Калейдоскоп

Алан читал в какой-то книге, что первый настоящий бой всегда запоминается до мельчайших подробностей. Тогда он искренне в это верил. Сейчас бы уточнил немаловажную деталь — первый бой запоминается, только если во время него что-то происходит. Им же пришлось иметь дело с на удивление большой группой охранников, отправленных Штанцлером с экипажем. Алан толком поучаствовать не успел, все было кончено. Убили только особо ретивых, большую же часть скрутили и передали графу Савиньяку для, видимо, допроса. Алан только успел восхититься синхронности действий герцога Алвы и его подчиненных. Кажется, им даже общаться между собой не надо было или это он сам не слышал из-за криков пленников, которые пытались вывести из себя своих победителей. «Какая-то странная тактика. Или они хотят, чтобы убили прямо на месте?» — Алан озадаченно моргал и старательно не слушал длинные витиеватые выражения. У него не было привычки к нецензурным выражениям и не хотелось краснеть от попытки представить анатомические подробности того, что пленники желали сделать с теми, кто их победил. Дика вытащил из экипажа лично герцог Алва, чем немало удивил Алана. Он и не думал, что тот займется лично пострадавшим оруженосцем. Да, ему помогал Эмиль Савиньяк, но похоже, получалось, с трудом. Кажется, они воевали с оковами. Алан отсюда видел, что с теми что-то было не так. Может, он не унаследовал семейного дара и с камнями общаться не мог, но вот конкретно сейчас хотелось отодвинуться как можно дальше от странных кандалов. Неудивительно, что герцог Алва и граф Лэкдеми в результате, уложили Дика прямо на землю, подложив тому под голову чей-то плащ. К ним подключился Лионель Савиньяк, они все трое переговаривались, но так быстро и непонятно, что смысл от Алана ускользал, хотя они говорили на талиг. Вроде бы. Нет, точно на талиг. Что-то не то было с кандалами. Алан, державшийся в стороне и наблюдавший, все--таки решил, что пора бы заканчивать изображать из себя истукана. Он не знал, как бы вели в такой ситуации обычные люди, но попробовать снять непонятно что стоило. Спешившись, Алан передал коня одному из подъехавших кэналлийцев, поблагодарил за эту услугу, не сильно задумываясь, правильно это было или нет. Он не хотел быть как наставник, который не считал слуг достойными внимания, подчиняя их каким-то не самым приятным способом. Алан никогда никого в поместье не расспрашивал на эту тему. Впрочем, слуги с ним и так не разговаривали, даже когда граф подолгу отсутствовал. Алан подошел так, чтобы не слишком сильно мешать и потянулся проверить свою догадку. Стоило коснуться металла, как тот больно обжег пальцы. Поморщившись, Алан отдернул руку и полюбовался покрасневшими пальцами, словно схватился за раскаленный камень. Судя по всему, такая реакция была у него одного. Герцог Алва в очередной раз взялся за кандалы, но никакой гримасы боли не продемонстрировал. И следов ожога у него точно не было. Интересно, оковы действовали так избирательно? У Алана не было ответа на этот вопрос. Оковы смогли снять далеко не сразу.Что там умудрился сделать граф Савиньяк, Алан не понял, но оковы, наконец, остались на земле, после чего их аккуратно подхватила призрачная птица. — Эта опасная вещь не должна остаться в зоне возможной досягаемости любого человека, — пояснил герцог Алва, снова подхватывая на руки Дика. — Едем, будем ставить его на ноги. — Процесс будет не быстрым, — заметил на это Лионель Савиньяк, не думая возвращаться к пленным. Тех, кстати, уже успели подготовить для не самой удобной поездки в столицу. И на ругань не обращали внимания, то ли не понимая, то ли не считая нужным реагировать. — Главное, чтобы прошел, как надо, — спокойно ответил на это заявление маршал. — Возвращаемся. Назад они скакали, как бы не быстрее, чем вперед, к цели. В поместье не возвращались, решив, что там уже точно нет графа Штанцлера. Как и с кем он уехал Алану было непонятно. В большинство своих дел наставник его никогда не посвящал. Алан непроизвольно косился на Ворона. Или на Дика, он и сам не понимал, к кому внимание приковано больше. Брат выглядел откровенно говоря, не очень. Бледный, с похудевшим, осунувшимся лицом, он казался собственной тенью. В сознание если и придет, то нескоро, это видимо, имел в виду граф Савиньяк. А вот герцог Алва удивлял. Вместо того, чтобы скинуть Дика на руки кого-то из сопровождавших, он вез его лично. Хотя бесчувственному точно все равно, кто его везет и как. Алану доводилось перенапрягаться на тренировках, так что какого бывало в обмороке, он знал — никаких ощущений, кроме темноты. Вот и Дику сейчас, вероятно, было примерно так же. Но его не перекидывали поперек седла, Алан читал о таком, мягко говоря, неудобном способе транспортировки — он экспериментировал как-то, в сознании так ездить было решительно невозможно. Плюс сразу же вспоминалась сцена в кабинете. Алан не считал себя таким уж знатоком чужих эмоций, да что там, он совсем не знал людей. Недаром искренние эмоции Эмиля Савиньяка, графа Лэкдеми иак оглушили — для него подобное было в новинку. Как и беспокойство Ворона за, в общем-то, чужого человека. Ну кто такой для него Дик? Оруженосец? Это, конечно, так, но в первую очередь он был чужаком, с которым надо было что-то делать три года. Как, вообще, складывались отношения сеньора и оруженосца? Кое-что Алан читал в библиотеке наставника, но теория обыкновенно отличалась от практики. Это как в фехтовании — в теории звучало «встаньте напротив противника, вытяните руку со шпагой вперед и ждите реакции». На практике же Алан не сомневался, что его быстро проткнут при одной попытке только так застыть. Так и здесь. Теория говорила одно, а практика другое. И ему, кажется, самому предстояло это узнать на личном опыте. Только вот Алан понятия не имел, как именно герцог Алва намеревался легализовать его, неучтенного Окделла. Как бастарда собственного отца или что? Не то, чтобы это сильно волновало, скорее было интересно. В целом же, Алану было интересно много чего. И это любопытство беспокоило. Он не собирался влезать куда-то, планируя наблюдать исключительно со стороны, но сам факт пугал. И вопросов в голове, которые он обычно привык решать чтением, становилось все больше. И пока было абсолютно непонятно, что с ними делать. Не к графу же Лэкдеми с ними подходить или герцогу Алве? Алан не был ребенком, надо было разбираться самостоятельно. Впрочем, с этим можно было несколько подождать. Алан понятия не имел, как отреагирует на него Дик, когда придет в себя. У него на этот счет не было никаких предположений, даже почерпнутых из книг. И от этого было не просто неуютно, а откровенно страшно. За не самыми веселыми размышлениями, Алан и не заметил, как они добрались до особняка герцога Алвы. Солдаты графа Савиньяка с пленными отправились во дворец, устраивать их где-то в тамошних казематах. Это внешне дворец был сияющим местом, символом легкой жизни для многих людей, но на деле представлял собой не только это. Уж допросная, вернее, пыточная, там точно имелась. Просто народу публично не предъявлялась. Алан молча наблюдал, как Дика укладывали в комнату. Их уже ждал лекарь, который удивленно дернул бровью при виде Алана, но никак не прокомментировал «раздвоение» пациента. — Необходимо дать молодому дору время, соберано. Сильное физическое истощение, плюс пока неясно, какие он мог получить травмы или снадобья, — неспешно говорил лекарь, доставая какие-то склянки. Приятный запах трав и чего-то еще заставил и Алана прикрыть глаза, вовсе не от усталости, нет, скорее от осознания, сколько интересного и незнакомого было в мире. И как ему предстояло узнавать это, тоже пока было непонятно. Герцог, кажется, что-то говорил про подробный осмотр, лекарь с ним соглашался. Оба Савиньяка наблюдали, но не вмешивались, похоже, такое поведение маршала для них было не в новинку. А Алан перебрался к окну, хотя с радостью бы сбежал куда-нибудь в уединенное место. Такое вот беспокойство плохо укладывалось в голове. Нет, ему тоже было жаль Ричарда, которого, он по сути, должен был бы возненавидеть, но так и не смог. Но едва ли он так за него беспокоился. Наверно, Алан этого просто делать не умел. Не обучали.