***
— Ненавижу спать с тобой, — говорит Есенин каждое утро, когда к нему на кухню заходит Маяковский. Тот привык к подобным выходкам, поэтому больше не ждёт пожеланий с добрым утром. Маяковский ничего не отвечает на выпад в свою сторону и только кивает. Он знает — спорить с утра с Есениным — гиблое дело. Да, Маяковский владеет искусством хорошо ругаться и выходить из споров победителем. Так однажды он смог переспорить Пастернака и доказать ему, что молоко свежее. Правда, потом Борис где-то три дня мучился с отравлением, но это уже совсем другая история. В любом случае, все навыки искусного спорщика теряются утром, когда рядом находится недовольный Есенин. Он не вызывает страха или чего-то подобного. В конце концов Маяковский намного выше и в случае чего сможет скрутить балалаечника в бараний рог и закрыть в ванной. Рядом с хмурым Есениным нестрашно, просто он и не намекает на споры. Есенин говорит про ненависть не для того, чтобы услышать в ответ. Такие жалобы произносится вслух с целью просто быть услышанным. Маяковский молча наливает себе в стакан свежее молоко и садится напротив Есенина. Тот ничего не говорит и сверлит задумчивым взглядом старую книгу. Присмотревшись, Маяковский разбирает, что автором является сам Александр Сергеевич Пушкин. Это заставляет поморщиться: Маяковский тут старается «сбросить с прохода современности классиков», а Есенин ими зачитывается. Он ещё и восхищается, о чём говорит довольная улыбка, возникающая при чтении. Маяковский мог бы начать возмущаться, попробовать пристыдить Есенина за «отсталость», да только язык не поворачивается. Конечно, как можно начать спор, когда в квартире царствует своеобразный уют? Он не схож с тем, что присутствует в родительском доме. Там всё чисто, опрятно и несколько по-старому. В каждом уголке живут воспоминания, тёплые, болезненные и грустные. В домах родителей всё родное, но каждая вещь лежит по чужим правилам, и менять что-то строго запрещено. В квартире Владимира и Сергея уют совершенно иной. На первый взгляд его и вовсе нет. Подобное впечатление создаёт почти полное отсутствие «лишней» мебели и огромное количество рисунков на стенах. Рисует всё Маяковский и убирает в ящик, а развешивает Есенин. Он любит каждый рисунок Маяковского, даже если по мнению последнего, результат вышел неудачным. Маяковский думает, что уют в его с Есениным квартире состоит как раз в заранее обговорённых правилах. Так Сергей знает — мыло всегда должно лежать в мыльнице. Владимир в свою очередь помнит — высоко ставить общие и Есенинские предметы нельзя. Да, порой после ссор своеобразные законы нарушаются, и Маяковский, и Есенин всячески старались насолить друг другу. Однако подобное поведение быстро прекращается, и мыло, и другие вещи возвращаются на свои места. Маяковский делает несколько глотков, довольно прикрыв глаза. Волосы не расчёсаны и сейчас напоминают гнездо, старые домашние штаны «украшены» пятнами, которые не отстирываются, а на щеке всё ещё виден след от подушки. Обычно Маяковский не позволяет себе представать в подобном виде перед кем-то. Он, Владимир, на людях одет с иголочки: его костюм выглажен и чист, лицо свежо, а волосы идеально уложены. Но это именно «на людях», а дома Маяковский просто расслабляется. Ему незачем с утра в выходной день мучить себя. В уютной квартире можно походить в старых штанах и с гнездом на голове, и Есенин осуждать не станет. Он сам растрёпан и одет в истасканную и помятую временем одежду. Под руку лезет Булька, о которой Маяковский, ещё не до конца проснувшийся, только вспомнил. Он чешет собаку за ухом и улыбается. Её нужно вывести и покормить. Нет, сперва насыпать ей еды, а уже потом отвести на улицу. Там точно придётся пробыть не меньше получаса. — Я её уже покормил и вывел в туалет. Можешь сидеть спокойно, — говорит Есенин, точно угадав ход чужих мыслей. «Спасибо» — бурчит Маяковский и прикрывает глаза. Его всё отказывается отпускать сон, отчего не выходит нормально говорить. — Подъём, товарищ! — Прямо в ухо кричит Есенин, заставляя Маяковского широко открыть глаза и вздрогнуть. — Ты со своей собакой мне спать не давал, теперь настала моя очередь, понятно? Маяковский вновь решает не спорить и лишь кивает в ответ. На губах Есенина расплывается довольная улыбка, полная тепла.***