***
Пристань насквозь продуваема морскими ветрами, и теперь нагревается солнцем под подходящим наклоном, что не свойственно для обычно капризного апреля. Вокруг веет чем-то ностальгическим, будто очутился здесь, но двадцать лет назад. Школа окончилась, и ты прогуливаешься здесь, дышишь морской солью, и думаешь, что все у тебя впереди. Немногие дети, слишком маленькие для детского сада, резвились где-то вдалеке, и их матери внимательно наблюдали за своими чадо. Патрик и Йошикаге неспешным шагом прогуливались в стороне от детской, или можно сказать "совершенно обыкновенной", суеты, выбрав место свободное от посторонних глаз, пройдя ещё чуть дальше, до какого-то ночного парка, чье название Кира не помнит. Аллея выглядела неплохо - ухоженная дорожка, фонари там и тут, логично, не горящие. И тень падала от сакуры, чье цветение начнется через недели три и нежно-розовые лепестки будут парить в воздухе и распространять такой же нежный аромат. Оба мужчины остановились на краю утеса, резко обрывавшийся в водяную лазурную гладь, разбивавшуюся о камни белыми осколками, которые канут на дно, и останется все та же поверхность воды, неизменная и величественная в какой-то мере. Переливы зеленого и синего завораживали, хоть солнце и слепило глаза, кристаллообразно отражаясь от соленой воды. Говорить более не хотелось, что раньше преследовалось напряженной неловкостью и избеганием зрительного контакта, но теперь это казалось...спокойным и уютным, равно теплый плед в дождливую погоду. Вина тому палящее солнце, от которого немного разморило, или прогулка по окрестностям пошла на пользу - кто знает, да и всем все равно. Просто хотелось молчать. Это место, весь момент в целом, слишком умиротворенные, чтобы нарушать всю идиллию бесполезными словами. Шум морской воды, обтачивающей прибрежные камни, шуршание песка где-то внизу - вся атмосфера сравнима с чем-то мягким, в чем хотелось утонуть и прикрыть глаза, позволяя сладкой дремоте взять свое. - Знаешь, - Йошикаге поборол желание сброситься с утеса, чтобы сохранить ту тишину, что стояла до этого момента, вместо этого слегка стиснув зубы. Как же это Патрик, мать его, Бэйтман невовремя заговорил. - мне это напоминает одну песню от Роберта Палмера. "Addicted to love". Причем не словами, а атмосферой самой музыки - знаешь, такой невероятной и шумной. Можно сказать - мужчина нахмурился, подбирая сравнения к четкому ритму и ощущению свободы с примесью некоторого веселья, оттого что живешь и любишь - по-своему хаотичной. Серьезно, эта песня не выходит у меня из головы в течении всего нашего пути. Брови Киры подлетели вверх. О черт возьми, Патрик слушает Роберта Палмера? Прямо, как он! - Вероятно. - мужчина пожал плечами, как бы неохотно продолжая диалог, просто ради приличия. В его положении весьма опасно заводить дружеские отношения, и чтобы этого не произошло, нужно держать собеседника на расстоянии при любой возможности. - Но мне кажется, больше подойдет "Crazy Noisy Bizarre Town" от Аиды Митсуо. У этой песни не столько подходящая атмосфера, сколько слова о причудливом городке со своими тайнами. Подмечу, что имеется подтекст в виде сюжета жизни обычного человека, в коем на самом деле скрывались все грехи человечества. Проще говоря, Аида повествовал нам о многогранности человеческого характера и двуличности через город, что по мне очень и очень виртуозно выполнено. - мужчина улыбнулся - Оттого эта песня одна из моих любимых. Если не самая любимая - Мицо? - Бэйтман выглядел озадаченным, перебирая в голове исполнителей, что могли быть похожи на имя Аида Митсуо, или музыкальные произведения с похожим содержанием. Он был уверен, что Кира ошибся в имени в силу своего произношения, или память подвела, что всем людям свойственно. - Странно, никогда не слышал о таком. - а если бы услышал, то точно переслушивал бы не один раз. Даже дух захватывает от слов Киры. - Ха, в самом деле странно. Его альбомы одни из самых продаваемых в этом году. - японец не был бы столь введен в ступор, если бы Патрик не имел явное пристрастие к музыке, о чем уже можно сделать вывод. Но если подумать, то сам вывод довольно призрачный, и имеются два пути: выяснить верно ли первичное впечатление о направлении в искусстве (затем и причину незнания о Митсуо, едва ли не самого влиятельного в индустрии рок-поп культуры) - Действительно? Мне казалось, что Топ Один занимает "Queen" с их альбомом "Sheer Heart Attack". Да и есть за что: одна только "Killer Queen" чего стоит: эта песня о богатой молодой изящной леди, что воплощает собой цитату, использующуюся в описании Марии-Антуанетты. Ту самую "Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные". И характер самой песни подчеркивает тот комедийный лад на пианино, вместо рояля. Не удивительно, что они заняли призовое место в Англии - теперь настала очередь Йошикаге недоумевать, что это за группа, и какого хера она вообще продаваема. Мать его, почему какая-то песня и альбом посвящены его станду и одной из двух атак? - Прошу прощения, но что это за группа? Полагаю, я немного отстал от времени с "Genesis" и "2 Unlimited". - Йошикаге вежливо улыбнулся. Бэйтман резко развернулся, изумленно взглянув в серые глаза напротив, спокойные и умиротворенные, в отличии от бушующего моря, куда он до этого смотрел. - Ты слушаешь "Genesis"? Черт возьми! - мужчина сделал шаг ближе - Какая твоя любимая песня? - "Firth of Fifth", я полагаю. - сам Кира подавил желание отойти назад от резкого, хоть и небольшого, сближения, которого он не ожидал. - В ней меня более всего привлекает игра на пианино, нежели в других песнях. - Я - Патрик сглотнул, его Адамово яблоко дернулось - я согласен, что "Firth of Fifth" неплоха, но, как по мне, "Invisible touch" - поистине шедевр. Самое лучшее произведение, что мне когда-либо приходилось слышать. - О да, это действительно венец их исполнений. - Бэйтман улыбнулся шире. - Но, хочу признать, я не фанат меланхолики. Я предпочитаю что-то вроде "Color Me Badd", или "AC/DC". - "Color Me Badd", да я знаю эту группу, особенно их "I Wanna Sex You Up", клип местами так себе, конечно. Второе слышать не приходилось. - Ха? - со стороны блондина послышалось что-то среднее между вздохом и удивленным смешком. - Это можно исправить. О, дьявол, как я раньше не вспомнил! На удивленный взгляд мужчина терпеливо разъяснил, что в городе есть одно место, где можно бесплатно послушать любые музыкальные произведения на любой вкус, куда они вдвоем тут же направились.***
Чтобы дойти до музыкального магазина, расположенным в третьем квартале (четвертое здание от цветочного бутика), потребовалось не менее двадцати двух минут, считая остановки на светофорах, три поворота, и среднюю скорость пять километров в час. Если точно знать о своих намерениях и желаниях в настоящий момент, о нужное здание вы не пропустите - витрины оформлены, что очевидно, на подтему искусства "Музыка" изображениями с цитатами популярных музыкантов этого десятилетия и рисунками акрилом скрипичного ключа. Внутри здание было оформлено в стиле пятидесятых годов винтажной мебелью, постерами и виниловыми пластинками, что были как и часть декорации, как и продающийся товар, равно с пластинками для современных проигрывателей. Пахло старой техникой, футлярами для самих пластинок, и ароматизатором, как казалось, с корицей. Дальше, если повернуть голову на лево, можно увидеть специальные кабинки для прослушивания понравившихся музыкальных произведений. Подобные изобретения существовали в промежутке пятидесятых - шестидесятых годов, когда запись музыки на виниловые синглы была самым популярным и недорогим форматом перенесения духовной культуры в материальную, тогда многие независимые магазины обустраивали свои заведения такими кабинками, что позволяло людям оценить качество музыки, прежде чем покупать пластинку. Правда, это принесло значительный ущерб, ведь сами синглы неоднократно повреждались, но в магазине, где мы находимся в настоящий момент решили ввести обязательный штраф за поцарапанные образцы стоимостью равный замене винила (что не так уж и дешево), в следствии чего убытки сократились в несколько раз. Кира ходил между рядами с синглами, и, найдя подходящий, направился к свободной кабинке, знаком подозвав Бэйтмана к себе. Втиснувшись в выбоину в стене, блондин начал свои махинации с проигрывателем. Поставив пластинку на поворотный диск таким образом, что штырь посередине проходит в сделанное отверстие в сингле, Йошикаге включил двигатель на тридцать три оборота в минуту, затем поднял приделанную ручку с иглой - тонарм - и плавно опустил на дорожку. Спустя нескольких пар помехов послышался мерный ритм ударных, затем невидимые пальцы ударили по струнам электрогитары. Патрик неосознанно отбивал ритм пальцем по стене, на которую оперся рукой. Начало продолжалось двадцать секунд, прежде чем солист несколько скрипящим голосом начал: Back in black I hit the sack I've been too long, I'm glad to be back Yes, I'm let loose From the noose That's kept me hanging about I've been looking at the sky 'Cause it's gettin' me high Forget the hearse 'cause I never die I got nine lives Cat's eyes Abusin' every one of them and running wild Йошикаге тихо подпевал про себя знакомые ещё со своих ранних двадцатых известные строчки, отбивая ногой ритм, параллельно наблюдая за Патриком, за его реакцией. Тот молча вслушивался, оценивая ритм, строчки и звучание в целом. Cause I'm back Yes, I'm back Well, I'm back Yes, I'm back Под конец оба мужчины чуть громче пропели, начав явственно подтанцовывать. Они улыбнулись друг другу, продолжив своеобразно двигаться а такт. Произведения менялись одно за другим в течение продолжительного времени: то "Katrina & The Waves", что так настойчиво рекомендовал Бэйтман, "Addicted to love" от Роберта Палмера, в чем Кира хоть и не узнал ранее увиденный пейзаж моря, все равно сделал мысленную заметку купить пластинку чуть позже, "Dirty Deeds Done Dirt Cheap" от тех же "AC/DC", и "Crazy Noisy Bizarre Town", что явно привлекло американца. Как итог, Патрик получил последнюю запись, как подарок от Йошикаге. Во время прослушивания альбома "2 Unlimited" к двум мужчинам подошел молодой парень девятнадцати лет, и сфотографировал на фотоаппарат Sony, на что Кира едва не взорвался и не взорвал молодого человека, который, к его же счастью, вовремя смотал оттуда, что было единственным происшествием. Мужчину успокоил лишь Патрик, сообщивший, что пацан щелкнул что-то сбоку от них, а не их самих. Выйдя на свежий воздух, Патрик Бэйтман, рассматривая полученную пластинку, и Йошикаге Кира, воспроизводя в голове рецепт блюда, которое он хотел бы приготовить на обед (так как время постепенно клонилось к трем часам) направились в правую сторону от магазина, к дому Йошикаге. Оставалось ещё пятнадцать с половиной минут ходьбы, как Бэйтман остановился. Блондин перестал идти, и глянул в сторону, куда смотрел его попутчик. Оказалось, что внимание Патрика привлек какой-то клуб на переулке, среднестатистическое молодежное питейное заведение. - Может, - японец словно предвидел, что он это скажет - придем сюда вечером? Выпьем, получше узнаем друг друга. - Я не против. - и надеюсь, что это не закончится катастрофически.***
В клубе душно и жарко от чрезмерного скопления людских тел. Запах табака и едкий, густой дым витают по залу, как и звуки бьющей по ушам музыки. Кира знал, что Патрику она явно не по душе, хоть тот виду не показывал. Интимно-розовый свет очерчивал контуры каждого человека, скрывая лицо. Это выглядело по своему эффектно. Даже...завораживающе. Да, действительно завораживающе - наблюдать за идеально гладкими контурами человеческих изгибов, без единого изъяна, такими мягкими и совершенными. Вероятно, среди атмосферы подобной раскрепощенности они оба выглядели немного экстраординарно в строгих костюмах среди мужчин и женщин в вечерних нарядах. Но не единую человеческую душу не ничего не взволнует, когда шестой стакан виски залпом льется в глотку, обжигая гортань, и забирая остатки здравого смысла в прожженную адскую бездну. Какое-то время назад Патрик настойчиво пытался утащить его в помещение туалета (с некоторым количеством кабинок, непристойных граффити на стенах и чем-то влажным и липким на полу), знаками пытаясь что-то разъяснить, большую часть времени указывая на карманы брюк. Первый секунд тридцать, Кира думал, что мужчина попросту показывает себе ниже пояса, так что контекст остальных движений рук мерк на фоне недвусмысленных (как показалось блондину) намеков, но осознание пришло, сменившись любопытством. Бэйтман затолкнул их обоих в одну кабинку, и достал из карманов штанов белый порошок в зип-пакете, высыпав на закрытую крышку унитаза из пластикового сосуда две небольшие горки, затем с помощью карты Йошикаге разровнял на четыре белые полосы. Весь процесс, разворачивающийся перед взором Киры (он прослывет лжецом, если заявит, что не занимался такими вещами), почему-то вызывал ощущение, словно вот-вот наступит момент, что, как домино, выложит событие, которое сблизит их обоих. То самое предчувствие, которое, порой, толкает людей на невообразимые поступки, или просто самые неожиданные с их стороны. Когда сделал так, потому что это кажется правильным. Или разыгрался азарт на глубине души, вспыхивающий пламенем с троекратной силой именно в эту секунду выбора. У всех имеется осознание, что результат может развернуться равно в отрицательной, как и в положительной степени, более ничего мозг не варит, ни о каких последствиях и вычислениях, а будь, что будет. Свернутую купюру крепко сжимают три пальца, без участия Йошикаге. Он зажмуривает глаза, будто перед прыжком в воду, наклоняется, и одним вдохом занюхивает дорожку практически до конца, после следующую, не вдыхая. Носовые пазухи облепили острые кристаллики, и мужчина подавил желание чихнуть. В голову ворвался фейерверк, ослепив разнообразием своих красок, а после японец резко выпрямился, широко раскрыв глаза от прилива адреналина. Он тряхнул головой, сбрасывая чувство, что парит над полом. Патрик нагнулся к унитазу, принимая свою долю, как только Кира передал купюру. Выйдя из туалета, блондин заметил, что краски всех материй вокруг него стали насыщенней, и ощущалось все как-то иначе. Словно он - призрак, несуществующий на самом деле, и все стало таким умиротворенным, подсвеченным розовым и фиолетовым. Йошикаге чуть не свалился в кресло, стоящее рядом с креслом Бэйтмана, кто казался трезвым, как стеклышко, но чьи глаза ненормально блестели в свете ламп. Перед ним, на такой же черно-бархатной мебели, сидели две девушки. Брюнетки. Кира проморгался, потирая переносицу, вспоминая...да, их называют моделями. Эти две брюнетки - модели, азиатской внешности. Губы Патрика странно задвигались. Он что-то говорил. - Хэй, Кира, не хочешь поздороваться с двумя леди? - голос словно исходил и дна глубокой впадины, едва продираясь сквозь толщу воды. Но Йошикаге ясно видел движения губ, и так же ясно понял бы Бэйтмана без единого звука со стороны американца. Кира был в достаточном уме и сознании, чтобы не начать говорить, зная, что запнется на первом же слоге несколько сотен раз, и наверняка по середине предложения либо девушки решат уйти (и японец несомненно понял и простил, ибо хочет сделать тоже самое, и продолжить развлекаться, как давно не делал, но молча), либо сам мужчина забудет, кто он такой, как его звали, и какой сейчас день (чего и так не помнит), так что остановился на обаятельной улыбке, придав ей столько очарования, насколько возможно в настоящий момент. Это вполне сработало, насколько можно судить по энтузиастским приветливым улыбкам двух моделей. Одна из девушек спросила Патрика. - Так, что вы делаете в Японии? В вашей корпорации происходит некий контракт с нашей страной? - это...неожиданно слышать от модели, как подумал Бэйтман. Обычно, все модели, которых он встречал, оказывались обыкновенными дурочками. Бывали, конечно, и те, которые стоили небольшого общества, и могли поддержать разговор, но все же, их интеллект не смог определить момент, и они лежат в морозильнике от Патрика Бэйтмана, пока он сам придумывает, что бы приготовить из непутевых мозгов. Много вероятно, что и эти не смогут вовремя убежать. - О, нет, нет, нет, дорогая, все намного проще. - мужчина хотел высказать вариант модели, но это значило бы признать её "исключительно-точное мышление о мужчинах-бизнесменах", чего ради своей гордости он допустить не мог. - Видишь ли, я приехал сюда ради своего друга. Точнее к нему. Мы не виделись очень, и очень давно. - брюнетка улыбнулась и, отведя взгляд, хихикнула. Она немного покраснела, на самой маленькой части скул. Бэйтман удивленно склонил голову. - Что-то не так? - Простите, - девушка улыбнулась белоснежными зубами - я не хотела обидеть вас. Просто, - она замялась, раздумывая, говорить, или нет. Патрик подметил, что она постоянно подергивала край перчатки, когда волновалась. В конце концов, переборола себя, и взглянула Бэйтману в глаза. - вы были чересчур честны. Любой мужчина на вашем месте стал строить бы из себя невесть какого Президента Вселенной, в смысле у него невероятно важная миссия в какой-то там очень-знаменитой-компании-где он-работает, или- не знаю, что ещё можно придумать. Я знаю, поверьте. И мне показалось это милым, что вы просто так приехали к своему другу. - девушка улыбнулась. - Спасибо большое, - Патрик ответил ей взаимной улыбкой, и думая, как же его раздражает её чертов акцент. - я- я даже не знаю что сказать. Могу подметить, что у тебя потрясающий ум. Это порой трудно - делать статистики, уметь завлекать в беседу. И иметь такой чудный голос. - То есть, вам интересно со мной? - Несомненно. - брюнетка, не отрываясь, смотрела в глаза Бэйтмана, серые, но завлекающие. У этого мужчины постоянно был какой-то нежный взгляд, словно он смотрит на цветок Сакуры, на самый прекрасный, что когда-либо можно было найти. Кира краем глаза наблюдал за разворачивающимся диалогом, вполне обычным и ничем не примечательным, так, скоротать время, и разойтись в конце, как в море корабли, или, так же, в конце беседы, отправиться к друг другу домой. Перспектива потерять нового знакомого, весьма интеллигентного человека, со вкусом в музыке и в костюмах, к тому же прилежного и аккуратного не радовала (Йошикаге расстроился бы) блондина ни в какой степени, хоть здравый смысл и говорил, что выгоднее сварганить куда подальше это Патрика. Японец развернулся ко второй модели. - Добрый вечер, мисс. Как я могу к вам обращаться? Духота помещения пьянила, и сознание находилось в каком-то тонком стеклянном сосуде, далеко отсюда, но это не вызывало дискомфорта, или чувство паники и потерянности, лишь что-то горячее, как солнце вдалеке, от которого хочется растаять, и раствориться в фиолетово-алом дымке, окружавшем пространство. Каждую вещь можно описать как нечто спокойное и обжигающее. Умиротворенное. В переулке прохладно. Кира не понял, как оказался здесь, и с какой целью, но он здесь. В этом отдаленном от человеческой цивилизации, месте без единой души, казалось бы, за сотни километров от любого проявления жизни. Это придавало уверенности. Не понятно в чем, но Йошикаге приободрился, раскрыв глаза шире, в которых теперь заиграл алый азартный огонек. Все же, он не мог отделаться от навязчивого ощущения лихорадочного жара. Он не мог оторвать взгляд от чего-то впереди. Ох, это те самые две девушки из клуба. Модели. Обе брюнетки, и обе лежали на земле, одна в абсолютном молчании, уставившись стеклянными зрачками в темное небо, другая же тихо рыдала, сдавливая руками свое горло, захлебываясь в чем-то красном. В крови. Она задыхалась, громко булькая собственным соком, и в скором времени он выйдет из неё весь, остынув на прохладном воздухе. Вся кирпичная стена, на которую она опиралась, имела темный, бордовый оттенок, равно как и бетон под двумя леди. Блондин не замечал, до этого момента, насколько у той девушки, с которой он вежливо беседовал (пару минут? полчаса? час?) какое-то время назад, прекрасные и нежные руки. Интересно, какие они на вкус? Он смотрит на бледную кисть руки, орошенную кровью. Йошикаге видит браслет из морщин, где кисть сгинается, так похоже на волны в океане. Слегка жесткие ладони напоминают схематически нарисованные холмы, между которых проходят впадины-реки. Дальше нежные, хрупкие фаланги пальцев, оканчивающиеся мягкими, упругими подушечками. Немного грязными. Кира наклоняется к руке, падает с ней на один уровень. Кончик языка оглаживает холодную поверхность кожи, где имеется большое скопление крови. Вылизывает ладонь, как конфету, или как бы целовал руки любимой. Кладет два пальца в рот, обводя языком ноготки. Мужчина возбужден, он нереально возбужден. Рядом слышится характерный звук молнии штанов. Вот блять, Кира здесь не один. С мыслью, что проворачивал он этот факт круговыми движениями на своем детородном органе, Йошикаге прикрывает глаза, нащупывая под запястьем ничтожную пульсацию, словно у насекомого, и дивится, что брюнетка до сих пор жива. Ну и ладно, Кира не против высосать последние признаки тепла из её пальчиков. Периферийным зрением мужчина видит странные покачивания из вверх и вниз двух тел. Причем позиции не менее странные: одно на коленях другого, и болтается, как поломанная кукла. Или как труп- Йошикаге понимает, что не может оторвать взгляд. И нет на это никого желания. Он просто смотрит на две фигуры - женщину (очень болезненно выглядящую, чтобы считаться живой) и мужчину (Кира не может не находить что-то притягивающее в изгибах его губ, как мелкие порывы света играются в его волосах, отражаясь в капельках пота на лбу и маниакальном отблеске в дымчато-серых глазах (они кажутся самым бездонным океаном, который когда-либо наблюдал мужчина)) - как на причудливый экспонат в музее, нет, на отборнейшее представление высшего качества, что несмотря на скудность декораций и очевидную грязь происходящего, захватывает дух. Есть в этом что-то сокровенное. Что-то, о чем стыдятся говорить. Но вот Йошикаге здесь, и восхищенно подглядывает за занавес людских утаений, куда он заглядывал не один раз, и не какой из тех не был таким ярким и обжигающим. Вызывающим головокружение и восторг. Хочется диффузироваться с ним. Забраться в его тело и забыться вечным сном, познать похожую душу максимально близко: где расположен каждый шрам, что оставило бремя опыта, изучить каждую частичку кожи, какова она на ощупь, высмотреть изнутри каждое соединение мускула. Стать единым, целым созданием. - Кира, - Бэйтман. Патрик Бэйтман, тяжелым выдохом произносящий его фамилию, и совершающий акт насилия над мертвым телом молоденькой модели, пока сам Йошикаге облизывает холодеющие пальцы её подружки, а позже использует их в других целях- - ох, Кира. Я безгранично рад, что оказался здесь. - в ответ мужчина молчал. От незнания, что вообще надо сказать, или просто не обращал внимания, кто знает. Но он...чувствовал то же самое. Какое-то резкое сближение, от которого не хотелось прятаться или убегать - совершенно наоборот - даже двигаться навстречу - Я видел ту руку у тебя в спальне, Кира. И у меня возникло чувство, - Патрик тяжело дышал, словно над ухом. Йошикаге призрачно ощущал дуновение теплого ветерка около сонной артерии - что мы должны как-то сойтись. Ты ведь понимаешь меня?! - Патрик едва не прокричал, запрокинув голову. Его лоб был в сплошной испарине, из легких вырывались шумные выдохи, словно от боевого жеребца. - Ты слышишь?! Мы с тобой из одного теста! Я РАСЧЛЕНЯЮ ДЕВУШЕК, И НАСИЛУЮ ИХ ТРУПЫ СНОВА, И СНОВА, И СНОВА-!!! - голос, безумный голос, голос психа, долетал до мозга в виде криков, смысл которых переварить каше из мозгов не получалось. Но эти пронзительные звуки можно увидеть. Йошикаге мог с точностью назвать вкус, цвет, чем они пахнут. Правда, он не понимал их смысл, и все внутри черепной коробки кружилось во все триста шестьдесят. Все ощущалось, как в невесомости. - ПРЯМО КАК ТЫ, ДАЮ СЛОВО! - громкий хохот вырвался из глубины легких, подобно хищному зверю из темного угла, пока нутро мертвого тела на коленях заполняла белая клейкая жидкость. Вокруг все кажется раскаленным до алого цвета пламени, и не существующим одновременно. Этому есть какое-то латинское психологическое обозначение, Кира не припомнит, но точно понимает, что в этом мире никого нет. Он один, и это вызывает успокоение, разливающееся из устья рядом. Бэйтман не смотрел на него, и источал, как запах, что-то симпатизирующее. К этому хотелось приблизиться ещё больше. Начать трогать, ощутить каждой подушечкой пальцев. Жить им. За спиной образовалось черное пространство, что видно периферийным зрением. А перед лицом был Патрик Бэйтман, по-садистски ухмыляющийся в сторону трупа девушки, что словно подсвечивался, затмевая собой все, что есть в этой Вселенной. Тьма продолжала сгущаться перед глазами, пока окружение не потонуло в ней совсем.