***
— Грейнджер, — я киваю, когда захожу в «Дырявый котел». Вся команда в сборе: Потти и Уизел, Уизлетта, мальчик с жабой и немертвый близнец. Они все на меня пялятся. Грейнджер сняла пиджак и осталась в одной белой хлопковой рубашке, закатав рукава так, чтобы было видно клеймо, которое досталось ей в моем доме. — Твоя мать запросила меня! — она кричит прежде, чем я успеваю дойти до их кабинки. — В день, когда объявили о принятии закона, твоя мать пошла в Министерство и «ЗАПРОСИЛА МЕНЯ»… будто я столик в ресторане! — Я думал, что видел «разъяренную Грейнджер» сегодня утром, но я, видимо, чертовски ошибался, потому что то была «просто раздраженная Грейнджер». А эта уже в ярости. — Это не… — начинаю отрицать ее обвинения, ведь моя мать не стала бы этого делать… но я возвращаюсь мыслями в прошлый месяц. Когда «Пророк» объявил о законе о смешанных браках, она сказала: «Я разберусь с этим, дорогой»… Так вот как она разобралась? — Секретарь Кингсли все слышала и рассказала мне! — выплевывает Грейнджер. — Твоя мать сказала, и я цитирую: «Если мой сын должен жениться на грязнокровке, он женится на самой лучшей!» — Ее друзья уставились на меня, как будто я произнес эти слова, но я больше не употребляю это слово, только в своей голове. — Я не знал, что сделала моя мать, — признаюсь честно. — Возможно, нам просто стоит попытаться извлечь максимум пользы из плохой ситуации, Грейнджер. — Я буду вести себя как взрослый, если она не может. — Не ударить тебя ножом в лицо прямо сейчас — вот мой максимум, Малфой. — Она встает из-за стола, протискивается мимо и исчезает в камине. Ее друзья не сводят с меня глаз. — Ты в полной заднице, — говорит немертвый близнец. — Если ты хоть немного рассердишь ее, Хорек, — предупреждает Уизлетта таким спокойным и безмятежным тоном, что я вздрагиваю: она напоминает мне отца, — я превращу твои причиндалы в маленький вечерний клатч. — Она не шутит, — смеется парень с жабой и указывает на розовую сумочку на столе: — Это Кэрроу. Я сглатываю. Они точно дикари.***
— Грейнджер? — Дверь в конференц-зал, куда меня пригласили, открывается, но Грейнджер не одна. С ней мужчина в строгом костюме, за ним еще один, затем женщина, еще мужчина и, наконец, она. — Что происходит? — спрашиваю, узнав Алана Пламтри, нашего семейного юриста. — Мы здесь, чтобы представлять интересы мисс Гермионы Грейнджер, — ухмыляется Пламтри. — Вы мой адвокат! — я просто ненавижу, когда мой голос звучит так по-детски. Удивительно, что я не добавляю «Мой отец узнает об этом» для пущей убедительности. — Ваш отец уволил меня перед своим слушанием, — усмехается Алан, — когда узнал, что моя бабушка была маглой. Грейнджер смотрит на меня свысока, как и ее «команда». Конечно, вокруг нее сплотились лучшие адвокаты Британии. Она же чертова Гермиона Грейнджер. Я вздыхаю. — Ознакомьтесь с условиями нашего клиента, — он открывает папку и начинает читать: — Мисс Грейнджер подчинится новому закону Министерства магии и выйдет за вас замуж в кратчайшие сроки. Она согласна на искусственное оплодотворение, но ваш общий ребенок будет носить фамилию Грейнджер-Малфой, так как мисс Грейнджер останется при своей. Вы можете выбрать место жительства, однако наш клиент настаивает на собственной спальне, кабинете и ванной комнате. Министерство заявило, что по прошествии пяти лет пара может развестись при условии родившегося наследника, и мисс Грейнджер великодушно согласилась не предъявлять претензий на содержимое хранилищ семьи Малфой и другое имущество при разводе. Не могу поверить, мы не успели пожениться, а злобная грязнокровка уже планирует наше расставание. — Как благородно с ее стороны, — отвечаю я, подразумевая совсем другое. — В знак доброй воли мисс Грейнджер откажется от пункта о супружеской неверности… Вы можете завести любовницу и делать все, что захотите, пока вы не… Я прерываю поток слов, льющийся из его самодовольного, мерзкого рта: — Нет, — сердито заявляю. — Исключено. — Прости? — подает голос женщина, на которой я собираюсь жениться. Выражение ее лица больше не каменное, она в замешательстве. — Может, ты и не хочешь брать фамилию Малфой, но, пока ты моя жена, ты — член моей семьи, а я не стану проявлять неуважение к тебе или моему роду и спать с кем-то на стороне, — шиплю я. Поразительно, как внезапно смягчились черты грязнокровки. Она не ожидала этого от меня. Хорошо. — Малфой, — начинает Грейнджер, женщина-адвокат пытается остановить ее, но, бросив на ту острый взгляд, моя будущая жена продолжает: — Пять лет без… близости — это долгий срок, — объясняет она, и я жду, что ее щеки покроются румянцем, но этого не происходит. — Выходит, этот «пункт» для тебя? — Она хочет трахаться с другими мужчинами. То есть она не будет трахаться со мной, но будет с другими? НЕТ. — Нет, — она качает головой, — я пыталась оказать тебе услугу… Подумала, что это хороший жест. — Ты подумала неправильно, Грейнджер, — хмыкаю я. Собрание окончено, я согласен почти со всеми пунктами. Выбора особо нет, потому что Грейнджер сказала, если я не приму условия, она сломает свою палочку и будет жить как магла… Но перед этим всем расскажет причину. Грейнджер обвинит меня, и вся моя репутация, которую я восстанавливал последние пять лет, полетит к чертям. Она — дьявол.***
— Грейнджер, — говорю низким шепотом. Она выглядит расстроенной, потому что просила исключить эту часть церемонии. Я согласился, но глупый чиновник Министерства увлекся и заявил, что мы должны поцеловаться. Повисает неловкое молчание, мы застываем перед регистратором, пока все наши друзья на нас таращатся. — Просто сделай это, — шепчет она в ответ. Грейнджер ненавидит, когда люди видят ее слабой — героиней, которая сдается перед лицом неудобной ситуации, а не отважной львицей. Неприятно это признавать, но тот факт, будто я ее самая большая проблема, меня радует. Легко чмокаю ее в губы и вижу, как она немного краснеет. Аплодисментов нет, несколько гостей смотрят на нас со стоическими лицами. — Где твои родители? — спрашиваю, когда мы удаляемся в сад поместья, чтобы сделать колдографии. Похоже, «Пророк» и министр очень хотят выставить напоказ наши мучения, потому что мы первая пара, вступающая в брак по новому закону. Мы те, кто направит остальных и заставит их чувствовать себя менее несчастными. Мы — образец для подражания. Грейнджер тоже это знает, и она не очень этому рада. — Я решила не говорить им, — отвечает она. — Мистер Малфой, не могли бы вы встать позади своей жены и посмотреть на нее с любовью? — говорит колдограф, и я занимаю место позади нее. — Улыбайся, Гермиона, — вставляет министр в попытке «улучшить кадр». — Нет, — она противится, как ребенок, и не смотрит в камеру. — Гермиона… — начинает Кингсли. Моя мать стоит с ним рядом, и выглядит она довольной. — Кингсли, — парирует Гермиона, — я не буду улыбаться, пока ты не издашь новый закон, который обяжет меня делать это. — Ты когда-нибудь им расскажешь? — спрашиваю, кладя руки ей на бедра, и чувствую, как она напрягается. Я собираюсь устроить хорошее шоу. Не хочу, чтобы на первой странице завтрашних газет я выглядел как бронзовая медаль, которую Грейнджер не стремилась получить. — Нет, — она одаривает меня легкой улыбкой, и колдограф делает серию снимков. — А когда у тебя родится ребенок? — Странно, но, кажется, мы можем говорить о совместном будущем только в том случае, если оно включает в себя неизбежного ребенка. Это главная причина, по которой нас заставили быть вместе, и единственное, что одинаково волнует нас обоих. — Я скажу им, что у меня был секс на одну ночь, Малфой… Ты никогда не встретишься с моими родителями, — Грейнджер складывает руки на груди и опускает взгляд на свои ноги. — Почему? — я разворачиваю ее к себе. Не могу поверить, что не буду знать бабушку и дедушку моего ребенка. — Ты тот мальчик, из-за которого я каждое лето приезжала на каникулы в слезах, Малфой. На третьем курсе у меня от стресса появилась проплешина, — она смеется, на самом деле смеется над ошарашенным выражением моего лица. — Они ненавидят тебя. — Еще один снимок, а я говорю себе, что, скорее всего, удачный, потому что от рассказов о том, как все меня ненавидят, она улыбается. — Я извинился за это, — говорю, понизив голос: не хочу, чтобы официальные лица услышали об этом. Каждый раз, когда мне удается добиться успеха в Министерстве, появляется один из ее «друзей» и всем напоминает, каким я был придурком. — Нет. Нет, ты не извинился, — категорично заявляет она. — Ты извинился перед Гарри и Роном, даже перед миссис Уизли, но не передо мной. — Грейнджер поворачивается к камере, делает грубый жест рукой и уходит обратно в мой дом. Теперь это ее дом тоже. — Я думаю, у нас есть одна! — воодушевленно восклицает фотограф.***
— Грейнджер! — Она снова убегает от меня, хотя я специально попросил ее не уходить далеко, пока мы в магловском мире. — Я здесь, — она появляется рядом, словно по волшебству. Грейнджер ненавидит меня, а я всегда помню об этом. — Мы пришли, — она толкает большую стеклянную дверь, и я следую за ней. Нас замечают почти сразу же — кажется, в мире маглов мои галлеоны тоже чего-то стоят. — Мистер и миссис Малфой, — магловский целитель приветствует нас белозубой улыбкой. Приятно, что моя жена не стала поправлять эту женщину. — Искусственное оплодотворение — отличный вариант для пар, которым не удается зачать традиционным способом. Как долго вы пытаетесь? — спрашивает нас очень красивая женщина. Грейнджер собирается ответить, но я перебиваю ее несмотря на то, что она просила меня вести себя тихо, перед тем как мы вошли. — Мы не пытались, — радостно говорю я. — Прошу прощения? — целительница выглядит смущенной, надо сказать, вполне справедливо. Я тоже смущен. По словам многих девушек, с которыми я встречался… я неотразим. — Мы не пытались. Ни разу. — Наш брак был заключен по договоренности, и мой новый муж — гомосексуал, которого отталкивает одно лишь упоминание о вагине, — Грейнджер щипает меня под столом, улыбаясь растерянной женщине. — О, — отвечает целительница, — вы не похожи на тех, кто женится по договоренности, — она нервно смеется, а я чувствую, как моя жена напрягается. — Это потому, что мы белые? — спрашивает она резко. — Веет расизмом. — Понятия не имею, что это такое, но, судя по лицу магловского целителя, моя жена победила. — Я… я просто никогда не видела… — Грейнджер смотрит на нее сверху вниз, и магла замолкает. — Ну, теперь видели, — она чертыхается и хватает сумку. — Мы пойдем в другое место, — она шипит на меня, и я знаю, что это полностью моя вина, но я, как ни странно, счастлив, что мой ребенок не появится на свет в этом стерильном здании.***
— Грейнджер? — стучу в ее дверь. Она не разговаривает со мной уже неделю, с тех пор, как мы вернулись от магловского целителя. — Уходи. — В ее голосе слышится грусть, и я знаю, что она действительно расстроена. Она ненавидит поместье. Она ненавидит меня. — Нет, — бунтую, будто капризный подросток, и палочкой рассеиваю защитные чары. Ворвавшись в ее частную обитель, нахожу Грейнджер лежащей на кровати. Она живет здесь уже месяц, но я впервые в ее спальне. Я ожидал увидеть флаги Гриффиндора и бордовые гобелены на стенах, но комната выглядит точно такой же, как и до ее приезда. В ней нет ни одной вещи, которая бы указывала на того, кто здесь живет, более того, судя по расставленным вокруг коробкам, хозяйка даже не распаковалась. — Грейнджер, прости, — говорю я и имею в виду именно это — всеобъемлющее извинение за все. Я хочу, чтобы она поняла, что это запоздалые извинения за то, как я вел себя в школе, до и во время войны, за то, что ее пытали… — За что? — спрашивает она и садится на кровати. Теперь я вижу, что она плакала. — За все, — произношу это тихо и даже не могу посмотреть ей в глаза. — За все, — повторяю и провожу пальцами по волосам. Я знаю, что это мое наказание. Искупление грехов в безнадежном браке с женщиной, которая меня ненавидит. — Хорошо, — отвечает она. Поднимаю на нее взгляд, чтобы увидеть, что она снова лежит на кровати спиной ко мне. Я ухожу.***
— Грейнджер? — Да, Драко, Грейнджер. Нам нужно поговорить о том, что происходит, — мать хмурится, и морщины, появившиеся на ее лице во время пребывания в нашем доме Темного Лорда, углубляются. — Не о чем говорить, — бросаю я и пытаюсь улизнуть, но мама крепко хватает меня за руку. — Твоя жена живет на коробках. Она здесь уже два месяца и не распаковала ни одной вещи! — она вскидывает руки в воздух, наконец отпуская меня. — Эльфы говорят, что она плачет, — мать сердито смотрит на меня, будто это я во всем виноват. — Моя жена… ненавидит меня. Она ненавидит тебя и ненавидит поместье. Ее пытали в этом доме, в доме, в котором ты заставила нас жить, мама, — я в ярости. Я хотел жить в старой квартире отца в Лондоне. Там большие окна, и «Дырявый котел» близко… но мать запретила. Она попросила только об одном — жить с ней, и я, конечно, не смог отказать, потому что она моя мать. — Ты даже не стараешься! — она полностью меня игнорирует. — Мама, я настолько отвратителен этой женщине, что она согласна носить моего ребенка только при условии, что магловский целитель возьмет мое семя и введет в нее гребаной иглой! — кричу, потому что еще не до конца смирился с методикой Грейнджер. Возможно, поэтому я так галантно саботировал нашу встречу с «экспертом по фертильности». — Она тебя совсем не знает! — воркует мать. Ее явно сбила с толку моя печальная история, потому что она игнорирует абсолютно все, что я говорю. — Тебе следует сделать для нее что-нибудь приятное, — теперь она мудро кивает мне. — Мы с твоим отцом тоже должны были, ну, ты знаешь. У меня не было права голоса… Я заперлась в своей комнате, а потом мне сказали, что я должна быть послушной и делать то, что мне говорят, иначе придется столкнуться с последствиями. С того самого момента я возненавидела твоего отца, вот почему никто из нас не в тюрьме, Драко. — Иногда я забываю о том, что мама активно шпионила для Ордена через свою сестру Андромеду, а когда вспоминаю снова, то понимаю, что она намного сильнее и храбрее меня. — Я просто хотела сказать, не уподобляйся своему отцу.***
— Грейнджер? — я легонько стучу в дверь. — Что? — ее резкий тон пугает меня. — У меня есть кое-что для тебя, — говорю, входя в ее комнату. Нанятые домашние эльфы в маленьких рубашках несут мой подарок. Ее вещи до сих пор не распакованы. — Что это? — спрашивает она, указывая на огромный черный куб позади меня. — Телевизор, — произношу буквы четко, хотя я не уверен, что правильно. — Артур Уизли сказал, что он работает без света? — Старик много чего сказал, но ничего из этого не имело никакого смысла. — И он настроен так, чтобы принимать все канавы. — Каналы, — поправляет Грейнджер, и я замечаю, впервые за время нашего брака, что она не выглядит раздраженной. — Я подумал, что небольшие домашние удобства могут немного скрасить твое пребывание здесь. — Взмахом руки я отпускаю эльфов и стону про себя, когда дверь за ними закрывается. — Очень мило с твоей стороны, — она вежлива, что несомненно шаг вперед по сравнению с молчанием, поэтому я рад даже этому. — Я… я думаю, нам нужно поговорить, — прочищаю горло, нервно пытаясь найти удобное место в комнате. Замечаю стул и падаю на него: я не уйду, пока не будет найдено решение. — Об этом, — указываю на пространство между нами и понимаю, что я полный идиот и отвратительный переговорщик. — Хорошо, — она делает вдох в попытке успокоиться — считаю, это хороший знак. — Я еще раз хотел извиниться за свое поведение у магловского целителя… — Грейнджер не дает мне закончить, подняв руку. — Не извиняйся за это, — она качает головой, и я вижу, как в ее глазах снова начинают скапливаться слезы. — Я была рада, в глубине души, я хотела сказать, я не горела желанием проходить через все это, вот почему я так остро отреагировала… на самом деле, она не сделала ничего плохого, — Грейнджер опускает голову. — Я не готова, Малфой. Мне двадцать пять, и я не готова забеременеть прямо сейчас. — В этом нет ничего плохого, — уверяю ее, и, по правде говоря, я испытываю небольшое облегчение. — Все ждут… Теперь моя очередь прерывать ее: — Все могут «отвалить», — использую ее любимое слово и вижу микроскопическую улыбку. — Грейнджер, Кингсли уже заставил тебя выйти замуж против воли, заставить тебя размножаться он не может. — Мой стул стоит так близко к кровати, что, при некотором усилии, я могу дотянуться до Грейнджер и взять ее за руку, но я этого не делаю. — Что, если я никогда не буду готова? — шепчет она, глядя на свои колени, а у меня в животе скручивается узел при мысли о бездетной жизни, но в данном случае я решаю не быть эгоистом. — Тогда мы проживем в браке без детей до тех пор, пока кто-нибудь из нас не умрет, — пытаюсь шутить, но НЕ получается. — Так гласит закон, — добавляю, стараясь прибрать беспорядок, оставленный моей словесной бомбой. Было бы намного проще, не будь Грейнджер такой красивой. Меня невыносимо влечет к ней. Раньше я не знал, что такое возможно, поэтому считаю это частью моего искупления. Наблюдаю, как она теребит край своих шорт, ее ноги гладкие и напоминают мне сахарное печенье, которое ела бабушка. Я редко смотрю на Грейнджер, потому что она либо на работе, либо закрывается в своей спальне, так что я пользуюсь предоставившейся возможностью. — Я не могу так жить, Малфой. — Слезы, готовые вот-вот пролиться с того самого момента, как я вошел, наконец проливаются. — Что я могу сделать? — торопливо спрашиваю. Я думал, что умолять — ниже моего достоинства, но, очевидно, это не так. Грейнджер смотрит на меня, а я чувствую, будто меня вот-вот вырвет. — Тебе действительно жаль или ты просто сожалеешь о том, что потерял? — спрашивает она, и этот вопрос, вероятно, будет мучить меня до самой смерти. — Мне жаль, что я не был достаточно храбрым, что я был жестоким и злым… Я хотел бы что-нибудь сказать в свое оправдание, — я судорожно тру глаза. Ненавижу говорить о чувствах, в семье Малфоев такое не поощрялось с тысяча двести шестьдесят шестого года, но мать сказала, что это единственный способ решить проблему под названием «Грейнджер». — Отец не приказывал мне издеваться над тобой, он ценил это… Прости, хотел бы я вернуться назад, чтобы просто заткнуться… Она внимательно разглядывает меня, прожигая во мне дыру, и мне кажется, будто Грейнджер может видеть меня насквозь, но я продолжаю свой давно назревший тур извинений: — Но, если быть честным, Грейнджер, — если я не могу быть честным со своей женой, то с кем тогда, — ты была легкой мишенью, а я завидовал… и отец сказал, что если я подойду к тебе слишком близко, то подцеплю магловских вшей… — Она смеется. На самом деле смеется, и мой взгляд устремляется на нее: ее руки на животе, ей искренне весело. — Отвечая на твой первоначальный вопрос, единственное, о чем я не сожалею, так это о том, что потерял мой отец. — Я не говорю «мы потеряли», я никогда не являлся добровольным участником событий, с чем, после тщательного изучения моих воспоминаний, согласилось и Министерство. — Я принимаю твои извинения, — она одаривает меня полуулыбкой, и мое сердце бешено колотится. — Спасибо, Грейнджер. А что касается того, что здесь произошло… — пытаюсь объяснить свою роль в ее пытках. — Малфой, я была здесь и смотрела прямо на тебя, — она сглатывает. — Тебе это не доставляло никакого удовольствия. — Она права. Воспоминание, как Грейнджер кричала на полу этого дома, отпечаталось в моей памяти и преследует меня в кошмарах. Мне это не доставило никакого удовольствия.***
— Грейнджер, ты уверена, что эта штука безопасна? — спрашиваю я, забираясь в смертельную металлическую ловушку на колесах, в которой она прибыла сегодня. — Мы не собираемся покидать территорию поместья, а ты сказал, что хочешь прокатиться на машине. — Она улыбается, что случается все чаще и чаще. Это странно: я женат четыре месяца, а кроме дня нашей свадьбы мы едва ли прикасались друг к другу. Я живу на диете из ее улыбок и смеха. — Что ж, когда будешь управлять этим чудовищем, помни, что мы оба очень важные люди, — говорю я, пока она склоняется надо мной и тянет черный ремень через мою грудь, вставляя металлический конец в гнездо. — Я очень важный человек, Малфой. А ты просто важный, — Грейнджер ухмыляется и нажимает на кнопку — крыша машины складывается сама по себе, и я не могу сдержать удивленного вздоха. Чем больше я узнаю о маглах, тем больше думаю, что они на самом деле могут быть немного лучше нас. Игрушки они делают покруче, это уж точно. Я удивлен и немного напуган, глядя на то, как мир проносится перед глазами. Грейнджер радостно гоняет по одному из невозделанных полей моей семьи, ее волосы дико развеваются, и она взвизгивает, когда крутит руль, заставляя машину дрифтовать, а грязь лететь из-под колес. — Почему полет на метле тебя пугает, а это ты считаешь прекрасным? — спрашиваю я, задыхаясь, когда мы наконец возвращаемся к поместью. Некогда красная машина теперь коричневая от грязи. К счастью, Грейнджер наложила на меня защитные чары, поэтому мои волосы в порядке, и мы можем вздохнуть с облегчением, которое так долго сдерживали. — Я понимаю принцип работы автомобиля, а ты можешь объяснить, как летает метла? — Прежде чем выйти из машины, она отстегивает сначала мой ремень, потом свой. — Магия, — отвечаю прямо, следуя за ней в поместье. — Для меня этого недостаточно. — Едва заметная улыбка появляется на ее губах.***
— Грейнджер… — рычу я, силясь открыть глаза, и оплакиваю очередной несбыточный сон об интимных отношениях с моей недосягаемой женой. — Что? — Ее голос прямо за дверью. Я начинаю паниковать, что она меня услышала. — Грейнджер? — визгливо спрашиваю, натягивая на себя одеяло, чтобы прикрыть свое утреннее «дело». — Что случилось? — Она звучит раздраженно. — Что ты делаешь? — задаю вопрос, мой мозг все еще затуманен после сна. — Я спускалась на кухню, а ты выкрикнул мое имя! — говорит она, толкая дверь в комнату. Я вижу, как едва заметно расширяются ее глаза, пока она смотрит на мою голую грудь. Она морщит нос. — Чего ты хочешь? — Ты пришла в мою комнату! — прикидываюсь дураком, потому что я в ужасе оттого, что Грейнджер может узнать, что прячется под грудой одеял. — Потому что ты позвал меня! — недовольно кричит она, а я думаю, что, возможно, краснею. Она качает головой и уходит, хлопая дверью. Мне нужно в душ.***
— Грейнджер? — тихо спрашиваю, входя в библиотеку. — Что случилось? — она отрывает взгляд от книги и улыбается мне. Сохраняю этот взгляд в своей памяти, чтобы разгадать его позже. — Ты сказала, что хочешь пересмотреть вопрос ребенка через шесть месяцев. — Я сажусь рядом с ней на маленький диванчик, она выглядит слегка шокированной моей внезапной близостью, но я твердо намерен придерживаться нового курса. — Я записал это в ежедневник, прошло шесть месяцев. — О, — Грейнджер закрывает книгу и поворачивается ко мне. Я остаюсь неподвижным, выдерживая ее взгляд. За последние несколько недель я заметил, что могу заставить Грейнджер покраснеть, смотря ей в глаза. Я принял стратегическое решение увеличить наш физический контакт: три недели назад я коснулся ее ладони во время завтрака. Уверен, она поняла, что это было намеренно, потому что улыбнулась мне. На прошлой неделе, когда мы пробирались сквозь снег, я держал ее за руку. Сначала для того, чтобы она не упала, но когда Грейнджер обрела опору под ногами, я не отпустил ее… Целых тридцать минут великолепного непрерывного контакта. — Думаю, мне не помешает поговорить с другим врачом, возможно, мы сможем получить больше информации, — говорит она, а я наблюдаю за тем, как румянец ползет по ее подбородку. — Нет, — говорю вежливо, но твердо. — Нет? — спрашивает она немного резко, изучая выражение моего лица. — Меня больше не устраивает тот факт, что мой ребенок появится в магловской лаборатории, — объясняю ей. — Я предпочел бы сделать это традиционным способом. — Румянец на ее щеках становится ярче, когда она начинает понимать, что я имею в виду. — Но мы же не чувствуем… — Грейнджер указывает на пространство между нами, и я хватаю ее за руку. Голос в моей голове кричит: «Сделай или умри». — Я чувствую, — говорю я. Сердце неконтролируемо колотится, но месяцы фантазий и невозможности воплотить их сводят меня с ума. — Возможно, ты ничего не чувствуешь прямо сейчас, но, пока это не изменится, я буду продолжать пытаться… — замолкаю, потому что не могу сказать «нормализовать наш физический контакт путем демонстрации». Я сглатываю, чтобы произнести следующие слова: — Ухаживать за тобой. — Нет… Малфой… ты просто одинок и возбужден! — раздраженно заявляет она. Звучит как хорошо отрепетированное оправдание. Интересно, приходилось ли ей говорить это самой себе. — Я тебе не нравлюсь. — Нравишься, — повторяю я. — И для протокола, просьба моей матери никак не повлияла на то, что нас сделали парой. Я был в Отделе тайн, и там мне сказали, что, при помощи древнего заклинания, которое анализирует нашу личность, биологию, характер и сексуальность, нас отобрали как «высоко совместимых», — ухмыляюсь, ничего не могу с этим поделать. Я несколько месяцев обдумывал эту информацию, именно это знание помогало мне двигаться вперед. Я даже спросил, как работает заклинание, потому что знал, что просто «магия» не устроит ее в качестве ответа. Взмахиваю палочкой, чтобы призвать свиток пергамента, и протягиваю его ей. — Подробности нашей совместимости. Технически это секретный документ, так что не потеряй его. — И, прежде чем встать и уйти, я напрочь отбрасываю всю осторожность и целую ее в щеку. Пусть только попробуют снова сказать, что Малфой — трус.***
— Грейнджер, это ты? — Дверь в мою комнату со скрипом открывается, и я вижу силуэт кудрей и напряженных плеч. Я прекрасно знаю, что это она. Слышал, как она ходила в коридоре двадцать минут назад. Прошла уже неделя после моего заявления, и с тех пор Грейнджер меня избегает. — Вставай, — командует она. Я подчиняюсь, выпрыгивая из кровати в одних боксерах, и направляюсь к ней. — Оставайся там, — она вытягивает руку, и я останавливаюсь по центру комнаты. Грейнджер входит и закрывает дверь, спальня снова погружается в темноту. Я слышу мягкие шаги и чувствую, как ее рука касается моей обнаженной груди, пока она вслепую подбирается ко мне. Она отдергивает руку, но продолжает стоять передо мной. Глаза уже привыкли к темноте, поэтому я отчетливо вижу ее черты. Грейнджер смотрит на меня снизу вверх, ее глаза тоже привыкли к отсутствию света. — Я не знаю, что я чувствую, — вздыхает она. — Я не знаю, смогу ли это сделать, потому что не знаю… — она качает головой и стонет от отчаяния. Как хорошо, что я не единственный в этих отношениях, у кого проблемы с тем, чтобы выразить свои мысли. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Возможно, она попросит меня уйти, инсценировать смерть, чтобы она смогла избежать закона… — Поцелуй меня. — Ее голос дрожит, а мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди. — Я не знаю, что чувствую, но думаю, если ты поцелуешь, то смогу разобраться. — Я уже придумал шутку о том, что она — умнейшая ведьма своего поколения, но держу ее при себе. Наклоняюсь и, прежде чем Грейнджер успевает передумать, захватываю ее губы своими. Руками обвиваю ее талию, притягивая к себе. Она дала мне шанс показать ей свои чувства — может, я и не могу выразить их словами, но я, несомненно, могу показать их. Снова наклоняю голову и прикусываю ее нижнюю губу, нежно оттягивая, и она стонет, а мне приходится сдерживаться, чтобы не ворваться языком в ее уязвимый рот. Наконец она отстраняется, и я отпускаю ее. — Помогло? — не могу сдержать ухмылку. — Спасибо. — Грейнджер, спотыкаясь, отступает и наконец открывает дверь. Она уходит, а я понятия не имею, хорошо все это было или плохо.***
«Грейнджер», — я не зову ее вслух, просто думаю о ней снова и снова. Грейнджер не было дома со вчерашнего дня, она даже не отправила сову, и я в бешенстве. Когда я прибываю в Министерство, там царит полный хаос. — Малфой, что ты здесь делаешь? — кричит Поттер с другого конца атриума. — Ищу свою жену, — огрызаюсь и поворачиваю к лифтам. — На нас напали! — сообщает Поттер. Раздается взрыв (очевидно, не первый), я оглядываюсь и вижу людей в масках. «Черт». Их человек пятнадцать, и, похоже, они заложили бомбы, чтобы возвестить о своем появлении. Я узнаю маски. Кажется, это их последняя схватка. Достаю палочку, и передо мной мелькают вьющиеся волосы — я вижу свою жену в центре сражения. Грейнджер великолепна, несмотря на непонятно откуда взявшийся синяк под глазом. Она скользит спиной по мраморному полу и обезоруживает двоих, прежде чем связать их и отбросить к дальней стене. Моя жена с легкостью пользуется отнятой палочкой свободной рукой: она настолько могущественная ведьма, что черное древко подчиняется ей мгновенно. Огромный ублюдок движется в ее сторону, но шар, без усилий вырвавшийся из моей палочки, ломает ему ребра. Громила падает на пол, и я связываю его, как и остальных. Все больше служащих Министерства заполняют атриум. — Сзади! — кричит Грейнджер, я инстинктивно пригибаюсь, когда она запускает огненным шаром в мужчину, которого по цвету волос можно принять за моего двоюродного брата. — Отличный удар, жена, — говорю я, поднимая ее на ноги, и смотрю на происходящее: сейчас активно сражаются только два Пожирателя смерти, и они окружены. Гермиона замирает рядом со мной, и я думаю, что она может потерять сознание, поэтому обнимаю ее за талию и тащу к камину. — Нам нужно дать показания, — протестует она, пока я бросаю летучий порох. — Ты ранена, а они могут взять их у нас дома, — мой голос спокойный, хоть это абсолютно не соответствует моему состоянию. Теперь, когда рядом нет Пожирателей смерти, я могу осмотреть ее. Она грязная, под глазом синяк, а на ноге глубокая рана. Когда мы выходим из камина, я решаюсь взять ее на руки и отнести в свою кровать. — Что случилось? — спрашиваю сквозь стиснутые зубы. — Мы с Кингсли были в однодневной командировке во Франции, — она задыхается и хватается за бок, у нее идет кровь, а я достаточно компетентный целитель, чтобы помочь. Подняв край ее рубашки, вижу еще один зияющий порез. Я шиплю — выглядит очень больно. — Дипломатическая попытка арестовать последнего из истинных Пожирателей смерти, — она продолжает говорить, уверен, только для того, чтобы отвлечься от моей палочки, которая очищает самую большую рану. — Мы попали в засаду: они использовали доступ Кингсли, чтобы заложить взрывчатку в камины… Ах! — Грейнджер зажмуривает глаза и тяжело дышит через нос. — Они вынудили меня дать им координаты кабинета министра, но я знала, что сегодня авроры проводили тренировку в Атриуме, так что… туда я их и направила. — Почему мне не сообщили, что ты в опасности? — Накладываю заживляющую мазь на ее живот и перевязываю бинтами с помощью палочки. — Когда мы только поженились, я просила их не делать этого. — Я переключаю внимание на ее ногу, продолжая слушать. Мне нужно снять с нее брюки, и я решаю просто сделать это без предупреждения. — Я думала, тебе будет все равно, — говорит она, пока я расстегиваю пуговицу на ее штанах и начинаю спускать их по бедрам. — Что ты делаешь? — Ее голос хриплый, это точно от потери крови и переизбытка адреналина, но очень идиотская часть меня надеется, что она возбуждена. — У тебя рана на ноге, на бедре… Если хочешь, я могу снять с тебя брюки или мы можем отправиться в Мунго, — предлагаю я, хотя знаю, что Грейнджер ненавидит волшебную больницу. Она качает головой, приподнимая бедра, чтобы помочь мне, а я прячу улыбку. Мои движения медленные и осторожные, я стараюсь не отрывать ткань от раны слишком быстро. В некоторых местах кровь уже подсохла, и ткань прилипла к плоти. — Будет больно, — шепчу я, пользуясь палочкой, чтобы отделить их друг от друга. Она кивает и отворачивается. Когда удается оторвать корочку, Грейнджер издает низкий мучительный стон, и я, наконец, стягиваю с нее брюки. Как только этот этап остается позади, я действую быстро и профессионально, пытаясь не обращать внимания на ее синие хлопковые трусики, пока обрабатываю рану. — Джим! — зову эльфа. — Принеси, пожалуйста, спальные принадлежности моей жене, обезболивающее зелье и сэндвич с тунцом. — Джиму не нужны дальнейшие инструкции: он исчезает с хлопком и через секунду снова появляется, держа в руках все необходимое. Грейнджер болезненно выдыхает, пока я очищаю порез. Он настолько глубокий, что я вижу белую кость. Я не тороплюсь, иначе инфекция будет куда болезненнее раны. Когда результат меня устраивает, наношу заживляющую мазь и наконец перевязываю ногу. Быстро накладывая очищающее заклинание на все ее тело, я хватаю пижамные шорты из кучи, принесенной Джимом. Расправив пояс, осторожно натягиваю их на нее, позволяя костяшке пальца случайно коснуться бедра в награду за свое усердие. — Хочешь чистый топ? — Поднимаю ее футболку для сна и скрываю свое ликование, когда она кивает и, поморщившись, поднимает руки. На ней спортивный бюстгальтер, такой, какие носят магловские женщины на пробежку, — скромный и для любого мужчины совершенно несексуальный. Ее белье поражает меня своей практичностью и красотой, но я сбрасываю с себя наваждение и быстро накрываю Грейнджер чистой футболкой. Протягиваю обезболивающее зелье и сэндвич. — Выпей это, а потом поешь, — командую я и сажусь на кровать, наблюдая за тем, как она слушается меня. — Спасибо, — бормочет она, выпив зелье и атакуя бутерброд. — Зачем ты приходил в Министерство? — Грейнджер смотрит на меня, и я вспоминаю, что забыл обработать ее синяк. — Искал тебя, — говорю я и, шаркая, подхожу ближе. Осторожно беру ее за подбородок и поворачиваю к себе. — Кто это сделал? — стараюсь говорить спокойно, но эти раны раздражают меня не так сильно как то, что кто-то мог ударить Грейнджер по ее идеальному лицу. — Тео Нотт. — Она облизывает губы, а я понимаю, как близко моя ладонь находится к ее рту. Я не отпускаю ее, вместо этого наклоняю ее лицо ближе к свету, чтобы получше рассмотреть. Нотт — законченная сволочь, я удивлен, что он не сломал ей скулу. — Я убью его, — говорю тихо и отпускаю ее подбородок. Я серьезно, это не бравада. Клятва, данная жене мужем. Она качает головой. — Нет, — Грейнджер хватает меня за руку, а я едва могу дышать, когда она кладет мою ладонь к щеке, удерживая там. — Я уже раздробила на пятьсот кусочков его правую ногу заклинанием, которое сама разработала, — она улыбается, и я не могу сдержать гордость за свою маленькую жену. — Спасибо, — повторяет она, ее веки опускаются — обезболивающее зелье начинает действовать. — Ложись. — Я ставлю пустую тарелку на прикроватный столик и укладываю Грейнджер, укрывая ее одеялом до самого подбородка. — Ты действительно хороший муж, — она беззаботно смеется, пока ее веки закрываются. — А ты хорошая жена. — Я не знаю, что сказать, но думаю, получить комплимент в ответ всегда приятно. — Это неправда, — бормочет она, переворачиваясь на здоровый бок. — Если бы я была хорошей женой, то спала бы с тобой. — Я едва могу разобрать, что она говорит, но уверен, что это именно те слова, которые я услышал. Мне пора уходить, я поворачиваюсь к двери, внезапно чувствуя себя извращенцем, вторгшимся в собственную спальню.***
— Грейнджер, Поттер здесь. — Я захожу в свою комнату, Грейнджер спит в моей постели уже почти десять часов подряд. — Гермиона, — очкарик, который живет слишком долго, протискивается мимо меня и опускается на колени у кровати, — Кингсли сказал, они пытали тебя, — шепчет он, сжимая ее руку. Они пытали мою жену. Чувствую, как закипает кровь. — Кингсли слишком остро реагирует, — ворчит она, пытаясь присесть. Грейнджер тепло улыбается мне и поворачивается обратно к Поттеру. — Меня несильно ранили и ударили, никаких непростительных… Честно, те, кто меня схватил, были совсем неопытными. Гораздо сильнее они хотели попасть в кабинет министра, чем причинить мне вред. — Уголки ее губ ползут вверх, отчего мое сердце болезненно бьется. Моя жена прошла через ад, она прошла через ад в этом доме. — Мы всех арестовали. Малфой дал показания и внес изменения в твою контактную форму… что ему, как твоему мужу, видимо, разрешено делать… — Мальчик, который выжил, прочищает горло: — Ты можешь просто дать свои воспоминания, не обязательно отвечать на вопросы. Я рад, что она соглашается на его предложение. Я смотрю, как он подносит палочку к ее виску, а затем помещает серебристую нить в маленький пузырек. Поттер настаивает на недельном отпуске, но она спорит — естественно, это же Грейнджер. Не могу сдержать улыбку, пока мне в голову лезут различные мысли, как оставить ее в этой постели. — Пока, Малфой. — Поттер уходит. Я прослушал все, о чем они говорили, задумавшись о том, что теперь Грейнджер не будет ходить на работу, где она могла от меня прятаться. Слышу, как дверь захлопывается, — мы остаемся одни, и она окончательно просыпается. — Оставайся в постели, — командую, как только она начинает шевелить ногами. — Пока ты спала, я попросил целителя осмотреть тебя, он рекомендует постельный режим, и мы регулярно меняем повязки. — Я — сама невозмутимость. — Я могу выздоравливать в своей комнате, — возражает моя жена, но я против. — Ты можешь остаться здесь, где я смогу присматривать за тобой. — Вижу, как в ее голове зреет новый аргумент, но останавливаю ее: — Моя дорогая жена, в тебя попали режущим заклинанием… Пожалуйста, если я не могу отомстить за тебя, позволь мне хотя бы позаботиться о тебе. — Если она откажется, я буду чувствовать себя бесполезным и ненужным. — Хорошо. — Она морщится, снова натягивая одеяло. Я мгновенно оказываюсь рядом с ней — с обезболивающим зельем и свежими повязками.***
— Грейнджер! — остерегаю ее, когда она пытается встать с постели. — Я в порядке, выздоровела и прекрасно себя чувствую. Я скоро полезу на эти чертовы стены… выпусти меня! — Она очень зла, а я улыбаюсь. — Целитель говорит, что рана не заживает, потому что ты постоянно дергаешься, — спокойно говорю, сидя за столом. — Он ошибается! — Грейнджер поднимает футболку и демонстрирует чистые бинты. — Крови нет! Все затянулось! — Ты очнулась меньше двенадцати часов назад, у тебя сотрясение и глубокая рана, — продолжаю я и встаю, чтобы подойти ближе. Делаю вид, что осматриваю поврежденную область, просто чтобы у меня была причина прикоснуться к ней. Эта женщина приняла дозу обезболивающего и бодроперцового, чтобы просто побороть сонливость, а в результате теперь чувствует себя неуязвимой и никак не может успокоиться. — Я в порядке, — мягко произносит она, ее рот так близко к моему уху. Я поворачиваю голову и рассматриваю ее. Мое молчание вынуждает Грейнджер сделать следующий шаг: она улыбается и кладет руку мне на плечо. — Теперь я уверен, что у тебя сотрясение, — говорю я, шутя. — С головой у меня все прекрасно. — Она еще на шаг ближе, вызывающе приподнимает подбородок, а грудью касается моей. — Ах, значит, ты пытаешься выторговать себе свободу, сыграв на моих чувствах? — ухмыляюсь ей, я знаю, во что она играет. Грейнджер так мило морщит личико, признавая свою вину, а я смеюсь. — Очень по-слизерински. — Могла бы быть, знаешь ли. — Она отодвигается и садится на край кровати, поглаживая простыню. Я не знаю, зачем должен сесть рядом, — ее ход и так уже сделан. — Как? — спрашиваю, сдаваясь и опускаясь на кровать. — Шляпа сказала мне, — Грейнджер улыбается, а я не знаю, в какой Вселенной оказался, потому что с момента пробуждения она улыбается мне все чаще. — Я думаю, ты была бы слишком хороша для нас, Грейнджер. — Я придвигаюсь немного ближе, меня преследует непреодолимое желание поцеловать ее, и мне все равно, играет она или нет. — Думаю, если бы я не был Малфоем, я бы учился на Рейвенкло. — Могу себе представить. — Уголки ее губ ползут вверх, а на щеках появляется румянец. — Если бы ты не был Малфоем и учился на Рейвенкло… думаешь, мы могли бы подружиться? — она прикусывает губу. Грейнджер что, флиртует? Я не знаю, что это значит, она же только недавно проявила ко мне хоть что-то, кроме враждебности. Возможно, именно поэтому Поттер и Уизли так любят ее, возможно, вот как выглядит Гермиона-подруга — вся такая сексуальная и застенчивая. — Да. — Мне кажется, будто мой голос дрожит, поэтому я предпочитаю односложные ответы. — Всегда хотела узнать твой подход к учебе, — она нервно хихикает, но это почему-то успокаивает меня. Такая Грейнджер… Грейнджер, которая находит мой подход к учебе интересным и достойным поводом похихикать. — Думаю, если бы мы учились вместе, у меня был бы шанс тебя опередить, — мой голос все же дрожит, но она, кажется, не замечает этого. — У тебя почти получилось в Чарах, — признается Грейнджер, поворачиваясь ко мне лицом. Она кладет больную ногу на кровать и с болезненным стоном вытягивает ее. Вдруг понимаю, что нахожусь в дюйме от того, чтобы оказаться между ее ног. — Флитвик дал мне посмотреть результаты наших СОВ — ты отстал всего на полбалла, но зато ты всегда был лучшим в Зельеварении. — Она поглаживает меня по руке — в ее пальцах электричество, мое сердце, кажется, вот-вот выскочит из груди. Я смелею: — Если бы я попал на Рейвенкло, — опускаю часть про Малфоя, — мы бы точно поцеловались в библиотеке хотя бы раз, — киваю со знанием дела и наслаждаюсь румянцем, ползущим по ее щекам. — Без вариантов! — смеется она и легонько меня толкает. — Ни в одной из Вселенных ты не поцелуешь меня в школе. — О да, я уверен на сто процентов, что попытался бы хоть раз. — Я понижаю тон, мой голос становится серьезным: — Когда мы учились на четвертом курсе, я был слизеринцем, сыном Пожирателя смерти и твоим заклятым врагом… и я думал об этом, Грейнджер. — Ты не был моим заклятым врагом, — она улыбается мне, а я не могу поверить ее словам. — Им был Волдеморт. А ты даже не самый нелюбимый слизеринец! — хихикает Грейнджер и заправляет прядь волос за ухо. Я разрываюсь между тем, чтобы наброситься на нее и показать, как сильно ее хочу, и тем, чтобы дать ее незажившим ранам затянуться. — Пэнси? — спрашиваю я в попытке подавить свое возбуждение. — Боже, она настоящий дьявол, — моя жена качает головой. — Она отравила меня после Святочного бала, меня тошнило неделю. — Она и сейчас не в себе, к тому же в ярости оттого, что мы так совместимы, — говорю я, а Грейнджер ухмыляется. Не могу удержаться: наклоняюсь к ней и запечатлеваю самый целомудренный поцелуй на ее губах прежде, чем успеваю опомниться и отстраниться, но она останавливает меня. Моя жена сжимает в кулаке воротник моей рубашки, притягивая меня слишком близко к своему лицу. Она не говорит и не двигается, просто смотрит на меня, пока я изо всех сил пытаюсь дышать и сдерживаться. — Это нечестно. — Ее голос мягкий, а брови нахмурены. Я хочу извиниться за свой порыв, но она опережает меня, нежно целуя. — Ты воспользовался моей ненавистью к Паркинсон как частью своего «ухаживания», — она закавычивает последнее слово пальцами, припоминая мою речь. Я опускаю голову, смущенно смеясь, а Грейнджер решает шокировать меня: хватает за шею, притягивая к себе на мгновение, и отпускает. Мы застываем в неловком молчании, не зная, что сказать. Я прочищаю горло: — Ложись в постель и перестань разгуливать по дому, — приказываю, вставая, и целую ее в лоб. — Тебе нужно поправиться. — Я твержу эти слова как мантру: ей нужно поправиться, чтобы я мог ласкать ее тело руками и ртом. Ей нужно поправиться, чтобы я мог прижать ее к книжным полкам в библиотеке Малфоев и воплотить в жизнь фантазии четвертого курса.***
— Грейнджер, что случилось? — спрашиваю я, поднимая палочку. Грейнджер сидит на моей кровати и смотрит, как я засыпаю в кресле около нее. Она выглядит печальнее, чем обычно. — Мне кажется, тебе неудобно. — В темноте я вижу, что она улыбается. — Я в порядке, — говорю, стараясь звучать убедительно, но все тело болит… Я готов на все, чтобы удержать Грейнджер здесь — в комнате, которая должна быть ее, должна быть нашей. — Иди сюда, — моя жена похлопывает по пустому месту рядом с собой. — Что? — Словно идиот, смотрю на простыни с открытым ртом, будто это не то самое постельное белье, на котором я спал годами. — Просто иди сюда, — повторяет она. Я медленно поднимаюсь и неуверенным шагом иду к кровати. Когда наконец подхожу, глаза уже привыкли к темноте. Грейнджер сняла бинты: магия, которой она так не доверяет, исцелила ее. Она как новенькая. Идеальная. — Мне уйти? — спрашивает она, указывая туда, где раньше была зияющая рана. Поэтому она расстроена? Она думает, что должна уйти? — Нет, — торопливо отвечаю я и сажусь рядом. — Целитель сказал неделю, значит, неделю. — Тогда хотя бы спи в своей постели, — Грейнджер тянет вниз одеяло, на котором я сижу, — со мной. Я сглатываю. Правда не знаю, смогу ли лежать рядом, не пытаясь обнять ее или прикоснуться к ней, но случай выпал слишком удачный. К тому же в этот раз предложение спать со своей женой кажется мне очень заманчивым. Я ложусь на спину, утягивая одеяло за собой. — Лучше? — спрашивает она, перекатываясь на бок лицом ко мне. Ее дыхание щекочет шею, и я поворачиваю голову, просто чтобы перестать чувствовать эти интимные выдохи, от которых шевелятся волосы на затылке. — Намного. — Наши лица так близко, ее маленькая ладонь ложится на мою щеку. Я снова перестаю дышать. — Ничего не понимаю, — честно признается Грейнджер, изучая мое лицо. — Я чувствую это, — она указывает на пространство между нами, — и ничего не понимаю, а я, ты знаешь, немного недоверчиво отношусь к вещам, которых не понимаю. Но я доверяю тебе, — заканчивает она, и мое сердце снова бешено колотится, а кровь приливает к ушам. — Я… Я рад, — удается выдавить мне. Она доверяет мне. Я понятия не имею, что сделал, чтобы заслужить ее доверие, но вот мы здесь. — Ты пришел за мной в Министерство… — Большим пальцем Грейнджер касается моей нижней губы, я пытаюсь подавить дрожь. — И ты защищал меня. — Ее ладонь на моей щеке. — Спасибо. — Ты моя жена, я всегда буду приходить за тобой. Она так мило хлопает ресницами, что мне чертовски хочется ее поцеловать, но еще больше я хочу, чтобы она поцеловала меня. Я начал эту одностороннюю игру «Кто первый сдастся», а сейчас отчаянно хочу ее закончить. — Драко. — Я вздрагиваю оттого, как мягко она произносит мое имя, выделяя «К». Она победила. Наклоняю голову и сцеловываю свое имя с ее губ — волшебное сочетание букв, приводящее меня в восторг. Я отстраняюсь, злясь на себя: она предлагает мне поспать вместе, а я и пяти минут не могу продержаться. Снова ложусь на спину, стараясь выровнять дыхание. И я шокирован, когда следом Грейнджер поворачивается животом вниз и наваливается на меня, упираясь грудью мне в бицепс. — Драко, — повторяет она, растягивая букву «О». Большим пальцем она поглаживает мою нижнюю губу. — Я доверяю тебе, — говорит моя жена тихо, целует меня в плечо и вздрагивает. От движений ее тела рядом я трепещу, как школьница, — самому противно. Я поворачиваюсь лицом к ней — наши носы соприкасаются, она вытягивает губы и целомудренно целует мои, прежде чем отстраниться и посмотреть на меня. Грейнджер улыбается тому, каким ошарашенным я выгляжу, наклоняется и снова целует меня, в этот раз дольше, посасывая нижнюю губу, и это подстегивает меня к действию. Чувствую, как она раздвигает ноги, садясь на меня. Поцелуи становятся настойчивее, отчаяннее. Руками нахожу ее идеальную задницу. Я нежно сжимаю плоть, чувствуя, будто долгое паломничество, начавшееся еще на четвертом курсе, когда заклинание задрало ее юбку, подошло к концу. Именно тогда я понял, насколько совершенным был этот зад. Слегка надавливаю, прижимая ее разгоряченную плоть к своему животу, — все подобие неторопливости исчезает, когда я слышу, как она ахает. Устремляюсь языком вперед, широко раскрывая ее рот. Я приподнимаюсь, чтобы сесть, и Грейнджер резко скатывается с моего тела вниз. Она стонет от трения, а эти звуки только сильнее возбуждают меня. Ее ногами я обхватываю свою талию, прижимая Грейнджер еще ближе к себе. Мы садимся лицом друг к другу, и сквозь пижамные шорты я чувствую жар и влагу между ее бедер, прижимающихся к нижней части моего живота, — дыхание перехватывает. Она отстраняется, и на секунду я пугаюсь, что она передумала. — Помоги, — шепчет моя жена, поднимая руки. Я перенимаю инициативу и медленно снимаю с нее футболку. Сегодня она не надела практичный и спортивный бюстгальтер — ее грудь обнажена, и открывшийся вид еще лучше, чем я мог себе представить. Пальцами Грейнджер сжимает край моего пуловера, она стаскивает его с меня и отбрасывает подальше. — Если это слишком быстро, мы можем подождать… я могу подождать… возможно, сводить тебя на свидание. — Она прижимается ко мне грудью, а я веду себя как полный идиот. — Мы женаты, — напоминает Грейнджер, обнимая меня за шею и прижимаясь сильнее. — Мой, — шепчет она в губы. Во мне вспыхивает соперничество. Грейнджер не побеждает меня, она сдается! Я переворачиваю нас, и она взвизгивает, ослабляя хватку. Откидывает волосы и смотрит на меня. Желудок в миллионный раз делает сальто. Ее локоны идеально обрамляют лицо, и я никак не могу взять в толк, почему люди так и не поняли, что мне нравятся ее волосы… ведь я годами только о них и говорил. — Моя, — заявляю, поймав ее в ловушку своим телом. Мой рот врезается в ее, а бедра двигаются, извлекая из Грейнджер такие звуки, на которые я и не подозревал, что она способна. Ее стоны усыпляют меня, пока я продолжаю свои ласки. Я хочу поцеловать ее с миллиона разных углов, я пытаюсь, но, пока мои мысли витают где-то далеко, жена в очередной раз напоминает мне, что она намного сильнее. Сомкнув ноги вокруг моей талии, всем весом своего тела она снова переворачивает нас. Я лежу на спине, а Грейнджер скользит вниз, вынуждая мое тело выгибаться. Ноющей плотью я чувствую, как она намокла, потираясь об меня. — Мой, — говорит она, покусывая мой подбородок и вращая бедрами. Я снова сажусь, и снова та же поза, с которой все началось: ее ноги вокруг моей талии, наши тела тесно прижаты друг к другу. Моя жена издает разочарованное «тсс», и я перестаю целовать ее шею, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. — Что случилось? — спрашиваю в полной уверенности, что именно в этот момент Грейнджер отстранится, чтобы отчитать меня за то, что я воспользовался ситуацией. — Эти шорты, — она дергает за пояс пижамы, — я хочу их снять. Шарю по кровати в поисках палочки, ее желание исполняется одним взмахом. Она обнажена, как и я. Если и существует точка невозврата, то вот она. Прежде чем успеваю спросить, уверена ли она, ее рука проскальзывает между нами, и я оказываюсь внутри нее, не в силах сдержать вздох облегчения. Она — мое убежище, мое отпущение грехов и мое покаяние. Она — моя жена, и это значит, что она — мое все. — Не двигайся, — она стонет, едва заметно раскачиваясь и руками снова обвивая мою шею. Я стараюсь, так чертовски стараюсь исполнить ее просьбу, но бедра предают меня, и я толкаюсь. Она ахает, а затем бросает на меня неодобрительный взгляд. — Веди себя прилично, — отчитывает меня жена. Ее маленький властный рот заставляет меня дрожать. Я снова замираю, делая все, чтобы не перевернуть нас еще раз и не начать врезаться в нее всем телом. Теперь я в ее власти. — Завтра, — Грейнджер снова начинает раскачиваться, ее движения выверены и совершенны. Она сжимается вокруг члена, и я снова непроизвольно толкаюсь, но в этот раз моя жена не против. — Я хочу сделать это в библиотеке, — она покусывает мое ухо, издавая прерывистый стон. — Да. — Все, что я могу ответить.***
— Драко? — Ладонь жены ложится на мою щеку, и я мгновенно открываю глаза. — Что случилось? Пора? — спрашиваю, пока паника поднимается по горлу. Она кивает. У нас есть план, простая и надежная стратегия, я всего лишь должен следовать инструкциям… Но я никак не могу вспомнить первый пункт. — Вызови акушерку через камин, — спокойно говорит Гермиона, напоминая о нашем наипростейшем плане для дураков. Я — тот дурак, для кого он был составлен. — Затем свою мать, — продолжает она. Она просто светится, такая спокойная и совершенная. Моя жена. — Хорошо. — Бросаю летучий порох в камин, вспоминая свой кошмар, где я забываю про порох и обжигаю лицо. Этого не произойдет на самом деле, не в тот день, когда на свет должен появиться мой сын. — Потом дай мне обезболивающее зелье, — шипит она, ее боль отзывается в моем сердце, и я принимаюсь за дело. Акушерку я оповестил, а мать, пока завтракала, услышала из камина отчаянный крик «Пора!». — Твои родители? — Я написала им, они в такси… папа не был уверен, что сможет сам вести машину. — Гермиона сияет. У меня голова идет кругом — жена вот-вот родит мне первенца. — Забыла сказать, — она приподнимается на постели, как бы между прочим, будто это не она прямо сейчас родит, — Алан Пламтри написал мне на прошлой неделе, — хмыкает она. — Учитывая, что прошло пять лет, наши бумаги о разводе готовы к подписанию. Я качаю головой. — Это не смешно, Гермиона. Откуда у него вообще эти бумаги? — Я попросила его подготовить их в день нашей свадьбы, — она все еще ухмыляется. Моя жена — дьявол. — Пусть он сожжет их, — наклоняюсь и запечатлеваю громкий поцелуй на ее губах. — Моя, — рычу я. — Мой, — отвечает она собственнически.