Калейдоскоп

— А что такое собачьи упряжки? — вопрос, который неожиданно задал Эмиль Савиньяк заставил Ричарда удивленно моргнуть и все-таки внимательно посмотреть на него. Он сейчас издевается? Или хочет проверить что-то? Было абсолютно непонятно. — Я действительно не знаю, что подобное бывает. Собаки в наших краях выводятся как охотничьи или домашние любимцы. У матушки было когда-то несколько таких, — Эмиль поймал взгляд Ричарда и чуть развел руками. Да, любимцы у матушки были те еще. Они с Лионелем были находимы в любой части сада. До рождения Арно эти трое невозмутимых голубоглазых гиганта не дожили, но Эмиль их хорошо запомнил. Они следовали за ними тихо, куда там кошкам, но вмешивались только когда близнецы решали, что нужно срочно попасть в переделки. Уже став взрослым Эмиль понял, что это была какая-то северная порода. Щенков у них не было по непонятным причинам, но это не мешало им выполнять нелегкую службу — присматривать за юными Савиньяками. После их естественной смерти, матушка больше не заводила питомцев. — Собачьи упряжки — необходимый транспорт в наших краях, — принялся отвечать Ричард, убедившись, что собеседнику это действительно любопытно.- В самое суровое время на них можно добраться из одной части провинции в другую. Раньше, когда был жив отец, на них развозили почту, устраивали какие-то игры, временами, доставляли продукты или приболевших людей к дому лекаря. Сейчас это запрещено указом герцогини Окделл. Все заводчики перебрались, кажется, в Торку — там их не преследуют и не наказывают штрафами, — Дик говорил все, что знал, ничуть не приукрашивая ситуацию. Он не понимал, чем северные собаки провинились перед эреа Окделл. Польза от них была большая. Да, они участвовали в некогда ярких надорских праздниках, проводившихся в каждом городе. Герцоги Окделлы участвовали в них, кажется, всегда — незадолго перед наступлением обновленного года начинались они и город, принимавший Повелителя Скал, особенно выделялся. Жаль, Дик не спросил у отца, чем именно. После его гибели, все это было запрещено. Сам он не участвовал ни в одном таком, люди эреа Окделл тщательно следили, чтобы ее указы соблюдались. После нескольких штрафов и лишений имущества у особо непокорных, втихую проводить их перестали. — Я бы посмотрел на это, — искренне вздохнул Эмиль. — Рокэ, в бытность твою оруженосцем, ты заставал что-то подобное? — И сам ездил, правда, не управлял, для этого был погонщик и я так понимаю, хозяин упряжки, — кивнул едва не забытый Ричардом герцог Алва, подозрительно притихший в своем кресле. — В самой упряжке было тепло. — И ты только сейчас об этом говоришь? — всплеснул руками Эмиль Савиньяк, с искренним неодобрением глядя на старого друга. — До этого как-то к слову не приходилось. Да и об этом не рассказывать надо, — Рокэ скромно умолчал, что так перевозили его, раненого в одном из нелепых неожиданных стычек. Перевязали, закутали в шкуры, положили на упряжку — очнулся он уже в резиденции своего недовольного произошедшим сеньора. — Собак готовят с самого детства, чтобы они ходили в упряжках, — подтвердил и Дик, с тоской вспоминая, как ребенком гладил таких щенков — любопытных, шустрых, так и норовивших крутиться под ногами, но на удивление молчаливых. Теперь ничего этого в Надоре не осталось. Платить штрафы и лишаться честно нажитого упорным трудом люди не захотели и Дик их полностью поддерживал. Сам он ничего не мог решать. Более того, его и не обучали ничему, что полагалось бы знать будущему правителю провинции. В Лаик его отправили практически «на авось», Ричард должен был вернуться домой, а не стать оруженосцем. Вместо этого, он оказался здесь, в оруженосцах у Первого маршала и пытался понять, чего же конкретно он от него хотел. Плечо после выстрела болело, но со временем рана заживет. А все эти бесполезные разговоры ни о чем вызывали недоумение. Можно было подумать, что у герцога Алва и графа Лэкдеми больше не было других дел, кроме как сидеть здесь и разговаривать с ним. Дик едва не фыркнул от пришедшей в голову мысли. — Жаль, что подобное распространено только на Севере. Раненых эти упряжки доставляют быстро, к месту назначения. С другой стороны, условия войн на юге отличаются, так что невозможно все стандартизировать. А то я бы оспорил приказ герцогини Окделл, с вашим согласием, юноша, — герцог Алва говорил это с самым серьезным видом. — Опять же, расстояния тоже имеют свое значение. Не всегда есть возможность дать отдых такой упряжке. — Лошадей при долгих переходах меняют. Но здесь так не получится, — понимающе кивнул Эмиль. — А жаль. Я бы и не раненый прокатился, очень уж интересно звучит. — Тебе бы лишь на чем, — фыркнул неожиданно маршал Талига, Дик с изумлением на него уставился, забыв, что должен бы чувствовать себя неуютно. — Думаешь, я не помню, как ты решил уцепиться за экипаж, просто для того, чтобы узнать результат такого катания? — Ваши с Ли лица были бесценны, — усмехнулся Эмиль, вспомнив то лето, которое они проводили в поместье Сэ. — А вот матушка с отцом не оценили. И по заднице прилетело, потом неделю был без сладкого, которым ты и Ли делились. — Вас били? — Дик не хотел этого спрашивать, да еще и вот так, почти вскрикнуть от неожиданности воспоминания. По письмам не складывалось впечатления, что старшие Савиньяки были жестокими. Да и граф Лэкдеми вроде говорил с улыбкой об этом. — Шлепнула матушка пониже спины от души, поскольку ей пришлось бежать от самого дома сюда, чтобы предотвратить мою поездку, потом обняла, прочитала лекцию и отдала отцу, который посоветовал на ухо не попадаться, если что-то планирую, потом же произнес речь, которую наверняка и ты слышал от своего отца — об осторожности и должном поведении, — Эмиль ответил достаточно подробно, внимательно глядя на Дика, который, кажется, проявил с этим вопросом больше всего заинтересованности. — Обыкновенное наказание за проступок. А у тебя было иначе? Дик, который поймал себя на небывалом облегчении, что незнакомые люди из писем не оказались подобными эреа Окделл, едва не прослушал вопрос. И может, он бы и не ответил, но почему-то сейчас становилось чуть легче рассказывать о себе. — Удары хлыстом, бдения в часовне, лишение еды на сутки, иногда больше, — Дик встряхнулся, переведя взгляд непосредственно на графа Лэкдеми. — После гибели отца с питанием все изменилось. Эреа Окделл…о, ее склонность к эсператистским постам, да и в целом к умеренности, это надо побывать в замке. Только я опасаюсь, что она может вас отравить, граф Лэкдеми, поскольку очень не любила вашего отца. Мы с Айрис привыкли, и с кухни что-то стянуть не было возможности, поскольку все слуги сменились после отца. А уж ее, «вы должны погибнуть во имя Талигойи, Ричард и вы должны пожертвовать жизнью ради мести, Ричард», — горько усмехнулся он, отворачиваясь. — Впрочем, от нее иного и нельзя было ожидать. Он не ожидал от самого себя, что слова польются вдруг таким вот потоком. Дик вообще не собирался рассказывать, в конце концов, кого интересовало детство герцога Окделла, который перестал быть ребенком с одиннадцати лет. И перестал им быть весьма странно — как попытки игр с сестрой и намеки на владение стихией — немедленно прекращайте, вы взрослый для подобного, Ричард, а ваши способности надлежит не использовать, ибо это возмутительно. А стоило попытаться начать вникать в дела провинции, так — вы еще ребенок, Ричард, некогда на вас тратить время, марш из кабинета. В Лаик Дик приехал полностью замкнувшимся в себе. И чужие насмешки игнорировать смог, к нему перестали подходить уже через пару недель, когда стало ясно — ничего не добьются. И общаться ни с кем из однокорытников Дик тоже не рискнул. Привязываться, чтобы потом получить удар? В очередной раз убедиться, что он не годится ни для чего, ни для любви, ни для дружбы. Так и должно было оставаться и дальше. Дик выработал стратегию отношений с герцогом Алвой, собираясь по минимуму попадаться ему на глаза. Все бы устроило их обоих, если бы не тот стрелок и не Эмиль Савиньяк, который ухитрился зацепить невесть откуда взявшимся крючком что-то внутри Ричарда. Глаза горели, прямо как в недавнем сне. Тогда ему удалось справиться со слезами. Не играло роли, что чувствовал Дик, эреа Мирабелла так настойчиво ему это внушала, что он поверил. И знал, что он справится, предел еще далеко. Одному прожить проще, особенно когда эр Август наверняка попытается использовать его. В этом никаких сомнений не было с самого момента отъезда из родного дома. Еще и герцог Алва с графом Лэкдеми превратились в одно большое ухо, словно им не все равно до чужого мальчишки, загруженного по самые уши чужими представлениями о будущем. Дик попытался отвернуться, пряча пылающее лицо. Вот не зря он так не хотел этого разговора. Он не ребенок, плакать запрещено… Когда теплые руки зачем-то обняли его, аккуратно, чтобы не задеть рану, Дик не выдержал. Он когда-то видел плотину, не выдержавшую напора, не думая, что с ним случится нечто подобное. И тем более, Дик не заметил, каких сил стоило его сеньору ослабить волну вырвавшейся силы, отпустить ее не подземной, а воздушной волной. Задрожали стекла, кое-где разбились вазы и стекла домов, но непоправимого ущерба никто из жителей Олларии не понес. Впрочем, Рокэ прекрасно знал, что расслабляться рано. Это было только началом. То, что он сейчас слышал, приводило в полное недоумение. Чем думала герцогиня Окделл, сознательно превращая сына в потенциального разрушителя, если не мира, то как минимум, города точно. Один вытащенный осколок потряс Олларию, хорошо еще Рокэ смог перенаправить такую силу. Дневники предка, спасибо вам за подсказки. Однако теперь становилось понятно, что нельзя будет не подпускать мальчишку, что сейчас неумело рыдал на руках притихшего Эмиля. Это лечение должно быть обоюдным. Если он почувствует «предательство», то рванет там, где окажется. Рокэ морщился, понимая, что кажется, проклятием не отговориться. У Ричарда банально нет никаких «якорей». И как бы он не хотел, придется становиться им. На пару с Эмилем, раз тот так удачно оказался здесь. Но это потом. Рокэ отвлекся и выпустил из-под контроля новый всплеск силы. Ближайшие к особняку Алвы дома содрогнулись, но кроме упавшей мебели больше ничего не произошло. А в это время Арно с некоторым недоумением читал письмо Эмиля. Брат интересовался Ричардом Окделлом и едва ли не прямым текстом интересовался — было ли какое насилие в его адрес в Лаик и в целом, интересовался мнением самого Арно по поводу однокорытника. Валентин почему-то счел Окделла заносчивым и самовлюбленным, когда тот пару раз не ответил на его попытки завести знакомство. Арно же, общавшийся практически со всеми в Лаик, искренне удивлялся такому мнению. Ричард Окделл был замкнутым, скованным и нелюдимым, это да, не заносчивости за ним Арно не замечал. Он не хотел сближаться ни с кем и младший Савиньяк постепенно мягко отошел в сторону, уважая право однокорытника на одиночество. Не хочет общения, не надо. С чего, интересно, Эмиль заинтересовался им? Ричард же попал к Рокэ в оруженосцы. Или уже там что-то вскрылось? Нехорошо, конечно, но Арно стало любопытно, что устроил его бывший однокорытник. Для этого стоило написать брату письмо и задать тоже несколько вопросов. Все же, непонятно, кто был прав в отношении герцога Окделла, он или Валентин.