В объятиях болезни

В последнее время Маттео был очень закрыт в себе: мало общался с ребятами из школы, почти не говорил с соседями и, более того, все чаще и чаще проводил время в своей комнате, лежа в кровати. Порой забыться помогала травка или бутылка алкоголя. Никто не знал и не понимал, что происходило с этим парнем. В какой-то момент Маттео захлопнул дверь в свою комнату и перестал выходить из нее. Соседи парня сначала не придали этому никакого значения, но, чем больше проходило времени, тем тревожнее становилось за Флоренци. Спустя три дня Ханс постучал в комнату Маттео, но тот пробурчал что-то вроде мне просто нужно поспать. В этот раз Брехт поверил ему. В следующий раз, когда Ханс попытался узнать, что случилось, парень за дверью попросил дать ему еще немного времени, чтобы прийти в себя, а уже потом он все объяснит. Прошло уже пять дней, а Флоренци так и не выходил. Или выходил, пока в квартире никого не было. Он не хотел никого видеть, не хотел ни с кем говорить и пересекаться. Он хотел просто исчезнуть… На шестой день Ханс не мог больше слушать одни и те же отговорки Маттео, и уже с самого утра он стоял возле двери и, не переставая, стучал в нее. На крики и стуки из своей комнаты выбежала Линн: — Тишина? В ответ Ханс грустно взглянул на девушку и покачал головой. — Ты должен выйти, иначе я сломаю эту чертову дверь — тревожно крикнул Брехт, но за этим ничего не последовало, только лишь тишина за дверью. — Маттео, я… мы никуда не уйдем, пока ты не откроешь и все нам не объяснишь! Стуки в дверь продолжались. Брехт уже не верил, что эта дверь сегодня откроется. Он съехал вниз на пол. Линн все еще стояла рядом. — Маттео, прошу, открой нам. Просто дай понять, что ты в порядке… — начала было Линн, как по ту сторону послышались звуки. Скрип пола, медленные шаги, поворот дверной ручки и протяжный скрип двери. Ханс быстро поднялся на ноги. Перед парнем с девушкой стоял то ли живой труп, то ли подобие мертвого человека: исхудалое лицо бледного цвета, красные уставшие глаза от слез и бессонных ночей, а под ними виднелись синяки. — Пирожочек мой, — Ханс находился в шоке от увиденного, — Что случилось? На кого ты похож? Ты… ты видел себя вообще? Ханс потянулся рукой ко лбу парня, но тот увернулся. — Убедились? Надеюсь, этого достаточно. Теперь оставьте меня, — бросив грустный взгляд на свои полосатые носки темно-бордового цвета в черную полоску. Маттео стал закрывать дверь, но Ханс не дал ему это сделать. Тогда Флоренци закатил глаза, медленно развернулся и поплелся к постели. Упав на кровать, он прикрыл веки. Посреди комнаты уже стояли взволнованные парень с девушкой. Они начали по очереди задавать вопросы, на которые надеялись услышать ответы. Но слышали они лишь тяжелое дыхание лежащего тела. — Я… — парень бросил быстрый взгляд на Линн — Мы переживаем, Маттео. Ты не выходишь из комнаты, ничего не ешь, не хочешь ни с кем говорить, — Ханс присел на край кровати, — послушай, если у тебя какие-то проблемы и ты не видишь выхода, то мы готовы… — Бога ради, Ханс, — отрезал Маттео. — Прошу, оставьте меня в покое, мне просто нужно поспать, отдохнуть… и в конце концов, побыть одному — вырвалось у Маттео. Ханс уже привык к колким фразам парня, поэтому продолжил медленно рассматривать бледное лицо напротив: впалые щеки, острые скулы, большие печальные глаза, в которых с каждым днем угасал огонек. Теперь эти глаза, наполненные болью, были пусты, в них ничего больше не оставалось. Губы выглядели потрескавшимися, где-то даже были небольшие ранки с запекшейся кровью. Совсем недавно лучезарная улыбка не слазила с лица этого парня, заряжая других солнцем и жизненной энергией. Прямо сейчас Ханс видел перед собой усталую, измученную физиономию. Было трудно и больно смотреть как Маттео истязает сам себя. — Не злись. Мы переживаем за тебя. Это совсем не нормально, что ты полностью изолировал себя от общества. Просто скажи нам, что происходит? Флоренци молчал. Не дождавшись ответа, Ханс грустно взглянул на Линн. Девушка поняла его, и они вышли из комнаты. Маленький мальчик с проблемами закрылся ото всех в своей комнате и страдал один. Пытаясь заглушить боль в груди, он не выпускал изо рта сигарету, но уже и это не помогало глушить душераздирающее чувство где-то внутри. Однажды Маттео посетили мысли о суициде. Сначала он представлял как бы все произошло. Однако мысли плавно перешли в продумывание плана со всеми подробностями. Было все решено. Первое, что нужно — убедиться, что Флоренци один в доме. Иначе его соседи смогут что-то заподозрить. В шкафчике над раковиной в ванной комнате хранились разные лекарства, Маттео был уверен, что ему удастся найти что-то для себя. Перебрав несколько баночек с таблетками, Маттео нашел снотворное, которое одно время принимала Линн. То, что нужно. По пути в комнату парень умудрился прихватить бутылку вина, жаль, ничего нет покрепче. Вернувшись к себе в постель, Маттео высыпал таблетки на ладонь… Он взглянул на разноцветные витаминки, которые через считанные минуты превратятся в яд. Время будто остановилось. Маттео долго и пристально смотрел на горсть таблеток, высыпанную себе на руку, секундой ранее. В голове всплывали воспоминания, события, произошедшие совсем недавно, но, которые мгновенно сломали парня. Он вспомнил мимолетный взгляд, первую встречу, первый разговор, первые объятия, поцелуй и... пустота. Все резко рушится. Тот, кого он впустил в свое крохотное сердечко, резко и неожиданно оборвал все связи. С каждым новым отрывком из памяти Маттео вновь переживал весь спектр эмоций — от радости до полного опустошения. Каждый всплывающий момент обволакивал шею парня и душил. Маттео находился все в том же положении. По щекам скатывались слезы, дышать было тяжело. В его голове творился полнейший хаос. Мысли путались. В ушах стоял пронзительный шум. хватит Движение руки, глоток вина и разноцветные конфетки уже внутри. Флоренци, выпив яд, схватился за ноющую голову руками и расположился на кровати в позе эмбриона. В голове раз за разом проносилась одна мысль: все кончено С каждой минутой паника отпускала. Становилось сонливо и так сладко, будто после шторма тело Маттео уносило в небытие спокойное море. Впервые мальчик почувствовал умиротворение и гармонию. Он уже проваливался в глубокий, вечный сон, когда на его лице появилась слабая улыбка. Тело ослабло, стало вялым и безжизненным. Все замерло. В комнату доносились только звуки с улицы из открытого окна. Веяло прохладой. На прикроватной тумбе замерла полупустая банка со снотворным, пепельница с сигаретами в ней, грязные кружки. На полу валялись пустые бутылки из-под алкоголя, по всей комнате остались разбросанные вещи. И среди этих вещей лежала записка от него, где корявыми буквами было написано «где-то в параллельной вселенной». Но все это уже не имело никакого значения.

***

Если бы Маттео только знал, что эта осень снова вернет его в то состояние, из которого он так упорно пытался вылезти очень долгое время… Правда, отличие в том, что в прошлый раз было желание для этого, хоть и немного. Если бы он знал, что меланхолия заставит захлебнуться в собственных слезах и страданиях от бессилия… если бы он знал, что осенняя хандра настолько беспощадна… он бы наслаждался светлыми днями, ценил бы их всей душой и сердцем и ни за что не тратил бы это время на покуривание травки и выпивку. Теперь же остается только лишь повторять это бесконечное «если бы», будто это могло что-то изменить… Эта душераздирающая боль где-то в области сердца никак не могла перестать напоминать о себе. Она все время изматывала парня и не давала покоя. Она кричала, разрывала грудь в клочья, пожирала изнутри, заставляла слезы стекать по щекам снова и снова, оставляя мокрые дорожки. Как бы Маттео не пытался ее заглушить, ничего не помогало: ни музыка, ни прием пищи, ни люди, ни отношения, ни травка, ни алкоголь — ничего не могло унять боль. В последнее время он был окутан, связан печалью. Угнетение продолжало поглощать Маттео с головой и держало в своих крепких, до боли неприятных объятиях, все крепче сжимая его тело, все меньше оставляя воздуха в легких. Слишком долго Флоренци тонул в этом омуте страданий, все глубже и глубже уходя на дно этого бесконечного водоворота, не имея надежды ни на что. Каждый раз он думал о моменте, когда печаль возьмет верх над ним и окончательно раздавит, прикончит; не даст никакой надежды на светлые деньки, как прежде. А, может, она пощадит меня… Какая же причина этой грусти? Какая цена? За что он расплачивался таким ужасным, болезненным состоянием? Мысль об этом заставляла тело содрагаться, дрожать от страха… Но вскоре все прекратилось. Все затихло.