Шанс на новую жизнь

      Беатрис помнит этот день, как будто это было несколько часов назад. Стоит ей закрыть глаза, и картинка появляется в мельчайших деталях.       Дивиниевая бомба. Тараски. Разрываемый на части Адриил. Исчезающая в пепле Лилит. И Эва, что бессильно падает на пол. Беатрис понимает, что она сильно ранена дивинием. Понимает, но не хочет верить, что это конец. Они же победили, сейчас всё будет хорошо. В орден будут набраны новые монахини, а они могут отправиться, куда захотят. Даже если Эва просто закроет глаза и тыкнет пальцем в карту – Беатрис без колебаний отправится туда. Вместе. Всё, что угодно, лишь бы Эва улыбалась и беззаботно смеялась. Как раньше. – Ты поправишься, всё будет хорошо, – Беатрис утешает Эву, гладя её по голове.       Эва неуверенно кивает. По её взгляду видно, что она не верит. Беатрис не замечает, как к ним подходит та таинственная женщина в белом. Она кладёт руку на плечо Эвы, вспыхивает свет, что заполняет всю комнату.       Когда он утихает, Беатрис видит Эву без сознания. Беатрис приникает к её груди и чувствует, как та приподнимается. Дышит. Значит, Эва жива. «Помоги ей остаться в этом мире»       Голос звучит прямо в голове Беатрис. Она резко вскидывает голову, а женщина в белом медленно удаляется и исчезает в портале.       Беатрис осматривает Эву: нет никаких повреждений, в том числе следов дивиния. Но чутье подсказывает, что Эва не просто спит. – Все её биологические процессы в норме, её тело полностью здорово, – констатирует Джиллиан после длительного обследования Эвы. – Тогда почему она не просыпается? – Беатрис произносит это строго, слегка давяще, как будто требует получить ответ немедленно.       Джиллиан лишь качает головой. Беатрис и сама знает, что в некоторых ситуациях наука бессильна, и это внушает ей страх. Теперь остаётся только верить в силу воли Эвы и её желание вернуться. Да, снова верить, молиться и ждать. Беатрис усмехается: как нелепо, ведь это обычный образ жизни монахини, но сейчас он ей претит. Как же Беатрис устала надеяться на чудо и просто молиться, даже не зная, кому уходят её слова.       Но Беатрис готова верить в Эву. С момента, когда они приняли её окончательно, Беатрис никогда не сомневалась в ней. Какой бы легкомысленной не была Эва, в ней также много упрямства, стремления к жизни, а также любви – к сёстрам и… к самой Беатрис.       Эву переносят в Колыбель Кошки, и Беатрис не отходит от её кровати. Она держит её за руку, рассказывает, как проходит день. О новых монахинях, о том, как строга с ними Мать Супериона, и как потом Камила утешает их. Как неуклюже работает с оружием Ясмин, хотя очень старается, и как скованно держится Отец Винсент. – Эва, с добрым утром, – Беатрис всегда заходит к Эве после утренней молитвы, – я принесла тебе книгу. Ты говорила, что хотела бы прочитать её потом… когда всё закончится. Это обычная книга про подростков, их мечты, переживания, конфликты с родителями и учителями, про дружбу и первую любовь… тебе всегда этого не хватало? Обычной жизни? Я понимаю, у меня тоже ничего из этого не было. Давай я начну читать, а ты продолжишь, как очнешься.       Беатрис открывает книгу и читает, пока не настаёт время завтрака. А далее тренировки, обучение новичков, молитва… Беатрис совсем не хочется туда идти, она нехотя выговаривает слова, а руки неосознанно теребят чётки. Наконец-то свободное время. Беатрис любую лишнюю минуту проводит с Эвой. – Знаешь, ты ведь действительно сильная, – Беатрис гладит ладонь Эвы, – сильнее, чем я. Ты бы явно сейчас поспорила со мной, но это правда. У меня не было выбора. Родители отдали в частную католическую школу. Я ничего не знала, кроме учёбы, тренировок и молитв. Поэтому я и делала всё прилежно, потому что варианта заняться чем-то другим просто не было. У тебя всё иначе. Ты могла жить по-другому, и ты знала, как это сделать. Могла уехать на другой конец мира, и мы бы тебя никогда не нашли. Могла бы стать, кем хочешь, либо просто веселиться до конца своих дней. Ты знала, как огромен этот мир, но всё равно выбрала стать монахиней-воином. И в итоге пожертвовала собой ради него, нет, ради сестёр, ради… меня. Почему тебя вечно бросает в крайности? Сначала убегала, а потом бросалась в бой при любой возможности, ты такая эмоциональная, импульсивная, непосредственная. Просто делаешь то, что тебе велит сердце. Я никогда не могла себе этого позволить, возможно, поэтому я иногда злилась на тебя. А потом поняла, что именно это в тебе и притягивает. – Эва, я… – Беатрис сглатывает и говорит дрожащим голосом, – я люблю тебя. Возвращайся скорее. Мне не хватает тебя.       Беатрис столько лет убегала от себя. Жила в коконе лжи, что она неправильная, сломанная, испорченная. А потом рвала его – резко, безжалостно, с ледяной яростью в глазах. Говорят, что месть – это блюдо, которое подают холодным. Пожалуй, Беатрис с этим согласна. Изо дня в день она, тренируя своё тело и голову, сохраняя холодный здравый разум, мстила своей боли, мстила родителям, окружению, этому миру, в котором вообще можно заставить человека ненавидеть себя за то, что он любит.       Только вот жизнь Беатрис стала бесконечной войной. Католическая школа, причастие, сёстры-воительницы – каждый день какая-нибудь битва, снаружи или внутри. У Беатрис совсем не было времени даже задуматься о том, какая она, за что её ценят, и что она может дать этому миру. Чего на самом деле хочет, и что делать, чтобы этого достичь.       Возможно, став сестрой- воительницей, Беатрис и хотела убежать от себя. Конечно, она любит сестёр, ценит своё дело, считая его очень важным и нужным, стремится совершенствоваться, потому что ей самой этого хочется. И католичеству Беатрис была верно предана. Она всегда трепетно молилась, вспоминая слова, что Бог любит всех, значит, и её тоже. А раз так, разве может быть она ужасной и неправильной? Разве творения Божьи не прекрасны? Эти мысли помогали Беатрис в минуты отчаяния, а молитва придавала сил, помогала очистить голову.       Только всё равно оставались проблемы. Беатрис перестала ненавидеть себя, но и до конца тоже не приняла. Она понимала, что ей предстояло сделать мучительный выбор. И в итоге стала сестрой-воительницей. Никто не будет спрашивать монахиню об отношениях, никто не будет давить со свадьбой, семьёй, детьми. Так Беатрис могла жить спокойно в окружении сестёр и заниматься любимым делом.       Но это предел её мечтаний? Действительно ли Беатрис хватало этого? Она не задумывалась и гнала прочь такие мысли, идя на молитву, тренировку или задание. Снова и снова изолируя какую-то часть себя, закрывая её темной тяжёлой шторкой ото всех. И в первую очередь от себя. Но разве может картина быть полноценной и гармоничной, если одну из её частей вдруг замазали черной краской? Неосознанно Беатрис это понимала, но не хотела признавать, да и католичество проповедовало смирение и отказ от сиюминутных страстей. Удобно просто прикрыться правилами и списать всё на жёсткие нормы.       На самом деле Беатрис просто трусиха, что боялась встретиться самой с собой, и она это поняла только после знакомства с Эвой. Вот уж кто принимал себя полностью и отдавался любому порыву своего сердца. Естественная и искренняя, Эва, наоборот, после второго шанса на жизнь боялась прожить её не так, как она сама хочет. Это притягивало Беатрис к Эве. – Пока, Эва. Я скоро вернусь, – Беатрис встаёт. У неё скоро начинается тренировка.       После тренировки Беатрис передают, что Мать Супериона хочет её видеть. Беатрис думает, что она хочет узнать состояние Эвы. – Мать Супериона, вы звали меня? – Беатрис после стука слегка приоткрывает дверь. – Да, заходи, Беатрис, – Мать Супериона откладывает книгу и смотрит пронзительным взглядом на Беатрис, – как ты себя чувствуешь? – Я… в порядке, – в растерянности отвечает Беатрис, – спасибо за беспокойство, Мать Супериона. – Ты уверена? – взгляд Матери Супериона как будто видит её насквозь. – Сейчас меня волнует только состояние Эвы. Я хочу, чтобы она поскорее очнулась. – Из-за Эвы ты стала ходить на молитвы как на каторгу?       Беатрис поджимает губы и опускает голову. Её терзают сомнения, может ли она раскрыться. Но и молчать уже нет сил. – Мать Супериона, я видела её… – неуверенно начинает Беатрис, – кого хотел лишить сил Адриил. Может ли она быть Богом? Но Джиллиан говорила, что в другом мире лишь песок да камни, это и есть Рай? И то… существо слушались Тараски, что вообще происходит? Существует ли всё, что написано в наших священных писаниях? И кому мы молимся, черт возьми?       Беатрис осекается, опускает голову, но не извиняется и не крестится. Может, это было слишком эмоционально, но это её чувство. Ей не должно быть за них стыдно. Мать Супериона недобро молчит, а после говорит слишком спокойно: – Пойдём, Беатрис, прогуляемся.       У Колыбели Кошки обширная территория, и Мать Супериона ведёт Беатрис в небольшой сквер, где под кронами деревьев их силуэты сложно будет углядеть. – Религия как феномен, которому нельзя дать никакого обоснования и объяснения, существует удивительно долго, – начинает говорить Мать Супериона, – возможно, потому что она обширна, а трактовать священные писания можно по-разному. Есть люди, которые одержимы истиной, и они всю свою жизнь посвящают поиску Бога и выяснению, что же нас ждёт в другой жизни. Почти всегда это заканчивается неудачей, но они не переживают и передают дело своим ученикам, последователям, веря, что знание пройдёт долгий путь и обретёт истину. Но не все верующие такие. Кто-то ищет в Боге спасение, кто-то поддержку, кто-то просто хочет верить в чудо, потому что без веры хоть во что-то наша жизнь ничто. Для таких людей религия становится опорой, и им важен скорее сам факт, что кто-то за ними наблюдает, помогает не сдаваться и идти вперёд. Кто такой Бог, кто он, как до него добраться их совершенно не волнует. Что-то похожее ведь было и с тобой, Беатрис?       Мать Супериона смотрит на Беатрис, а потом продолжает: – У тебя не было поддержки родителей, друзей, и всё, что осталось – это вера в Бога. И ты усердно училась, не давала себе озлобиться, каждый день совершенствовала себя. Потому что верила, что есть тот, кто любит тебя и наблюдает за тобой. Ты не могла подвести Его. И это дало свои плоды. Ты стала усердной, серьезной и ответственной девушкой с добрым сердцем. К тебе потянулись люди. В Колыбели Кошки тебя сразу приняли. многие считают тебя самой справедливой здесь. И нет в этом никакого Божественного чуда, воздаяния за страдания, это естественная закономерность, человеческая психология. Подобное притягивает подобное. Религия помогает пережить трудные времена, когда больше не на что опереться. Переждать до лучших времён, когда рядом окажется другая поддержка. В нашем мире не существует чудес, а если они и случаются, за них приходится долго и горько расплачиваться. Просто люди слишком себя недооценивают, не понимая, что сами всего достигли. Либо же им проще все объяснить верой, чем разбираться в сложных хитросплетениях человеческого общества. – Что же вы хотите сказать, Мать Супериона? – Беатрис совсем не ожидала такого поворота событий. – Что ты должна решить, действительно ли тебе так важно знать, кому мы молимся? Ты готова потратить всю жизнь на поиски ответа и, скорее всего, не найти его, и перед смертью лишь тешить себя надеждой, что твои потомки его найдут? Ты должна ответить себе честно, Беатрис, чего ты хочешь в этой жизни. И какую роль в этом играет католичество. Это поможет тебе рассеять все сомнения. – Я приняла причастие давно, католичество стало важной частью моей жизни. А теперь оно как будто отвергает другую часть меня, – начинает откровенничать Беатрис. – Это из-за Эвы? – Мать Супериона, я люблю Эву, – честно признаётся Беатрис. – Я догадывалась. Все священные писания говорят о том, что Господь считал искреннюю, чистую и бескорыстную любовь высшим благом в нашем мире. Так имеем ли право мы, смертные, разделять такую любовь на достойную и недостойную. Важен лишь сам факт любви и как она проявляется, а не то, кому она направлена. – Спасибо, Мать Супериона, – Беатрис слегка улыбается. – Отпусти свои тревоги, дитя моё. У Священных текстов нет единого прочтения, каждый их толкует в соответствии со своими убеждениями. Любая попытка якобы донести до нас их истинный смысл есть ни что иное, как уловка властолюбивых священников. Не попадись в эту ловушку Беатрис. – Да, Мать Супериона. Теперь я знаю, что мне нужно делать. Только я не ожидала услышать такое от вас. – Только изнутри можно узнать о минусах и недостатках чего-либо. У всего есть свои сильные и слабые стороны, и религия не исключение, глупо это отрицать. Нельзя закрывать глаза на недостатки, их можно только принять. Это приносит спокойствие и непоколебимость. Но даже я не готова говорить о таком в стенах церкви. – Я понимаю, я благодарна вам, что вы решились на этот разговор. – Иди, дитя моё, у тебя ещё много работы, – Мать Супериона прощается с Беатрис, а та кивает и уходит, – в конечном счёте это моя работа – защищать вас.       Мать Супериона тихо шепчет себе под нос и улыбается уголками губ.       Остаток дня Беатрис проводит спокойно, она чувствует некое облегчение, словно с души упал тяжёлый камень. У неё много дел, но сейчас она хотя бы знает, куда двигаться. Беатрис ложится спать в своей келье, и во сне слышит знакомый голос. – Беатрис!       Беатрис узнает и различит этот голос даже в самой страшной какофонии звуков. Этот голос принадлежал Эве. – Эва?! Ты где? Ты слышишь меня? Эва?       Беатрис мечется, но вокруг лишь пустота. Она бежит вперёд и снова слышит такой родной голос. Он исходит сразу отовсюду, и Беатрис не может найти его источника. Она бежит так далеко, как может, выбивается из сил, встаёт и бежит снова. И вдруг резко просыпается.       С Беатрис пот течёт градом, она резко поднимается с кровати и жадно хватает ртом воздух. Сон, это просто сон. Но у Беатрис сердце не на месте, уж слишком отчётливым и реалистичным был голос Эвы.       Беатрис решает проверить её. Она тихо встаёт, чтобы не разбудить других сестёр, и идёт к келье Эвы. Приходится идти осторожно и практически наощупь, поэтому Беатрис замедляется. Уже недалеко от кельи Беатрис слышит какие-то шорохи, а после ночную тишину пронзает крик: – Этого не может быть! Беатрис, Беатрис!       У Беатрис почва уходит из под ног. Она вбегает в келью и зажигает лампу. На неё смотрят испуганные глаза Эвы. – Беатрис… –всхлипывает Эва, – это ведь не сон?       Беатрис подбегает к Эва и обнимает её. Тело Беатрис дрожит, и ей сложно сдержать слёзы. Ну почему, она же столько держалась, и именно в такой момент больше нет сил скрывать свои эмоции. Тревога, страх, боль – всё это терзало Беатрис каждый день, она гнала прочь мрачные мысли, что Эва никогда не очнётся. И что Беатрис не защитила самого любимого и дорогого ей человека. Но теперь же всё хорошо, так почему больше нет сил. Почему сейчас Беатрис чувствует себя такой беззащитной? Беатрис чуть отстраняется и гладит Эву по щеке, а та улыбается, будто не сразила псевдо-ангела и не находилась в коме несколько месяцев. От этой улыбки Беатрис становится легче. и правда, ведь всё позади. – Беа, я не могу пошевелиться, – улыбка Эвы немного тускнеет, – кажется, с Нимбом что-то не так. Я почти не ощущаю его. – Чувствуешь мою руку? – Беатрис кладёт свою ладонь в ладонь Эвы. Эва мотает головой. – Беа, что со мной было? – спрашивает Эва. – Ты взорвала дивиниевую бомбу и была сильно ранена. А позже призвала Тарасков, что разорвали Адриэля. И та женщина в белом перед тем, как уйти, исцелила твои раны, но ты впала в кому. – Долго я вот так спала? – Почти полгода. – Ужас. Вот это я и соня. Так можно конец света проспать, – пытается пошутить Эва, но, судя по тому, как хмурятся Брови Беатрис, неудачно. – Из-за отсутствия движения мышцы атрофируются. Люди после комы учатся заново владеть своим телом. Мы позовём Джиллиан завтра утром… – Я смогла идти в первые пять минут, как получила нимб, хотя до этого не двигалась несколько лет, – срывается Эва, – а теперь и пальцем пошевелить не могу. – Тогда Нимб был на пике. Сейчас ты говоришь, что почти не чувствуешь его. Возможно, после уничтожения Адриэля его сила ослабла. Демонов стало намного меньше. Возможно, поэтому Нимб и не так силён. Сейчас в нём нет нужды, – Беатрис пытается успокоить Эву и гладит её по голове. – Ты правда думаешь, что я смогу ходить? – с надеждой спрашивает Эва. – Ты уже так многого достигла. Я думаю, что это не станет для тебя проблемой. И у нас есть Джиллиан. Она в миг поставит тебя на ноги.       Беатрис говорит тихо, спокойно и ласково. От её слов Эва тоже начинает верить в лучшее. Если в Нимбе ещё есть сила, значит, она сможет ходить, просто придётся постараться сильнее. – Беа, посидишь со мной? Не хочу спать. И спать не хочу, – Эва немного капризничает, но в её состоянии это позволительно, – расскажешь мне всё, что было за эти полгода? – Хорошо, – Беатрис приподнимается, подаётся вперёд и облокачивается на кровать. Их лица очень близко друг к другу, но сейчас это именно того, чего хочет Беатрис.       Они проговорили всю ночь, пока не зазвонили первые колокола, оповещая о подъёме.