Элегия

Пальцы Дэна беспокойно летают над клавиатурой его ноутбука. Оказывается, комбинация лета в Риме и душераздирающей боли в груди идеальна, чтобы заставить музу Дэна работать. Он проводит пять недель взаперти в грязном гостиничном номере с Джорджиной: пишет, трахается и пьет так много вина, что его голова кажется одурманенной, а язык тяжелым. Его не интересуют достопримечательности и семинары, которые он хотел посетить, и ему, конечно, все равно, что происходит дома. Все дело в том, что он уехал из Нью-Йорка настолько далеко, насколько это возможно, и оставил людей, которых он по глупости когда-то называл друзьями. Все разочарование, весь гнев и негодование отражаются на страницах его рукописи: идеальное зеркало Верхнего Ист-Сайда, каким он его узнал. Невежественные родители, наркотики, высокомерие, нигилизм, порочность и пренебрежение чувствами других. Бросить кого-то — кого угодно: незнакомца, любовника или лучшего друга — под автобус, за шанс выиграть в какую-то абстрактную игру. Даже сейчас, наполовину в своем уме от выпивки и гнева, Дэн достаточно самосознателен, чтобы понять, что он делает то же самое, написав эту книгу. Но ему просто все равно. Он не берет трубки из Нью-Йорка, за исключением случайно отвеченного звонка Александры. Однажды в июле на его мобильный телефон поступает семь пропущенных звонков от Руфуса, которые перешли бы прямо на голосовую почту, если бы Дэн не был почти уверен, что его почтовый ящик заполнен уже недели три как. Он заглушает звук телефона, увеличивая громкость радио. Джорджина смеется и начинает танцевать, развязно двигаясь в дверях ванной комнаты, напевая, прежде чем поцеловать его. Дэн смотрит на нее, не видя совершенно. Его телефон звонит снова. На дисплее имя Блэр, и Дэн не хочет ничего больше, чем выбросить телефон в окно на оживленную улицу, услышать, как треснет экран, и смотреть, как он разобьется на сотни крошечных кусочков. Он говорит себе, что не собирается отвечать, но хотя его решимость сильна, его коварные пальцы уже нажимают кнопку ответа. Это просто любопытство, говорит он себе, прекрасно осознавая, насколько жалко это оправдание. — Чего ты хочешь, Блэр? На другом конце тишина. Он думает, ожидала ли она, что её будет ожидать теплый прием. «Привет, как ты? Рад снова тебя слышать. Спасибо, что рассталась со мной, не потрудившись дать мне знать». — Дэн, я… Слава Богу, ты в порядке. Мы все так волновались, — она говорит слишком быстро, и ее голос звучит нервно. Дэн возмущен тем фактом, что знает ее так хорошо, что даже сейчас он все еще легко считывает ее настроение: — Ты не отвечал на наши звонки и… Дэн останавливает ее, прежде чем она может закончить мысль: — Если ты позвонила только, чтобы проверить меня, ты можешь передать всем, что я… Возможно, она слышит нетерпение в его голосе и понимает, что он собирается отключиться, потому что ее голос становится пронзительным и паническим: — Не клади трубку! Я звоню тебе не поэтому. Ты должен вернуться домой. Горький смех вырывается из его горла: — Я так не думаю. — Тебе нужно, Дэн. Ты должен быть здесь. Серена… Конечно. На самом деле он не ожидал, что его несвоевременная ночь с Сереной надолго останется секретом. — Послушай, я не знаю, что она тебе сказала, но она обманула меня, а потом сняла наш секс на видео, и я не хочу не видеть ее, не говорить с ней. И вряд ли когда-нибудь захочу. В течение долгого времени Блэр ничего не говорит. Дэн задается вопросом, может быть, она все-таки не знала. Все равно, не имеет значения, переспал ли Дэн с Сереной или нет, потому что Блэр все равно выбрала Чака. Когда Блэр говорит снова, ее голос мягкий и хрупкий: — Дэн, Серена мертва. Дэн чувствует, будто у него выбили почву из-под ног. Весь гнев, вся душевная боль и его планы мести кажутся бледными и мелкими в свете этих новостей. — Что? На другом конце линии он слышит, как Блэр начинает плакать. — Они нашли ее вчера. В каком-то мотеле в Бахе. Передозировка. Какая глупая, ужасная смерть. Боже, Дэн, ты действительно должен вернуться домой. Ты должен быть со своей семьей. Они нуждаются в тебя. Я нуждаюсь в тебе. — Я… Скажи Руфусу и Лили, что я вернусь домой на следующем же самолете. Я напишу им, — говорит он ошеломленно. Он чувствует онемение. Будто он в плохом сне. Было бы неплохо проснуться, думает он. *** Похороны в субботу. На кладбище лишь самые близкие люди. Он думал, что будет по-другому. Он ожидал, что прибудут сотни людей в черных лимузинах, скрывая фальшивые слезы за большими солнцезащитными очками, в то время как папарацци будут снимать все подряд. Вместо этого на кладбище только самые близкие. Лили, Эрик, Руфус, Дженни, он, Блэр, Нейт и Чак. Глаза Лили красные, а волосы растрепаны, и она выглядит так, словно уже преодолела критическую точку, сжимая руку Эрика так сильно, что ему, наверное, больно. Руфус сидит один на другом конце комнаты. Дженни выглядит неловко, будто она предпочла бы быть где угодно, но не здесь. Старая Дженни, которая ушла в вихре предательств и разбитых сердец, вероятно, встала бы и сказала им всем: — Послушайте, мне жаль, что это произошло с Сереной, но мне плевать и я не собираюсь притворяться, будто мне не все равно. Позади неё Нейт сидит, как буфер между Блэр и Чаком. Дэн не знает всей истории, но продолжает говорить себе, что ему все равно. И то, что пастор говорит о Серене, даже отдаленно не похоже на правду, он делает ее человеком, которым она никогда не была и, вероятнее всего, не хотела быть, и Дэн пытается представить ее реакцию, если она была бы здесь. Он воображает, как Серена сползает на сиденье рядом с ним, откидывая волосы с лица, когда она поворачивается к нему, закатывает глаза и пытается не рассмеяться. — О чем он вообще говорит? — сказала бы она ему, и Дэн бы улыбался так сильно, что у него заболели бы щеки. Но Серены здесь нет, и Дэн понимает, что плачет. *** Он пишет ей письмо. Прости… Прости, что я не смог стать тем, кто был тебе нужен. Прости, что не ответил на звонок, когда ты мне позвонила. Прости, что я уехал. Прости, что не попытался спасти тебя. Он писатель, и слова — единственное, что у него есть. Но бывают случаи, когда слова ничего не меняют, и тогда… Тогда у него не остается ничего. *** Дэн пьёт, а потом ещё пьёт и ещё до тех пор, пока комната не начинает вращаться и воспоминания не стираются из памяти. Утром он просыпается на диване Чака в его номере в отеле, у него ломит шею, а во рту ужасный привкус. Он хочет тихо выскользнуть из комнаты, и у него почти получается собраться с силами, чтобы встать, когда Чак заходит и безмолвно протягивает ему стакан воды и две таблетки, которые, как надеется Дэн, являются аспирином, а не крысиным ядом. На лице Чака свежий синяк, и хотя Дэн ничего не помнит из прошлого вечера, ему кажется, что он должен извиниться. Однако ему этого совсем не хочется, и кажется Чак этого и не ждет, потому он начинает говорить, рассуждает о Барте и фондовом рынке, а также всевозможных глупостях, которые на самом деле не имеют никакого значения, и Дэн никогда не любил Чака так сильно, как сейчас. В середине монолога Чака о последних интригах его отца, Манки появляется из ниоткуда, прыгает на ноги Дэна и кусает его за лодыжку. Недостаточно сильно, чтобы прокусить кожу, но достаточно, чтобы причинить боль. Дэн выливает остатки воды себе на футболку. — Черт! Плохая собака! Ты научил его этому? — Разве стал бы я это делать? — спрашивает Чак с ухмылкой, которая говорит, что да, конечно бы стал. Дэн бросает попытки стряхнуть с себя воду и опускает голову на подушку. — Я ненавижу тебя, — говорит он с чувством. Ему не нужно смотреть на Чака — в его голосе отчетливо слышится веселье. — Конечно, Хамфри. *** Он не хочет искать Блэр. Он закончил с Блэр, он бы даже не был в городе, если бы не… То, что он здесь никак не связано с Блэр. Но одним жарким летним утром он идет гулять, и его ноги приводят его к утиному пруду в Центральном парке. Когда он понимает, куда идет, Дэн говорит себе, что возможно ее там и не будет. Но когда он подходит ближе, то замечает знакомую фигуру, стоящую у воды с буханкой хлеба в руке. Блэр не поворачивается к нему, но он уверен, что она знает, что он здесь, поэтому он просто садится на одну из скамеек позади нее, пока она продолжает кормить уток. Никто из них не произносит ни слова. Дэн ждет. Воздух слишком теплый и липкий, но деревья вокруг него уже начинают менять цвет. Лето на исходе. В конце недели он должен был вернуться из Италии. Если бы все было иначе, они бы сейчас были в своем гостиничном номере в Риме, собирая все вещи, которые Блэр купила за границей. Он шутил бы о необходимости купить ещё один чемодан, а потом поцеловал бы её, и они занялись любовью на скрипучей кровати, не заботясь убрать вещи с этой же самой кровати. Дэн заставляет себя перестать играть в «что если», потому что это глупо и слишком по-мазохистски. Здесь нет если. Блэр выбрала Чака, и он уехал в Италию без нее, а Серена мертва. Это его жизнь, и никакое количество если не изменит этого. Он долго смотрит на её спину и именно когда собирается встать и уйти, она будто чувствует его намерения, бросает последние крошки хлеба на землю и безмолвно садится рядом с ним. Блэр не смотрит на него, и он сразу понимает, что, хотя она и должна извиняться и унижаться за то, как все закончилось между ними, она не скажет ему ни слова. В нем так много горечи, так много обвинений, так много вещей, о которых он хочет кричать, потому что у них было что-то хорошее, и Блэр все испортила, но самое забавное во всем этом, что теперь, когда у него есть шанс сказать ей все это, он понимает, что это больше не имеет значения. Все кончено, и его крики ничего не изменят. Но все же Дэн должен сказать ей одну вещь, потому что это на его совести, и он знает, что не сможет двигаться дальше, если будет держать это в секрете: — Я переспал с Сереной. Блэр ничего не говорит. Он рискует взглянуть на неё и видит, что как она прикусывает нижнюю губу, и Дэн задается вопросом, злится ли она. Или это затишье перед неизбежным штормом? Когда она наконец начинает говорить, то голос её тих: — Я знаю. Серена позвонила мне. Она позвонила мне просто, чтобы рассказать об этом. Я думала, что она хочет позлорадствовать, но… Я думаю, что она просто пыталась извиниться, но я не хотела этого слышать. Я… Я сказала ей, что ненавижу ее. Я сказала ей, что ненавижу и хочу, чтобы она умерла в одиночестве в какой-нибудь канаве, — Блэр начинает рыдать, все ее тело дрожит, и он едва может разобрать следующие слова. — Это последнее, что я ей сказала. Я не имела это в виду, я просто была так зла на неё… Я не хотела! Я никогда не хотела, чтобы это стало правдой. Нет ничего, что он может сейчас сказать, Дэн просто протягивает руку и притягивает ее к себе, позволяя ей уткнуться лицом в плечо и плакать в его футболку. — Последнее, что я сказал ей, было то, что я больше никогда не хочу ее видеть, — Дэн хочет сказать, что произошедшее — не ее вина, но не может, потому что это будет означать, что он считает, что это не его вина тоже. *** Руфус вновь отправляется в тур со своей старой группой. Может быть это кризис среднего возраста, а может его карьера действительно переживает второй подъем. Дэн же думает, что его отец просто хочет быть как можно дальше от Лили и Басса и их отвратительного вновь вспыхнувшего романа и фальшивого счастья. Но это означает, что у Дэна снова есть его лофт. Ну или почти есть — Дженни ещё в городе, и учитывая количество чемоданов, что она привезла с собой — она здесь надолго. Но Дженни обращается с ним, будто он сделан из стекла, что вот-вот разобьётся, и Дэн сыт этим по горло и больше не может терпеть, и поэтому говорит ей, куда именно она может засунуть свою новообретенную тактичность. Закатив глаза, она отвечает: — Как хочешь. Я пыталась быть милой, потому что думала, что ты оплакиваешь свою сумасшедшую мертвую бывшую. Или расстроен из-за твоей другой злой сумасшедшей бывшей, которая решила, что дьявольски-красивый бизнес- магнат превосходит по всем параметрам трагического и интеллектуального писателя. Действительно, как ты не понял, что все закончится именно так? Дэн хочет сказать ей, чтобы она не говорила так о Серене и не говорила так о Блэр, но полагает, что сам навлек это на себя и он предпочел бы, чтобы Дженни была именно такой — грубой и бросающей неудобные истину прямо ему в лицо, чем заставлять ее ходить вокруг него на цыпочках из-за страха расстроить. Он улыбается. — Хорошо, что сейчас ты рядом и можешь остановить меня от подобных ошибок в будущем. Дженни фыркает: — Даже не мечтай. Я тебе не нянька. Тебе позволено делать все ошибки, которые ты хочешь совершить, и мне позволено потом издеваться над тобой. Он показывает ей средний палец и уходит погулять, но ее слова все вертятся в голове, и, размышляя над ними, он понимает, что на самом деле это и есть здоровые отношения брата и сестры. Позже, когда Дэн возвращается домой, Дженни и Чак сидят рядом друг с другом на диване, склонив головы над полдюжиной набросков, что разложены по всему столу, и Дженни оживленно рассказывает о бизнес-планах и инвестициях в империи моды. Рука Чака лежит на колене его сестры. Дэн борется с братско-защитными чувствами. Дженни больше не наивная маленькая девочка. Ей восемнадцать, и она способна справиться со всем самостоятельно. Она вполне способна справиться с Чаком без помощи своего старшего брата. Он тихо скользит мимо них в свою комнату. Позади него Дженни смеется над шутками Чака. *** Начинается новый семестр, но Дэн слишком занят, чтобы писать или посещать занятия. Блэр ушла из университета и теперь наступает Элеонор на пятки. Лили и Басс улыбаются на обложках последних InStyle, Vanity Fair и Allure. Нейт путешествует по миру, охотясь за Дианой. Чак помогает Дженни покорить мир высокой моды. Сплетница не упоминает ни об одном из них последние два месяца. На самом деле, она вообще ничего не пишет в последнее время. Последняя запись в ее блоге — это простой и некрасивый некролог о Серене Ван Дер Вудсен. В отличие от статей о жизни Серены, в сообщении о ее смерти нет никакого осуждения или резкого остроумия. Возможно, Сплетница наконец выросла и решила двинуться дальше. *** — Я не думаю, нам стоит опять начинать встречаться. Дэн смотрит на Блэр и задается вопросом, пропустил ли он первую половину разговора. Он не знает, как оказался здесь, может быть он попал в аварию, которую не может вспомнить, и получил сотрясение, но это единственное объяснение, которое он может придумать имеет больше смысла, чем «я проснулся в параллельной вселенной». Потянувшись к пульту, Дэн нажимает на паузу, крупный план лица Одри Хепберн застывает на экране. Они снова устраивают вечера кино, потому что у Блэр стресс от работы, а писательство превращает Дэна в отшельника. Однажды он убедил Дженни посмотреть фильм вместе с ним, она ушла через двадцать минут и сказала ему, что даже делать бухгалтерские спецификации было менее скучно. — Что? — спрашивает он после недопустимо долгого молчания, потому что это единственный ответ, который приходит ему на ум. Блэр закатывает глаза и щелкает пальцами перед его лицом: — Земля вызывает Хамфри! Я сказала, что мы не можем опять начать встречаться. — Я слышал это, я просто… Ты рассталась со мной, чтобы быть с Чаком, потому что он твоя родственная душа или что-то в этом роде, не говоря уже о том, что он делает Бог знает что с моей младшей сестрой, и ты даже не поговорила со мной прежде чем уйти, так почему ты думаешь, что я снова хочу быть с тобой? — Именно. Это именно то, о чем я говорю. Я имею в виду, давай посмотрим правде в глаза, я еще не закончила с Чаком и вероятно это не произойдёт в ближайшее время, и даже если ты не встречался с ней целую вечность, но ты все равно оплакиваешь Серену. Мы были бы лишь утешением друг у друга, и это никогда не было хорошей идеей. Блэр заставляет себя звучать так, будто говорит разумные вещи, объясняя ему почему именно они не должны встречаться, что на самом деле верно, за исключением того факта, что Дэн и не предполагал, что они будут вместе (снова). Так что слова «я не думаю, что нам стоит опять начать встречаться», равносильны словам «я не думаю, что тыкать пальцем в розетку хорошая идея» — это и так очевидно, и не стоит упоминать об этом, потому что на самом деле он не идиот. Но это Блэр, поэтому Дэн думает, что ему нужно объяснить это ей, потому что очевидно она думает, что он идиот. — Блэр, мы расстались. Ты бросила меня. Что заставляет тебя думать, что я хочу снова встречаться с тобой? Сейчас или когда-нибудь? На что Блэр снова закатывает глаза и смотрит на него наполовину с жалостью, наполовину с раздражением: — Пожалуйста! Если бы я спросила, ты бы согласился быстрее, чем я бы успела сказать Клэр Карлайл. И все бы было в точности, как и в прошлый раз. Я была бы влюблена в тебя, но недостаточно, чтобы остаться, и это бы разбивало твое хрупкое маленькое сердечко снова и снова. Ее тон тверд, и что-то в том, что она говорит, тянет его в груди и причиняет боль в тех местах, которые, как он думал, перестали болеть несколько месяцев назад. Впрочем, он ничего не хочет пересматривать в их отношениях, поэтому Дэн просто отмахивается от нее с саркастическим видом: — Ты бредишь. — Я права, и ты это знаешь. Так и есть, и он это знает. Это не значит, что Дэн должен это признать вслух: — Послушай, давай просто согласимся, что мы не будем снова встречаться, потому что похоже это единственное с чем мы согласны. — Я знала, что ты поймешь, — говорит Блэр, но легкость в ее тоне ослабевает. — Может быть, потом все будет иначе. Через несколько месяцев, когда… — Блэр, — она замолкает и смотрит на него. — Давай поговорим позже, когда… Давай поговорим об этом позже, когда мы будем готовы. Я не думаю, что мы должны давать какие-либо обещания на данном этапе. Блэр кивает, и она выглядит такой грустной и удрученной, что Дэн не может удержаться от того, чтобы наклониться и прижаться губами к ее. Поцелуй целомудрен и легок, и это больше похоже на утешение и ободрение, хотя пару секунд назад Дэн спорил о том, что не собирается оказываться в данной ситуации. Но когда он отрывается, на ее губах играет легкая улыбка, и это как-то делает все нормальным. Блэр протягивает руку, чтобы схватить пульт и запускает фильм. *** Вторая книга Дэна выходит весной. Это не продолжение романа «Внутри», которое так ждал его издатель, а также это не та ужасная книга, что Хамфри написал прошлым летом, рукопись, которая навсегда исчезла в виртуальной корзине его компьютера через несколько недель после смерти Серены. Критик одного известного литературного журнала называет «Девочку для всех» душераздирающей историей о том, что происходит, когда любви просто недостаточно. Дэн думает, что они упускают суть. Это история о девушке. Девушке с ненасытным желанием жизни, свободы и веселья. Девушке, что оказалась в ловушке своей позолоченной клетки, скованная своим прошлым и людьми, которые её любили и думали, что пытались её спасти, но все, что они делали, это обрезали её крылья. Это не история любви, не в традиционном смысле. Возможно идее «мальчик встречает девочку, мальчик влюбляется в девочку, мальчик теряет девочку» и есть место в истории, но едва ли книга об этом. В основном, это книга о том, что ты не можешь стать человеком, которым тебе суждено быть, если люди в вашей жизни не перестанут видеть в тебе человека, которым ты когда-то был. Но Дэн думает, что никто не понимают его главную задумку, кроме тех людей, что знали Серену. Но это нормально. Во всяком случае, все остальные не имеют значения.