Голою

в теплому пальто перед тобою стою а ти бачиш мене голою голою голою Драко Малфой был в раю. Ну и близко к этому.

Или скорее в галерее искусств — смотри, но не трогай. — Драко, ты меня вообще слушаешь? — Дафна смахивала с плеч золотистые локоны, открывая Малфою лучший обзор на змеек, извивающихся на чашках ее бюстгалтера. Он находил этой забавным: каждая из его однокурсниц могла похвастаться идентичным комплектом, как будто такой им выдавали вместе со школьной формой. Интересно, а гриффиндорцев что, львиная голова на трусах; Драко не рискнет проверить, но взгляд послушно падает на соседний стол, прямиком — удивительно — на Грейнджер. Драко, ты же не серьезно. Он сходит с ума, отчетливо проступило в голове. Тронулся, нахрен, умом, звоните в Мунго, хотя уже не поможет. И бормочет нужное заклинание, лишающие Грейнджер юбки. Что за…? Драко жалеет, что не видит ее достаточно близко, чтобы проверить, не прогрессирует ли его сумасшествие и что ему стоит завязывать со слизеринками, раз такое мерещится. Но это никогда не мерещится. Он бы не смог представить Грейнджер такой: бедра в объятьях V-образных трусиков, подчеркивающих узкую талию на контрасте з изящными изгибами. Черных. Кружевных. Соблазнительных. Грейнджер тянется за чем-то на столе, прогибается, предоставляя Драко еще больше миллиметров молочной кожи, которые отпечатаются у него на обратной стороне век. Грязнокровка, очевидно, планирует трахаться сегодня, раз сменила панталоны на нечто подобное, что само по себе звучит противоестественно и дико (где? с кем? какого хрена?); ее рука, мягко скользящая по бедру вверх, медленно крадет рассудок наследника династии Малфой. С кем? О, это он сегодня выяснит. (за целый день Гермиона Грейнджер так и не одевается в его глазах полностью). *** Грейнджер либо трахалась с кем-то в Башне Гриффиндора (aka место, где провести наедине хотя бы 5 минут вместе — титанический труд), либо сошла с ума. А он провел в библиотеке около семнадцати часов, что подарило ему фантазию «не-дай-бог-мой-отец-об-этом-узнает», где он примерно столько же брал заучку на ее любимом столике у окна в этих чертовых трусах. Блеск. Драко пообещал себе, что найдет самую горячую девушку этой школы и разденет до того момента, пока будет хватать концентрации, но любопытство губит кошек и чистокровных магов аккурат по Средам в утро. Как сегодня. Как сейчас, когда бормочет замусоленное до дыр заклинание и стягивает с Грейнджер такую целомудренную школьную мантию. Снова. И рябь ненавистного факультета в кои-то веки не бесит. А лучше бы бесила, лучше бы это сейчас злость разгоняла по артериям кровь цвета, идентичного сегодняшнему грейнджеровскому белью. Идентичного ее грязной маггловской сути? Он цепляется за цвет даже сильнее, чем за форму, настолько он кричащий, настолько развратный (с ее-то лицом). Что, снова? У Грейнджер опять свидание, да когда она успевает. И мысль пронзает своей простотой — кто-то крадется к ней ночью в Башню Старост. Возможно, даже подлетает к окну на метле (он сам так делал). Ему срочно нужно в Башню. *** Малфой натурально походит на дракона, и эта ассоциация рисуется в голове Гермионы Грейнджер без ее непосредственного участия; как Смауг, только холеный, подчеркнуто-алебастровый на фоне бордовых кресел. Он фыркает, вздувая крылышками носа, и почти опаляет ее пламенем. Когда Гермиона успела забрать его золото? — Где ты была? — Грейнджер не знает, за что хвататься: за его возмущенный тон, нелепый вопрос или выпаленный мгновенно ответ, что у Хагрида. И тут он выдает: — Допустим, — окидывает взглядом и, когда Гермиона наконец готова ответить достойно, встает. И хлопает дверью собственной спальни. *** День шестой — обрывок из записей поехавших наркоманов. Дорогой дневник, Я не видел голой Гермиону Грейнджер уже более 14 часов, хотя провел с ней пол-урока Зелий. Спасите меня кто-нибудь. Но Драко горд и доволен тем, что у Грейнджер все же оказалось посредственное тело — у кого угодно может оказаться такая точенная талия и округлые бедра, он держал вчера Пенси на коленях, он знает. И больше не ведется на это, нет. Даже когда Грейнджер собирает свой куст, оголяя шею. Даже когда закусывает губу, пытаясь разрезать прыгающий боб. Даже когда — мать ее — расстегивает пуговку рубашки над дышащим паром котлом. Еще бы стриптиз станцевала, прямо перед Снейпом. Но Драко держится, концентрируясь на темно-зеленом кружеве Трейси Девис. Его добивает один скошенный взгляд, где под объемной рубашкой виднеется черная веревка. Не лямка. Веревка. Если это то, о чем он думает, то Гермиона Грейнджер запланировала на сегодня его смерть. Если он увидит это, то умрет счастливым. Драко одевает Девис и, не давая себе времени даже вдохнуть, творит заклинание под партой. И концентрация его подводит, потому что Драко нарушает все, что было предписано (паузы-паузы-паузы): магия оборачивается скупой искрой и отдается резким головокружением. Так что он чуть не падает на котел. — Малфой, — шипит, но взволновано. — Мистер Малфой, вы в порядке? — Да, — нет, профессор. Я умру, если не увижу молочную кожу Грейнджер в объятьях этих полосочек. Для убедительности Драко покачивается; у Снейпа чересчур изучающий и хищный взгляд, несулящий ничего хорошего. — Мисс Грейнджер, проведите мистера Малфоя к мадам Помфри. Она знает, что с этим делать. И Снейп з н а е т, хотя и полукровка. Грейнджер покорно тащится за ним с палочкой наготове, так что никаких неловких объятий и прикосновений плечом к плечу. Не очень-то их и хотелось. Он тормозит, пропуская ее вперед, пялится ей в спину: юбка-клеш до колен, серых чулок даже не видно, строгая блузка, строгая голова. Как под этим — под зазнайством и приказным тоном — может спрятаться эта жадная откровенность. Для кого это все? Точно не для него. Драко уверен, что сможет — в последний раз, и больше он нет, только этот, только сейчас… Палочка падает из рук, и ему приходится приваливаться к стене, чтобы не рухнуть — слишком иронично было бы, из-за н е е. Она, кстати, срывается к нему немедленно и теперь смотрит прямо, дразнится выглядывающей веревкой. И говорит. Что-то про Помфри и Петрификус Тоталус. — … ты слышишь? Что ж с тобой делать. У Драко кружится голова от истощенности, а может от ее близости: Грейнджер такая Грейнджер, встревоженная собранность и четкие планы, но именно сейчас ее закушенная губа доводит его до безумия. Это уже слишком, он не выдерживает. — Можно… — он тянет руки, потому что знает, что получит сейчас по пальцам, до того, как успеет что-либо сделать. Но каким-то чудом крошечная пуговица выскальзывает, может, ему повезет, и соскользнет еще одна; Драко чуть разводит ткань в сторону, впитывая еще больше исполосованной кожи, веревки слишком черные на молочной коже, слишком оккультные, как будто… Грейнджер запахивает рубашку так резко, что его прошибает током ее стихийная магия. — Ты совсем с ума сошел? — А ты? Что это за белье проститутки экстра-класса, Грейнджер? — ощущение ее кожи щекочет пальцы, и он вполне серьезно готов заплатить ей, чтоб она разделась. Сей-час. — Твое какое дело? Никогда не видел такого, да? Драко почему-то хочет потрогать ее горящие щеки — чем и занимается, заправляя упавший грейнджеровский локон ей за ухо. Магическое истощение уже успело повредить ему мозг, но не настолько, чтобы… — Ты поэтому всю неделю за мной подглядываешь? … чтобы не заметить очевидного. — Шесть дней, если быть точным. Ой дурак — а для таких как он в умных книжках же было написано, что девушка может ощущать на себе действие этого заклинания, б у д ь т е о с т о р о ж н ы — жирным шрифтом, большими буквами. Но откуда Грейнджер, резко перевоплотившаяся в такую себе divine feminine с этими веревками на теле, но с неизменно грязной кровью, могла об этом знать? И правда дурак. Это же Грейнджер. — Ты поэтому такой показ мод устроила? — скалится сквозь боль в ноющих костях — вот сейчас он подловит ее и смутит. — Для меня старалась — я польщен, Грейнджер… Вместо ответа ему достается ощутимый толчок грудь, который прям сейчас едва не заставляет колени рухнуть на каменный пол. — Я просто не могла поверить, что в школе есть настолько сексистская сволочь, способная опуститься до такого, или кто-то настолько тупоголовый, что не в состоянии понять, что это элементарно незаконно, или что… Малфой, если честно, не успевает обрабатывать каждое из ее «или», успевает понять только: а) он довел Грейнджер до бешенства; б) надо валить. — …но, конечно, я не могла обвинить студента в подобном, если я не уверена до конца, поэтому мне нужно было убедиться, увидеть своими глазами, как ты творишь заклинание, — Грейнджер намерено доводит его до пульсирующего безумия, ведя пальцем по натянутой на ключице веревке. — Так это была приманка? Восхитительная приманка. Лучшая в его жизни, и если она задумает ее повторить, Драко с удовольствием поведется снова. Столько, сколько ей будет угодно. — Грейнджер, откуда у тебя вообще такое белье? — проклятые веревочки на молочной коже, стягивающие ее тело почти болезненно, слишком провокационно и все еще виднеющиеся из-под рубашки. Зачем она делает это с ним? — Малфой, ты идиот? — она даже не застегивает ту пуговицу, так и стоит, опустошая остатки его разума до дна. Драко кивает. — Если еще раз я увижу что-то подобное, — его слишком внезапно поражает тот факт, что Грейнджер обладательница не только соблазнительных изгибов, но и живых огненных глаз, в которых для него ничего хорошего. — Я пойду к МакГоннагал. Она разворачивается на каблуках и дарит ему все тот же вид: юбка до колен, так что не видно даже серых чулок, белая блузка. И черные полосы вдоль лопаток. Теперь ему это не развидеть. і коли я плачу і тоді, коли сміюсь, завжди бачиш мене голою голою голою