foxfire

Всё началось за пару дней назад с нескольких приступов сухого кашля, на которые Цинмин даже не обратил бы внимания, если бы за ужином, Медовый Мотылёк тихо не поинтересовалась, как он себя чувствует. Цинмин и его духи хранители ужинали вместе каждый вечер, и после вопроса Медового Мотылька Каменный Убийца внезапно посмотрел на Цинмина. В то время заклинатель отмахнулся от них, ссылаясь на сухой воздух, не слишком задумываясь об этом, потому что быть сыном демона-лисицы означало ещё и ряд преимуществ, в том числе и иммунитет к большинству болезней. Цинмину бы хватило пальцев на одной руке, чтобы подсчитать, сколько раз в своей жизни он болел, что было настоящим подвигом, учитывая, что он провёл так много времени со своим учителем в ледяной бесплодной пустоши Северных земель. Его соученики ненавидели его за это, за ещё одно доказательство того, что он отличался от них. Если бы Цинмин обратил на своё состояние хоть немного внимания, он должен был бы понять связь между внезапным кашлем и последней миссией, на которой спасал деревню от демона чумы. Миссия заняла у него неделю, после он остановился в местной гостинице, чтобы помочь в восстановлении деревни. Болезнь свирепствовала вокруг него. Но к сожалению, Цинмин был упрям, как бык, и не связал два факта воедино. На следующий день несчастное покашливание превратилось в постоянный кашель, сопровождающийся пульсирующей головной болью. Голова ужасно пульсировала при каждом приступе кашля, и Цинмин обнаружил, что цепляется за стену, чтобы удержать равновесие. Он ненавидел признавать свою слабость, но та связь, что была между ним и его духами, означала, что его духи-хранители сразу же узнали, когда он начал чувствовать себя плохо. Снежный Пёс описал это состояние, как общее недомогание, которое, должно быть, исходило от самого Цинмина, потому что никто из них не заболел. Его духи-хранители сразу же вмешались, отбивая у него все мысли о том, что нужно преодолеть дискомфорт и заняться делами. Снежный Пёс вытащил его из кабинета и увёл обратно в спальню, в то время как Каменный Убийца разместился за её дверями, упрямо отказываясь позволить Цинмину заняться бумажной работой с его последней миссии. Не то, чтобы подобная идея была слишком эффективной, учитывая умение Цинмина создавать порталы, но Медовый Мотылёк, когда он заговорил об этом, бросила на него свирепый взгляд, пытаясь уложить его в постель. — Господин Цинмин, вы никуда не пойдёте и не станете тратить свою ци, зная, что она понадобится вашему телу для быстрого выздоровления, — обычно в её взгляде таилась нежность, но сейчас она прищурилась, чтобы подчеркнуть всю серьёзность ситуации. Цинмин, всё ещё бодрствующий и чувствующий себя относительно живым, попытался пошутить: — А что, если я этого не сделаю? Медовый Мотылёк стукнула его по голове его же собственный веером, который вырвала у него из рук, после того, как насильно помогла ему переодеться в ночные одежды. И одарила его воистину впечатляющим взглядом. — Я позову Бою, и он заставит вас вернуться в постель. В её взгляде мелькнул намёк на удовлетворение — она знала, что Цинмин был не равнодушен к другому заклинателю. Но он абсолютно точно не хотел, чтобы его духи-хранители вызвали сюда Бою, особенно из-за такой мелочи, как простуда. Скоро ему станет лучше! Ничто, даже травмы, не выводило его надолго из строя. Он неохотно кивнул и устроился в постели, чтобы отдохнуть. — Очень хорошо, Медовый Мотылёк, спасибо за твою заботу. Она просияла, вновь став мягкой и счастливой. — Хорошо отдохните, господин. Вам нужно беречь силы.

🦊

Цинмин проснулся от очередного кошмара, в котором его заживо сжигали в глубокой яме с раскалёнными углями только для того, чтобы узнать, насколько сильно отличается то, как он будет гореть. Каждая часть его тела, от пульсирующей головы до кончиков пальцев на руках и ногах, нестерпимо болела. У него нестерпимо пересохло в горле, и он, оглядев пустую комнату, заметил кувшин на столе. Цинмин, слегка пошатываясь, поднялся и налил воды себе в чашку, пытаясь сморгнуть туман с глаз. Словно услышав его зов, Медовый Мотылёк постучала в дверь, прежде чем войти. — Ай-я, зачем вы встали? Вы могли бы позвать меня, — пожурила она, прижимая маленькую прохладную ладонь к его лбу. — Вы весь горите, возвращайтесь в постель. Ему не хотелось признавать, но он едва мог держаться на ногах, не говоря уже о том, чтобы идти, но она увидела это в его взгляде. Медовый Мотылёк схватила его за предплечье и помогла сесть. — Позвольте мне сначала сменить простыни. Они, наверное, все пропитались потом. Ошеломлённый Цинмин лишь кивнул, Медовый Мотылёк беспомощно улыбнулась. — Мы редко видим вас таким, — она хихикнула. — Каким? Находящимся в полном беспорядке? — он застонал, проводя ладонями по лицу. — Не смертельно раненого, а просто испытывающего некоторый дискомфорт, — она умиротворяюще улыбнулась, расстилая свежие простыни. — Сколько раз мне приходилось видеть зияющие дыры в вашем боку? — она покачала головой. — Вы демон-лис лишь наполовину, не притворяйтесь, что бессмертны. Цинмин мог бы обиженно надуться, не будь у него так много самоуважения. Поэтому он лишь сердито фыркнул. — Вот и всё, вы можете ложиться, — она похлопала по кровати. Он пошатнулся, пересаживаясь на кровать. Несмотря на все усилия, на него накатила волна изнеможения, и он застонал, прижимая руки к глазам, чтобы унять боль. — Почему у меня такое ощущение, что последние несколько дней я зря тратил на сон? — Вы отдыхаете! У вас едва хватает сил, чтобы держаться прямо. И на этой ноте, я бы посоветовала вам не связываться с Боей без… — она рукой обвела его фигуру. — Что ты имеешь в виду? — Цинмин зевнул. Его мозг был абсолютно не в состоянии делать какие-либо выводы. Медовый Мотылёк молчала подала ему маленькое зеркальце со стола. Цинмин посмотрел в него, ожидая увидеть то, насколько болезнь потрепала его. Что ж, это было правдой, тёмные круги под глазами подчёркивались бледностью кожи, но что ещё больше привлекало внимание, так это белые пушистые лисьи уши и хищный блеск в жёлтых глазах. О боги. Должно быть, из-за болезни вся его энергия ушла на исцеление, и он не мог скрывать свою сущность. Медовый Мотылёк, заметив то, как он расстроился, вздохнула. — Просто скажите ему. Он не станет меньше заботиться о вас из-за этого. — Кто вообще говорил о Бое? Может я расстроен, потому что страдает моё тщеславие, — обиженно выдохнул Цинмин, отталкивая от себя зеркало и плюхаясь обратно на кровать. Он натянул одеяло на голову и нахмурился, почувствовав, как чувствительные лисьи уши задело одеяло. Медовый Мотылёк ткнула его в бок через одеяло. — Нехорошо, всё вот так отрицать, — она нахмурилась, но не то, чтобы он мог видеть это из своего укрытия. — Я ухожу, а вы постарайтесь не надумывать себе невесть что. У вас мозги и так сейчас плавятся от жара. Цинмин высунул голову из-под одеяла, чтобы посмотреть ей вслед, его уши недовольно зашевелились. С раздражённым ворчанием он вернул скрывающее заклятие. — Снова бросаешь меня? — Спите! — пожурила она, покидая комнату. Лишившись общества Медового Мотылька и её ругани на него, Цинмину не оставалось ничего иного, кроме как вернуться в мир грёз.

🦊

Заснуть Цинмину было нелегко: кожу покалывало от жара, а сны были полны жестоких слов и ужасных сценариев. Он беспокойно метался от одного кошмара к другому. В обеденном зале в него летели камни, оставляя синяки на спине и шее. Другие ученики смотрели на него с презрением. Голоса становились всё громче и громче, их взгляды пронзали его мягкую человеческую плоть, причиняя большую боль, чем камни. — Оставьте меня в покое! — умолял он, но они не останавливались. Ещё один камень прилетел ему в лицо, рассёк щеку. Его пролитые слёзы падали в тарелку с кашей. Сон быстро сменился. Он не мог смотреть в глаза Снежному Псу и Безумному Художнику, зная, что он был причиной смерти их мастера. В то время, как они были благородными и храбрыми, защищая мир, всё, что он мог — быть тем, кто нуждался в защите. Когда они опустились перед ним на колени и поклялись быть его спутниками и духами-хранителями на всю жизнь, Цинмин оцепенело уставился в пространство, едва сдерживая горе и вину, переполнявшие его. Он ворочался с боку на бок, и ему снился другой сон. Цинмин болезненно вскрикнул, когда меч, прошедший сквозь него, вонзился в грудь Бои, меткость Хэ Шоуюэ была безупречной. У Цинмина даже не было возможности сдвинуться хоть на цунь, чтобы подумать о создании защитного заклинания. Он был так слаб. — О, нет, нет, нет, Боя, пожалуйста, — взмолился он. — Пожалуйста, не оставляй меня. Пожалуйста. Тёмные волосы обрамляли мертвенно-бледное лицо Бои, и, разразившись кровавым кашлем, Боя затих. — Боя! — Эй, эй, проснись. Всё в порядке. Я здесь. Цинмин резко проснулся, по его щекам текли слёзы. Если бы такое было возможно, то он бы чувствовал себя ещё хуже, чем раньше —сочетание болезни и душевных мук заставляло его неудержимо дрожать. Он был весь в поту и слезах, то ли от снов, то ли от лихорадки, он не знал. Цинмин смутно осознавал, что сейчас была очень поздняя ночь, в комнате было значительно темнее, чем раньше. На столе мерцала одинокая свеча, давая лишь крошечный проблеск света. Над Цинмином нависла тень, слишком большая, чтобы быть хрупкой фигурой Медового Мотылька. Когда Цинмин наконец смог сфокусировать взгляд, он увидел склонившегося над ним Бою, от его обычного жесткого самоконтроля не осталось и следа. Он выглядел глубоко обеспокоенным, его рука всё ещё лежала на плече Цинмина. — Ты принимаешь какие-нибудь лекарства? Ты выглядишь… нездоровым. Цинмин моргнул, озадаченно глядя на него, а затем покачал головой, не уверенный, не его ли воображение тщательно продумало этот сон. — Я не часто болею. Остальным они вообще не нужны. У нас здесь нет никаких лекарств. Боя нахмурился ещё сильнее, а затем осторожно сел на край кровати, чтобы пощупать лоб Цинмина. Ощутив прохладу руки Бои на своём лбу, Цинмин пришёл в чувства. В конце концов, Боя не оказался сном, вызванным лихорадкой. То, что он сказал, было одновременно и правдой, и тщательно сформулированным уклонением от неё. В доме Цинмина не было никаких лекарств, потому что его происхождение дало ему отличную иммунную систему, но, когда он всё-таки заболевал, он не мог принимать лекарства. Ни одно лекарство, созданное для людей, не было достаточным сильным, чтобы справиться с болезнью, которая смогла одолеть его наполовину демоническую кровь, а его человеческая сторона плохо воспринимала сильную демоническую медицину. Произнося эти слова, Цинмин невольно вскинул руку к голове, проверяя, работает ли маскирующее заклятие. В порыве он отбросил руку Бои. Из-за того, как плохо Цинмин себя не чувствовал, он не мог собраться с силами, чтобы ощутить заклинание. К своему огромному ужасу, он почувствовал, что пушистые лисьи уши вновь сменили человеческие, и он мог только представить, как выглядят его глаза и зубы. Широко распахнув глаза от ужаса, он, ни мгновения не раздумывая, натянул голову одеяло с ворохом простыней и свернулся под ними калачиком. Одеяло было отвратительно липким от пота, но всё же оставалось лучшей альтернативой встрече с Боей. Цинмин не мог смотреть ему в глаза, зная, что они будут полны ненависти, как и у тех, других, из его детства, когда они смотрели на него. — Тебе лучше вернуться домой, — настойчиво, но как можно спокойнее, сказал Цинмин, дрожа под одеялом. Он крепко сжимал пальцами простыню над головой, чтобы удержать её. — Что-то случилось? — пробормотал Боя, отчаянно пытаясь стянуть с него одеяло. — Тебе больно? Могу я что-нибудь тебе принести? Цинмин в панике лишь крепче сжимал одеяло над головой. Почему бы этому упрямому, милому мужчине просто не оставить его в покое? — Пожалуйста, просто уходи, Боя. Я сейчас не самая лучшая компания. Я свяжусь с тобой позже. — Да что не так, Цинмин? Тебе неловко от того, что ты сейчас не в самой лучшей форме? Ты не из тех, кто играет в подобные игры, — с последним нетерпеливым ворчанием Боя сорвал с него одеяло. С порывом холодного воздуха, Цинмин взметнул руки в голове, чтобы прикрыть белые лисьи уши, но свои глаза спрятать он не мог. Они ярко вспыхнули от нахлынувших на него чувств, и Боя резко вздохнул, напрягаясь. Цинмин, дрожа от напряжения, быстро отвёл взгляд. Всё было разрушено. Цинмин никогда не хотел, чтобы Боя взглянул на него так, словно он не знал, кем он был. Цинмин не мог ничего поделать с собой и уже начал оплакивать похороненную дружбу, которая расцвела между ними после игривых подшучиваний и моментов абсолютной веры друг в друга. В течение нескольких недель после битвы в столице она начали обмениваться письмами и искать предлоги, чтобы встретиться друг с другом. Чувства Цинмина лишь усиливались с каждой встречей, то, как взгляд Бои смягчался, каждый раз, когда он смотрел на него, заставляло сердце Цинмина бешено колотиться в груди. Теперь он боялся, что больше никогда не увидит этот взгляд. Насколько бы сильны не были чувства Бои к нему, он не мог стереть из памяти смерть своей матери. — Пожалуйста, просто уходи, — всё ещё дрожа, взмолился Цинмин. Боя вздохнул, и напряжение покинуло его тело. Нежными руками он отвёл руки Цинмина от лисьих ушей. По щекам полудемона невольно потекли слёзы от того, с какой нежностью Боя обращался с ним. — Глупый человек, — пробормотал Боя, разворачивая лицо Цинмина к себе. — Неужели ты думал, что я возненавижу тебя за то, кто ты есть? Я знал с тех пор, как стал твоим духом-хранителем. Эти слова, несмотря на то, что были произнесены с нежностью, шокировали Цинмина, заставляя слёзы течь ещё сильнее. Боя лишь вздохнул и стёр его слёзы большими пальцами. — Ты знал? — прошептал Цинмин, не доверяя услышанному. Боя не подавал никаких признаков того, что он знал, ни в один из тех случаев, когда они встречались, чтобы выпить или прогуляться. Он не выказывал отвращения, когда Цинмин просто прикасался к нему — к руке, смеясь, или к плечу, когда что-нибудь рассказывал, проверяя границы дозволенности. Единственные эмоции, что мелькали на лице другого мужчины — удивление и задумчивость, словно он оценивал собственный уровень комфорта. Боя кивнул и потянул его обратно на подушки. — Когда я стал твоим духом-хранителем, я почувствовал, что твоя душа отличается. В тот момент между нами не было ничего, что можно было бы скрыть. Было не так уж трудно понять причину этого, твоя полу-ложь и попытки уходить от ответа облегчили задачу. Цинмин медленно кивнул. Его мозг на самом деле не был готов слишком усердно размышлять на эту тему, и он решил принять слова Бои за чистую монету. — Ты устал, поспи ещё немного, — Боя погладил его по волосам. Цинмин невольно вздрогнул от того, каким мерзким он, должно быть, был в данный момент. В той части мозга, которая уже засыпала, Цинмин отметил, каким драгоценным он чувствовал себя под прикосновениями Бои, то, как Боя не испытывал к нему ни отвращения, ни страха. — Мы можем поговорить об этом, когда ты поправишься. — Не уходи? — скорее вопрос, чем просьба. — Я не собираюсь никуда уходить.

🦊

Цинмин проснулся, чувствуя себя отдохнувшим впервые за, казалось, целую вечность. Все ужасные сновидения покинули его в тот момент, когда страхи покинули его сердце. Он медленно открыл глаза, вслушиваясь в тишину комнаты. На этот раз в комнате было светло, солнечный свет мягко струился сквозь раздвижные двери. Цинмин проверил своё состояние, убедился, что в голове больше не пульсировало, у ноющая в костях усталость прошла. Он осторожно сел и понял, что рядом с ним, всего в нескольких цунях от него спит Боя. Цинмин почувствовал, как что-то сжимается вокруг его пальцев, и, опустив голову, увидел, что его пальцы переплетаются с мозолистыми от постоянного использования лука пальцами Бои. Словно зная, что Цинмин смотрит, Боя легонько дёрнул рукой во сне и снова сжал его пальцы. Лицо Бои было таким умиротворённым, каким Цинмин не видел его прежде, хмурость, наконец, сошла с его лица. Цинмин смотрел, как медленно дышит Боя, на тёмные круги у него под глазами. Зная Бою, он, вероятно, он не брал выходных, занимаясь своими обязанностями столичного чиновника и храмом, и беря при этом различные миссии. Хотя он больше не был измотан и не нуждался в отдыхе, Цинмин не хотел будить Бою своим уходом. Поэтому он, отбросив свои хвосты в сторону, улыбнулся и лёг обратно. Они могут поговорить позже — Цинмин был уверен, что Боя никуда не денется. Он принял его, его глаза и его уши, и всё остальное.