лицо вежливо наклонилось. — Добрый вечер, — привстав, поклонился Макато. — Я занят, что ты хотел? — спросил композитор. — Приехал Шуга-сан. Мы идем посидеть в местном ресторане. Я пришел позвать вас, кёуси. — Я буду позже, — отмахнувшись как от назойливой мухи, сказал композитор. — Хорошо, я передам, — лицо исчезло, и дверь за ним закрылась. Ненадолго они замолчали. Музыкант обдумывал дальнейший план работы, а Макато прокручивал в голове, где слышал имя приехавшего гостя. Память подкинула ему ответ. Шуга-сан — это Мин Юнги и Агуст Ди, тот самый, который месяц назад так недобро встретил его в холле этой студии. Макато опять вспомнил его глаза и эмоции, которые пережил в тот день. — Сенсей, наверное, нам стоит сделать перерыв на сегодня. Мы сидим здесь уже несколько часов. Присоединяйтесь к вашим коллегам, а я приду в другой день, — вежливо предложил Макато. — Макато-сан, вам не стоит брать во внимание посиделки внутри коллектива. У нас с вами важная работа, — ответил композитор. — Да, но и про отдых не стоит забывать. Сегодня ничего стоящего мы не найдем, и из прослушанного ничего не подходит. Стоит хорошо отдохнуть и с новыми силами взяться за работу, — настаивал на своем Макато. — Удивляюсь вам, Макато-сан, какой вы предусмотрительный человек, — пробубнил композитор. — Полагаюсь на вас, сенсей. Жду на следующей встрече хорошо отдохнувшим. Я еще раз переслушаю материал, — Макато по-прежнему гнул свою линию и для большей убедительности встал со своего стула. — Благодарю, я не подведу вас, — композитор так же встал и поклонился. Собрав свои вещи, они подошли к двери. Первым вышел Макато, за ним композитор. Он закрыл дверь на ключ. Из глубины коридора к ним подходила группа мужчин. Макато скользнул по ним взглядом и зацепился за две черные бусины глаз, безразлично смотрящие на уровне виска мужчины. Макато обернулся, решив, что за спиной кто–то стоит, но никого не оказалось. Композитор, закончивший возиться с замком, обернулся в сторону идущих. Мгновение, и замешательство исчезло. Макато поспешно попрощался с композитором, сделал вежливый поклон в сторону группы мужчин и направился к выходу. До него донеслась часть разговора. — Я тебе сколько раз говорил, что если я на встрече, не подходи ко мне с глупостями! — композитор явно отчитывал прервавшего их работу. — Простите, кёуси, — парень замолчал на мгновение. — Я не знал, что вы не один. — Работать с Макато-сан и так тяжело, еще ты под ногами путаешься, — зло шипел композитор. Дальше писатель слушать не стал, ускорив шаг, он скрылся за поворотом. Ему не хотелось знать, какого именно мнения о нем сенсей. Это было неприятно. Автор музыки очень с ним намучился, Макато сам понимал, что ведет себя как капризный ребенок. Он находил изъяны в каждом материале, который присылал ему композитор, но ничего с собой поделать не мог. Отдельные отрывки были сделаны мастерски, Макато осознавал, что работает с профессионалом. Он грамотно семплировал произведения известных композиторов, но все это Макато напоминало лоскутное одеяло. Во всех предложенных композициях словно не было духа книги, все звучало как фоновый шум. Временами мужчина ругал себя за чрезмерную щепетильность. Окружающими это могло восприниматься как надменность, возможно, так считал и композитор, который работал с ним. Писатель постарался выкинуть эту мысль из головы — она оставляла горький привкус. Он хочет сделать работу хорошо и точка. От композитора не было новостей в течение недели. Как только Макато решил напомнить о себе и продолжить работу, словно прочитав его мысли, композитор позвонил первым и сказал, что подготовил несколько зарисовок и одну нестандартную. Музыкант разговаривал зажато, создавалось впечатление, что в этом есть доля какой-то лжи. Макато показалось это странным, до этого момента между ними были вполне ровные рабочие отношения. Во время разговора композитор выслал звуковые файлы на почту, и, пока беседа продолжалась, писатель выгрузил все в ноутбук. Попрощавшись, он сразу же включил треки в порядке, в котором они были высланы. Первые три были практически тем же самым что и ранее, четвертый чуть более заинтересовал, а пятый поразил. С первых аккордов Макато понял, что это именно то, что он хотел. Это была легкая электронная мелодия с семплами классической музыки и мягкими битами. Эта зарисовка не просто звучала, она рассказывала о себе историю, как человек делится своими мыслями. Макато прослушал ее несколько раз и окончательно убедился, что ему не показалось в первый раз, это именно то, что нужно. Сразу же перезвонив композитору, он озвучил свое решение. Музыкант долго молчал, а потом пообещал поработать с ней и пропал еще на несколько дней. При повторном звонке выяснилось, что композитор готов предоставить музыку для прослушивания. Макато прослушал, но было что-то изменено. Будто какой-то другой человек внес изменения или дописал трек. Писатель опять набрал номер телефона композитора. Шли долгие гудки. — Добрый день, сенсей. Это совершенно другой трек. То есть как будто его дописывал кто-то другой. Вы отдали его кому-то на доработку? — напрямую спросил Макато. — Здравствуйте, Макато-сан… М-м-м… — композитор замялся, сраженный напором писателя. — Вам совсем не нравится, что получилось? — Нет. Исходник определенно написал кто-то другой? Я прав? — продолжал гнуть свою линию мужчина. — Вы правы, — не скрываясь, признался композитор. — Не вы? — уточнил мужчина. — Не я, — подтвердил музыкант. — Тогда кто? И почему вы отдали работу другому автору? Договор у нас заключен с вами, — Макато начинал раздражаться. — Хм… Я прошу прощения. Я это сделал от отчаяния, — голос музыканта стал виноватым. — Это не оправдание, — жестко ответил писатель. — Я понимаю. Боюсь, мы не сможем обратиться к настоящему автору, — тяжело вздохнув, ответил композитор. — Почему? — Он не живет в Японии, — Танако говорил уклончиво, не давая прямых ответов. — В современном мире это не имеет особого значения. — Тоже верно, — согласился композитор. — Если на то пошло, мы можем разделить часть вашего гонорара, — писатель решил, что трудности касаются финансового вопроса, и музыкант не решается поднять эту тему. Бюджет был небольшой, а требования Макато огромные. — Ох! Боюсь даже всего моего гонорара не хватит, чтобы оплатить работу, — опять уклончиво ответил музыкант. — Так кто же это?! Перестаньте ходить вокруг да около, скажите честно, — напрямую спросил писатель. — Это Шуга-сан. — Хм… — услышанное поставило писателя в тупик. — Насколько его услуги высоки, возможно, я смогу убедить редактора увеличить бюджет? — К сожалению, нет. Шуга-сан айдол мирового масштаба, соответственно его работа оплачивается по другим тарифам. — Вот черт! — Макато выругался раньше, чем понял, что говорит это вслух. — Простите. — Ничего, я понимаю, — снисходительно ответил музыкант. — Думал, вы не обратите внимания на новый трек, он сильно отличается от того, что мы оговаривали. — Как раз наоборот, он полностью соответствует моим запросам. Я бы даже не менял ничего и хотел бы услышать, как будет звучать композиция целиком, — на одном дыхании проговорил писатель. — Боюсь, что отдать работу Шуга-сан мы не можем. Он уже уехал, а денежный вопрос немаловажен. — Неужели нет никакого решения? — с мольбой произнес Макато. — Я могу скинуть вам прайс. Вы сами все поймете, — ответил музыкант. — Давайте, — писатель все еще не терял надежды. — Хорошо, ждите на почте, — и положил трубку. Макато сразу же открыл файл в только что пришедшем письме и схватился за голову от увиденной суммы. Работу над музыкой не покроет даже его гонорар за книгу.